06.03.2020 – Партию «Голос» рядовой украинец ассоциирует со Святославом Вакарчуком. Отчасти это правильно, ведь именно благодаря лидеру «Океана Эльзы» созданный «на коленке» политический проект сразу привлек внимание избирателя и с первой попытки попал в Верховную Раду.
Но для того, чтобы профессионально руководить таким проектом, нужны люди с «профильными» знаниями и опытом. В «Голосе» это, соответственно, руководитель парламентской фракции Сергей Рахманин и его первый заместитель, герой этого интервью 39-летний Ярослав Юрчишин.
Он только на первый взгляд кажется «новым лицом» эпохи тотальной перезагрузки Владимира Зеленского. На самом деле за его плечами – солидный послужной список, который тянется еще с середины «нулевых» годов.
Руководитель киевского офиса «Пласт», функционер «Нашей Украины», многолетний эксперт и тренер в области адвокации и борьбы с коррупцией, в последние годы — исполнительный директор и председатель правления организации Transparency International Ukraine.
Друзья и союзники считают его системным врагом коррупции в Украине, оппоненты – опытным грантоедом. Нас Юрчишин заинтересовал как первый заместитель председателя комитета по вопросам антикоррупционной политики в Верховной Раде и заметная фигура в «Голосе».
«КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД НЕ ВОССТАНОВИЛ СТАРЫЙ ВЕРХОВНЫЙ СУД. А СКАЗАЛ, ЧТО УВОЛЬНЕНИЕ ЭТИХ СУДЕЙ ПРОИСХОДИЛО НЕ ПО ЗАКОНУ»
– Недавно Конституционный Суд вынес скандальное решение, которым признал незаконной ликвидацию Верховного Суда Украины. В итоге мы теперь имеем две высшие кассационные инстанции. Означает ли это, что люди могут обращаться в обе?
– Нет, но на самом деле ситуация еще сложнее. Потому что фактически, если читать прямо, то Конституционный Суд не восстановил старый Верховный Суд. А сказал, что увольнение этих судей происходило не по закону. У нас теперь не два суда, а имеется несколько судей старого суда, с которыми надо что-то сделать. А это значит, что весь этот период они были судьями. Мы должны выплатить им заработную плату за тот период, пока дело рассматривал Конституционный Суд. Даже, несмотря на то, что они не совершали судопроизводства.
Нам также нужно понять, что с ними делать дальше. Переходят ли они автоматически в Верховный Суд, который сейчас работает. И тогда возникает очень много вопросов у тех людей, которые проходили конкурс. Потому что эти конкретные судьи в свое время конкурс проходить отказались. А это уже неравенство правил, а значит, опять же, возможность обжаловать.
Сейчас дело доходит до забавных ситуаций. Когда здание в собственности нового суда, а лифт – в собственности старого. И когда судей старого суда, которым подтвердили полномочия, не пустили в помещение, они своим решением не разрешили пользоваться лифтом судьям нового суда. Возможно, и хорошо – теперь ходят больше. Но эта вся абсурдность ситуации — результат незавершенности реформ.
Или не решение тех проблем, которые возникают в процессе нецелостности реформ. Можно ли обвинять судей старого суда, что они пытались искать справедливости, в том числе через Конституционный Суд? В принципе, нет. Ибо их ключевой вопрос — нас уволили, но как именно это сделали? Без какого-либо обеспечения. Если бы нас уволили по статье – понятно. Пенсий нет, выплат нет. А если нас уволили непонятно как, пожалуйста, вы как государство выполните свои функции.
Дайте нам какое-то обеспечение или переведите в апелляционные суды, или какое-то другое решение предложите. Этого решения не было со времени реформы Порошенко. Поэтому в этом случае огромная проблема в том, что полуреформа хуже, чем ее недостаток. Если реформа только началась, но не завершилась, возникают такие вещи, когда де-факто у нас есть два полноценные суды кассационной инстанции, суд кассационной инстанции и остаток предыдущего суда, который фактически может заблокировать лифт.
– Так что этим судьям делать по закону? Выполнять свои функции или ждать каких-то действий от власти?
– На это время они в подвешенном состоянии. Поскольку старый суд фактически распущен, дела туда не идут. Соответственно они не выполняют своих судейских функций, но при этом остаются судьями. И государство обязано им за якобы их работу выплачивать соответствующую заработную плату.
– В каком размере? Как и тем судьям, которые прошли конкурсный отбор, то есть от 200 тысяч гривен и выше?
– Вероятнее всего, ситуация будет развиваться так, что мы просто получим еще дополнительно судей нового суда. Скорее всего. Просто это вопрос времени. Потому что другой процедуры нет. У нас нет в бюджете заработной платы судьям старого Верховного Суда. У нас в бюджете только заработные платы судей нового суда. Отправить их на пенсию задним числом – ни к чему.
Здесь возникает очень много вопросов, которые надо решать. Но пока инициативы судебной реформы — это сфера ответственности, персонально взятая на себя президентом. По распределению полномочий этого не должно быть. Но как Порошенко, так и Зеленский решили показать себя лидерами этой реформы. Я не вижу в Верховной Раде каких-либо решений, которые могли бы перевести эту проблему в законную плоскость.
— Как же сейчас выходить из этой ситуации?
– Есть несколько возможных сценариев. Наиболее вероятный – он технологически проще для государства – это сейчас признать, что судьи старого суда кассационной инстанции, которые не прошли конкурс, но остались судьями, автоматически зачисляются в состав нового Верховного Суда.
– А кто в этом случае должен это урегулировать? Верховная Рада?
— Получается, что самое оптимальное, чтобы потом комар носа не подточил, – Верховная Рада на уровне закона. Фактически это будет одноразовое конкретное решение, которое бы решило этот вопрос.
Поэтому здесь должен оперативно реагировать профильный комитет. И в этом комитете этот вопрос, сейчас хотя бы рассматривался? Пока нет. После решения КС он еще не заседал. Я очень надеюсь, что в начале марта мы получим ответы и поймем, как профильный комитет, который возглавляет представитель «Слуги народа», предлагает реагировать на решение Конституционного Суда.
Хотя довольно интересно, но реакция пришла совсем с другой стороны. У нас сейчас активизировались процессы на заполнение двух вакансий в Конституционном Суде. А уже были случаи, когда КС в очень короткий период времени принимал два взаимоисключающих решения. Помните, по конституционной реформе Януковича? Это было в течение нескольких лет.
Я бы очень не советовал большинству сейчас пытаться через естественный процесс обновления Конституционного Суда наполнить его «своими» людьми, чтобы попробовать эти решения пересматривать. Потому что это кажется довольно легким путем, когда ты у власти.
Любая исполнительная, любая законодательная власть даже в самых демократических странах тяготеет к попытке установить контроль над судебной ветвью власти. Проблема конституционного судопроизводства в том, что это верховный арбитр. Он должен быть вне каких-либо влияний. К сожалению, мы уже имели случаи в истории, когда Конституционный Суд пытались сделать своим. Я имею в виду период правления Януковича. И что в результате произошло, тоже прекрасно знаем.
– Если такое кадровое наполнение с теми целями, которые вы озвучили, будут пытаться провести, то, на ваш взгляд, какие именно решения КС попытаются ревизовать, прежде всего? Вы, вероятно, знаете некоторую инсайдерскую информацию.
— Сейчас есть 8 инициатив по изменениям в Конституцию, которые подавал президент, и ко всем есть вопросы. Только 2 признали такими, что можно принимать. Притом незначительные. Даже к законопроекту, который сейчас Верховная Рада продолжила рассматривать (относительно сокращения количества депутатов до 300), Конституционный Суд высказал ряд существенных замечаний. Не к количеству. Если хотите – сокращайте, Верховная Рада может это делать.
Но там в этих изменениях в Конституцию выпала очень существенная часть. У нас теперь не гарантировано, что выборы должны быть свободными, прямыми, всеобщими. Просто это предложение взяли и забрали. На вопрос «Почему?» объяснения чрезвычайно, я бы сказал, нечеткие.
Или, например, такие критические вещи, как право президента назначать директора НАБУ, ГБР и создавать регуляторные органы без списка этих органов? Конституционный Суд четко сказал, что это не соответствует Конституции. Фактически выглядит так, что эти подготовленные в турборежиме конституционные изменения признаны некачественными. Поэтому есть соблазн у власти, которая сугубо естественным процессом может заменить часть КС?
Люди увольняются, уходят на пенсию. Это естественный процесс. Постепенно и Конституционный Суд, и Верховный Суд, и Высший совет правосудия обновляются. Где-то можно стимулировать эти обновления.
Особенно в государстве, где контроль правоохранительной системы тотально в руках одной команды. И где есть очень много пробелов в таких вещах, как, например, система электронного декларирования. На самом деле возможность давления на Конституционный Суд безумная. Политическое желание пересматривать определенные решения — имеются.
Я бы сейчас не говорил о конституционных изменениях в направлении изменения административно-территориального устройства – страшилках, которые очень часто рассказывает «Европейская солидарность» о возможностях изменения статуса неподконтрольных территорий. Почему сейчас об этом не стоит говорить? Это действительно отложилось. Потому что даже у большинства нет людей, которые бы могли это поддержать. А для того, чтобы провести такие конституционные изменения при всех графиках, это можно делать только этой осенью, то есть перед местными выборами.
И представьте себе, какой это будет имиджевый удар по партии власти накануне местных выборов. Думаю, поэтому это отложено. Но понимаете, самый большой вызов современному большинству – это нежелание сдавать стратегические интересы Украины или непродуманно концентрировать власть. Это недостаток опыта, умноженный на огромные возможности.
Формат такой, как в так называемых пленках Вовка: «Давай что-то учудим». К сожалению, очень часто шаги власти просматриваются не как системные вещи для построения вертикали контроля, а как эксперименты типа «а почему бы нам так не попробовать?». Возьмите, к примеру, ту же ситуацию с сокращением количества судей Верховного Суда. Мы долго думали, в чем логика. Вопрос бюджета – нет. Там не такая уж и экономия.
– Они апеллируют именно к этому и на этом фактически построили всю медийную кампанию.
– Публично – да. Потому что очень легко рассказывать людям: вы знаете, у нас есть мироеды. Это, кстати, большевики использовали просто идеально. Вы видите, как они живут, и как мы живем? Они живут хорошо, давайте их будем сейчас экспроприировать. А на самом деле ситуация, личная оценка до банальности проста. В составе большинства есть несколько людей, достаточно влиятельных, которые проиграли конкурс в Верховный Суд. И считают это несправедливым. Это дело очень часто сугубо персональное. Это, к сожалению, один из мотивов несистемной работы, такая мелочность.
– Но ведь они его просто заблокировали, этот процесс сокращения. Потому что приняли закон, но критериев, по которым отбирать тех, кто останется, не прописали, условий для нового конкурса – тоже. ВСП такую ответственность на себя не берет. Что дальше?
– Еще хуже. Мы получили разгромное заключение Венецианской комиссии. Офис президента в неофициальном общении с европейцами сказал, что это только возможность, мы этого делать сейчас не будем. Но что мы европейцам показали? Мы европейцам и развитым странам показали, что даже наши решения не обязательные для исполнения. Мы принимаем закон – и пусть себе полежит.
И это было одно из первых разочарований новой властью. Потому что когда власть поменялась, я работал в международной организации и видел, как Зеленского и новую власть воспринимали международники.
– Hot pie, что называется. Ой, Зеленский, так интересно. А что он может? Был к нему очень большой интерес, которым очень во многом не воспользовалась власть.
– Его на самом деле сейчас не то что нивелировали, а перевели в минус. Специфика Петра Алексеевича в том, что он приходил на международные встречи и рассказывал международным партнерам, как они должны любить и помогать Украине. Сейчас его команда показывает это как некое определенное достижение. На самом деле это безумное отталкивание. Европейцы при этом из-за санкций теряют определенные ресурсы. Они хотят видеть надежного партнера, с которым можно садиться и договариваться: что мы делаем, как мы делаем.
Как мы выполняем соглашение об ассоциации, как работаем над открытием рынков и тому подобное. Этот менторский тон, что мы защищаем здесь весь мир и вообще-то нам должны, он на самом деле, особенно в конце, отталкивал. Зеленский показал способность слышать. Он приходил, слушал, включался в разговор. Показывал вовлеченность общественности в формирование своей повестки дня.
Но потом, когда начались быстрые турборежимные решения, вместо того, чтобы объяснять, почему, зачем и тому подобное, формат коммуникаций был построен так: нам это надо, вы увидите, это точно сработает…
– …вы не понимаете, мы все продумали.
– Да. А публично вообще председатель фракции позволяет себе сказать: а кто такая Венецианская комиссия? Они нам еще будут что-то рассказывать? Пусть они лучше расскажут что-то России. Сначала этот недостаток опыта даже воспринимался очень позитивно, потому что в Украине очень часто наличие политического опыта – это вхождение в коррупционные схемы.
Поскольку государственная машина не работает так, как надо, нужны механизмы, как эту машину запускать. И эти механизмы, скорее всего теневые. Соответственно, если ты дольше в политике, ты знаешь, как работают эти механизмы. И знаешь, как ими пользоваться.
– И ты допущен в эту систему, иначе бы не был так долго в политике.
– И здесь у нас происходит идеальный шторм, который все меняет. Я просто видел в первые недели, как растерянно ходили Медведчук, Антон Яценко. Они не понимали, что делать. С кем тереть? Как это делать? Но потом как-то стабилизировалось.
Сейчас мы просто видим команду, которой действительно не хватает опыта, а обращаться к кому-то за советом они, очевидно, считают ниже собственного достоинства. Опять же, где-то боялись, что старые коррупционные схемы странным образом пролезут. Где-то было просто неприятие. Хотя странно. Потому что часть команды Зеленского – это те люди, которые недавно рассказывали, что кроме Порошенко другого выбора нет, но других из этой категории пытаются оттолкнуть или не брать.
И опять же влияние олигархов. Президент, который пришел на призыве, что «всех к ногтю» и будем служить народу, а не каким-то олигархам, де-факто не смог отмежеваться от Коломойского. Банальный пример, ситуация с «Приватбанком». У нас была возможность ответить на конкретный вопрос, влияет ли Коломойский на эту власть или нет? Может ли он блокировать критически важный для существования государства законопроект или нет? Ответ мы получили: влияет и может. Потому что сейчас мы не меньше, чем на месяц зашли в закон о земле.
А вопрос «Приватбанка» и дальше висит. И возвращаясь к нашей теме с украинской судебной системой. У нас нет никакой гарантии, что даже «реформированные» суды обяжут государство вернуть «Приватбанк» предыдущим владельцам. Или выплатят компенсацию. Ибо юридически сама оболочка «Приватбанка» Коломойскому не нужна. Ему нужны средства. Ему нужны даже не столько деньги, как символ того, что он наказал государство, которое решило у него забрать, по его мнению, его собственность.
«ПО ЗАКОНУ НЕТ ОСНОВАНИЙ СЫТНИКА СНЯТЬ С ДОЛЖНОСТИ»
– Сейчас обсуждается отставка Артема Сытника. И в этом контексте вспоминают дело, которое расследует НАБУ по «Приватбанку». Говорят, что это дело может стать «золотой акцией» Сытника. Будто он сможет таким образом поторговаться за свою должность. Что Вы об этом думаете?
– Во-первых, в правовом государстве основания для отставки должны полностью соответствовать закону. Мы же имеем абсурдную ситуацию, когда человек, который внесен в так называемый «реестр коррупционеров», может возглавить Национальное антикоррупционное бюро. По закону нет оснований Сытника снять с должности. Среди законодательного перечня оснований нет решения о привлечении к ответственности за административное правонарушение. Разве что Сытник бы сам сложил полномочия. Еще один возможный вариант – это его увольнение по результатам аудита.
Сытник для себя принял решение. Он сказал, что не согласен с решением суда и с уровнем доверия к судебной системе, у него есть на это право. Я не берусь оценивать его позицию. Слава Богу, что я не на его позиции, потому что это сложный выбор: доказывать свою правоту или ставить под удар имидж структуры.
Конечно, можно защищать имидж структуры, понимая, что ты ее построил и у тебя есть заместители, которые продолжат качественную работу. А самому добиваться справедливости, если это решение несправедливое. В частности через Европейский суд по правам человека. Да, это годы судебной волокиты. Но это возвращение на белом коне через определенный период времени.
Относительно аудита. Для нас это новый формат подотчетности, но он работает в Соединенных Штатах, некоторых европейских странах, преимущественно британского права. Это когда основанием для увольнения руководителя правоохранительного органа не может быть политическое решение. Отставку не может инициировать премьер, президент, депутаты, потому что они сами подследственные и они находятся в конфликте интересов.
Любой парламент захочет снять руководителя правоохранительной структуры, которая расследует дела в отношении депутатов, чтобы поставить более лояльного к себе, если будет возможность. Это естественное желание. Желание самозащиты. Поэтому на этапе создания НАБУ был предложен формат аудита. Томас Файерстоун, например, проводит аудит всей правоохранительной системы Соединенных Штатов. Он официально на позиции аудитора и ФБР, и других структур. Ежегодно этот отчет подается. Есть открытая и закрытая для общества части.
— У нас этот механизм пока не воспринимается.
– Да, мы не смогли за 4, если не ошибаюсь, года назначить комиссию аудиторов. Хотя нет, раз назначили, но не смогли обеспечить проведение этого аудита, ни разу. Что на самом деле сейчас должна делать ответственная политическая элита страны? Не инициировать незаконное постановление об освобождении, которое будет Сытником оспорено в любом суде, и он выиграет это дело.
И мы дальше единственное, чего добьемся, что антикоррупционная структура, которая и так теряет доверие, будет еще больше его терять. Нужно было оперативно инициировать выбор аудиторов. Дать им полномочия, прежде всего, усовершенствовав закон. Гарантировать независимость этих аудиторов, в идеале привлекая людей, имеющих опыт проведения аудитов в развитых демократических странах. И это вполне реалистично сделать.
— Аудиторы-международники, которых допустить к уголовным делам, это странно. Вы так не считаете?
– Здесь вопрос границ полномочий. Можно ли давать доступ к государственной тайне, к тайне следствия? Такой доступ нельзя давать и нашим аудиторам.
– А что они должны проанализировать во время аудита?
– Функциональные, финансовые вопросы, те дела, которые уже в судах, которые открыты.
– Вы мне так и не ответили: дело «Приватбанка» может быть «золотой акцией» Сытника?
– Таких политически чувствительных дел очень много. Доведение их до суда и активные судебные дебаты – это элемент защиты: видите, мы активно работаем против отдельных фигурантов, которые имеют влияние в парламенте, поэтому нас и качают. Это могла бы быть позиция Национального антикоррупционного бюро.
А с другой стороны, искусственно ускорять расследование дел они вряд ли смогут. Потому что качество представленных материалов – это ключевая линия критики, которая может быть по Национальному антикоррупционному бюро и Специализированной антикоррупционной прокуратуре.
– Вы так защищаете Сытника. Можно ли назвать его отставку путем постановления, под которым сейчас собирают подписи в парламенте, политической расправой?
– Это точно политическое давление. Я не верю, что произойдет отставка. Хотя сейчас в Верховной Раде может возникнуть ситуация, когда найдется 226 голосов за отставку, потому что, во-первых, это постановление пошло не по профильному комитету, а через регламентный комитет. Притом регламентный комитет тоже на себя не взял смелости сразу сказать, оценить это постановление. И странным образом здесь помог комитет по вопросам правоохранительных органов, к нему регламентный комитет обратился, как и в наш комитет, с просьбой дать оценку.
Правоохранительный комитет поспешил и сказал, что знаете, коллеги, это не является сферой компетенции, поэтому мы рекомендуем регламентному комитету направить данное постановление для решения в зал. Это все делается ради того, чтобы иметь формальное основание вынести в зал, получить 226 голосов, и поставить президента перед выбором.
«Коррупционера» во главе Национального антикоррупционного бюро – надо отставлять. Но увольнять на незаконных основаниях – это подставлять себя, подставлять свое сотрудничество с международными структурами. Фактически — в очередной раз получить обжалование и нивелирование позиции президента.
«ПУСТЬ ПЕРЕД ТЕМ, КАК ПРИЙТИ В ВЫСШИЙ СОВЕТ ПРАВОСУДИЯ, ЛЮДИ ПРОХОДЯТ КОНКУРСНЫЙ ОТБОР»
– Вы постоянно вспоминаете международных партнеров. Сейчас сложилась достаточно неоднозначная ситуация с формированием Высшей квалификационной комиссии судей. Вы знаете, что в конкурсную комиссию, которая должна ее сформировать, международники вообще никого не делегировали. И ВСП продлил сроки, в которые они могут еще кого-то подать.
При этом слышала, что якобы в парламенте готовится законопроект, который позволит международным организациям делегировать украинских экспертов в эту комиссию. Знаете ли вы о таком законопроекте?
– На самом деле международные организации могут делегировать национальных экспертов и сейчас. Закон им этого не запрещает. Знаете, почему они подали своих кандидатов в этическую комиссию при ВСП и не подали в комиссию по отбору членов ВККС? Потому что ВСП, со своей стороны, не показал процедуру этого отбора такой, чтобы гарантировала возможность влияния на отсеивание нечестных кандидатов. Международным партнерам банально нужно своим налогоплательщикам объяснять, почему они ввязались в эту историю. Они должны иметь гарантии.
И, поверьте, налогоплательщики Соединенных Штатов Америки или Британии – очень требовательны. Они спросят, почему мы инвестировали энное количество ресурса человеческого, денежного в помощь Украине, а судебная система так и не изменилась. Соответственно позиция международников вполне понятна. Покажите нам, как будет проходить конкурс. Покажите, что это будет действительно, безоговорочно, как минимум так, как это в Высшем антикоррупционном суде, и будем работать дальше. Возможно, ли сейчас изменение правил в процессе игры?
– Есть ли такая законодательная инициатива?
— Я думаю, что она точно крутится в умах большинства. Это, знаете, как Хрущев, «мы вам покажем Кузькину мать» – не хотите, до свидания.
В этом случае очень важно сначала показать процедуру. Не нужно вносить изменений в закон для того, чтобы даже делегировать украинских экспертов, но просто для независимых международных организаций – никакого запрета сейчас нет. Опять же, процедура прописана так, чтобы это не было вмешательством в украинские реалии. Международники дают только свои выводы. Окончательные решения принимают украинские институты. Это вполне логично. Почему ВСП в существующем состоянии блокирует любые возможности проведения конкурса – это вполне понятно.
– Почему блокирует? Они формально делают все процедуры. Продлили сроки, ждут.
– Вы очень правильно сказали. Формально. В целом сложилась ситуация, когда мы меняем ВККС, не меняя ВСП. Хотя мы предлагали это сделать, поставив всех людей, которые сейчас приходят в ВСП, в определенные требования.
– Предлагаете конкурс для членов Высшего совета правосудия?
– Именно так. Имеется дискуссионная оценка действующих членов ВСП этической и дисциплинарной комиссией. Потому что фактически они уже проходили определенные процедуры отбора. Есть претензии по добродетели? Простите, НАПК, НАБУ, Специализированная антикоррупционная прокуратура – доказывайте.
Наше предложение было очень простое. Я не понимаю, почему большинство его не приняло. Фильтр на этапе входа. Мы же в пределах двух лет меняем две трети членов ВСП естественным путем. У кого-то заканчиваются полномочия. Кто-то уходит на пенсию. Люди увольняются. Бывают такие процессы. То, что мы проанализировали, – в пределах двух лет мы можем иметь полностью обновленный ВСП. Только сделайте конкурсный отбор вначале.
У нас сейчас проходит политическая процедура формирования ВСП. Есть президент, есть Верховная Рада, есть совет судей, другие игроки. Нет вопросов. Институционально пусть эти игроки остаются, которые инициируют своих кандидатов. Но пусть перед тем, как войти в ВСП, люди проходят конкурсный отбор, где четко к ним ставят все вопросы. Они отвечают на вопрос – попадают в состав ВСП. Это было наше предложение в законопроект об изменениях в закон «О судоустройстве», который подавал президент. Комитет отклонил это. В зале большинство его не поддержало.
Сейчас мы подали отдельный законопроект, который решает этот вопрос. Очень надеюсь, что он будет рассмотрен. Потому что я не верю, что в краткосрочном времени, нам удастся выйти из этого коллапса, когда ВСП юридически выполняет все. Фактически имеет механизмы – ну, не блокирования, а замедления проведения конкурса на членов ВККС. И что это изменится до того момента, пока естественным образом не появятся действительно независимые члены ВСП, которые не представляют так называемые судейские кланы.
– Вы упомянули записи прослушки, которые якобы были в кабинете председателя Окружного административного суда города Киева и о которых рассказывали Сытник и Горбатюк на брифинге летом. Как первый заместитель председателя антикоррупционного комитета Верховной Рады, не спрашивали у Сытника, чем закончилось расследование, когда он недавно отчитывался перед депутатами?
— Спасибо за предложение. Надо будет прямо сейчас написать обращение по этому поводу. Потому что в отчете Сытника об этом деле и на закрытом заседании в комитете не звучало ничего. Хотя на самом деле это дело для судебной системы является критическим.
Если вернуться в целом к вопросу отставки Сытника, то знаете, что мы сейчас имеем в результате этой политически мотивированной атаки на Национальное антикоррупционное бюро? Неофициально детективы говорят, им начали максимально затягивать экспертизы. Они обращаются за экспертизой в определенном деле. Им говорят: знаете, сейчас такая ситуация, у вас не ясно, что с руководством.
– Давайте поясним для читателей, кто затягивает экспертизу, потому что не все понимают.
– Экспертизы по анализу голоса, почерка и тому подобное выдают государственные экспертные институты. Государственные экспертные институты, ссылаясь на загруженность (и это факт, ибо они выдают свою экспертизу НАБУ, полиции, ГБР, СБУ), говорят: не успеваем. А, между прочим, добавляют, вы знаете…
– Учитывая наши реалии, кто, по вашему мнению, мог бы влиять на позицию этих институтов?
– Кто-то из правоохранителей. Это правоохранительная вертикаль. На это может влиять как Служба безопасности, так и Министерство внутренних дел. В принципе, эти два института — критические. Кто именно влияет – я сейчас не готов сказать.
– Почему именно эти два ведомства? Ведь экспертные институты подчинены Минюсту.
– Не совсем. У нас юридическое подчинение не всегда является фактическим подчинением. Минюст номинально взял под себя экспертные учреждения. Но подавляющее большинство людей связано далеко не с той командой, которая сейчас пришла в это министерство.
Авторы: Татьяна Бодня, Евгений Кузьменко
Источник: Цензор.НЕТ
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.