Национальная академия наук Украины, ведущее учреждение одной из самых мощных стран мира, теперь скорее похожа на памятник советской эпохе. Средний возраст научных сотрудников НАНУ 54 года, но и эта цифра может кого-то ввести в заблуждение. Потому что на самом деле одна часть коллектива – очень молодые люди, которые только пришли в науку и надолго здесь не остаются, а другая – пожилые академики.
Чтобы понять реальное положение дел, стоит вспомнить один красноречивый факт. Предыдущий президент НАН Борис Патон находился в должности до самой смерти, а ушел из жизни он в 102 года. На смену пришел Анатолий Загородный. Новому президенту – 70, и он был самым молодым из претендентов на выборах нового руководителя.
Год назад жизнь поставила перед нашими учеными очень неотложную задачу. Страна и мир остро нуждались в вакцине против коронавируса. И наши ученые взялись за это дело, однако украинского препарата до сих пор нет. Почему так произошло, в первой части интервью «Главкому» рассказал директор Института биохимии им. А.В. Палладина НАН Украины Сергей Комисаренко.
Известный ученый упрекает власти в равнодушии к отечественной науке и упорном нежелании замечать разработки, которые уже есть. «Среди нынешних народных депутатов нет ни одного настоящего ученого!» — возмущается Комисаренко. Он вспоминает парламент первых созывов, в которых были представлены известные ученые.
Во второй части интервью авторитетный академик делится соображениями о причинах упадка отечественной науки. Называет ведущих ученых, которые уже выехали за границу. Перечисляет ключевые достижения, которые есть, но которыми не интересуется власть.
Полгода назад состоялись выборы президента Национальной академии наук. Вы подавали свою кандидатуру, но проиграли. Как объясните проигрыш?
Я сказал бы, что я не проиграл, а не выиграл. Не проиграл в том смысле, что я остался пока на всех своих должностях, которые я занимал. Это, во-первых. А во-вторых, считаю, что не проиграл потому, что мы выбрали на пост президента очень достойную кандидатуру. Я высоко ценю академика Анатолия Загородного, который стал нашим президентом. НАН сделала правильный выбор.
Он – физик, принадлежал к первой секции (есть три секции: математико-естественно-медицинская, историко-философская и филологическая). В первой секции большинство членов НАН, возможно, его лучше знали, он был несколько лет главным ученым секретарем и вице-президентом НАН, то есть занимал более высокую должность в НАН, чем я.
К тому же достаточно большую роль сыграло то, что в нескольких публикациях было написано, что Борис Евгеньевич Патон, когда решил в прошлом году не избираться на новый срок, рекомендовал выбрать именно Анатолия Загородного. Думаю, это в определенной степени сыграло также большую роль ввиду того авторитета, который имел Патон в нашей академии.
Недавно также состоялись выборы президента Национальной академии медицинских наук (НАМН), произошли изменения в президиуме. Каких перемен ждать?
Действительно, выборы состоялись, и был избран тот самый президент, который и ранее управлял, – академик Виталий Цымбалюк, известный украинский нейрохирург, ученый, организатор науки. Насколько я знаю, изменения в президиуме произошли минимальные. Вице-президентом был избран Василий Лазоришиниц, академик НАМН, который является директором Национального института сердечно-сосудистой хирургии им. Амосова.
Задачи перед НАМН стоят те же самые, которые были до того, – максимально развивать медицинскую науку, создавать основу для использования достижений медицинских наук на благо нашей медицины. А мы с вами являемся свидетелями беспрецедентного бурного развития биологических наук, в частности медико-биологических. Наук о жизни, которые закладывают основы для современной медицины – персонализированной, цифровой, которая будет работать уже не просто по каким-то признакам заболевания, а по точному пониманию, какое заболевание имеет человек.
Можно сейчас определить геном человека. Информация, которая заложена в каждой клетке человека, говорит о том, как будет развиваться организм, какая чувствительность у него к лекарствам, какая предрасположенность к различным заболеваниям. Это что касается медицины. Достижения биологических наук закладывают сейчас основу для современной медицины. Во всем мире это сейчас видят. Думаю, что увидят и в Украине. Поэтому что здесь скрывать, в Украине медицина является очень отсталой.
Какими исследованиями занимается Институт биохимии, который вы возглавляете, сейчас?
Исследованиями биохимии вообще и потом биохимии, адаптированной к разным тканям или к различным органам. Например, у нас есть отдел биохимии мышц. Он больше всего занимается биохимическими процессами, которые происходят в гладких мышцах и не только. У нас есть отдел биохимии нервной системы, то есть нейрохимии.
Основатель нашего института, академик Палладин, считался одним из основателей науки нейрохимии. У нас есть отдел биохимии липидов. Называя отделы, я сразу вижу исследования, которые они проводят и которые меня очень интересуют.
Например, при создании вакцины она должна быть во что-то упакована. Вот фирмы Moderna и Pfizer, одни из наиболее известных разработчиков вакцин, которые используют матричную РНК, упаковывают ее в капсулу из липидов. Молекулы липидов являются крайне интересными и важными, они биологически активны. Сами липиды могут быть иммуногенными, могут вызывать иммунный ответ, они могут иметь, различный биологический эффект, они могут усиливать иммунный ответ, могут его ослаблять…
Ваш институт разрабатывает подобные оболочки?
Я попросил сейчас этот отдел очень тщательно подумать о том, какие липиды мы могли бы использовать. Например, мы слышим о побочных эффектах при введении вакцины. А они могут быть по липидной оболочке вакцины.
У нас также есть отдел, который занимается системой коагуляции (свертывания) крови, отдел структуры и функции белков. Этот отдел когда-то был лидером в Советском Союзе. СССР уже нет, а этот отдел наверняка является лидером не только в Украине. Публикации ученых печатаются во многих ведущих журналах за рубежом. Этот отдел занимается в частности, изучением механизма образований тромбов. Тромбы являются причиной инсультов и инфарктов, они могут быть причиной тромбозов, например, легких, тромбозов конечностей.
У нас есть отдел, который занимается исследованиями по противодействию образования тромбов, фибринолизом – это отдел химии и биохимии ферментов. Отдел, который я возглавляю, называется отделом молекулярной иммунологии. Мы занимаемся различными аспектами фундаментальной иммунологии, также и прикладными. В этом отделе была создана, например, диагностика против дифтерии, против туберкулеза, против угрозы образования тромбов в содружестве с отделом структуры и функций протеинов (белков).
Лабораторию иммунологии и клеточных рецепторов отдела молекулярной иммунологии возглавляет Марина Скок, одна из немногих женщин-академиков НАН, а их всего шесть у нас. Так вот, в этой лаборатории были сделаны фактически два открытия. Они открыли определенный тип рецепторов на лимфоцитах, на B-лимфоцитах. А затем открыли и этот тип рецепторов на субклеточных частицах, такие как митохондрии, крайне важные для функционирования клетки, связанной и со смертью клетки, и с ее жизнью, и с энергообеспечением.
А сейчас они нашли определенную корреляцию между определенными нейродегенеративными заболеваниями, например, заболеваниями Альцгеймера. Работы проводятся, несмотря на то, что наши институты практически не получают современного оборудования. А как можно проводить современные исследования без современного оборудования.
«Наши изобретения не востребованы ни Минздравом, ни фармакологическими компаниями»
Какие ключевые достижения института имеются за 20 лет вашего руководства?
Вышеприведенные примеры — топовые. В нашем отделе молекулярной иммунологии были открыты два явления, которые были неизвестны, а теперь описаны в очень известных журналах, признанные во всем мире. Есть еще у нас современные интересные данные, которые пока не опубликованы, о которых я пока не хочу говорить. Думаю, что они станут если не полной сенсацией, то точно новостью в научном мире.
Мы исследуем этапы формирования тромба, как происходит полимеризация, например, фибрина. Фибриноген — это протеин, который является протеиновой основой тромба. И изучая молекулярные механизмы в полимеризации фибрина, мы изучаем молекулярные механизмы образования тромбов. Создан метод, который говорит об угрозе образования тромбов.
Но есть более важный аспект, возможно, для вас интереснее – эти фундаментальные достижения, изобретения, которые являются крайне важным для нашей медицины, но остаются не востребованными. Ведь нет заинтересованности ни от МИНЗДРАВА, ни от фармацевтических компаний для выпуска лекарств, диагностикумов.
Почему министерство не заинтересовано? Как изменить ситуацию?
Потому, что у нас в стране отсутствует инновационная политика. Мы не поддерживаем собственную науку, она фактически не финансируется. Наши фармацевтические компании все приватизированы.
Они хотят получать прибыль как можно больше и быстрее. Соответственно, ищут пути для этого. В 1990-е, в 2000-е годы покупали за рубежом, в той же Индии или Китае, субстраты. Расфасовывали эти лекарства, продавали и получали прибыль. Они не ориентировались на создание собственных лекарств. Главную роль должно играть министерство, оно должно выступать социальным заказчиком.
Лично я являюсь автором диагностикума, который был создан в 1991 году против D-димера (D-димер – это белковый фрагмент, продукт распада фибрина, который присутствует при свертывании крови). Мы предлагали его Минздраву, после проверки в институте имени Амосова, институте имени Шалимова, Институте им. Стражеско, в Институте эндокринологии и обмена веществ, который носит имя моего отца. Результаты были очень обнадеживающими, очень хорошими, есть рецензии, что они являются крайне важными. Но Минздраву тогда это оказалось неинтересным.
Однако сейчас, когда имеем эпидемию коронавирусного заболевания, оказывается, что мы (Украина) покупаем диагностикум против D-димера за рубежом. Треть от осложнений, которые возникают во время коронавирусного заболевания, происходят из-за активации системы свертывания крови. А тромбообразование может приводить к летальным исходам. Получается так, что наша диагностика была создана 30 лет назад, но нашей стране не нужна.
Информируете ли об этом руководство государства сейчас? Кто и что вам на это отвечает?
Мне очень жаль, но я не имею доступа к руководству нашей страны. Я это делаю на своем уровне как академик, секретарь отделения биохимии, физиологии, молекулярной биологии академии. Мы пропагандируем через министерство диагностикум (препараты, используемые в диагностических целях) против угрозы образования тромбов. Также есть технология, которая была создана у нас в 1990-е для борьбы с гемофилией…
Если к вам руководство государства не прислушивается, разработки ученых не интересны, для чего тогда НАН сегодня? Какова роль академии?
Роль НАН прописана в законе «О научной и научно-технической деятельности». НАН является главным научным учреждением нашей страны. Она, между прочим, реализуется не только в создании новых знаний, но и в том, что НАН является главным экспертным органом нашей страны. Но нашему правительству, и в этом периоде, и в прошлом, и позапрошлом, наши стратегические исследования, наши советы как главного экспертного органа никому не нужны, их никто не слушает.
Это происходит потому, что развитие нашей инновационной политики идет совсем другими путями, связанными с приватизацией государственной собственности или с финансовыми потоками, которые никоим образом не касаются НАН. Финансирование НАН абсолютно мизерное, но даже то, что мы делаем, оказывается не нужным. Если бы все разработки института, где я работаю 55 лет, были внедрены, то мы бы, наверное, обеспечили нашу деятельность собственным бюджетом почти полностью.
Вот у меня на полке в моем кабинете директора института, где мы проводим совещания, стоят лекарства, которые в большинстве из них не выпускаются. Между прочим, витамин D, который сейчас является почти панацеей при развитии коронавирусной инфекции, был сделан в Институте биохимии. По нашей технологии на Киевском витаминном заводе происходило производство.
Каково бюджетное финансирование вашего института и на что хватает этих средств?
Средств хватает на зарплату, которая сейчас является мизерной. Зарплата научного сотрудника должна быть вдвое больше, чем средняя по промышленности в соответствующем регионе. А она у нас меньше, чем средняя. Плюс финансирование науки и НАН вообще должно быть на уровне 1,7% ВВП, это очень мало, как и в процентах, так и в абсолютных цифрах.
Средства нам нужны на зарплату, на реагенты, на оборудование, на экспериментальные животные, то есть на нашу экспериментальную работу. Наши институты, отделения в частности, которыми я руковожу, они все экспериментальные, они не теоретические, им нужны средства на проведение работы. И конечно, на поддержание инфраструктуры: электричество, тепло, другие расходы.
Бюджет института – примерно 35 млн. грн. Если подсчитать, как они используются, то в конечном итоге нам едва хватает на зарплаты и на инфраструктуру, даже часть коммунальных расходов мы платим за счет дополнительных средств. Что такое дополнительные средства — это средства, которые зарабатывает сам институт, как правило, за счет своей инновационной деятельности.
В конце концов, нам все-таки удается немножко пробивать себе дополнительные средства. Например, у нас есть препарат «Медихронал», который мы выпускаем в фармацевтическом объединении «Дарница» уже много лет, он был сделан коллективом под руководством академика Максима Гулого, очень известного ученого, который, к сожалению, ушел из жизни. И мы каждый год получаем за счет роялти по этому изобретению почти 2 млн. грн.
Сейчас у нас есть еще один препарат «Метовитан», крайне важен, он фактически является препаратом, который ремонтирует нашу печень, да и не только печень, а и другие органы. Мы много лет его внедряли, сейчас он выпускается в Умани на одном из предприятий. Мы уже получили первое роялти за этот препарат, но пока что это незначительная сумма для института, около 150 тыс. грн.
Еще одно изобретение, которым я очень горд потому, что являюсь его главным автором. В 2014 году, когда начались военные действия на Востоке Украины и многие люди погибали от кровотечений, мы сделали кровоостанавливающие повязки, которые очень быстро, практически мгновенно прекращают кровотечение. Это специфическая повязка, которая прекращает кровотечение. Мы сравнивали действие этого средства с действием подобных средств, которые произведены в США, в Британии. Наша повязка работает значительно эффективнее.
Тогда (в 2014 году) украинских разработок еще не было. Был кровоостанавливающий препарат Celox. А мы через полтора года сделали значительно лучше. И далее продолжаем его клинические испытания.
Военные и врачи на ура восприняли эту разработку и попросили больше. Но его же массового производства нет, наша повязка существует только в лабораторных образцах. Дайте нам предприятие, которое будет выпускать. Государственное или частное, но никого это не интересует. Даже Минобороны, которое должно было бы быть заинтересованным, нам не дало ни копейки.
Только НАН сразу после этих событий 2014 года основала специальную программу: условно, украинская наука на благо обороноспособности нашей страны. Там были разные проекты. Например, создание новых средств доставки оружия, снарядов, улучшение качества брони, среди этих проектов было и наше это средство, но потом медицинскую часть выбросили из этой программы, в конце концов, прекратилось финансирование. Если это не будет интересовать Украину, продадим заграницу.
Есть уже конкретные предложения из-за рубежа о покупке ваших разработок?
Денег нам не предлагали, потому что она (кровоостанавливающая повязка) еще окончательно не проверена, но огромный интерес выразила КНР. Мы проводим исследования с Китаем, сейчас с ними заключаем договор об использовании антитромботических препаратов.
«Впервые в бюджете НАН появилась сумма на жилье для молодых ученых»
Объясните, почему молодежь не идет в науку? Где молодые ученые?
Вы абсолютно ошибаетесь. Возможно, молодежь сейчас переориентируется на разные другие направления развития науки, чем они занимались раньше. Раньше молодежь интересовалась больше техникой, но наука о жизни до сих пор вызывают большой интерес у молодежи. У нас есть институты, в которых почти половина сотрудников – молодые люди.
Есть такое выражение, что гении рождаются на периферии, а умирают в столицах, то есть у нас много талантливой молодежи не столько из Киева, сколько из других областей, с периферии.
Они приезжают, поступают в аспирантуру, учатся, защищают диссертации. Но что потом случается с этим человеком? На зарплату, которую эти девушка или парень получают, прожить практически невозможно. А если этот человек еще и женится или выйдет замуж, скажем, родится ребенок, разве он может обеспечить свою жизнь? И все равно у нас есть молодежь. Впервые в бюджете НАН появилась сумма 50-60 млн. грн. на жилье для молодых ученых, это очень большой позитив, но этого недостаточно.
Талантливые люди ищут место, где они могут получить достойную зарплату: фармацевтические компании, диагностические лаборатории, различные международные компании, которые работают в Киеве. Идут туда, где зарплаты в 7-10 раз выше, чем в учреждениях НАН. А еще талантливые ученые соревнуются за гранты на продолжение карьеры за рубежом. Туда выезжает большое количество самых талантливых, если они выиграют конкурсы. А они, как правило, выигрывают.
У меня есть пример. Не буду называть имени девушки, но я очень хотел, чтобы она осталась, и возглавляла научную группу в нашем институте. Но она ответила, что хочет попытаться попасть в аспирантуру в Германии. Там было, кажется, одно место на 26 человек. И она выиграла конкурс, осталась в Германии, думаю, навсегда. И таких людей у нас много. Многие мои ученики работают за рубежом и очень успешны, имеют публикации в лучших научных журналах.
Из моего отдела примерно десять молодых человек в течение последних где-то 5-6 лет уехали. Это люди, которые наиболее эффективно работали над созданием и вакцины, и тестов, и лекарств…
Одним из показателей уровня науки являются публикации в журналах Lancet или Nature. Сколько работ наших ученых напечатали эти признанные в мире издания?
У одного из этих сотрудников, что уехали из Украины, уже есть две публикации в Nature, только в разных изданиях: одна в Nature Methods, а другая, кажется, в Nature Biotechnology. К сожалению, у нас много людей, которые отрываются и потом не помнят о своей альма-матер, некоторые очень хорошо помнят.
В США есть Национальный институт аллергии и инфекционных заболеваний. Они сделали вакцину Moderna. Директором этого института является Энтони Фаучи, который был главным советником Дональда Трампа, а сейчас Джо Байдена по вопросам коронавируса. Ранее он был главным специалистом по координации в борьбе со СПИД. Так вот в этом институте работают двое моих учеников.
Назовите фамилии ваших учеников, получивших признание в мире?
В Институте аллергии и инфекционных заболеваний в США работает мой аспирант, ученый Дмитрий Лукинов. Андрей Кабернюк женился, живет и работает в США. Елена Олейник, которая занималась одноцепочечными антителами, рекомбинантами, то есть созданными антителами при помощи генной инженерии, сейчас работает в Финляндии.
«В семи институтах вскоре выборы. Претендентов на должность директора найти сложно»
Какие сейчас зарплаты у наших ученых, в частности в вашем институте?
Сейчас зарплата младшего научного сотрудника на уровне 8 тыс. грн. в месяц. Правда, после написания диссертации идет увеличение. Я вообще не получаю зарплату как директор института, потому что у нас нельзя получать две зарплаты. Я получаю зарплату как член Президиума НАН. Зарплата директора института в НАН недавно еще составляла примерно 12 тыс. грн., то есть она существенно не отличается от зарплаты научных сотрудников…
Если ты имеешь определенные достижения, то твоя зарплата может увеличиться. Например, если ты заслуженный деятель науки Украины, добавляется определенная надбавка, предоставляются надбавки за знание языка, за высокие достижения.
Я всегда сравниваю с зарплатами, например, водителей такси. С водителями такси нам сложно соревноваться, потому что они получают, насколько я знаю, 20-30 тыс. грн. в среднем в месяц. Борис Евгеньевич Патон всегда проводил в советские времена сравнение с водителями троллейбуса. Водитель троллейбуса получал большую зарплату, чем старший научный сотрудник, кандидат наук в то время.
Если вы позволите, то я бы сравнил с зарплатой академика Российской академии наук (РАН). У меня много есть коллег, друзей которые являются академиками РАН, мы вместе учились в аспирантуре. Между прочим, они во многом помогают нам, не смотря на отношения между Украиной и Россией. Как правило, отношение к Украине, к украинским ученым остается очень позитивным. Тем не менее, у них зарплата академика 100 тыс. рублей, совсем недавно это было $1500 – $1600.
А если говорить о вашей зарплате?
Я получаю зарплату как член президиума НАН, еще получаю зарплату (за полставки) как главный научный сотрудник, потому что я интенсивно занимаюсь научной деятельностью. Я интенсивно работаю. Каждый день нахожусь на работе с 9:30, с 10 часов утра до двух, до трех часов ночи (согласно декларации, поданной в 2020 году, годовой доход по основному месту работы составил 527 тыс. грн., зарплата по совместительству составила 513 тыс. грн.).
Средний возраст научных сотрудников НАНУ 54 года, самому младшему претенденту на президентство НАНУ перед выборами было 70 лет. Не кажется ли вам, что система НАНУ неэффективна, и нужно создавать альтернативу, которая была бы более привлекательной и для инвесторов, и для молодежи?
Вы правильно называете болезнь, но вы неправильно называете причину болезни и последствия. Вообще это общая ошибка для тех, кто критикует НАНУ. Одним из главных недостатков НАН, ее недостатков, является отсутствие эффективного среднего поколения, которое бы могло заменить или меня, или Анатолия Загородного и других ученых, которым сейчас 40-50, возрастом под 60 лет их очень-очень мало. Большинство из них то ли ушли в промышленность, то ли ушли вообще из науки, то ли уехали работать за границу. Это наша самая большая беда, это, во-первых.
Во-вторых, пожилые люди в возрасте 75-80 лет имеют определенные преимущества перед людьми младшего возраста. Не только за счет опыта, не только за счет конкуренции, которую они выдержали в своей жизни, но даже по особенностям развития умственной деятельности.
Почему мы потеряли эффективное среднее поколение ученых?
В определенной степени ситуация в науке является зеркалом событий, которые происходят в стране. В СССР именно Академия наук объединяла в себе лучшие учреждения. Тогда это была фантастически конкурентная система. В науку шли дети, которые в школах учились лучше всего. Во многих случаях нет смены для директоров институтов, для заведующих отделами, лабораторий. Вот в семи институтах должны вскоре выбрать руководителей.
У нас сложно найти претендентов на должность директора, кроме одного института. В частности, выборы руководителя будут проходить в Институте физиологии имени Богомольца, Институте экспериментальной патологии, онкологии и радиобиологии им. Кавецкого и в Институте проблем криобиологии и криомедицины.
Автор: Михаил Глуховский
Источник: Главком
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.