В статье исследованы проблемы содержания и согласованности понятийного аппарата экономики труда. Обосновано, что терминологические недоразумения крайне негативно влияют на перспективы развития социально-трудовой сферы.
Проанализированы сущность базовых категорий науки о труде, что позволило определить и охарактеризовать принципиальные различия между экономическими категориями «трудовой потенциал» и «человеческий капитал».
Ключевые слова: терминология, экономика труда, трудовой потенциал, человеческий капитал, уровень и качество жизни населения.
Постановка проблемы. Терминологическая путаница, что все больше поглощает сферу экономики труда, препятствует разработке, и реализации действенных мер, направленных на ускоренное развитие и эффективное использование человеческого капитала. К сожалению, не все ученые озабочены проблемой чистоты речевого аппарата экономической науки. Но именно от качества последнего зависит как объективность теоретических суждений, так и результативность практических рекомендаций.
В таком контексте заслуживают внимания выводы Т. Кирьян и Ю. Куликова, которые отмечают, что, несмотря на многочисленные «…прогрессивные публикации отечественных авторов, еще продолжаются исторические экскурсы в истоки человеческого капитала». В отдельных из них, – отмечают украинские ученые – исследователи придают особое значение иррациональным рассуждениям по поводу терминологии, в «…которой идентифицируется человек и его способности».
И хотя автор не склонен к подобному оптимизму относительно масштабов «прогрессивных публикаций», сложно не согласиться с мнением о чрезмерном количестве крайне неоднозначных соображений, которыми переполнены страницы отечественной и переводной экономической литературы.
Терминологические недоразумения негативно влияют на результативность предложений, сформированных по итогам научных исследований. И, прежде всего, вследствие того, что излишняя неоднозначность в трактовках сводит на нет все попытки установления рациональных взаимосвязей между экономическими категориями, что, в итоге, лишает логики меры, направленной на решение актуальных проблем социально-трудовой сферы.
Анализ последних исследований и публикаций. Исследование научных трудов на предмет согласованности понятийного аппарата дает возможность сформулировать следующие выводы:
— бессистемное и необоснованное применение тех или иных экономических категорий в процессе исследования социально-трудовой сферы является довольно распространенным явлением в Украине и других государствах постсоветского пространства;
— несмотря на то, что наука о труде оперирует довольно-таки скромным числом фундаментальных понятий, путаница в их понимании растет из года в год со скоростью геометрической прогрессии;
— нередко разные ученые применяют диаметрально противоположные трактовки одних и тех же экономических терминов, которые могут достаточно комфортно сосуществовать на страницах одного и того же научного издания;
— иногда, авторы внедряют и произвольно пользуются собственными терминологическими симбиозами при отсутствии должного внимания к обоснованию их содержания и необходимости применения.
Последнее в определенной степени обуславливается влиянием переводов зарубежных изданий, страницы которых пестрят радикальными для отечественной научной мысли терминологическими рядами.
Эти и другие работы могли бы способствовать обновлению методологии экономики труда или утверждению ее существующих позиций, но на самом деле применение терминов вроде «экономика персонала», «потенциал рабочей силы», «потенциал трудовых ресурсов», «потенциал человеческого фактора», «человеческий ресурсный капитал» лишь «повышает градус» и без того ожесточенных научно-теоретических споров.
В подавляющем большинстве случаев появление и применение подобных терминологических новаций является бесперспективным следствием невежества и равнодушия, что проявляют некоторые зарубежные и отечественные авторы, редакторы и переводчики в отношении содержания понятийного аппарата экономической науки.
С другой стороны, вызывают значительные беспокойства и масштабы необоснованного и бессистемного применения экономических категорий непосредственно отечественными исследователями, когда апеллировать к «сложностям перевода» уже невозможно.
Частично такая ситуация объясняется терминологическим незнанием, а отчасти тем, что «…отдельные термины и понятия, которые когда-то имели под собой вполне объективную основу, в наше время теряют свое первоначальное смысловое значение».
В том числе, открытыми остаются некоторые непростые вопросы, касающиеся соответствия отдельных экономических категорий новым реалиям общественно-политической и социально-экономической действительности, ведь смена эпох не может не отразиться на составе терминологического аппарата.
По словам Ю. Попова, в быстро меняющемся мире одни понятия « … исчезают, другие наполняются новым содержанием, третьи отстаивают право на признание». По мнению В. Мандибуры, это, прежде всего, касается тех обобщающих понятий, которые больше всего раскрывают содержание объективных социально-экономических отношений: «капитал», «рабочая сила», «трудовой потенциал», «человеческий капитал».
Цель исследования определяется необходимостью уточнения научной терминологии экономики труда, а также требованием ее содержательного расширения в соответствии с современными потребностями хозяйственной практики.
Изложение основного материала. Терминология – неотъемлемый атрибут любой науки. Важно сначала установить, что подразумевается под тем или иным термином, и только потом оперировать им. Уточняя терминологию, необходимо понимать, что она является базовым инструментом формулирования научных гипотез, их доказывания или опровержения. Понятийный аппарат науки можно рассматривать как универсальную систему языковых определений.
Этот же универсальный, но специфический, речевой аппарат применяют при разработке предложений, направленных на улучшение качеств объектов или оптимизацию определенных процессов. Понятно, что соответствующие термины должны трактоваться однозначно, без лишней полемики относительно их сути. В противном случае будет формироваться производный исследовательский круг, когда вместо решения прикладных задач, ученые снова и снова будут спорить о языковом инструментарии.
Примечательно, что подавляющее большинство монографических работ и учебных пособий традиционно начинается с анализа экономических категорий. Но результаты соответствующих обобщений, как правило, дублируют уже известные и, местами, крайне неоднозначные трактовки одних и тех же терминов: «рабочая сила», «трудовой потенциал», «трудовые ресурсы», «персонал».
К сожалению, во многих случаях это приводит к чрезмерному загромождению понятийного аппарата науки о труде. Подобное явление свойственно не только отечественной, но и зарубежной науке. В работах П. Самуэльсона оно получило название «тирании слов».
Нобелевский лауреат писал: «В социальных науках необходимо особенно остерегаться «тирании слов». Мир слишком сложен и без того, чтобы в него привносили новую путаницу и непонятности, связанные с тем, что, во-первых, два разных слова по незнанию используются для обозначения одного и того же предмета, и, во-вторых, одно и то же слово употребляется применительно к двум совершенно разным явлениям».
Опуская рассуждения и некоторые аргументы относительно правомерности тех или иных трактовок фундаментальных категорий науки о труде, которые по объему не могли быть включены в текст представленной статьи, остановимся на основных выводах, сформулированных автором.
Такое обобщение следует начать с того, что своей жизнедеятельностью человек обязан разнообразным психофизиологическим процессам. Они обеспечивают функционирование всех физиологических и психосоматических систем организма и позволяют индивиду определенным образом действовать в окружающей среде.
Процесс, при котором homo sapiens действует ради достижения своих целей, получил название «деятельность». Этот процесс обеспечивается силами организма. Если речь идет о трудовой деятельности, то считаем вполне логичным, именовать соответствующую силу рабочей. Силы организма детерминируются жизнеспособностью человека, рабочая сила – работоспособностью. То и другое определяется здоровьем индивида.
Благодаря использованию сил организма происходит процесс приобретения знаний и трудовых навыков. Именно эти составляющие человеческого интеллекта и будут формировать основу таких феноменов, как трудовой потенциал и человеческий капитал. Но важно, что в процессе труда рабочая сила будет оперировать не тем, и не другим.
И именно в этой точке теоретических соображений, как правило, зарождается путаница, что уже много десятилетий деформирует понятийный аппарат экономики труда. Так – не трудовой потенциал и человеческий капитал использует человек в процессе труда, а лишь все-таки свое тело, знания, навыки и умения, которые являются определенными «сгустками» информации и содержащихся в его мозгу.
Однако, как трудовой потенциал, так и человеческий капитал, являются лишь теоретико-прикладными образами, воображаемыми конструкциями, которые способствуют исследованию, постижению и осознанию специфики социально-экономических закономерностей в том или ином разрезе проблемы.
Развитие психофизиологической компоненты, которая является отражением способности организма человека генерировать силу, получившую название «рабочей», является исходным пунктом формирования трудового потенциала. Только в том случае, когда проблема трудоспособности решена успешно, общество может задуматься о наличии трудового потенциала в полной мере, что будет означать задуматься над способностью решать хозяйственные задачи на том или ином уровне экономической системы.
Соответственно, трудовой потенциал является обобщенной характеристикой общества, трудового коллектива, отдельного человека, что выражает способность последних решать широкий спектр экономических задач при условии наличия необходимых технологий, а также материальных и финансовых ресурсов.
Однако экономическая категория «человеческий капитал» имеет другую природу и назначение. Это категория политэкономического содержания, ведь свидетельствует о характере и закономерности распределения общественного продукта между различными слоями населения, о статусе и роли отдельных социальных слоев, перспектив улучшения уровня и качества жизни работников и их семей.
Теоретически, о наличии человеческого капитала можно говорить в том случае, когда размер трудовых доходов работающих превосходит стоимость привлеченной рабочей силы с учетом расходов, понесенных вследствие приобретения общего и профессионального образования. При этом меняется и сам подход к пониманию природы заработка работника, в структуре которого появляется такая составляющая, как «процент» на человеческий капитал.
Из-за подобного понимания проблемы, между проанализированными категориями можно установить четкую взаимосвязь: наличие развитого трудового потенциала является предпосылкой возникновения феномена человеческого капитала.
Но, если в плоскости проблематики «трудового потенциала» знания и другие производительные способности человека представляют интерес в разрезе вопроса о возможности реализации конкретных экономических целей, то в плоскости «человеческого капитала» – в разрезе возможности приносить доход своему владельцу. Здесь же содержится и ответ на вопрос, почему автор не поддерживает мнение о том, что человеческий капитал является реализованной частью трудового потенциала.
Так, в отечественной экономической терминологии понятие «трудовой потенциал» появилось еще в 1970-х годах прошлого века. Оно приобрело конкретную роль и содержание. Именно анализируя параметры трудового потенциала, ученые пытались уточнить перспективы реализации поставленных перед обществом целей. И все-таки цели достигались, а трудовой потенциал – реализовывался. Но приобретали ли соответствующие знания и профессиональные навыки признаков капитала?
Не единичных, репрезентативных подтверждений такого хода событий нет. И, как отмечает О. Гришнова, принципиальное отличие, что накладывает определенные ограничения на сферу применения понятий «трудовой потенциал» и «человеческий капитал» – среда их возникновения, ведь человеческий капитал – понятие исключительно рыночной экономики, а категория трудовой потенциал использовалась в период командно-административной системы.
Иными словами, в условиях, когда размеры заработных плат определялись не на рыночной, а на административно-плановой основе, говорить о знании как капитале не приходилось.
Можно привести и множество других примеров из истории человеческой цивилизации, когда, что позже было названо трудовым потенциалом, по объективным причинам не могло принести доход, своему собственнику реализуясь, но, не приобретая признаков капитала. И если мы будем игнорировать этот факт, то проблематика последнего опять-таки утратит свою качественную специфику, а, следовательно, и смысл применения в процессе исследования эволюции взаимоотношений в социально-трудовой сфере.
В таком контексте важно, что в социумах, которые достигли высокого уровня развития, товаром на рынке труда выступает именно труд, а не рабочая сила. Последнее выражение, по убеждению некоторых ученых, является сомнительным, ведь не соответствует определению рабочей силы с позиций трудовой теории стоимости.
Другие – наоборот, вступают по этому поводу в зажигательный спор со сторонниками позиции К. Маркса. Например, В. Рофе отстаивает мысль об ошибочности выводов классика политической экономии относительно того, что на рынке продается не труд, а рабочая сила, и что заработная плата – это не стоимость труда, а стоимость рабочей силы.
«На самом деле, рабочую силу как способность к труду невозможно продать, так как она неотделима от своего носителя. Но продается то, за что работник получает заработную плату. А получает он ее за труд, а не за свои способности», – убеждает русский ученый. Вместе с тем К. Маркс все-таки был прав, и каждая из сторон этой научно-теоретической дискуссии несколько ошибается. Но в чем именно?
В предыдущих работах автора был неоднократно отмечен тот факт, что трудовая теория стоимости отвечала реалиям именно своего времени.
Было также аргументировано, что «…объективность производственных отношений проявляется в том, что люди не могут подняться над уровнем собственного развития, способностей и потребностей, которые определены заранее объективными условиями их существования», и что именно они детерминируют «…экономические формы, благодаря которым человек может влиять на экономику».
В конце ХІХ века все многообразие жизни работников, как правило, ограничивалось выполнением исключительно производственных функций, а их досуг не преследовал даже элементарных экзистенциональных целей, предназначаясь для гигиенических процедур и отдыха для восстановления работоспособности. При таких условиях, почти все расходы работников действительно обеспечивали воспроизводство именно рабочей силы и определяли ее стоимость.
Да — не рабочая сила, а труд является товаром на соответствующем рынке, но важно, что цена подобного товара во времена К. Маркса как раз и обуславливалась стоимостью рабочей силы работников, жизнь которых не превышала предел «…голодного минимума».
По свидетельству украинского ученого А. Коровского, «… человек и рабочая сила почти совпадают в рабовладельческом обществе. Незначительна эта разница и для феодального общества и первых периодов развития капиталистического производства (курсив – авт.)».
Другими словами, при отсутствии существенных аргументов и избытка тех, кто был готов за бесценок работать по четырнадцать часов в сутки, у капиталиста просто не было оснований менять принципы исчисления размера трудового вознаграждения, ведь не альтруизм, а прагматичный расчет был и остается главным «козырем» производственно-коммерческой деятельности.
Итак, дело не в том, что трудовая теория стоимости не соответствовала действительности – в подавляющем большинстве случаев она была вполне правдоподобной моделью взаимодействия труда и капитала в период зарождения и развития капитализма. И «…в отличие от математики, в экономике не все законы идеальны, а потому некоторые из них могут быть использованы лишь на определенных этапах общественного развития».
Трудовая теория стоимости в интерпретации К. Маркса оказалась исторически неперспективной для применения в эпоху чрезмерного усложнения технологических операций, ускоренного развития знаний, а, следовательно, и беспрецедентного усиления переговорной позиции наемных работников.
Усиление переговорной позиции работников отразилось на том, что сегодня мысли классика политической экономии стали неподходящими общественно-политической и социально-экономической действительности.
Но есть много доказательств того, что тогда – в конце XIX века – именно так и происходило. Рабочий был загнан в тупик, поставлен в условия, при которых стоимость рабочей силы и определяла цену его труда, которая была эквивалентом стоимости тех благ, что были необходимы его семье для жизни, а ему самому для поддержания собственного организма в работоспособном состоянии.
И именно понимание этого является предпосылкой подлинно научной проработки проблемы человеческого капитала, появление которого изменило прежнюю формулу вычисления заработков работающих, одолев отождествление стоимости рабочей силы с ценой труда, привнеся в структуру последней такую составляющую, как «процент» на человеческий капитал.
По словам Т. Шульца, «…рост инвестиций в человека существенно меняет структуру заработной платы; основная ее часть – это доход от человеческого капитала».
Однако, по мнению А. Рофе, понятие человеческого капитала – лишь метафора: «…использование Т. Шульцем, Г. Беккером и другими исследователями понятия «человеческий капитал» является сугубо инакомыслящим, метафорой и не более того».
«Это, безусловно, метафора, то есть использование слова в переносном смысле», – утверждает российский ученый и в других публикациях. Подтверждением тому, якобы, является тот факт, что подобный «капитал» трудно перевести в денежную форму. Метафоры, – настаивает он, – приемы (фигуры речи), которые широко используются в художественной литературе. «Они, возможно, уместны и в научных публикациях.
Но выражать метафорами экономические категории представляется ненужным и опасным, так как это может привести (и уже привело в случае многообразие понятия «капитал») к запутыванию читателя, к размыванию точного содержания».
По мнению А. Рофе: «…для экономических сопоставлений и расчетов имеют значение лишь те экономические категории, которые могут быть представлены количественными экономическими показателями, а человеческий капитал такого показателя (измерителя, индикатора) не имеет.
Именно этим «человеческий» и другие вымышленные «капиталы» и отличаются от финансового, денежного капитала, что дает основания сомневаться в правомерности применения слова «капитал» до всего того, что не имеет отношения к работающим денег».
Но подобные комментарии не выдерживают никакой критики. Они являются неизбежным следствием изучения проблематики «человеческого капитала» вне контекста тех общественно-политических, технико-технологических, экономических и социальных изменений, которыми ознаменовался прошлый век, и которые привели к появлению новых форм капитала.
Действительно — безосновательное приписывание знаниям свойств капитала — неправомерное и недопустимое явление! И здесь нельзя не согласиться с замечанием О. Рофе: «Знания… – это своего рода капитал, накопление которого может принести доход (но может и не принести – как тогда быть с «капиталом»?»)».
Но в том то и дело, что речь идет о получении таких знаний, создании таких условий для их применения, при которых последние смогут выступить основанием для пересмотра самого принципа распределения добавленной стоимости, приобретая тем самым признаки капитала не в переносном, метафорическом, а в прямом смысле.
Для обоснования этой идеи автор и обращался в своих работах к развернутому анализу «Капитала» К. Маркса, обрекая себя на критику оппонентов. Ведь именно во времена основателя трудовой теории стоимости существовала в чистом виде система взаимоотношений между капиталом и наемным трудом, при которой цена последней и равнялась стоимости рабочей силы.
И именно на фоне особенностей тогдашней модели социально-трудовых отношений проступают и становятся более выразительными контуры экономических закономерностей нового, современного, постиндустриального мира, в котором возможность применения знаний и различных продуктивных возможностей человека в качестве капитала является залогом, как повышения уровня, так и улучшения качества жизни всех слоев населения.
Тут же опровергнем сарказм русского профессора и насчет ответа на вопрос «…где больше человеческого капитала — в научно-исследовательском учреждении или в торговой фирме при одинаковой численности персонала?».
«По цене труда (а это, как считают некоторые ученые, одним из выражений человеческого капитала) торговая фирма в России оставит научно-исследовательскую организацию далеко позади. Если сравнивать оплату труда в государственных НИИ или вузах с оплатой труда работников отечественных банков, то разница, опять-таки, будет в пользу последних».
Но на самом деле, для того чтобы знания приобрели форму капитала, сказавшись на заработной плате, должны были быть ученым или преподавателем вуза. Знание как знание и знание как капитал – разные вещи. И проблематика человеческого капитала — это проблематика не столько накопления знаний, сколько – применения, а точные условия и результативность применения.
Конечно, глубокие и современные знания имеют больше шансов приобрести признаки капитала, обеспечив доход своему владельцу, но этого мало: даже прогрессивные знания могут так и остаться всего лишь знаниями.
Для того чтобы последние выступили в роли капитала, они должны быть применены с целью получения дохода. А если речь идет о науке, то соответствующие знания должны быть воплощены в конкретных доходных проектах и в конечных продуктах, которые имеют высокую рыночную стоимость.
Итак, нет никакого парадокса, и никаким образом описанная ситуация не может поставить под сомнение правомерность теории человеческого капитала.
Отечественный ученый, каким бы продвинутым он не был, каким бы полезным не был для общества его опыт, так и будет оставаться лишь носителем знаний, а не человеческого капитала, до тех пор, пока эти знания не будут применены им самим более продуктивно, чем во время ожесточенных научных дискуссий или написания статей. Не говоря уже о тех «ученых», труд которых сводится к репродуцированию и без них известных истин.
Кроме того, не стоит забывать и про фактор «условий», ведь далеко не все зависит от доброй воли носителя прогрессивных знаний и практических навыков. Тем более в условиях развивающихся стран, где авансцена экономических взаимоотношений, как и много веков назад, принадлежит лихварскому, купеческому и торговому, а не другим, более прогрессивным формам капитала – промышленному, социальному и человеческому.
Выводы и перспективы дальнейших исследований. По выводам американского экономиста и социолога Дж. Коулмана, если физический капитал вполне ощутим, будучи воплощенным, в очевидных материальных формах, то человеческий капитал менее заметен. Он проявляется через навыки и знания, приобретенные индивидом.
Так же, как физический капитал создается изменениями в материалах, из которых изготавливаются средства производства, – отмечал профессор Университета Чикаго, – человеческий капитал создается путем внутренней трансформации самих индивидов, что дает им возможность действовать по-другому.
Важно, что ученый не утверждал, будто бы человеческим капиталом и являются сами знания и навыки. Согласно его позиции, которой придерживается и автор, знания и навыки человека являются лишь определенным субстратом, что аккумулирует в себе и благодаря которому обнаруживается этот вид капитала.
Несмотря на это, приходит мысль, что человеческий капитал как экономическая категория правомерный и необходимо это трактовать в разрезе проблематик двух взаимообусловленных плоскостей: инвестиционной, отражающей закономерности формирования исследуемого актива, и результативной, которая будет содержать в себе ответы на вопросы о последствиях его практического применения.
Чем аргументируется такой подход? Он аргументируется требованием целостного понимания проблемы капитала как экономического феномена, чего так не хватает современным научным взглядам и исследованиям.
В них для простоты получения искомых, и довольно часто – заранее определенных, выводов игнорируется тот факт, что капиталом является экономический актив, который не только формируется в результате инвестиций – такой постановки проблемы достаточно только для ресурсного подхода – а и непосредственно обеспечивает получение некоторого дохода своему владельцу. Сами по себе – изолированно друг от друга — ни одна из этих плоскостей не обеспечат объективного представления о капитале как феномене экономической действительности.
Соответственно, авторская позиция заключается в том, что человеческий капитал является экономическим активом, аккумулируется в результате финансовых и социальных инвестиций и оказывается в процессе целесообразного применения системы производительных способностей индивида.
В то же время человеческим капиталом необходимо признать и экономический феномен — форму выражения продуктивных возможностей человека.
Она актуализируется при определенных условиях хозяйствования и удостоверяет своим наличием трансформацию привычных закономерностей распределения добавленной стоимости в системе социально-экономических отношений, побуждая тем самым семьи, субъекты хозяйствования и государство в целом к пересмотру и изменению привычных инвестиционных намерений и приоритетов.
Путем упрощения и сочетания приведенных трактовок можно прийти к выводу, что под человеческим капиталом правомерно понимать экономический актив, который формируется в результате различных инвестиций.
Это происходит путем приобретения знаний и целесообразного видоизменения производительных способностей индивида (трудового коллектива, общества в целом) и является формой представления последних в ходе трудовой деятельности, которая обеспечивает определенный доход участникам инвестиционного производственного процесса.
Автор: Д.П. Мельничук, кандидат экономических наук, доцент, докторант Института демографии и социальных исследований им. М. В. Птухи НАНУ, E-mail: meln_dp@mail.ru
Источник: Журнал «Демография и социальная экономика»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.