02.07.2019 – Внимание к Чернобыльской катастрофе в этом году было приковано не только 26 апреля – в день аварии. Разговоры о событиях 33-летней давности не утихают с 6 мая, когда американский канал НВО представил мини-сериал “Чернобыль”. Журналисты ищут свидетелей катастрофы, а туристы ринулись в зону отчуждения.
В Украине существует специальное агентство, которое занимается Чернобыльской зоной. LB.ua встретился с директором Государственного агентства по управлению зоной отчуждения Виталием Петруком, чтобы поговорить не только о прошлом, но и о будущем Чернобыля. У агентства амбициозные планы – превратить зону катастрофы в территорию изменений и развития.
“В прошлом году в зоне отчуждения не было реализовано ни одного объекта за средства бюджета Украины”
Соня Кошкина: Вы с 2015 года возглавляете Государственное агентство Украины по управлению Зоной отчуждения. Расскажите вкратце, что она собой сегодня представляет? Ведь большинство людей имеет о ней весьма поверхностное представление.
Часто шучу, что люди для меня делятся на тех, кто в Зоне уже был и кто еще не был. Последние вообще не представляют, что это такое. А те, кто были, как правило, позиционируют ее больше как туристический объект — вспоминают о Припяти, лисе Семене… На территории зоны живут несколько лис, которые уже привыкли к туристам и часто выходят с ними «поздороваться». Животных несколько, однако, имя они имеют одно на всех. Также за ними закреплена «их» страница в соцсетях.
Когда международные эксперты и представители украинской власти впервые приезжают в зону отчуждения, мы стараемся им показать не столько Припять, сколько промышленные объекты, наши основные направления работы. Часто бывает, когда обращаешься к разным министерствам с официальными письмами, проблемными вопросами, они не сразу понимают, о чем речь – не видят картину в целом, ее сути.
Однако после того как они лично посещают зону отчуждения, равнодушным не остается никто и агентству легче доносить нашу проблематику. Нас лучше понимают. Мы показываем наш биосферный заповедник, саму зону отчуждения; наши промышленные объекты — новый безопасный конфайнмент, хранилище отработанного ядерного топлива № 2; комплекс “Вектор”, где сейчас проходят горячие испытания централизованного хранилища для источников ионизирующего излучения.
Чтобы не быть голословным, в 2016-м мы пытались провести изменения в законодательство относительно правового режима территории. Одна из фракций в ВР выступила категорически против, и мы пригласили депутатов посетить Зону, и после посещения, когда они сами разобрались в ситуации, их позиция изменилась; сегодня они нас очень поддерживают.
Диана Буцко: Что является крупнейшим достижением агентства за эти годы?
Мы изменили отношение к Зоне отчуждения. До этого, когда ее вспоминали, говорили о вывозе радиоактивного леса, уголовных делах по металлолому и тому подобное. Однако сегодня — в контексте туризма, альтернативной энергетики, заповедника. Отношение стало более позитивным. Зона превращается в “территорию перемен”.
Также мы возобновили целевое использование средств фонда обращения с радиоактивными отходами (РАО). НАЭК “Энергоатом” ежегодно платит около 1 млрд. гривен для обращения с отходами, образующимися в результате деятельности АЭС Украины. Из-за ряда решений, связанных с тяжелым финансовым положением в стране, эти деньги не использовались по целевому назначению, а теперь эти деньги идут на инфраструктуру для обращения с радиоактивными отходами.
Следующее наше достижение — в июле состоится заключительная ассамблея доноров Чернобыльского фонда “Укрытие” и новый безопасный конфайнмент будет передан от подрядчика (Наварки) заказчику (ЧАЭС).
Д.Б: можно было бы эти проекты реализовать исключительно через украинское финансирование? Какую часть средств давали зарубежные партнеры?
До декабря прошлого года в зоне отчуждения не было реализовано ни одного объекта за средства бюджета Украины. Все было построено за средства международного сообщества.
С. К.: В чем их интерес? Грубо говоря: вопрос собственной безопасности?
Да, и это тоже.
С. К.: Не столько для Украины делают, сколько для себя.
Для Украины, но также понимают, что Чернобыльская катастрофа – это катастрофа планетарного масштаба. Например, Европейская комиссия очень много помогает. За годы украинской независимости была оказана помощь на 1 миллиард 50 миллионов евро.
“Ближайшие 24 тысяч лет на этой территории ничего нельзя будет делать”
С.К.: Знаю, идут дискуссии относительно возможного сокращения зоны с 30-километровой до 10-ти.
Зона отчуждения — это 265 тысяч гектаров, несколько больше, чем такая европейская страна как Люксембург.
Сформирована она была фактически после аварии в 1986-м году. Позже, согласно дозиметрическому мониторингу, была определена ее нынешняя форма, был принят закон “О правовом режиме территории, подвергшейся радиоактивной загрязненности вследствие Чернобыльской катастрофы”, где определено все, что связано с ее функционированием.
Территория зоны отчуждения всегда делилась на две части: непосредственно на 30-ти километровую и на 10-ти километровую, которая является более загрязненной трансурановыми элементами, такими как плутоний. Период их полураспада составляет 24 тысячи лет. Ближайшие 24 тысяч лет на этой территории ничего нельзя будет делать.
На остальной территории присутствуют радиоактивные элементы, период полураспада которых 30 лет. Прошло уже больше, поэтому теоретически можно было бы рассматривать вопрос об их возвращении для проживания украинцев. Однако учитывая самовозрождение на этой территории флоры и фауны – особенно краснокнижной – для сохранения этого сокровища было принято решение создать Чернобыльский радиационно-экологический биосферный заповедник, который занимает 85% всей территории Зоны. Остальные 15% — это примерно 35 гектаров.
Де-факто, еще до юридического оформления в 2017 году, мы уже имели здесь заповедник, ведь человек уже 33 года осуществляет деятельность только на 5% общей территории зоны отчуждения, а на остальной — природа принадлежала себе.
Мы инициировали законопроект о специальном статусе тех 15% территории, что не вошли в заповедник. Они должны быть отведены для промышленного использования. Кабинет министров поддержал и передал на рассмотрение Верховной рады.
С. К.: В чем заключается идея?
По факту у нас есть такая загрязненная территория. Чтобы максимально эффективно использовать ее ресурс, мы выступили с предложением наделить ее статусом территории специального промышленного использования, где будет развиваться инфраструктура обращения с радиоактивными отходами или же любая другая деятельность, которая не предусматривает привлечения большого количества персонала.
С. К.: Как давно законопроект лежит в парламенте?
С осени прошлого года.
Д.Б.: И перспективы — учитывая политическую ситуацию — невеселые?
Скорее всего, да. Думаю, вернут, и мы начнем все сначала.
“Проблем со здоровьем у работников в течение последних 10 лет мы не фиксируем”
Д.Б.: Какой уровень радиации в зоне отчуждения? Человеку там находиться безопасно?
Да, в заповеднике есть абсолютно безопасные места. Но уровень радиации распределяется по зоне отчуждения условными “пятнами”. Из-за этого у нас возникает проблема — законы “О правовом режиме территории, подвергшейся радиоактивной загрязненности вследствие Чернобыльской катастрофы” и “О природно-заповедном фонде” накладываются друг на друга, конфликтуют.
Основная цель существования Зоны отчуждения — выполнение барьерной функции, чтобы за ее границы не выносились радионуклиды. Эта барьерная функция предполагает активные действия — строительство и ремонт дамб, создание противопожарных разрывов, чтобы избежать пожаров. А законодательство о природно-заповедном фонде предусматривает минимум антропогенного воздействия. Два закона, получается, противоречат друг другу.
Д.Б.: Есть ли в мире примеры решения подобных противоречий?
Да, например, белорусы приняли отдельный закон под свой заповедник, где прописали, что можно делать на его территории.
С. К.: Сколько занимает зона отчуждения в Беларуси?
Примерно 215 тысяч гектаров.
С. К.: Чем отличаются наша и их зона? Там живут люди?
Были поселения, но людей отселили. У них там нет промышленных объектов. Также, больше было осуществлено работ по сносу бывших жилых строений.
Д.Б.: Вы упомянули о законопроекте по созданию территории промышленного использования. Речь о территории, где будут объекты для хранения радиоактивных отходов, или возможны другие виды промышленной деятельности?
Хотели бы расширить и на другие виды промышленной деятельности, которые опять же предусматривают задействование минимального количества персонала.
Д.Б.: Есть какие-то конкретные предложения от инвесторов? Кто туда может прийти из бизнеса?
С бизнесом трудно, они имеют предостережения, есть определенная радиофобия.
С. К.: Знаю, структуры Рината Ахметова интересовались этими территориями.
Не могу сказать, я о таком не знаю. Сейчас мы ведем диалог с Киевской городской государственной администрацией, предлагали перевести в зону Киевский государственный межобластной специализированный комбинат (здесь временно хранятся радиоактивные отходы, начиная с 60-ых годов). Это длительный процесс и довольно дорогостоящий.
Д.Б..: Даже на солнечной электростанции будут работать люди, то это же опасно для них.
В зоне отчуждения работают 6000 человек. Если учесть полицейских, пожарных, подрядчиков, которые задействованы вахтовым методом, то в целом это 12 тысяч человек. Все проходят дозиметрический контроль, состоят на прохождении медосмотра. Нарушений правил радиационной безопасности или проблем со здоровьем у работников в течение последних 10 лет мы не фиксируем. С соблюдением правил, предусмотренных законодательством, это может быть вполне безопасно.
С. К.: Работники получают повышенные оклады?
У нас не самые высокие заработные платы. Есть определенная доплата, но она не такая высокая — 1700 или 1800 гривен.
С. К.: Чернобыльскую станцию законсервировали в 2001-м, но там до сих пор выполняются определенные виды работ. Какие именно? Что там происходит?
Процесс снятия с эксплуатации еще продолжается. Сейчас там занято более 3000 рабочих.
С. К.: Что подразумевается под снятием с эксплуатации? Какие это, виды работ и какое время нужно для их завершения?
Этот процесс продлится до 2064 года.
До 2016 года ядерное топливо еще было в блоках. Только в 2016-м блоки ЧАЭС перестали быть ядерными объектами. Сейчас достраиваем ХОЯТ-2 (хранилище отработанного ядерного топлива), куда перевезем отработанное ядерное топливо из старого ХОЯТ-1, у которого заканчивается срок эксплуатации.
Мы должны провести демонтаж нестабильных конструкций под аркой. Это — международные обязательства Украины до 2023 года.
“Японская стратегия предусматривает восстановление территории и возвращение населения для проживания в Фукусиме”
Д.Б.: Вы сказали, что зона должна стать территорией изменений и развития. Что именно имеется в виду?
Три года назад мы задумались, что будет после снятия ЧАЭС с эксплуатации. Стали искать, что же могло бы быть полезным для близлежащих общин, инициировали солнечную, ветровую энергетику, предлагали делать дата-центры в помещениях, которые высвобождаются.
Д.Б.: Превращая зону отчуждения в территорию развития, на чей опыт вы опираетесь? В мире вообще существует ли опыт, которому Украина может сопротивляться? Мы ищем индивидуальный путь, поскольку Чернобыльская катастрофа — самая крупная техногенная авария такого порядка.
Думаю, наш опыт уникален. Японцы пошли немного другим путем, еще и у нас учились. Их стратегия предусматривает восстановление территории и возвращение населения для проживания.
С. К.: В чем разница?
Я думаю, другие условия.
С. К.: Территория Японии сама по себе меньше.
Во-первых, меньше территория, во-вторых, у них есть частная собственность (в зоне). У нас там частной собственности вообще не было на момент аварии.
С. К.: На время аварии еще был Советский Союз все-таки.
Да, а у японцев вопрос частной собственности вызывает вопросы компенсаций. Япония – богатая, густонаселенная страна. Она много тратит финансов на ликвидацию последствий аварии на Фукусиме. Сегодня украинский бюджет таких расходов себе позволить не может.
С. К.: Если сравнивать опыт Японии и Беларуси, Что интересного можно оттуда позаимствовать?
У нас на самом деле постоянный обмен опытом с японцами, существует отдельная рабочая группа Чернобыль-Фукусима, которая собирается раз в год. Откровенно скажу, у них более активная деятельность и большие перспективы, ведь территория загрязнена элементами, период распада которых 30 лет, а у нас – 24 000 лет в 10-километровой зоне.
У них есть необходимость вернуть население в зону отчуждения, популяризируется выращивания продуктов в префектуре Фукусимы. Каждый мешок риса, выращенный в префектуре Фукусима, замеряют на содержание радиоактивных веществ. Доля загрязненного риса в пределах погрешности, но, несмотря на это, замеры продолжаются.
С. К.: Они сделали ставку на людей и на сельское хозяйство в зоне отчуждения?
Не в самой зоне, а в прилегающих и возвращенных в хозяйственный обиход территориях.
Д.Б.: Среди населения, которое живет вокруг зоны отчуждения, фиксируется ли рост числа онкологических заболеваний?
Насколько я знаю, белорусы не фиксируют среди своего населения рост смертности от онкозаболеваний из-за Чернобыльской катастрофы. Все, кто пострадал в результате аварии, ежегодно проходят медосмотр и заболевания выявляют на ранней стадии, соответственно, лечение предоставляется вовремя. Что касается Украины, то в Одесской области, статистика заболеваний хуже, чем в пострадавшей Житомирской.
“Мы столкнулись с большими уровнями радиации, когда начали крепить арку к объекту “Укрытие”
Д.Б.: Ваше агентство также занимается ликвидацией могильников радиоактивных отходов. Сколько в Украине могильников, которые еще надо ликвидировать?
54 пункта санитарной обработки и пункты захоронения отходов дезактивации за пределами зоны. Постепенно часть из тех могильников, расположенных за пределами зоны отчуждения и представляют потенциальную опасность, мы завезем для перезахоронения на специализированные хранилища в Чернобыле.
Д.Б.: На каком этапе сейчас строительство второй очереди комплекса “Вектор” для радиоактивных отходов?
Вторая очередь комплекса “Вектор” предусматривает строительство хранилища для принятия стеклованных отходов из Российской Федерации. Сейчас мы на этапе проектирования.
LB.ua: Строительство комплекса “Вектор” началось в 1998 году. Первая очередь предусмотрена для захоронения низко — и среднеактивных радиоактивных отходов (РАО), образовавшихся в результате Чернобыльской катастрофы. Вторая очередь – для переработки высокоактивных РАО и долговременного хранения отходов и отработанных источников ионизирующего излучения.
Д.Б: Сколько еще нужно времени?
Мы себе поставили задачу в октябре-ноябре 2019 подписать контракт с подрядчиком на выполнение строительных работ. Стоимость работ будет превышать 3 миллиарда гривен.
С. К.: Нынешние отношения между нашими странами как-то влияют на хранение отходов в Российской Федерации?
Мы не являемся стороной переговоров. Контракты с Российской Федерацией заключал “Энергоатом”.
Д.Б.: Сколько отходов хранится в РФ?
Только стеклованных РАО от переработки отработанного ядерного топлива ВВЭР-440 — 256 тысяч кубических метров.
С. К.: Возможно, фактор России — хороший повод, чтобы переиграть эту историю?
В контракте “Энергоатома” предусмотрены штрафные санкции, если он не заберет отходы. Именно поэтому нужно построить в Украине собственное хранилище для этих отходов.
Д.Б.: До какого срока мы должны забрать отходы?
Мы должны начать забирать отходы от переработки отработанного ядерного топлива ВВЭР-440 после декабря 2022 года.
Д.Б.: «Вектор» успеют построить так быстро?
Мы сделаем для этого все возможное, максимальная возможная задержка — полгода.
Смотрите, мы приняли новый безопасный конфайнмент на объект “Укрытие” два года назад, и должны уже в декабре прошлого года ввести его в эксплуатацию, но дважды переносили. Мы столкнулись с большими уровнями радиации, когда начали крепить мембрану арки над объектом “Укрытие”. Те работы можно было выполнять по несколько минут одному человеку в день. Представьте, насколько это замедлило процесс.
С. К.: На сколько лет этот конфайнмент рассчитан?
На 100 лет.
С. К.: Через 100 лет нужно будет снова накрывать — уже поверх конфайнмента?
Основная цель этой арки — накрыть объект, что уже в 10 раз уменьшило излучение.
Внутри есть система основных кранов, роботизированная техника, которая будет выполнять демонтаж нестабильных конструкций объекта “Укрытие”.
Д.Б.: Заканчивая с промышленными объектами, строительство хранилища отработанного ядерного топлива (ХОЯТ-2) же завершено полностью?
LB.ua: За время эксплуатации Чернобыльской АЭС с 1971 года по 2000 год накопилось более 21 тысячи единиц отработанных тепловыделяющих сборок ядерного топлива. Его хранят в ХОЯТ-1, которое было введено в эксплуатацию еще в 1986 году и не рассчитано на долгосрочное хранение. ХОЯТ-1 заполнен на 99%. На новом ХОЯТ-2 отработанное ядерное топливо сможет храниться 100 лет.
С 6 мая мы в стадии холодных испытаний.
Д.Б.: Можете объяснить, что это, и как все происходит?
Холодные испытания — это когда мы работаем с имитаторами и отрабатываем те манипуляции, которые будем делать во время эксплуатации непосредственно с отработанным ядерным топливом. Если в августе эти работы успешно закончатся, то приступим к горячим испытаниям.
“В этом году по сравнению с прошлым годом мы фиксируем рост на 20% количества посетителей”
С. К.: Имею вопрос о Припяти. Я была там, в 2000-м году и в 2018-м, за это время город очень сильно изменился. Очень. Флора значительно разрослась. Понятно, что надо каким-то образом демонтировать старые части станции под навесом, а как насчет самого города? Ощущение такое, будто дома скоро начнут обваливаться.
Периодически это уже происходит. Мы должны делать демонтаж некоторых аварийных помещений.
С. К.: Просто сравнять с землей?
Да. Если бы можно было вторично использовать все, что там есть, например, измельчить на щебень и использовать для подсыпки дорог… Но мы этого сделать не можем, потому что это радиоактивно загрязненные материалы. Поэтому нужен демонтаж — измельчение и захоронение на месте.
С. К.: Там же, на территории?
Да, но необходимы средства на выполнение этих работ.
Д.Б: дешевле, чтобы все развалилось само собой…
С. К.: получается, что да, но это же опасно.
Да, это опасно, но пока так выглядит ситуация.
Д.Б: растет количество людей, которые хотят посетить зону отчуждения?
Постоянно увеличивается. В 2014 году было 8 тысяч туристов, в прошлом году — уже почти 72 тысячи. В этом году по сравнению с прошлым мы пока фиксируем рост на 20%.
С. К.: За счет чего? Вы популяризируете или как-то само собой?
Для нас это было неожиданно, ведь мы не должны заниматься посетителями, но спрос растет. Но напоминаю: основная цель существования зоны отчуждения — выполнение барьерной функции по защите. Наша задача сделать так, чтобы это было безопасно.
С. К.: Опять конфликт с законом.
Конфликт в другом: посещение должно быть безопасным для здоровья.. С одной стороны спрос, а с другой – необходимость обеспечить безопасность большого количества людей одновременно.
С. К.: Есть большая частная фирма, которая работает, насколько я понимаю.
На самом деле фирм несколько и структурирование рынка произошло, когда так начало увеличиваться количество посетителей. Примерно 10 компаний сейчас активно работают, из них три-четыре имеют по 20% рынка. Мы сделали строже правила, обязали, чтобы были индивидуальные накопители-дозиметры, чтобы было спецразрешение на работу в зоне отчуждения, чтобы гиды периодически проходили переаттестацию и тому подобное…
С. К.: Значит, вы сами этим не занимаетесь, но контролируете рынок для того, чтобы там ничего противозаконного не произошло?
Да. Это должно быть как ресторанный или гостиничный бизнес — частная инициатива. У государства нет стимулов, а частные компании из-за здоровой конкуренции лучше продают свои услуги.
С. К.: Кого больше среди туристов-иностранцев или украинцев?
80% иностранцев.
Д.Б.: В мае в связи с выходом телесериала увеличилось количество посетителей? Или еще не успело?
Я думаю, не успело еще увеличиться. Я был в зоне во вторник, встретил сотрудника нашего предприятия, который занимается посетителями. По его словам, в понедельник была группа из 15 человек, 5 из которых приехали после просмотра сериала.
С.К.: Несмотря на широкий диапазон предложений на рынке находятся люди, которые решают проникнуть в зону самостоятельно, пройти не протоптанным дорожкам. Этих людей стало меньше или больше, как их вообще фиксируют?
Я бы не сказал, что их количество возросло, но так называемые “сталкеры” есть, полиция постоянно их ловит.
С. К.: А мародеры? Или там уже не осталось чего брать?
Мародеров почти нет, но факты выноса периодически полицией фиксируются.
Д.Б.: Сколько сейчас самоселов в зоне отчуждения?
По состоянию на 1 января, осталось 118 человек, средний возраст которых 79 лет.
С. К.: Они в разных точках сосредоточены?
Да.
С. К.: Пенсию как получают? Вне зоны?
Организован подвоз пенсий, так же раз в неделю подвозятся продукты.
С. К.: Это люди, которые живут там давно или появляются новые?
Начиная с 2003 года, законодательством исключена регистрация самоселов в зоне отчуждения.
«НВО избрали Литву из-за льгот”
Д.Б.: Давайте поговорим о сериале «Чернобыль». Вы уже посмотрели?
Первую серию вчера посмотрел, потому что знал, что вы будете спрашивать. Все вокруг говорят, рассказывают.
С. К.: Какие впечатления от первой серии? Что вообще думаете про весь этот хайп?
О, хайп чрезвычайный, да. Туристические компании говорят: “Виталий Викторович, давайте что-то быстрее делать, строить новые туалеты, ведь сейчас начнется!».
С. К.: С туалетами у вас там действительно проблема.
Мы уже с 2018 года исправились.
С. К.: И один ресторан…
Мы предпочитаем, чтобы вся инфраструктура развивалась на прилегающих территориях. Это должна быть инициатива местных. Таким образом, Зона будет способствовать развитию общин, прилегающих к пострадавшим районам.
С. К.: Запрос от НВО на съемки был?
Они к нам обращались, приезжали. Вместе с одной из наших крупных кинокомпаний мы хотели, чтобы они именно в Украине снимали — предложить наши павильоны и возможности. Они же выбрали Игналинскую АЭС в Литве, которая сейчас снимается с эксплуатации. Там у них есть определенные льготы.
Д.Б.: Да, в Европе возвращают до 30% от затрат на кинопроизводство.
С. К.: Еще возникает вопрос сохранения памяти. В Киеве есть музей Чернобыля, а вот как насчет зоны?
В Чернобыле тоже есть музей культурного наследия чернобыльского Полесья. Директор Ростислав Омеляшко — фанат своего дела, он столько экспонатов насобирал — и национальная одежда, и фотографии, и предметы быта села.
Мы также совместно с Киевским институтом архитектуры и строительства разрабатываем проект комплекса, чтобы улучшить инфраструктуру для посетителей. Чтобы люди, ожидая в очереди или на выезде, могли осмотреть его и понять, что такое зона отчуждения, как произошел взрыв, и что будет в будущем.
Авторы: Соня Кошкина, Диана Буцко
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.