Второй год подряд украинское образование балансирует между дистанционным обучением и внедрением реформ. До сих пор никто точно не знает, как именно повлиял карантин на школьников, а уже нужно готовиться к переходу пятых классов на рельсы новой украинской школы.
В то же время даже в такой, казалось бы, не очень благоприятной ситуации Министерство образования и науки готово воплощать драгоценный проект президентского университета.
На эти и другие темы LB.ua решил поговорить с народным депутатом от «Слуги народа» и председателем образовательного комитета ВРУ Сергеем Бабаком.
«Есть ли у меня замечания к министру? Да. И всегда будут, — говорит он. – Причем к любому».
В интервью с Сергеем Бабаком мы говорим о поддержке НУШ, радикальном закрытии школ и деньгах на образование. А также о том, почему министр образования стал лучшим за год и намерен ли сам Сергей Бабак возглавить МОН в ближайшее время.
О дистанционном образовании
Виктория Гуерра: Есть ли какие-то попытки со стороны правительства измерить образовательные потери от перевода школ на дистанционное образование? Например, проверки качества знаний школьников, которые осваивали программу онлайн, по сравнению с теми, кто проходил ту же программу офлайн?
Сергей Бабак: О прямых замерах потерь качества образования мне ничего неизвестно. Я знаю, что Государственная служба качества образования регулярно проводит опрос родителей, учителей, директоров школ и учеников.
В. Г.: Но это субъективные показатели.
Да, субъективные. Но когда опрашиваешь всех стейкхолдеров процесса, получаешь более или менее объективную картину. Например, ученики более довольны дистанционным образованием, чем их родители. Особенно если мы говорим о младших классах — конечно, детям не хочется ходить в школу. А родителям не хочется сидеть дома с учениками. Поэтому есть определенное расхождение в ответах, но общая картина относительно объективна.
Относительно прямых замеров, мы даже хотели сделать постановление Верховной рады по этому поводу. Но решили все же, что это не уровень парламента — заставлять делать срезы.
В. Г.: Это должен был бы делать МОН?
Да.
В. Г.: А почему не делает?
Хороший вопрос. Ответ МОН состоит в том, что это требует немалых затрат, а денег в текущем бюджете нет.
В. Г.: Действительно нет?
Это так. И мне кажется, очень трудно сделать срез знаний в условиях дистанционного обучения. Когда все дети сидят за партами — можно дать контрольную работу, сделать семестровый срез, а по результатам понять, что у нас происходит на уровне страны. А когда ученики работают дистанционно и все на разных платформах — это технически трудно сделать.
В. Г.: Они же вернутся когда-нибудь с дистанционного обучения — и тогда?
Да. Когда вернутся, надо сделать срез знаний. Мы над этим работаем.
В. Г.: Каким образом?
Я сейчас попробую озвучить, наверное, логику министерства.
У школ есть учредители. И эти учредители — не министерство, не государство, не Кабинет министров, в отличие от университетов, например. Школы принадлежат местным общинам. Так это и переводится частично на местную власть.
Вот как в Киеве школы закрыли на карантин, хотя было постановление Кабинета министров, чтобы школы в «красной» зоне не закрывать при условии 100% вакцинации. Мы это постановление с огромными боями пробивали именно в таком варианте, а местные власти взяли и закрыли школы. Это трагедия на самом деле. Для детей образование жизненно необходимо, особенно в начальной школе. Детям до 4-го класса дистанционное образование не подходит.
Философски мы, как страна, движемся в сторону децентрализации: больше полномочий местной власти, больше денег местным бюджетам, больше автономии. Мы не можем напрямую сказать школам, что вы открываетесь или вы закрываетесь, вы переходите на эту платформу или на другую.
О вакцинации учителей
В. Г.: На прошлой неделе было отстранено от работы более трех тысяч учителей, всего в стране 67 тысяч не вакцинированных педагогов. По вашему мнению, что должно преобладать: право педагогов решать, что им делать со своим здоровьем, или право школьников получить качественное образование?
Насколько мне известно, закон Украины «О защите населения от инфекционных болезней» разрешает условно принудительную вакцинацию. Позволяет отстранять от работы представителей тех профессий, которые могут быть опасными для окружающих. Есть перечень обязательных прививок, которые нам в детстве всем делают, но туда могут быть добавлены и другие прививки в случае необходимости.
Если учитель контактирует с 30 детьми, его моральный долг — сделать все возможное для того, чтобы эти дети не заболели. Каждый учитель должен заботиться о двух вещах: об образовании, которое он дает детям, и о безопасности этих детей.
Мне очень приятно, что учителя это понимают. Поэтому у нас 86% или 87% вакцинированных педагогов.
В. Г.: Понимают? Или сработал не допуск к работе?
И то, и другое, я думаю.
Мы, народные депутаты, тоже все вакцинировались, и ничего страшного. У нас тоже имеется не допуск к работе.
В. Г.: Не все депутаты вакцинировались.
Я тоже слышал о парочке, но они тесты делают каждые два или три дня. Есть деньги — пожалуйста.
О реформе базовой школы
Анастасия Иванцив: Школы больше всего пострадали от карантина, а в следующем году стартует реформа базовой школы. По вашему мнению, насколько школы готовы к этой реформе?
Дети переходят в 5 класс, и сейчас мы идем той самой тропой, по которой шли и раньше. Уже есть пилотные школы, пилотные классы, стандарт базового образования. Министерством разработаны необходимые нормативные документы.
Остался один вопрос, который меня беспокоит с этой точки зрения — это переподготовка учителей. Но она касается не Верховной рады, а исполнительной власти. Потому что если из 400 тысяч учителей условно 90 тысяч – это начальная школа, то предметников – триста тысяч. Втрое больше людей надо переучить, дать дополнительные навыки. МОН пытается этот вопрос решить.
Ежегодно мы выделяем более чем 1,4 миллиарда гривен субвенции на НУШ, из которой около миллиарда уходит на закупки проекторов, мебели, обустройство образовательного пространства и тому подобное, а 400 миллионов – на переподготовку учителей. Нам кажется, что сейчас эти цифры стоит поменять местами.
А. И.: Но при этом в госбюджете на 2022 год все еще заложено 400 миллионов на переподготовку.
На первом чтении было так, как раньше – миллиард на материально-техническую базу и 400 миллионов на переподготовку. Но мы попросили Минфин изменить парадигму. Посмотрим, что будет в бюджете на втором чтении.
В. Г.: Вопрос еще в том, кто эту переподготовку проводит. ИППО достаточно хорошо справляются?
Это очень хороший вопрос.
В. Г.: И что скажете?
Как законодатели, мы заложили в законах об образовании и полном общем среднем образовании демонополизацию этой сферы. Любые структуры, получившие лицензию, могут осуществлять переподготовку учителей и получать деньги. Но ни разу с 2017 года на это не закладывались деньги. Вся переподготовка в середине субвенции – на НУШ. В итоге вся переподготовка — все равно на ИППО, их учредители – областные советы, а их бюджеты — бюджеты содержания.
По моему мнению, нам вообще нужно очень серьезно менять подходы к повышению квалификации. Преимущественно это можно перевести в цифровую коммуникацию с учителями.
А. И.: Но здесь вопрос не только в том, чтобы перевести все в онлайн, но и в том, кто осуществляет эту подготовку. Действительно ли что-то изменится, если ИППО будет и дальше готовить учителей, но в цифровой плоскости?
Я как преподаватель был когда-то на курсах повышения квалификации. Не впечатляет, мягко говоря. Я не видел в том эффективности.
Что делает цифровизация? Цифровизация — это не просто использование ЗУМ и перевод в онлайн. Благодаря цифровизации можно будет выбрать лучшего из тех, кто читает курсы, и его курс залить в онлайн, чтобы все имели доступ. Цифровизация позволяет оперативно общаться. Каждый учитель сможет в себе открыть личный кабинет и коммуницировать с Институтом модернизации содержания образования, с МОН.
Видео, дополнительные материалы можно будет раздать одним кликом всем учителям. Более того, можно в течение недели проверить, как они усвоили тот или иной навык. Это изменение самого подхода.
В. Г.: Когда НУШ только запускалась и готовили учителей начальной школы, было все, что вы описываете. Почему этот опыт нельзя перенести на базовую школу?
Можно. И нужно.
В. Г.: Но?
Министерство говорит, что у них нет денег. И это тоже правда, на цифровизацию закладывается недостаточно средств.
О президентском университете
В. Г.: Поговорим о президентском университете. По вашему мнению, насколько целесообразно создавать такой супер университет в Украине?
(Длительная пауза) Идея мне нравится. Идея вообще неплохая, очень неплохая. Создать одну отдельную параллельную ячейку, которая не является частью устоявшейся системы – это неплохая история, в самом деле.
В. Г.: Но тогда мы не можем говорить о том, что это изменит всю систему высшего образования.
Я хотел бы это воспринимать как эксперимент, когда отдельный университет работает вне системы, которая является устоявшейся, со своими нормами, бюджетным кодексом и т.д. Если эксперимент докажет свою эффективность, его можно масштабировать на всю страну. С этой точки зрения мне этот эксперимент нравится. Как он пойдет? Увидим. Не знаю.
А. И.: Но это очень дорогой эксперимент.
В. Г.: И масштабировать его не получится, потому что не будет столько денег.
Пока никто не знает, сколько он будет стоить. На 2022 год заложено 100 миллионов.
А. И.: Образовательный комитет предлагал правку, добавить 1,6 миллиарда к этому проекту. Будут ли на второе чтение выдвигать это предложение?
Увидим, что будет во втором чтении.
А. И.: Комитет мог бы внести предложение, например, скорректировать бюджет и эти 1,6 миллиарда, которые МОН предлагает выделить на президентский университет, направить в другие фонды, например, на научную деятельность НАН, Национального фонда исследований и тому подобное. Почему нет?
С чего вы взяли, что нет?
А. И.: Значит, были такие предложения?
Было решение комитета увеличить расходы на образование на 30 миллиардов гривен, в частности, поднять заработные платы на 20%, а это дополнительно 12 миллиардов. Была куча программ, которые мы предложили увеличить. И Национальный фонд исследований, и НАН, и компенсация за аккредитацию образовательных программ университетам и научным учреждениям, и продолжение субвенции, чтобы мы могли закупить ноутбуки всем учителям, и пищеблоки в столовой по программе первой леди, и противопожарная безопасность в школах. Что дойдет до второго чтения, мы не знаем.
А. И.: Но разница в цифрах довольно существенная. Например, на Национальный фонд исследований комитет предлагает добавить 100 миллионов, на поддержку приоритетных направлений исследований НАН – 295 миллионов, на президентский университет – 1,6 миллиарда.
Вы же понимаете, что это не фантазия образовательного комитета? Понимаете, что это Национальный фонд исследований сказал, что им хватит дополнительных 100 миллионов. Мы же не можем сказать, что нет, не хватит, вам надо 1,1 миллиарда. Есть стейкхолдеры, которые имеют свои потребности, и мы стараемся удовлетворить их в той мере, в какой они хотят быть довольными.
Национальный фонд исследований мы защищаем каждый год. Например, во время секвестров, когда хотели в год запуска забрать все деньги вообще. Каждый год у них есть конкурсы, которые они начали и которые нужно финансировать. Затем объявляются следующие конкурсы. Сейчас они считают, что дополнительных 100 миллионов им хватит.
Так же мы общаемся с ИМЗО, у него есть сейчас дырка почти на 600 миллионов гривен на учебники. Если эти средства не добавить, учебников мы не напечатаем. На учебники шрифтом Брайля заложено ноль копеек с самого начала. Поэтому образовательный комитет встречается на заседании с каждым стейкхолдером и проговаривает все вопросы.
А. И.: Если вы все проговариваете со стейкхолдерами, проговаривали ли с Министерством образования, на что именно потратят эти 1,6 миллиарда на президентский университет? Ведь это даже больше, чем субвенция НУШ.
Да, проговаривали.
А. И.: И на что эти средства пойдут?
На стройку.
А. И.: На стены?
И на проектно-сметную документацию, да.
Мы же не можем сказать нашему основному министерству, что нет, мы не будем просить то, что вы просите, мы не будем вас поддерживать. Это ненормально и нелогично.
Всегда можно направить деньги на что-то другое. Например, что важнее: инвестиции в инфраструктуру или заработные платы учителям? Вот что бы вы выбрали?
А. И.: Я выбрала бы не строить президентский университет.
Вы пытаетесь убедить меня, что университет не нужен, хотя это не мой проект. Я к нему вообще не причастен и буду касательным как председатель комитета, когда появится закон о президентском университете, который сейчас готовится. Вот тогда начнется моя работа. Я не вхожу ни в одну рабочую группу по президентскому университету. Это задача МОН и ОП, вы лучше у них спросите. Всегда можно президенту задать такой вопрос.
Макет университета и его территории
В. Г.: Возможно, вы что-то слышали о том, кто возглавит президентский университет? Кто станет его вдохновителем, визионером?
Не знаю.
В. Г.: Как можно создать университет, не имея человека, который руководит процессом?
Я не занимаюсь президентским университетом. Президентским университетом занимается Министерство образования с Офисом президента.
В. Г.: А кто в нем будет преподавать?
Хороший вопрос. Насколько мне известно, они хотят взять лучших преподавателей из Украины и привлечь иностранных.
А. И.: И платить им четыре тысячи долларов? Это те четыре тысячи долларов, которые были в начале «абсолютно реальны»?
Этот вопрос не ко мне, а к инициаторам проекта.
Эта фраза из видео, кстати, была вырвана из контекста. Я не имел в виду именно зарплаты учителей. Это ошибка монтажа. Но, кстати, все премии и стипендии Верховной рады, которые определяет наш комитет, мы сделали больше, чем четыре тысячи долларов. Теперь все, к чему я прикасаюсь, превращается в четыре тысячи долларов.
О готовности стать министром
В. Г.: Когда год назад Сергея Шкарлета назначали министром образования, ваш комитет не поддержал это назначение. За год вы изменили свое мнение о том, может ли Шкарлет быть хорошим министром? Или наоборот?
Не знаю, этично ли мне давать такую оценку министру. Это все-таки министр. Но за год он стал лучшим. Я думаю, за этот год мы все выросли немножечко в своем профессионализме. Уже меньше радикальных взглядов.
В. Г.: У Шкарлета? Например?
Например, год назад речь шла о том, чтобы вернуть десятилетку в школы или ВНО отменить. По крайней мере, были такие мысли. Сейчас нет.
Когда ты понимаешь, что ВНО — это не просто ВНО и не просто механизм поступления, а неотъемлемая интегрированная составляющая системы, то понимаешь и то, что отменять его — это самоубийство. Потому что ты сделаешь гораздо хуже. А хуже всего то, что тебе после этого уже никогда не поверят.
Вот предшественники начали реформу, например, НУШ. Что делать, если приходят преемники, которые к этой реформе относятся скептически? Отменить? Или откорректировать? Это мировоззренческий вопрос. Отменить можно. Но, во-первых, что вместо этого? К чему мы вернемся? Во-вторых, поверит ли тебе потом кто-то, когда ты захочешь что-то реформировать сам? Реформы должны быть постепенными и должны иметь продолжение. Поэтому и Новая украинская школа продолжается, с определенными коррективами.
В. Г.: Неужели была мысль отменять НУШ?
Вы знаете, когда-то такие мысли были. Еще во время предвыборной кампании.
Я считаю, что НУШ — это очень хорошо. Мне только жаль, что она не началась 20 лет назад.
Системе присуща инертность. То, что мы сделаем сейчас, будет видно не раньше чем через год-два-три. Но то, что мы не сделаем сейчас, потом придется исправлять гораздо больше лет. Поэтому мы очень внимательно подходим к таким вещам, как пилотирование новых классов, новых стандартов, новых учебников и т.д. Мы по поводу этих вопросов делаем комитетские слушания. И могу сказать, что министр, всегда прислушивается к нашим выводам.
Есть ли у меня как председателя комитета замечания к министру? Да. И всегда будут. Причем к любому. У меня и до предыдущего были, и я уверен, что до следующего будут.
В. Г.: А если это будете вы?
Я уверен, что у меня и к себе будут замечания. Я к себе очень критично отношусь, поверьте.
В. Г.: В партии «Слуга народа» говорят, что снять Шкарлета могут в ближайшее время и что вроде уже решено, что преемником будете вы. Это правда?
Разговоры об отставке министра, любого, начинаются через три месяца после начала его работы. Потому что у общества (и у депутатов) всегда есть определенные надежды, которые не оправдываются.
Приходит новый министр и обещает что-то программное сделать. Конечно, часть стейкхолдеров говорит: вау, мы этого ждем – погнали. И через 3-4-5-6 месяцев оказывается, что все не совсем так: что-то нельзя сделать физически, а что-то не получается из-за нехватки денег, да и мнение изменилось, другие стейкхолдеры говорят о другом.
Словом, все начинает немного не так двигаться. И у некоторых появляется фрустрация от ожиданий, которые не оправдываются. И тогда начинается некоторое разочарование. У тех, кто имел очарование, появляется разочарование. Это абсолютно нормальный психологический феномен.
В. Г.: Неужели кто-то был очарован Шкарлетом?
Зал же проголосовал.
В. Г.: Возможно, потому что не было других вариантов?
По разным причинам. Каждый по своим причинам отдает или не отдает свой голос.
В. Г.: Хорошо, а правду говорят, что вы перестали отказываться от должности министра?
Если потребуются мои услуги, мы обязательно об этом поговорим с премьером и президентом. И примем решение.
Я говорил это два года назад и год назад, когда не соглашался на предложение. Не вопрос, хочу ли я или не хочу. Вопрос, смогу ли я эффективно работать в команде. Это зависит от позиции премьера, от позиции президента, от позиции Министерства финансов. От того, какое есть стратегическое видение. Если оно у нас совпадает – прекрасно, можем работать.
Об остатке образовательной субвенции
А. И.: Закон о среднем образовании предусматривает, что некоторые предметы ученики могут подтягивать на консультативных занятиях, например, из тех, что должны сдавать на ГИА.
Любые предметы, насколько мне известно.
А. И.: Да, и эти занятия должны финансировать из государственного бюджета. Выделяются ли эти средства?
Образовательная субвенция уходит полностью на покрытие заработных плат. Дополнительные консультационные или корректирующие занятия, предусмотренные законом — дополнительная нагрузка на учителей, которая, конечно, также оплачивается с образовательной субвенции.
Это все один огромный котел, который в 2021 году был величиной в 100 миллиардов гривен. 8,5% государственного бюджета, которые идут на заработные платы учителей. Поверьте, этих денег хватает. Я вам объясню почему.
Ежегодно мы получаем остаток образовательной субвенции, который тем или иным образом остается в общинах. По состоянию на 1 октября это примерно 7,5 миллиардов остатков на счетах местных ОТГ, их можно направить на оплату дополнительных консультативных занятий.
А. И.: Почему возникает этот остаток?
Через формулу финансирования. 15 тысяч школ и 440 тысяч учителей по всей стране в одну табличку не запишешь. Финансирование очень сильно зависит от нагрузки, наполняемости классов и тому подобное. В тех общинах, где сеть учебных заведений оптимальна, появляются остатки. Потому что формула финансирования рассчитывается по средним показателям, чтобы дать одинаковые возможности всем общинам.
В то же время есть общины, в которых нет остатка образовательной субвенции или этот остаток отрицательный. Им отдельно компенсируют расходы из резервов.
А. И.: Какие именно общины?
Как правило, те, в которых есть территориально распыленные малокомплектные школы. В Украине из 15 тысяч школ есть примерно тысяча, где учится менее 40 детей. Есть школы, где нет пятых классов, потому что там просто физически нет учеников. Есть школы только с выпускными классами, потому что некоторые села уменьшаются.
В. Г.: Так мы подошли к теме оптимизации учебных заведений, против чего обычно выступают общины, которые не хотят терять свою малокомплектную школу.
Если в среднем по Украине мы с образовательной субвенции тратим на одного ребенка чуть меньше 30 тысяч гривен, то есть малокомплектные школы, в которых обучение одного ребенка стоит 200 тысяч гривен, 150 тысяч и так далее. Потому что там кое-где учеников в школе меньше, чем ставок учителей или самих учителей.
Они читают несколько предметов и имеют несколько ставок. Мы не против, чтобы учителя зарабатывали больше. Только хотим, чтобы качество образования было лучше. Три человека в классе, один заболел, второй не пришел – что это за занятия? О каком мы потом уровне этих учеников говорим, если они не знают, что такое конкуренция, социализация?
Малокомплектные школы надо оптимизировать — это 100%, потому что там качество образования нулевое. А для этого нужны три вещи: дорога, подвоз и опорная школа, которая будет лучше, чем та, в которую сейчас ходят эти дети. Поэтому в этом году субвенция на «способную школу», которая идет на улучшение опорных школ, была в один миллиард гривен. В следующем, надеюсь, будет больше.
В. Г.: Насколько за последние два года мы приблизились к оптимизации школ?
Мы приближаемся к этой цели, и думаю, сейчас процесс ускорится. Потому что в течение последнего года в Украине создали территориальные общины. У районных советов не было желания оптимизировать школы.
Плюс никто в местных советах не понимал, что это для них значит. Как это, в одной деревне закрывать школу, а в другой оставить? Как тогда быть? Дети из двух сел ходят в одну школу, а ведь заработную плату учителям платит государство, физически школу будет содержать один сельсовет, а не два. За отопление, электричество, ремонт платит сельсовет. Почему дети из соседнего села должны ходить к ним в школу? Может, второй сельсовет присоединится к финансированию школы, хотя бы пропорционально? Но такого механизма не было, и на самом деле это была огромная проблема.
Сейчас эти сельсоветы объединены в одну территориальную общину, и ОТГ смотрит на вопрос оптимизации совсем иначе. Например, в ОТГ есть шесть школ: две большие опорные по 700-800 детей и три маленькие, в которых учатся 40-50 детей. Они для себя считают — чтобы содержать все эти школы, надо снизить их степень до начальных и объединить с детским садом, таким образом, сэкономив. Сэкономленные средства можно инвестировать в имущество школ и их образовательное пространство.
Государство поможет с закупкой автобусов, построит дороги – и тогда можно будет детей возить в опорную школу. Тогда ОТГ сможет инвестировать уже не в пять школ, а в две.
В. Г.: Процитирую председателя ОТГ на тему такой же истории, но с больницами. «Нам эта больница не надо, но закройте ее, пожалуйста, вы (центральная власть). Потому что если я, ее закрою, меня же не выберут в следующий раз».
Абсолютно то же самое я слышал от любого сельского главы: «Я все понимаю, вы абсолютно правы, и для нашего бюджета будет тотальный плюс, но меня односельчане на вилы посадят».
В. Г.: Но правительству и Верховной раде тоже, видимо, не хочется, чтобы их на вилы посадили.
В 2019 году было предложение Министерства финансов перестать финансировать школы, в которых меньше 40 детей. Радикальное решение, которое принимается в государственном бюджете одним маленьким рядком. Я думаю, что большинство депутатов те строки не дочитали бы. Можно было бы сделать, но мы тогда решили, что это некорректно, мягко говоря.
В. Г.: Политически опасно?
В 2019 году, поверьте, в принципе безразлично было относительно политической безопасности или опасности. Тогда было окно возможностей делать радикальные вещи.
В. Г.: Как вы думаете, надо было это делать?
Думаю, да. Но это немножко иезуитский шаг.
Что значит «мы перестанем финансировать»? Перестанем просто выплачивать заработную плату в тысячах школ? Допустим, это 20 тысяч педагогов. Что они будут делать? Пойдут на улицу? Где они найдут работу в деревне? Это высокообразованные люди, квалифицированные. Надо не просто выплатить зарплату за два месяца, а дать им возможность найти работу.
Я в парламенте считал, что реформы можно делать быстрее. Честно говорю. Возможно, из-за нехватки бюрократического и политического опыта. Был более радикальным в своих взглядах.
Я думал так, как много диванных экспертов, что вот можно сейчас прийти и все изменить. И мы сделаем сейчас нашу систему такую, как в Британии. Нет, нельзя. Потому что слишком много людей зависит от этих решений, сотни тысяч людей. Если мы говорим о среднем образовании — это 15 тысяч объектов, 400+ тысяч учителей, 4 миллиона учеников. Даже если быстрые изменения возможны, они очень опасны.
А. И.: Если говорить о менее радикальных шагах. Например, мне кажется, что те остатки образовательной субвенции, а также остатки субвенции на Новую украинскую школу – и вопрос недостаточной коммуникации с представителями ОТГ. Что с этим можно делать?
Не совсем так. Из НУШ остатки на самом деле небольшие. Счетная палата ежегодно ведет мониторинг этого вопроса, и мы каждый год на комитете слушаем их выводы. А вот образовательная субвенция имеет огромные остатки.
Например, на начало этого года Минфин насчитал 5,2 миллиарда остатков. В этом году, по состоянию на 1 октября, было 7,5 миллиардов остатков. Порядок использования средств у Кабмина существует уже несколько лет, общины знают, что их можно тратить на что угодно, связанное с образованием. Это на премии педагогам, на текущие ремонты, на закупку оборудования, на школьные автобусы и т.д. Что угодно, кроме капитальных ремонтов, потому что на это есть субвенция «способная школа». Но почему же общины не тратят этих средств полностью?
Например, приезжаю в любое маленькое село, в котором школе в этом году выделили один миллион на STEM-лабораторию. Тендер уже проводится. Но где будет стоять STEM-лаборатория? Мы открываем класс, а там помещение, в котором ремонта не было тридцать лет. Разве нельзя найти 100 тысяч гривен на косметический ремонт? Можно, но ОТО не дает денег, говорит, что не имеет права.
Открываем табличку образовательной субвенции и видим, что у общины лежит на счету 6,5 миллионов остатков. Они говорят, что на всякий случай, а вдруг не хватит чего-то в декабре. Часто эти деньги держатся просто на депозитах, чтобы иметь определенный дополнительный доход. Некоторые общины имеют 20-50 миллионов остатков, представьте себе. Притом, что автобус для подвоза детей, например, стоит один миллион девятьсот тысяч гривен.
Сейчас есть предложение Министерства финансов обязать общины использовать остатки, которые имеются по состоянию на первое января, а если ОТГ их не использует в течение следующего года, то вернуть в государственный бюджет.
О НАЗЯВО
А. И.: В начале октября Верховный суд отменил решение об утверждении состава НАЗЯВО, поставив под угрозу выдачи дипломов по некоторым магистерским программам. Не была ли связана остановка работы НАЗЯВО с конфликтом министра образования с агентством по делу о плагиате?
Нет. На самом деле на тот момент, когда вышло решение Верховного суда, уже шел конкурс по избранию новых членов Национального агентства. Примерно через месяц после даты, когда вышло решение суда, нынешний состав национального агентства должен был прекратить свою деятельность и уже был бы новый. Сергей Миронович не подавался в новый состав НАЗЯВО. А из-за того, что появилось решение Верховного суда, процесс отсрочился вплоть до нового конкурса.
Мы исправили ошибку, остановили конкурс, обязали начать новый конкурс и назначили временный состав. Все. Президент подписал закон, и теперь все в руках Кабмина, который должен назначить временный состав НАЗЯВО и начать новый конкурс. Выиграло ли от этого министерство в контексте вашего вопроса? Думаю, нет, даже проиграло.
А. И.: Сергей Квит говорил также, что есть другие судебные иски против НАЗЯВО. Безопасна ли работа агентства сейчас?
Всегда есть судебные иски, которые могут что-то изменить. Отслеживать их все, работать на опережение мы не можем. Наша задача, раз уж ошибка зафиксирована, ее исправить в законодательстве, чтобы в дальнейшем мы жили спокойнее. Найдут ли еще какую-нибудь ошибку? Будем исправлять и следующую.
В. Г.: Не планирует ли МОН вернуть себе часть полномочий НАЗЯВО?
Нет. Вот сколько у нас уже работает министр, столько есть разговор об этом. Между ними (Шкарлетом и Квитом) есть или были напряженные отношения. Но я не видел предложений сузить полномочия НАЗЯВО.
Маленький секрет вам расскажу. Когда у нас был апогей конфликта между МОН и НАЗЯВО, мы сделали закрытую встречу в комитете. С одной стороны сидело руководство министерства, а с другой стороны – руководство агентства. Мы тогда искали компромисс в том, что касалось присуждения степеней PhD и новых требований к ним. Между НАЗЯВО и МОН была огромная дискуссия относительно того, кто имеет полномочия контроля над этим процессом. Я понимал и одного, и другого.
Но когда вы пытаетесь построить вертикальную систему, надо понимать, что сейчас можно получить власть, но после придет кто-то другой. Этот другой будет иметь совершенно другие сокровенные желания. Поэтому нужно всегда ставить предохранители, чтобы систему нельзя было откатить назад. Это пришлось сказать и МОН, и НАЗЯВО. Оба отступили, оба поставили систему образования вообще выше себя.
О наблюдательных советах
В. Г.: Вы в предыдущих интервью говорили, что должны создаваться наблюдательные советы при университетах. Как поживает эта идея?
Вы знаете, я всегда говорил это только в контексте финансовой автономии. Потому что я тотально за финансовую автономию, но лишь при условии изменения системы управления.
Не может быть так, чтобы никто ни за что не отвечал. Университеты — это государственная собственность. Это более 20 млрд., которые мы каждый год выделяем на высшее образование.
Например, только КНУ им. Шевченко в этом году отведено 2 млрд. грн из бюджета (вместе со специальным фондом). Куча имущества, куча земли. Финансовая автономия даст возможность свободно распоряжаться средствами и свободно распоряжаться имуществом. Возникает вопрос, что как мы обезопасим государственную собственность от возможного хищения или плохого хозяйствования? Как мы обезопасим деньги? Потому что это деньги из государственного бюджета, и деньги студентов.
В этом контексте затрагивается вопрос наблюдательных советов, чтобы была система баланса в управлении университетом. Есть ученый совет, который занимается научной деятельностью, педагогической деятельностью и всем этим другим. А есть наблюдательный совет, который должен контролировать ректора финансово, с точки зрения хозяйствования и распоряжения государственным имуществом.
Но два года назад, когда мы хотели это ввести, мы не нашли выверенной системы управления. Из-за того, что у нас более 200 государственных университетов и они все разные. То, что подходит как отдельный наблюдательный совет для КНУ им. Шевченко, может не подойти Глуховскому педагогическому университету. Отдельный наблюдательный совет создавать для этого университета вообще немного странно. Может быть, должны быть какие-то региональные наблюдательные советы?
А. И.: Какие именно полномочия будут у этого наблюдательного совета?
Я хотел бы, например, чтобы наблюдательный совет мог делать представления об увольнении ректора, инициировать финансовый аудит, осуществлять контроль над выполнением тех решений, которые принимает ректор, контролировать ключевые показатели эффективности, выполнение миссии, стратегии развития университета. Потому что министерство, имея триста штатных работников, не может контролировать двести университетов, я уже не говорю о других звеньях образования.
В. Г.: Но ведь все равно должен быть контроль над KPI?
Да. Поэтому мы и приняли это в законе. Идеально было бы, но радикально, все, что они обещают во время выборов, вводить как KPI в контракт. Пообещал? Пожалуйста, зафиксируй это в своем контракте.
В случае невыполнения условий контракта представитель учредителя, здесь представитель Министерства образования, может сказать, что ты не выполнил своих KPI, на первый год мы тебе даем письменное предупреждение. А на второй год мы тебя уволим, потому что ты не выполняешь того, что обещал.
Но в первую очередь ректор должен отчитываться не перед министерством. А перед теми, кто тебя избрал, перед своим педагогическим коллективом. Ты им пообещал? Покажи, пожалуйста, как ты это проделал.
В. Г.: Коллектив вряд ли потребует отчета, они обычно очень боятся своего ректора, поэтому очень лояльны к нему.
Это будет чуточку цинично, наверное, звучать. Но если вы себе что-то выбираете, то не жалуйтесь потом на то, что вы себе выбрали, и не жалуйтесь на свою жизнь.
Я, например, никогда не говорил ни на одного президента ничего плохого. Мы сами его выбрали и сами виноваты в этом. А когда доходим до какого-то предела, то сносим, как в 2014 году. Общество так работает.
К сожалению, большинство людей часто не читает программы кандидатов, а если и читает, то не хочет в них вникать. Вряд ли кому-то интересно о налоге на выведенный капитал, который заложен или не заложен в программу, правда? Все слушают и хотят видеть что-то свое. Поэтому получается очарование, которое потом сменяется разочарованием.
Авторы: Анастасия Иванцив, Виктория Гуерра
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.