01.12.2019 – «В течение года было столько провокаций в отношении директора ГБР, столько манипуляций, чтобы иметь влияние на ГБР… Я не сдамся!», – так реагирует директор Государственного бюро расследований Роман Труба на вопрос о том, станут ли его «догонять» в случае увольнения.
Увольнение – всего через год после начала работы – произойдет почти наверняка, Верховная Рада этот вопрос фактически решила. Через четыре дня, когда соответствующая правка профильного закона была принята, на анонимном телеграмм-канале «Трубу прорвало» появились записи разговоров, на которых человек с голосом, очень похожим на голос главы ГБР, отчитывается руководителю Офиса президента Андрею Богдану относительно состояния дел Порошенко. Формально события не связаны, но в реальности ясно, что и парламент не просто так активизировался.
«Голос похож, но я не могу сказать мой ли – нужна экспертиза», – разводит руками Труба, называя сами записи компилируемыми. При этом он прогнозирует, что записей значительно больше, чем те, что были обнародованы. И вскоре появится новая порция. В чьи руки попало аудио из кабинета, не говорит, хотя уточняет, что те, кто его записывал, и те, кто ими владеет, – разные лица.
Со своей стороны LB.ua доподлинно известно, что записей есть минимум на 30 часов, которые Петр Порошенко уже успел передать Дональду Туску – как подтверждение фактов политического преследования. Откуда они у него и как вообще возможно прослушивание руководителя ГБР, с господином Романом мы также обсудили.
13 уголовных производств, где есть фамилия Петра Порошенко, он комментирует с осторожностью. «Все 13 производств будут ли иметь перспективу? Не знаю. Возможно, будет лишь один проект подозрения, возможно, 13», – подчеркивает директор ГБР.
Кроме экс-президента, ГБР имеет ряд вопросов к Юрию Луценко, Андрею Парубию, другим бывшим высокопоставленным чиновникам. Обо всем этом мы и пообщались с пока еще директором ГБР Романом Трубой.
«В вентиляционной системе был микрофон, подключенный с помощью проводов»
Соня Кошкина: Изначально мы планировали этот разговор – и планировали его довольно давно – чтобы подвести итоги первой годовщины работы Государственного бюро расследований, которое приходится на 27 ноября. Однако в последнее время ваше ведомство находится в эпицентре общественного внимания, поэтому будем говорить не только об этом.
Да, завтра (интервью записано 26 ноября) исполняется год с момента регистрации первого производства Государственным бюро расследования. Этот день важен не только для руководства, но и для сотрудников ГБР.
В мае этого года я подготовил все документы, чтобы определить 27 ноября днем работников ГБР. К сожалению, соответствующий указ не был подписан президентом.
С. К.: Еще Порошенко?
Да, это было еще при экс-президенте Петре Порошенко.
Хотя на этом я не буду останавливаться, буду говорить с Владимиром Зеленским, чтобы этот день был официально признан, и сотрудники ГБР имели свой официальный праздник.
С. К.: Это если вы успеете. Если вас не уволят третьего числа… Поговорим о прослушивании в вашем кабинете. Комментируя обнародование записей в тематическом телеграмм-канале («Трубу прорвало»), вы сказали что это — фейк. Почему мы должны вам верить? Какие ваши аргументы?
Скажите, а понимаете ли вы, что они (записи прослушивания) могут быть скомпилированы? В XXI веке… Я думаю, других вариантов просто не может быть.
С. К.: Почему не может?
21 сентября в моем кабинете были обнаружены прослушивающие устройства. Не только микрофон, а вся система…
С. К.: Расскажите подробнее, как это выглядело.
Я скажу лишь то, что в вентиляционной системе был микрофон, подключенный с помощью проводов. И вся информация поступала в другое место – не в кабинет. Там находились другие устройства, которые проводили запись, передачу полученной информации.
Виктория Матола: Как вы нашли эту прослушку?
Как правило, когда я нахожусь в Киеве, то в субботу выхожу на работу. Но в связи с тем, что 21 сентября в моей семье – определенное событие, я не был в Киеве. На рабочем месте находилась сотрудница, которая открыла окна кабинета для проветривания. И после включения вентиляции услышала странные звуки. После осмотра вентиляционного канала было обнаружено это устройство. Вызвали правоохранительные органы…
С. К.: Кого именно?
Нацполицию. Они установили устройство и установили, куда выходила вся информация.
В. М.: И куда она выходила?
Я не могу об этом сказать, чтобы не навредить досудебному расследованию.
С. К.: Сколько времени ваши разговоры записывали?
Я четко знаю, сколько это устройство там было, но не хочу говорить. Это может негативно повлиять на сбор доказательств.
С. К.: Более трех месяцев?
Да. Больше, чем три месяца.
С. К.: Значит, как минимум все лето. И вы все лето ни разу не открывали окно и не слышали странные звуки в вентиляции?
Главная проблема в другом – я как руководитель правоохранительного органа и мои работники не защищены. Это – угроза безопасности не только для меня (фамилия здесь не главное). Может ли руководитель любой правоохранительной структуры быть уверенным сегодня, что у него нет такой прослушки? Нет, не может.
С. К.: Действительно, чем вы хуже или лучше Холодницкого, у него прослушивание было в аквариуме?
Если мы говорим о юридической составляющей, то у Холодницкого прослушивание было законным. А у директора ГБР – оно незаконное. И это установлено в уголовном производстве по данному факту.
С. К.: И это прослушивание не НАБУ?
Это прослушивающее устройство не было установлено ни одним правоохранительным органом.
С. К.: Их может быть два: СБУ или НАБУ. Да?
Нет, их может быть больше. Нацполиция, СБУ, НАБУ и другие правоохранительные органы. Они не так часто применяют свои полномочия, но они их имеют.
Я могу четко сказать, что это прослушивание было незаконным. И это самый большой риск, не только для правоохранительной, но и для государственной системы. Потому что правоохранители не защищены.
Мы понимаем, какие сегодня есть технологические возможности. Мы увидели это на деле в отношении так называемых “куриных лапок”, недавно “Джокер” (позиционируется как пранкер) это всем показал. И, повторю, вопрос, каким образом правоохранительная и государственная система в целом может быть защищена?
С. К.: Правоохранительная система должна сама себя защищать. Если руководителя правоохранительного органа можно прослушивать и сливать эти записи кому-нибудь, то у меня возникает большой к вам самому вопрос. Но я повторяю, как вы три месяца сидели у себя в кабинете и не слышали, что у вас в вентиляции что-то «фонит»?
На момент обнаружения прослушки я был больше года на посту.
С. К.: Значит, прослушивание было установлено до вашего назначения, а в какой-то момент его включили?
Я бы не хотел это комментировать. Это – информация, как я уже отметил, досудебного расследования.
А насчет того, почему я раньше не обнаружил технику, поверьте, даже с помощью специального оборудования ее не просто заметить. Важно принимать меры, чтобы уменьшить риски такого прослушивания. И я, как руководитель правоохранительного органа, с момента обнаружения прослушки принял меры, чтобы это невозможно было сделать в моем кабинете…
С. К.: С оборудованием сложно, а работница просто окно открыла и вуаля!
Спросите: почему я этого не сделал раньше? До этого принимали большое количество мер с целью получения охраны помещения ГБР. К сожалению, в течение года охраны не было. Длительный период охрану бюро осуществляла охрана института, где находится ГБР (Государственное предприятие научно-исследовательский и проектно-изыскательский институт транспортного строительства “Киевгипротранс”).
Сейчас принимаем дополнительные меры, чтобы прослушивание невозможно было установить. Какие именно? Это создание специальных подразделений, закупка спецсредств для выявления этих устройств, чтобы исключить в дальнейшем прослушивание в кабинете руководства, в кабинетах сотрудников ГБР. Безопасность каждого работника, я считаю, должна быть на первом плане.
В. М.: Кому было выгодно вас записывать?
Таких сил очень много.
С начала работы ГБР мы имели возможность видеть время от времени определенные действия, что происходили с целью скомпрометировать ГБР в целом или его руководство, в частности.
В. М.: Возможно, искали компромат, чтобы использовать его для вашего увольнения?
В полномочия ГБР входит расследование уголовных производств в отношении высшего руководства государства, чиновников, судей, военных. Это и категория людей, которые в том числе хотят иметь влияние на вновь созданный правоохранительный орган.
Что происходило в течение года работы ГБР? Это год борьбы за независимость, за определенную самостоятельность. И я постоянно вижу определенные группы, которые бы хотели иметь то или иное влияние на ГБР. Я – это противостояние этому влиянию. Провокации (иногда их называют скандалами) никогда не были связаны с работой бюро, лишь с желанием влиять на ГБР.
С. К.: Куда вы сдали обнаруженную технику, что физически с ней произошло?
Самое важное было понять, куда уходит утечка информации. К сожалению, в момент осмотра мы не могли это установить, поскольку, как я понял со слов техников, это практически невозможно, поскольку это передавалось по беспроводной связи.
С. К.: Явно не дилетанты ставили.
Конечно, нет. В нашей стране не очень большое количество специалистов, которые бы устанавливали такие устройства для прослушивания. В большинстве это нынешние или бывшие работники правоохранительных органов.
«Каким образом Порошенко получил эти записи, я не могу сказать»
С. К.: По моей информации, более 30 часов вашего прослушивания Петр Порошенко передал недавно Дональду Туску. Сделал шаг на опережение, так сказать. С целью самозащиты. С частью материалов, Туск, уже ознакомился. Откуда у Порошенко могут быть эти записи?
На мой взгляд, лица, осуществлявшие незаконную запись в кабинете директора ГБР – и лица, которые сейчас владеют этими записями, — не одни и те же.
Каким образом Петр Порошенко получил эти записи, я не знаю и не могу сказать. Я – руководитель правоохранительного органа. Я говорю только фактами.
Если у меня будут факты, каким образом Порошенко получил эти записи, обязательно озвучу.
С.К.: Если предположить, что он их скачал в интернете, как любят говорить некоторые нынешние высокопоставленные чиновники, значит, записи — не только в одних руках.
Понятно, что если есть оригиналы, то они — лишь одни. Есть ли несколько вариантов скомпилированных записей? Думаю, есть копии смонтированных вариантов.
С. К.: То, что опубликовано — маленькая частица существующих записей. Так мне кажется.
Я и раньше не исключал, что варианты записей из незаконного прослушивания появятся в интернете. Не понимал лишь, в какой форме, где и когда. Более того, понимал, что это будет использовано как давление. Для меня не столь важно, кто это сделает, как то, с какой целью. А цель в этой ситуации понятна — скомпрометировать орган и дискредитировать директора ГБР.
С. К.: Собственно, цель уже достигнута — одна и вторая. Я понимаю, что вы не можете разглашать тайну следствия, поэтому не спрашиваю, кто и как – по версии следствия – установил прослушку. Но установлен ли следствием финальный ее бенефициар?
Не соглашаюсь, что цель достигнута. Цель у этих людей – не обнародование незаконного прослушивания, а публичное уничтожение директора ГБР и его отставка.
Сейчас мы не можем говорить, у кого находятся оригиналы или скомпилированные записи незаконного прослушивания.
С. К.: Вы сказали, что подобную прослушку может установить ограниченное количество специалистов – правоохранителей бывших или нынешних. Также вы сказали, что это точно не были действующие представители правоохранительных органов. Далее – мы знаем о 30 часах записей, которые есть у Петра Порошенко. Теперь поставим рядом, бывшие правоохранители, Петр Алексеевич… Ни на что конечно не намекаю, но интересное совпадение.
Мы будем прилагать максимум усилий, чтобы общество получило ответы на эти вопросы.
Я бы хотел обратить внимание, каким образом появились эти записи, и кто их разгонял. Для этого достаточно промониторить сеть интернета, когда это происходило, и для кого это было необходимо.
Я понимаю, что это не все скомпилированные записи и уверен, что сегодня-завтра могут быть обнародованы другие.
С. К.: Сегодня-завтра? До голосования в парламенте?
Да, сегодня-завтра. Думаю, к году работы ГБР и к голосованию в Верховной Раде записи будут обнародованы.
В. М.: Голос на обнародованных записях — ваш?
Вы понимаете, что записи могут быть скомпилированы?
С. К.: А может, и нет. Вы на этом настаиваете, потому что это вам выгодно.
Мой ответ следующий, голос похож. Но это мой ли голос – я не могу сказать. Для этого нужно провести фоноскопическую экспертизу.
С. К.: Вы не можете узнать собственный голос? Серьезно!?
Голос – похож на голос директора ГБР Романа Трубы, но если мы говорим об этих событиях (речь идет, очевидно, о сути переговоров на этих записях), то они не происходили.
В. М.: Вы готовы предоставить образцы голоса и, возможно, дать распоряжение вашим подчиненным, голоса которых вероятно также есть на этих пленках, в случае проведения экспертизы?
Конечно, если есть такая потребность, я готов это сделать.
В. М.: А потребности нет?
Мы должны понимать, что экспертиза может быть назначена, если есть оригиналы записей. Если бы эти оригиналы были, не было бы нужды выкладывать их на телеграмм-канале. В таких случаях человек идет в правоохранительный орган и передает ему оригиналы. Тот, в свою очередь, проводит все необходимые процессуальные действия.
С. К.: Вы так и не сказали, кому передали технику.
Оборудование изъяла Национальная полиция. Уголовное производство по установлению прослушки расследует ГБР.
В. М.: ГБР расследует прослушку в ГБР?!
ГБР – единственный орган, который хочет дать ответ на вопрос, кто установил незаконные прослушивающие устройства в кабинете директора.
В.М.: Не считаете ли, что после обнародования записей, якобы сделанных в вашем кабинете, логично было бы самому заявить об отстранении от исполнения обязанностей руководителя ГБР, по крайней мере, на определенное время?
Директор ГБР не является руководителем органа досудебного расследования. Я не вправе давать какие-либо указания следователю. У него есть непосредственный руководитель или начальник отдела, или управления. Они могут знакомиться с материалами уголовных производств, давать письменные или устные поручения следователям. Руководство ГБР не может влиять любым образом на ход досудебного расследования.
В. М.: Согласитесь, на вашу репутацию положительно бы повлияло решение отойти от выполнения полномочий руководителя ГБР на период…
Сейчас было бы не правильно, если бы я оставил работников и орган. Поскольку сейчас на повестке дня – голосование во втором чтении за законопроект о ГБР.
В. М.: Как отреагировал Офис президента на утечку этих, как вы говорите, скомпилированных разговоров в вашем кабинете?
У меня не было разговоров по этому поводу.
С. К.: Вам никто не звонил? Ни Андрей Богдан, ни Андрей Смирнов?
Ни Смирнов, ни Богдан.
С. К.: А вы вообще с ними как общаетесь? В каком режиме?
У нас рабочие отношения. В Офисе президента – другие механизмы работы, чем в бывшей Администрации президента. В частности, разница заключается в том, что сегодня – чрезвычайно большое количество коммуникаций. Я очень часто общаюсь с разными людьми. В предыдущей Администрации такой формы сотрудничества не было. У меня было несколько (две или три) встречи с руководителями АП или бывшим президентом. Сегодня встреч с представителями Офиса президента – очень много.
С. К.: Богдан у вас когда-нибудь спрашивал, как там дело по Порошенко?
Общение с Богданом происходило в Офисе президента только во время официальных совещаний. Других встреч не было.
Ни в телефонном режиме, ни во время совещаний не было от Богдана или других представителей офиса вопросов об открытии, закрытии или направлении любого уголовного дела.
«Не идет речь о том, чтобы избавиться именно от директора ГБР»
В.М.: Вряд ли было совпадением обнародование записей из вашего кабинета через несколько дней после принятия в парламенте поправки Монастырского по поводу перезагрузки руководства ГБР… Вы были готовы к тому, что вас планируют уволить?
Вы имеете в виду, была ли эта поправка для меня неожиданной? Да.
Так выглядит, что поправка №320 для авторов была в некотором роде недоступной. Почему я так думаю? После принятия законопроекта в первом чтении законодательством определено две недели на подачу поправок ко второму чтению. Этот срок истекал 31 октября. После этого срока я ознакомился со всеми поданными поправками. Но в перечне не было поправки №320. Во время заседания профильного комитета 13 ноября я впервые услышал про эту правку.
Но она была зарегистрирована после голосования комитета, как рекомендация законопроекта с поправками ко второму чтению. Есть много вопросов, на которые я не имею ответа. Но это не моя зона ответственности.
С. К.: Этих записей гораздо больше, чем на 30 часов, о которых упоминалось. В Офисе президента с ними ознакомились. Услышали то, что вы или кто-то другой с похожим голосом на ваш, как вы утверждаете, наговорил. И решили, что от вас надо избавляться. Вот и все, так и появилась эта поправка.
Это предположение.
С. К.: Отнюдь.
На самом деле я записей не боюсь. Я уверен за свое поведение и за свои слова. Считаю, что каждый руководитель правоохранительного органа, руководитель любого государственного учреждения должен понимать, что за ним могут наблюдать. Его действия должны быть идеально правильными, идеально чистыми. Я постоянно с таким сознанием живу и работаю. Поэтому этими записями не занимаюсь, и я уверен в своих разговорах и действиях.
В. М.: Значит, ваши действия — идеально чистые, идеально правильные?
В моих действиях точно нет того, чем мог бы быть недоволен любой руководитель.
С. К.: Почему же тогда Офис президента внезапно решил от вас избавиться путем внесения поправки в законопроект, которой раньше не было? Чем не угодили?
Законопроект, который внесен в парламент, перевернутый депутатами с ног на голову или с головы на ноги. Практически 60% или 70% законопроекта претерпело изменений. Это для меня самое главное, а не поправка №320 (о перезагрузке руководства ГБР).
В проекте было предусмотрено увеличение количества сотрудников ГБР. Сейчас на некоторых следователей приходится более 100 уголовных производств. Ни следователь, ни орган в целом не может быть эффективным при таких условиях.
В первом чтении депутаты увеличили количество сотрудников ГБР, но в проекте, подготовленном ко второму чтению, определили, что только на 100 человек. Изменения, которые законопроект претерпел во время второго чтения, — неэффективны для вновь созданного правоохранительного органа. Есть более важные моменты, чем поправка о перезагрузке руководства.
С. К.: Вы пытаетесь избежать ответа. Вопрос был в том, почему Офис президента вдруг решил от вас избавиться?
Я не считаю, что в этом законопроекте идет речь о том, чтобы избавиться именно от директора ГБР. Речь идет о перезагрузке руководства…
Почему возникла необходимость в перезагрузке, когда мы работаем всего год и есть соответствующие результаты, я не могу объяснить. Этот вопрос не ко мне, а к авторам правки №320.
С. К.: Вы будете подаваться на новый конкурс главы ГБР?
Давайте не будем опережать события. Дождемся третьего декабря и голосования.
С. К.: Но ведь понятно, что вас уволят.
Я обещаю, что буду действовать согласно требованиям закона, если будет предусмотрена перезагрузка, и президент решит назначить исполняющего обязанности директора.
О встречах с Богданом: «хотелось бы гораздо чаще»
В. М.: Как давно вы знакомы с Богданом? Вы же учились в одном университете.
Да. Вспоминаю, какой это был год…
В. М.: 1997-1998 годы.
Да.
Мне приятно, что вы исследовали этот эпизод и не говорите, что мы учились в одной группе или на одном курсе.
В. М.: Но знакомы были?
Естественно. Один вуз, один факультет.
В. М.: После того, как Богдан возглавил Офис президента, вы часто встречались?
Хотелось бы гораздо чаще. Я всегда ищу партнеров и людей, которые могут быть союзниками в становлении нового правоохранительного органа.
В. М.: Богдан может быть вашим союзником в становлении нового правоохранительного органа?
Естественно. До сих пор центральный аппарат ГБР не имеет помещения. Это эпопея, которая длится два года и до сих пор не решена. Сразу после назначения мы нашли помещение и пытались получить его в аренду или на баланс, чтобы начать там ремонт. Сейчас эта работа продолжается – помещение находится в оперативном управлении ГУД, и я постоянно занимаюсь решением этого вопроса.
В. М.: Как так получилось, что юридический адрес ГБР — это здание Кабмина, а фактически — Симона Петлюры? Вы же знаете, что это влияет на определение территориальной подсудности в судебных разбирательствах и практика разная – одни суды устанавливают так, другие – иначе, что напрямую влияет на возможность, в том числе, обжалования? Почему не уладить этот вопрос?
Это продолжение моего ответа. Центральный аппарат не имеет постоянного помещения, мы его ищем. А для работы следователей используем не только этих два помещения, о которых говорите, но и другие.
С. К.: И как судам быть?
По этому поводу мы подготовили официальные разъяснения. Они направлены во все суды всех инстанций.
С. К.: Что написано в разъяснении, уточните, пожалуйста.
Что мы находимся в помещении в Печерском районе города Киева.
С. К.: Вопрос относительно Богдана связан был, собственно, с тем, как вы, как руководитель независимого правоохранительного органа, прошли этот переходный период после смены власти? Как строилась коммуникация с новыми руководителями страны? Как познакомились с Андреем Портновым, с фамилией которого очень часто звучит и ваша фамилия? Какие отношения сложились с ним?
Андрей Портнов для Государственного бюро расследований – заявитель и свидетель. Это лицо, которое подавало обращение и допрашивалось в уголовных производствах.
Андрей Портнов для директора ГБР – политик, юрист… Впервые я его увидел и имел возможность пообщаться несколько недель назад, когда Портнов изъявил желание и пришел на прием к директору ГБР.
С. К.: Это была ваша первая встреча?
Единственная. До сих пор мы никогда не виделись и не общались.
В. М.: Вы со всеми заявителями встречаетесь?
Однозначно не отказываю тем, кто изъявляет желание встретиться. Хочу вас заверить, что очередь из желающих попасть на прием к директору ГБР небольшая. Я считаю это хорошим знаком, и это точно не вредит работе и независимости ГБР.
В. М.: Поправьте меня, если я ошибаюсь, но практически по всем заявлениям Портнова сразу открываются внедрения.
Я не делал такого анализа. Уголовные производства открываются, если заявление соответствует форме и в нем изложены фактические обстоятельства преступления. Следователь не имеет других полномочий, кроме как открыть уголовное производство. Производство — это же не приговор, только возможность следователем путем проверки доводов осуществить исследование тех или иных фактических обстоятельств дела.
И самый важный этап – исследование всех обстоятельств дела. В этом и заключается профессионализм следователей, поскольку от их работы зависит конечное решение уголовного производства. Если доказательства будут добыты, правильно зафиксированы, можно говорить о подозрении. Если доказательств не будет – уголовное производство закрывается.
В. М.: Но некоторым заявителям ГБР отказывает в регистрации производства. Тогда они могут идти в суд, который обязывает бюро это делать. Андрей Портнов с легкостью зарегистрировал все свои производства, в том числе 13 против Петра Порошенко. Не так ли?
Я не анализировал, все ли зарегистрированы, или, возможно, есть отказы.
С. К.: Что-то вы начали заметно нервничать сейчас. Почему?
Не думаю. Портнов для меня такой же заявитель, как и другие люди. Никаких отличий… Хочу подчеркнуть, что самое важное – не процесс регистрации уголовных производств, а процесс исследования.
В. М.: Сколько заявлений в целом подал Андрей Портнов в ГБР?
Точно не знаю. Не готов ответить на этот вопрос.
В. М.: 13 производств, где есть фамилия Порошенко, открыты исключительно по его заявлениям?
Точно нет. Они открыты по заявлениям руководителей общественных организаций, других депутатов, в том числе, возможно, и правоохранительных органов.
Все ли 13 производств будут иметь перспективу? Не знаю. Возможно, будет только один проект подозрения, возможно, 13. Не это важно. Важно, чтобы были профессионально и эффективно проведенные исследования.
С. К.: Ну, по какому-то эпизоду проекта подозрения может и не быть.
Возможно, вообще не будет. Мы не можем предсказать. Процесс расследования – длительный. Самое важное, чтобы проекты подозрений были законными, чтобы были доказательства. Не все уголовные производства завершаются объявлением подозрения.
«Информация за пределы помещения ГБР не передается»
В. М.: Петр Порошенко считает, что вы передаете информацию по уголовным производствам, в которых, в частности, фигурирует он, господину Богдану, а тот – Андрею Портнову. Об этом он сказал в интервью «Украинской правде».
Петр Порошенко — политик, он не ограничен определенными рамками. Политики могут говорить неправду, у них есть определенная цель… Я же — руководитель правоохранительного органа, я ограничен рамками, ограничен лишь правдой, определенными фактами. Политики ни у директора ГБР, ни в помещении ГБР, ни у работников ГБР не существует.
В. М.: Вы передаете информацию Андрею Богдану?
Нет. Ни в коем случае. Любая информация за пределы помещения ГБР не передается.
С. К.: Еще и как передается. Мы ее постоянно читаем в авторских и анонимных телеграмм-каналах. И впоследствии она находит подтверждение.
Относительно возможной утечки информации мы проводили служебное расследование с применением полиграфа. Полиграф проходили все следователи, которые имеют отношение к расследованию уголовного производства в отношении экс-президента Петра Порошенко. Я ознакомился с результатами исследований и уверен в своих действиях и действиях следователей. Могу заверить, что ни одна информация от следователей не вышла за пределы помещения ГБР.
С. К.: Тогда как происходит утечка?
К расследованию уголовного производства имеют отношение не только следователи. Это и процессуальные руководители, которые вместе со следователями имеют право расследовать уголовное производство. Они согласовывают практически все процессуальные решения. Это работники суда, судьи в частности. Поэтому говорить, что информация выходит из ГБР, неправильно.
По этому поводу (по поводу утечки информации) Генеральная прокуратура внесла сведения в Единый реестр досудебных решений, открыто уголовное производство.
В. М.: Далее ГБР будет его расследовать?
Нет, оно не находится в ГБР.
В. М.: Тогда кто?
Я не знаю, кому направлено это уголовное производство. Но его расследование может дать ответ на вопрос, эта информация исходит ли из ГБР.
С. К.: Вы сами полиграф проходили?
Нет.
С. К.: Почему?
Директор ГБР проходит полиграф в соответствии с требованиями закона. Я проходил полиграф, когда был назначен на работу. На днях также его пройду.
С. К.: Зачем?
Это обязанность директора. Я своим примером покажу, что это нужно делать и это будет делать каждый сотрудник ГБР.
В. М.: Вы обжаловали свою люстрацию, на которой настаивал непосредственно Петр Порошенко. Апелляционный суд признал, что люстрации вы не подлежите, не так ли?
Это было давно, я деталей уже не помню. Все возможные решения по оценке факта люстрации состоялись. И Генеральная прокуратура в 2015 году, и Министерство юстиции и Администрация президента подтвердили, что я не подпадаю под действие закона о люстрации. Могут ли быть вопросы у Петра Порошенко по этому поводу? Это один из способов возможного влияния на директора ГБР.
Поскольку после безоговорочных, по моему мнению, фактов, директор ГБР не подпадает под действие люстрацийного закона, проходит судебный иск, где эти факты ставятся под сомнение. И процесс затягивается во времени. Кому это выгодно? Ответ, как, по-моему, очевидный. Есть еще один судебный процесс, тоже начатый во времена бывшего президента.
С. К.: У нас же независимая судебная система. На что вы намекаете?
Я не о судебной системе, а о людях, которые хотят иметь влияние. Это совершенно разные вещи. Эти люди для решения своих вопросов могут использовать, в том числе, и судебную систему.
Читайте продолжение во второй части интервью.
Авторы: Соня Кошкина, Виктория Матола
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.