17.07.2019 – «Тиждень» пообщался с членом Высшей квалификационной комиссии судей Андреем Козловым о том, как суды могут стать инструментом реванша, о конфликтах внутри комиссии и о возможности отката судебной системы в 2014 год.
В Высшей квалификационной комиссии судей (ВККС), которая отвечает фактически за формирование и обновление судебной системы, начался серьезный конфликт. В конце июня уполномоченный Верховной Рады по правам человека Людмила Денисова решила уволить одного из ее членов Андрея Козлова, которого в 2016 году назначили по квоте омбудсмена.
Соответствующие документы основываются якобы на жалобе, поступившей в офис омбудсмена в марте. В ней говорилось о том, что адвокатская лицензия Козлова ничем не подтверждена, а его стаж якобы не дает права работать в ВККС.
После этого Козлов выложил на своей странице в Facebook копию решения Киевской городской квалификационно-дисциплинарной комиссии адвокатуры о выдаче ему свидетельства адвоката от 2003 года. А также показал выписку с Единого реестра адвокатов о том, что оно приостановило действие с ноября 2016-го.
Таким образом он пытался доказать, что, во-первых, имеет требуемый стаж (15 лет в сфере права), во-вторых, с момента назначения в ВККС не совмещал две работы (что запрещено законом). Впрочем, эти документы не повлияли на решение офиса омбудсмена.
Прошло две недели, но никаких комментариев, ни журналистам, ни самому Козлову от Денисовой или ее помощников получить пока не удалось. Вместе с тем, распространяется информация, что уже готовится проведение конкурса на вакантную должность в ВККС.
Как и когда вы узнали, что вас уволили? И вообще видели ли вы этот приказ воочию?
– Прочитал об этом на сайте «Левый берег» (на момент публикации интервью приказ об увольнении поступил в комиссию). Журналисты откуда-то узнали о существовании такой бумаги. Конечно, поднялся шум. Но ситуация не прояснилась до сих пор.
Скажем, на прошлой неделе я звонил в приемную госпожи Денисовой. Потому что лично мы с ней не знакомы, прямого контакта я не имею. Представился, сказал, что циркулируют слухи о том, что меня уволили. Пытался выяснить, правда ли это. И если да, то с какой даты. Меня попросили оставить контакты и сказали, что позвонят, если госпожа Денисова посчитает нужным. Это было 1 июля.
Что с вашим адвокатским свидетельством? СМИ писали, что с ним возникли сложности из-за раскола в совете адвокатов Киева.
— Я никогда не участвовал в адвокатском самоуправлении. Пусть коллеги меня осуждают, говорят, что это неправильно, но мне это не было интересно. Я вообще считаю, что это свободная профессия и влияние «союзов» в ней должно быть минимальным: на входе и выходе. Слышал, что есть какой-то конфликт, знал, кто возглавляет Национальную ассоциацию адвокатов Украины (НААУ). Не скажу, что в восторге от тех людей.
Мне известно, что тогда якобы хотели поменять председателя совета адвокатов Киева. Когда не удалось, создали альтернативный совет. Вот примерно и все, что я знал о расколе в киевской адвокатуре. Произошел он после 2012 года, когда приняли новый закон «Об адвокатуре». Но подробности мне не известны.
Я свое удостоверение получал на улице Белорусской в Киеве в 2003 году. Там адвокатура была всегда: и квалификационно-дисциплинарная комиссия, и совет адвокатов города. Там лежит мое личное дело.
Конечно, когда меня назначили в комиссию, я ездил на улицу Белорусскую подавать заявление о приостановлении адвокатской деятельности. Потому что по закону не могу совмещать работу члена ВККС и адвоката. Получил документ, который это подтверждает, – извлечение из реестра. На бланке НААУ с номером, подписью, печатью. Конечно, в другом совете адвокатов Киева никаких документов обо мне нет. Хотя Национальная ассоциация признала тот второй совет «правильным».
Вы эти документы передавали Денисовой?
— Документы о моем стаже в сфере права попали в офис омбудсмена в мае этого года. Есть судебный иск об отмене приказа, которым меня назначили в ВККС. Его рассматривает Окружной административный суд Киева.
Я подготовил документы, взял доверенности за много лет в самом известном своем деле о катастрофе Ту-154 над Черным морем в 2001-м. Самолет авиакомпании «Сибирь», выполнявший рейс Тель-Авив – Новосибирск, упал над Черным морем; погибли все 66 пассажиров и 12 членов экипажа; катастрофа произошла в момент проведения пусков боевых ракет во время совместных украинско-российских учений.
Чтобы быть членом ВККС, нужно 15 лет стажа. У меня на момент назначения было 15 лет, 2 месяца и 10 дней, что следует и из расчета самой комиссии. 21 июня снова был на Белорусской, взял там копии датированных декабрем 2003-го решений о выдаче адвокатского свидетельства, присяги и прочее. Немедленно направил это и физически, и в электронном виде в офис омбудсмена. И, я так понимаю, мои документы проигнорировали.
Когда вообще началась история с вашим увольнением? Очевидно, что это продолжалось не один день.
– Вероятно, три-четыре месяца назад. Смена уполномоченного по правам человека, вероятно, повлияла на это (Людмила Денисова стала омбудсменом 15 марта 2018 года).
В ВККС есть еще один член, она назначенная предыдущим омбудсменом. Ее вообще не пытались отзывать. Известная коллизия: полномочия члена ВККС должны длиться четыре или шесть лет в зависимости от периода избрания или назначения. И проблема вот в чем: первых членов нового состава ВККС назначали по старому закону о судоустройстве и статусе судей, который предусматривал, что полномочия длятся шесть лет. Потом приняли закон об обеспечении права на справедливый суд.
И в нем срок уменьшили до четырех лет. Уже в новом законе о судоустройстве и статусе судей написали переходные положения, в которых отмечалось, что все члены ВККС, избранные или назначенные до принятия этого документа, выполняют свои полномочия в течение срока, на который их избрали или назначили. То есть шесть лет. Но начались какие-то странные толкования закона, в том числе и в судах. И теперь получается, что председатель ВККС в подвешенном состоянии, его заместитель тоже, член, о которой я упомянул, тоже.
Вы до сих пор проводите квалификационное оценивание судей. Сколько сейчас в ВККС осталось людей с полномочиями?
– Я уже путаюсь в цифрах, если честно. Примерно 10 человек. Меня вот уволят – и станет еще меньше. 12 (в активном состоянии) нас стало в конце мая – начале июня. Появился определенный предмет для обсуждения. Якобы нас мало. А обычно кандидатуры судей рассматривали 14-16 человек (хотя на самом деле бывало и 12-13). И вроде 12 — это какие-то «неравные» условия. И лучше в таких случаях делать перерывы.
Я был категорически против такого подхода. Потому что по закону ВККС может работать, когда собирается более половины, то есть девять человек. Кворум – это не много и не мало, это столько, сколько надо по закону. Для преодоления отрицательных заключений Общественного совета добродетели (ОСД) в комиссии должно быть 11 голосов. И это уже нюансы состава ВККС, полномочного на конкретный момент, мы можем, собрать эти голоса или нет. Но решения должны приниматься, как есть, если уж они стоят на повестке дня.
В какой момент у вас произошел конфликт с коллегами?
– На самом деле это внутренние дела и споры комиссии. У нас должно было проходить голосование 12 июня. Рассматривали несколько кандидатур. И был один судья, не набравший 11 голосов для преодоления отрицательного заключения от ОСД. Следовательно, комиссия не приняла положительного решения. И поэтому судья считается не соответствующим критериям добропорядочности.
Кто этот судья? Почему имел негативный вывод ОСД?
— Это судья по административной Киевской апелляции по фамилии Грибан. Дело в том, что в свое время госпожа Грибан слушала дело о Майдане в Чернигове. Речь шла о малых архитектурных формах. Кто понимает специфику длительных акций, знает, что людям нужны палатки. Потому что зима, холодно, надо греться. И запрет палаток – это удар по акции. Тем более что никаких серьезных предпосылок для такого запрета не было. В Чернигове события приобрели силовой характер.
А когда есть решение суда, что с «мирными собраниями что-то не так», это козырь для тех, кто хочет с ними «разобраться». Поэтому я обычно категорически против судей, которые принимали такие решения. В конце концов, за Грибан проголосовали так, как проголосовали. Коллеги стали вновь говорить об объявлении перерыва в работе. Тогда я просто покинул заседание. Потом рассмотрели еще несколько вопросов в составе 11 человек, но уже без меня. Правда, там тоже не все судьи прошли оценивание. Но это тема для отдельного разговора.
Декларируемое еще предыдущей властью очищение судебной системы длится несколько лет. В какой момент стало понятно, что судьи Майдана смогут остаться на должностях?
— Кажется, слом случился на грани 2016-2017 годов. А стал ощутимым в начале 2018-го. Потому что раньше судей Майдана, тех, кто безосновательно арестовывал протестующих, игнорировал нанесенные им побои, лишал людей водительских прав, запрещал мирные собрания, увольняли. Это было в практике Высшего совета правосудия. В 2016-2017 гг. начались исключения. Потом их становилось больше. В определенный момент их уже было много.
А может, мне самому стоило уйти раньше. Скажем, в августе 2018-го, когда квалификационное оценивание прошел один довольно известный судья (примерно в это время проходил оценивание председатель Оболонского райсуда Киева Владислав Девятко, он имел отрицательное заключение от ОСД). У меня относительно того судьи было отдельное мнение, но я так и не успел его написать. В целом отдельные мнения в решениях могут повлиять разве что на доктрину работы. Или же если ты успеешь его написать до момента, когда материалы по судье попадут в ВСП.
В нашем случае это физически нереально. Потому что почти каждый день идут новые кандидаты. И ты должен проработать много материалов. Не только полагаться на работу помощников, но и поискать что-то сам. Ведь не надо ограничиваться информацией от НАБУ, стоит покопаться самому в реестрах.
Какие моменты в судебной реформе были для вас ключевыми?
— Девизом реформы были «очищение и обновление». Но осуществлять одновременно и очистку, и обновление сложно. Ты либо чистишь систему от одиозных кадров, или занимаешься подготовкой новых нормальных. Это первое. Второе. В 2015-м из судебной системы ушло 1,6 тыс. судей. Это вызвало дефицит людей. А любой специалист в государственном управлении скажет вам, что даже плохая судебная система лучше, чем ее полное отсутствие.
И тогда возникли дыры из-за нехватки кадров: у кого-то заканчивались полномочия, кого-то поймали на коррупции, это вызвало недовольство у людей. Потому что кто-то должен сажать насильников, воров, рассматривать споры о грани… словом, заниматься банальными, обычными, не резонансными делами.
И тогда заболела голова, ведь надо было сохранить баланс в системе. Но ты либо удерживаешь баланс, либо сражаешься с нечистью. Несмотря на возможные последствия. И если бороться с нечистью, то со всей. Но поддержание баланса — это реконструкция. А реконструкция – это почти реставрация. И она в определенной степени удалась. В какой-то момент, думаю, не хватило рвения, политической воли, темпа у тех, кто должен был реализовывать эту реформу.
Значит, судебная реформа провалилась?
– Я не сказал бы, что она провалилась. Есть достижения. Есть запас выносливости. Вопрос в том, достаточно ли мы сделали. Очевидно что «поддержка баланса» позволила остаться на местах «генералам» судебной системы. И здесь вопрос в том, будут ли лелеять они ее независимость, или, наоборот, обратятся к практике прошлых лет и будут тяготеть к сотрудничеству с исполнительной властью во главе с президентом.
Судьи в Украине все-таки стали независимыми?
– Если они этого хотят, то да. Но приведу один пример. Когда ставишь судьям вопрос о вмешательстве в их деятельность, то чаще всего они говорят об активистах. Честно, становится смешно, когда такое слышишь. Потому что это для меня признак мышления, в рамках которого различные подковерные вещи – звонки, просьбы – считаются нормой и частью игры. А появление активистов – это уже, получается, вмешательство.
За два с половиной года работы в ВККС вы поняли, кто такой среднестатистический украинский судья?
– К сожалению, у него средний уровень интеллекта (чем меньше возраст, тем лучше показатели). По моему мнению, недостаточно развита резистентность, то есть способность отстаивать собственное мнение. Он достаточно лоялен к системе. Очень стрессоустойчив. Как ни странно, достаточно честный и порядочный. Вопрос лишь в том, как это коррелирует с преданностью обществу и преданностью системе, которой из них больше. Хорошо умеет контролировать эмоции. Вербальная часть интеллекта развита лучше абстрактно-логической. Хотя эти критерии должны быть примерно одинаковыми.
Ведь от способности к абстрактному мышлению многое зависит. В частности, способность решения новых правоотношений. Все судьи мотивированы работать. Очень дисциплинированные. Также появилось много людей с высоким уровнем коммуникативности. А еще они в основном умеют уважать других (хотя знаем мы обычно об исключениях).
Мне очень хотелось бы, чтобы судьи были интеллектуальной элитой. Так должно быть. Человек, который судит, должен быть умом выше других. Есть приятные исключения. У нас была одна дама, у которой уровень абстрактного мышления, по оценке, был 140 баллов. А это уже почти гениальность. Также случаются интересные сочетания.
Например, когда судья может разобраться в самой сложной ситуации (сильный абстрактно-логический компонент), но не способен объяснить ее словами и вряд ли может написать на бумаге так, же классно, как владеет ею. Бывает и наоборот. Высокий уровень вербального интеллекта, хорошая память, а вот с пониманием сущности явлений не всегда складывается. Словом, идеальных судей не бывает.
В последний месяц суды принимают довольно интересные решения. Отмена декоммунизации, отмена лицензий на перевозки, фактически разрешения на баллотирование в народные депутаты отдельным политикам времен Януковича. Можно ли говорить о судах как об инструменте реванша? И вообще выгодно ли это судьям?
– В умелых руках, почему бы и нет. Суды в свое время были инструментом рейдерства, в том числе и политического. Когда за это стали бить по рукам, такие вещи прекратились. Если честно, мне трудно говорить о конкретных судах и делах, люди могут прийти на оценивание, а я еще буду здесь. Как знать, что будет дальше.
Изменилась ли коммуникация между судебной и исполнительной властью после выборов президента?
– С изменений в коммуникации было разве что заявление председателя совета судей Украины (ССУ), в котором говорилось о том, что его заместитель ходил на встречу с одним из чиновников Администрации президента. Председатель ССУ Олег Ткачук заявил о фактах давления на судей. Якобы председателям судов звонили из офиса президента (АП) пытаясь сорвать заседание ССУ. Другим примером, по его мнению, является встреча заместителя председателя АП Руслана Рябошапки и заместителя председателя ССУ Вадима Бутенко 19 июня.
И вроде бы вообще никогда в жизни в судебной системе не было такого, что кто-то куда-то ходил. Оставим эти мысли на совести тех, кто их высказал. Мне было бы приятно, если бы мы, когда дошли до того, что судебная власть общается с исполнительной сугубо на официальном уровне. Или на различных конференциях и мероприятиях. Это орбиты, которые не должны пересекаться. Но исполнительная ветвь всегда агрессивная, активная. И она интересуется жизнью других ветвей власти.
Вопрос, возможно, странный, но почему до сих пор Окружной административный суд Киева существует в том виде, в котором существует?
– Надеюсь, что существует он хорошо. И самочувствие судей улучшилось (в мае около 30 судей Окружного административного суда Киева дважды не появились на квалификационное оценивание якобы из-за болезни). Раньше к нам на экзамен из-за многочисленных болезней в суд не приходили партии людей. По 3-10 человек. Назовем эти партии пробными.
В свое время между ВККС и ОСД был конфликт. Ситуацию удалось решить?
– Это было перманентное состояние «мирного сосуществования двух систем». Такая себе скрытая вражда. Просто судебная система воспринимает Общественный совет добропорядочности как чужеродный орган. И ВККС не в полной мере пользуется наработками ОСД, хотя этот орган создан для содействия комиссии.
В нормальной системе они однозначно должны быть нашими соратниками и союзниками. Но комиссия почему-то выбрала видение, что ОСД – это что-то вроде прокурора, причем непутевого, кандидат в судьи – обвиняемый, а ВККС – судьи. Но нет. Мы не судьи. Мы бюрократия. Мы не судим.
Мы берем или не берем на работу. Оставляем или не оставляем на посту. Кто-то говорит, что именно мы должны доказать, что тот или иной судья не добродетельный, непорядочный и тому подобное. Что изначально он ни в чем не виноват.
Но представьте: у меня на фирме, например, речь идет о сокращении. Есть Петренко, Иванов и Сидоренко. Кого-то из них надо сократить. Этот кто-то приходит и говорит: «Докажи, что я плохой» вместо того, что «Сейчас я докажу, что я лучший». Я уже молчу про тот случай, когда заново набираю в компанию людей и при этом должен сам себе доказать, что они хорошие работники.
Бывший заместитель главы Администрации президента Андрей Портнов вернулся в Украину. И уже успел развернуть активную деятельность. В частности, заявляет о будущих судах над отдельными представителями власти. Считаете ли вы, он до сих пор имеет влияние на систему?
– Не может быть, чтобы Портнов не сохранял такого влияния. Потому что в определенное время для этого много сделали. Точки влияния на суды у него, скорее всего, есть. Но сколько в этой деятельности, как и в любой другой, реальных вещей, а сколько попыток создать впечатление? Жить и не сдаваться, как говорится.
Но очевидно, что эти вещи конвертированы друг у друга. Если все верят, что ты можешь на кого-то влиять, то ты же можешь больше. Это такой интересный феномен постмодерного информационного общества. А судебная система покажет, насколько она способна удержать те положительные трансформации, которые, в экстремальных ситуациях.
Как вы считаете, суды уже не смогут вернуться в 2014 год, когда людей на основании сфальсифицированных протоколов сажали в СИЗО, лишали прав по управлению авто, запрещали митинги и демонстрации?
– Не до конца я уверен. Например, было бы очень интересно увидеть, как поведут себя суды и полиция, когда начнутся митинги уже против нынешней власти. В целом значимых трендов сейчас два: ползучий реванш и усиление влияния силовиков. А это для демократии всегда плохо.
С реваншем понятно: надо не допустить хотя бы полной отмены люстрации. Если же речь идет о влиянии на публичный дискурс полиции министра Арсена Авакова, то, не исключено, и мое увольнение с этим как-то связано. Что может помешать значительному усилению такого влияния? Активная позиция гражданского общества, активная позиция журналистов, разоблачение плохих историй в полицейской среде, активная позиция людей, которые эту страну защищали с оружием в руках, и адекватные действия специально созданных органов.
Скажем, ГБР. Но они еще работают недостаточно долго, чтобы делать какие-то выводы. Кроме того, чтобы силовики были теми, кто служит и защищает, должна быть определенная позиция судов. Чтобы суд мог стать над событиями и не быть продолжением исполнительной власти и полицейского аппарата.
Авторы: Станислав Козлюк, Андрей Голуб
Источник: Тиждень
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.