«Тиждень» встретился с Далией Марин — профессором международной экономики Школы менеджмента TUM при Мюнхенском техническом университете. Далия рассказала о влиянии пандемии на экономику, возможностях для Украины и вызовах Четвертой технической революции.
Есть мнение, что кризисы всегда приносят или открывают новые возможности. Видите ли вы возможности для Украины в связи с пандемией COVID-19?
В частности, Украина может обеспечить себе восстановление после кризиса, если больше будет инвестировать в технологии и разработку роботов, которых используют в промышленности, на предприятиях. В случае мудрого подхода производительность можно повысить. Собственно, именно такие инвестиции осуществляли в состоятельных странах. И теперь, когда вспыхнула пандемия, компании, могут вернуть производство на родину, поскольку стоимость рабочей силы уже не так важна.
Поэтому они могут производить продукцию в странах с высокими зарплатами, таких как Германия. И ФРГ переносит производство из Китая к себе. Такую стратегию привлекли и некоторые развивающиеся страны Европы. Сейчас на тысячу рабочих в них приходится больше роботов, чем в Соединенных Штатах Америки.
Сколько продлится коронавирусный кризис в экономике?
— COVID-19 изменил мировую экономику, потому что состоятельные страны переместили производство обратно в Европу. Так же поступили Соединенные Штаты. Следует ожидать дальнейших пертурбаций. Продолжается дискуссия среди таких международных организаций, как ОЭСР, МВФ и т.п., про V-образное восстановление после пандемии, то есть падение в 2020-м и рост в 2021 году.
Я скептически отношусь к этой теории, потому что мы знаем другие катаклизмы, такие как масштабное землетрясение в Японии в 2011 году. По оценкам исследователей, в следующем после землетрясения году ВВП Японии сократился на 0,5 процентного пункта. Сейчас в Германии на фоне пандемии мюнхенский Институт экономических исследований (IFO), который занимается прогнозами, пересмотрел свой прогноз на этот год и снизил показатель на целый процентный пункт.
Поэтому, думаю, пандемия действительно имеет пагубный эффект на экономику. И он приумножается путем взаимодействия компаний и отраслей бизнеса, поэтому происходят дальнейшие трансформации. Учитывая столь пагубные процессы, думаю, не стоит надеяться на стремительное восстановление в 2022 году, которое ожидают международные организации. Ведь, прежде всего, нарушены цепи снабжения, поэтому влияние будет более существенным.
Какие экономики оказались лучше подготовленными к удару пандемии? И которые могут быстрее восстановиться?
— Думаю, это экономики, которые успешно осуществили вакцинацию населения. Таким странам ведется гораздо лучше. Если взглянуть на прогноз МВФ по развитию мировой экономики, где речь идет о том, какие страны восстановятся быстрее, вытекают два определяющих фактора: вакцинация и государственная поддержка или расходы. Эти два фактора связаны, что если государство выделяет большие средства, это помогает «вакцинировать» экономику.
Например, в Германии государство помогло работникам сохранить рабочие места. Благодаря этому в стране не было такого высокого уровня безработицы, как в США. Так правительства с государственной поддержкой сыграли важную роль во время пандемии. Вот почему я не очень оптимистично оцениваю перспективы развивающихся стран, в том числе и Украины, ведь в них государственной поддержки уже не оказывают. Наверное, еще рановато без нее обходиться.
Раньше экономисты в основном продвигали глобализацию. Пандемия показала уязвимость такого подхода, особенно на фоне нарушения цепочек поставок. Настал ли конец эпохе глобализации? Согласны ли вы, что более закрытая и национально ориентированная экономика – лучшее решение?
– По моему мнению, именно глобализация обусловила обогащение стран с невысокими доходами на человека. Известно, что международная торговля стала движущей силой в борьбе с бедностью. Глобализация благоприятно влияет на жизнь бедных стран. Например, в Китае уровень бедности существенно сократился. Поэтому глобализация полезна для экономик, которые могут перейти от низких к, по крайней мере, средним доходам.
Сейчас глобализация представляется сомнительной из-за компаний, которые ее продвигали. Зачем компаниям глобальные цепи стоимости? Дело в том, что зарплаты, скажем, в КНР значительно ниже, чем в Германии. Поэтому из-за разницы в зарплатах компании экономили на рабочей силе. Но в то же время должны были учитывать стоимость транспортировки. Ведь продукцию надо было переправлять из Китая обратно в ФРГ. И вот сейчас абсолютная неуверенность, неизвестно, удастся ли получить продукцию из Поднебесной.
К тому же стоимость транспортировки из КНР в Европу выросла в этом году в десять раз. Это произошло вследствие изменения цен на контейнеры. Так бизнес-модель производства на основе цепей поставок стала неприбыльной. Разницу в зарплатах между Китаем и Германией перекрывает высокая стоимость транспортировки. Поэтому компании возвращают производство на родину.
Однако должен сказать, что глобализация отступает еще со времен финансового кризиса. Был период до упадка коммунизма и падения Берлинской стены, длившийся до 2008 года, когда начался финансовый кризис. Это был период гипер глобализации. Тогда цепи снабжения стремительно развивались. Это происходило благодаря открытию восточноевропейских стран и вступлению Китая в мировую экономику. Так стали доступными страны с дешевой рабочей силой и компании из состоятельных государств перенесли производство в эти регионы: Китай и Восточную Европу.
Далее произошел финансовый кризис. В конце кризиса остановилось расширение глобальных цепей стоимости. В ходе наших исследований было выяснено, почему цепи снабжения прекратили расширяться.
Мы используем мировой индекс неопределенности (WUI), где учитывается, как компании и население воспринимают неопределенность. Этот индекс разработали специалисты Стэндфордского университета: при его формировании анализируют, сколько раз случается слово «неопределенность» в публикациях экономических газет и журналов. Я обнаружила, что после финансового кризиса, в период с 2008-го по 2012 год, индекс вырос на 200%. А в 2012-м произошел европейский долговой кризис.
Глобальный финансовый кризис все изменил, поэтому, возможно, страны действительно будут становиться больше протекционистскими. Им уже не так дешево обходится ввоз продукции, учитывая таможенные тарифы. Поэтому они начали пересматривать стратегию производства, ориентированную на цепи поставок. После финансового кризиса мы уже увидели, что цепи поставок не расширяются.
Мы оцениваем, формируя прогнозы на фоне кризиса COVID-19, и предполагаем, что цепи поставок сократятся на 35%, поскольку индекс неопределенности растет на 300%. Однако в этих прогнозах не учитывали недавнего роста транспортных расходов, поэтому, наверное, следует ожидать показатель выше 35%.
Имеет ли Украина шанс стать страной, в которую некоторые европейские компании смогут перенести производство?
— До пандемии Украина была очень привлекательной страной для глобальных цепей стоимости. Прежде всего, благодаря кадровому потенциалу вашего государства. Она была богата талантами. После упадка коммунизма среди украинцев было больше людей с высшим образованием в процентном соотношении на количество населения, чем в Германии. Поэтому следовало ожидать, что Украина получит все цепи поставок. Но так не случилось.
Дело в том, что в вашей стране нелегко было заниматься бизнесом. Ведь если компания хочет начать в стране свое производство, имеет значение не только дешевая рабочая сила или количество талантливых специалистов, но и уровень коррупции. Поэтому Украину и не выбирали. Выбирали Польшу, Словению, Словакию, Чехию, Венгрию. Это были несколько похожие на Украину государства, которые действенно боролись с коррупцией и осуществляли реформы. Они помогли этим странам стать привлекательными для прямых иностранных инвестиций.
В Украине этого не произошло. Однако сейчас ваше государство имеет шанс и может воспользоваться ситуацией, когда компании переносят производство из Азии. Не только из Китая, но и из таких стран, как Индия, Вьетнам, Тайвань и других.
Украина — высокотехнологичное государство, которое имеет замечательных технических специалистов. Ее здесь целесообразно сравнить с Индией. Поэтому когда богатые страны пытаются выбрать другие места для диверсификации, могут обратить внимание на вашу страну благодаря большому кадровому потенциалу и близости к Европейскому Союзу, что позволяет сэкономить на транспортных расходах и меньше рисковать с перебоями в снабжении. Важно также то, что таможенные тарифы здесь невысокие. Поэтому если страна сможет достичь прогресса в борьбе с коррупцией, то станет первой кандидаткой.
Существуют ли действенные способы развития экономических лидеров?
— Взглянем на корейскую историю успеха, которой, в конце концов, подражает Китай. Корейская экономика опиралась на промышленную политику. В частности субсидировала победителей. Теперь технологические сектора экономики базируются на обучении. Необходимо учиться и так сокращать расходы. Это очень важный эффект. В то же время обучение происходит только за счет большого производства.
Экономика навыков означает: чем больше вырабатываешь, тем ниже становятся расходы. То же самое с учебой. Чем больше производишь, тем больше учишься – тем ниже расходы. Обучение способствует не только отдельной компании, но и всей экономике, поскольку распространяется на другие компании.
Итак, субсидирование одной компании, которое способствует обучению, помогает многим фирмам сократить расходы и стать конкурентными. В Корее это успешно реализуют, поэтому Китай и берет с нее пример. Китайцы поддерживают и субсидируют цифровой сектор экономики, который во многом опирается на учебу.
Видите ли вы признаки назревания следующего глобального финансового кризиса?
— Есть опасения, что это может произойти в КНР. Сейчас Китай имеет такие масштабы, что в случае кризиса в этой стране все подвергаются влиянию. Думаю, если ситуация действительно станет опасной, китайские власти не допустят кризиса. Ведь правительство в КНР всегда приходит на помощь. У них есть опыт. Пока помощи нет, поскольку власти пытаются сдержать могущество крупных IT-компаний.
Какие могут быть вызовы и возможности в связи с четвертой технической революцией?
— Американские экономисты осуществили соответствующее исследование в Соединенных Штатах. США находятся на передовой в технологиях. Выяснилось, что на протяжении последних 30 лет технологии заменяют работников и лишат людей рабочих мест. В то же время новые рабочие места не создают. В ходе предыдущих революций 1970-1980-х или 1960-х и 1980-х и середины 1980-х годов новые технологии автоматизировали производственные процессы и отнимали у людей работу, но в то же время также создавали новые рабочие места. Был баланс.
Однако на протяжении последних 30 лет все иначе. А это означает потенциальную поляризацию в экономике и даже может привести к социальному кризису. Еще один серьезный вызов — недостаток приватности. Новые технологии такие умные, что считывают даже эмоции людей. Поэтому нам грозит чрезмерный контроль над обществом. Может, еще не сейчас, но в течение следующих 10-20 лет. В то же время возникает проблема с производительностью. Мы живем в эпоху революционных технологий, но производительность не растет!
Почему?
— Это загадка производительности! Отчасти так происходит потому, что технологии заменяют работников машинами, не раскрывая своего потенциала к созданию нового. Например, в области образования – то есть в моей области – искусственный интеллект позволяет обеспечить индивидуальный стиль преподавания. Благодаря этой технологии можно достичь значительных успехов в образовании. Но этого не происходит. Мы создали интернет, создали такие платформы как Zoom, но преподаватели до сих пор учат так же, как и 50 лет назад.
————————-
Далия Марин – профессор международной экономики в Школе менеджмента TUM при Техническом университете Мюнхена. Ранее – профессор международной экономики в Университете Людвига-Максимилиана в Мюнхене (1998-2017), а также адъюнкт-профессор в Берлинском университете имени Гумбольдта (1994-1998) и до 1994 года – в Институте перспективных исследований в Вене.
Профессор Марин была гостевым профессором в Гарвардском университете (2002-2003), (2011-2012), в Школе бизнеса Стерна Нью-йоркского университета (2007-2008), Международном валютном фонде (2002), Национальном бюро экономических исследований в Кембридже, Массачусетс (2002), Берлинском центре социальных наук WZB (1995) и Институте Европейского университета во Флоренции (1994).
Старшим научным сотрудником BRUEGEL (Брюссель) – аналитического центра по экономической политике Европы, научным сотрудником Европейской экономической ассоциации (EEA), научным сотрудником Центра исследований экономической политики (CEPR) в Лондоне, членом Экспертной группы по экономической политике (2010-2012). Была консультантом Европейской комиссии, Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) в Лондоне и Международного валютного фонда в Вашингтоне.
Автор: Юрий Лапаев
Источник: Тиждень
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.