07.04.2019 – Ниже читайте о том, когда начнут сажать «большую рыбу», и про коррупционные дела в отношении сотрудников НАБУ и СБУ; об уголовных производствах, в которых дают показания депутаты, пистолете и «особняке» главы ГБР. А также о том, почему в бюро нет надлежащих кадров и защиты от подслушивания.
Если сравнивать Государственное бюро расследований с другими вновь созданными в Украине правоохранительными структурами, то в отношении них ГБР по возрасту – ребенок, который еще ходит в ясли. Тем не менее, и в бюро уже чувствуют давление: общество хочет громких производств, сенсационных разоблачений, жестких приговоров. И оно, это общество, не очень настроено поощрять объяснения по поводу того, почему надо еще немного подождать…
И все же, думается, читателю будет интересно прочитать интервью с директором Государственного бюро расследований Романом Трубой. Здесь есть и о резонансных делах, и о специфике работы, а также о проблемах, которые есть у ГБР едва ли не с первого дня его создания.
«У НАС УЖЕ НАПРАВЛЕНО В СУД 624 ОБВИНИТЕЛЬНЫХ АКТА, 14 ОБВИНИТЕЛЬНЫХ ПРИГОВОРОВ ВСТУПИЛИ В ЗАКОННУЮ СИЛУ»
— Генпрокурор Юрий Луценко не устает повторять, что закон дает ему возможность ловить только коррупционную рыбу средних размеров – в то время, как большую рыбу ловят другие антикоррупционные органы: НАБУ, НАПК и ГБР. Во многом он прав, ведь перечень лиц, подследственных вашему бюро, не содержит разве что упоминания о действующем президенте Украины. Дальше все пути для вас открыты. Поэтому вопрос: в отношении, каких крупных «рыб» ведет расследование ГБР?
— Первое. Я хотел бы, чтобы мы были реалистами. Государственное бюро расследований начало свою работу 27 ноября 18-го года. В том, что в 2018 мы начнем работу, не верил никто, кроме меня и моей команды. Нам никто не помогал, мы сами научились не просто ходить — сразу бежать.
С тех пор прошло всего 3 месяца. Я хочу также предостеречь от чрезмерных ожиданий. Я понимаю, когда эти надежды будут воплощены в жизнь. Действительно, согласно законодательству мы расследуем все уголовные производства — кроме 12 статей, которые расследует НАБУ (это все коррупционные преступления).
У нас есть определенные наработки, и есть видение реализации тех наработок. И я могу четко заверить, что в ближайшее время – месяц, два, три – общество будет иметь возможность услышать о нашей реализации.
Кроме того, важно, чтобы общество понимало, что результат нашей работы – это не открытие уголовных производств.
— Объясните читателю, что вы имеете в виду.
— По состоянию на сегодняшний день у нас около 6 тысяч уголовных производств. И цель деятельности Государственного бюро расследований, чтобы эта цифра была меньше. Потому что она, во-первых, свидетельствует о правонарушениях, которые совершаются работниками правоохранительных органов, и, во-вторых, военные преступления. Это две самые большие категории, 80 или 90% тех производств, которые есть у нас. И наша цель — чтобы количество таких производств в будущем было наименьшее. Это будет свидетельствовать о том, что Государственное бюро расследований эффективное.
— Вы должны еще быть и сдерживающим фактором для потенциальных нарушителей в правоохранительных органах и на фронте? Чтобы они поняли, что ГБР ведет такую работу, и испугались?
— Я бы не хотел, чтобы кто-либо пугался Государственного бюро расследований.
— На это, Роман, большинство читателей вам ответят: а мы предпочитаем, чтобы нарушители были напуганы.
— Ну, возможно; это довольно неоднозначный вопрос. Для кого-то будет эффективным, когда он услышит в любом райотделе: мол, мы опасаемся совершить то или иное действие, поскольку знаем, что Государственное бюро расследований начало свою работу, и уже есть первые результаты.
— Кстати, что именно вы считаете результатом?
— Результат – это когда уголовное дело уйдет в суд с обвинительным актом и в суде будет обвинительный приговор.
— И когда по вашим производствам будут вынесены первые приговоры?
— У нас уже направлено в суд 624 обвинительных акта, 14 обвинительных приговоров вступили в законную силу. Планируем, что уже в этом году мы будем направлять в суд уголовные производства, в которых сможем говорить, что боремся с определенной системой коррупционных действий. Но вы раньше употребили в отношении ГБР термин «антикоррупционный орган». Так вот, мы не являемся в чистом виде антикоррупционным органом.
— Почему?
— Потому что в чистом виде антикоррупционным органом, который осуществляет досудебное расследование, является НАБУ. Но мы также проводим расследование коррупционных преступлений. Более того, я уверен, что количество производств коррупционных, которые мы направим в суд, будет чрезвычайно больше, чем их есть в НАБУ.
Почему? Потому что основная масса правоохранителей – это все же наши субъекты. НАБУ же расследует только те дела в отношении топ-чиновников, где речь идет о получении неправомерной выгоды. Это, начиная от начальника областной полиции и выше. Но основная масса правоохранителей — это будут субъекты расследования уголовных производств, которые осуществляют следователи ГБР.
— У вас недавно была реализация в отношении сотрудника СБУ, взятка в сумме более 100 тысяч долларов. Интересно, за что давали такие деньги? Скажите, каким уровнем является этот руководитель?
— Да, это дело можно отнести к определенному резонансу. Потому что это был субъект, который возглавляет отдел в центральном аппарате одного из правоохранительных органов – Службы безопасности Украины. Это преступление он совершал со своим подчиненным работником. Средства в сумме 110 000 долларов США сотрудники СБ Украины требовали за не создание пострадавшему проблем относительно пребывания в гражданстве Украины, выдворения его и дочери из Украины, а также привлечения потерпевшего к уголовной ответственности.
— Он арестован?
— В данном производстве сообщено о подозрении четырем лицам, двое являются действующими работниками СБ Украины, в настоящее время они в соответствии с решением суда отстранены от занимаемых должностей.
Всем подозреваемым избрана мера пресечения в виде содержания под стражей с возможностью внесения залога.
— Вы сказали, о 6 тысячах дел. Это все дела, которые открыло ГБР? Или и те, которые вам передавали? Когда ГБР начинало работу, вы сказали на брифинге: мол, мы не будем брать дела, которые расследуют другие правоохранительные органы, пусть они их сами заканчивают. Какая ситуация сейчас?
— Действительно, это проблема, которую мы пытаемся решить. И очень важно, чтобы было понимание от процессуальных руководителей, от прокурора. Потому что если на этом этапе передать нам все уголовные производства, мы будем просто завалены и не сможем говорить о какой-то эффективности работы. Сейчас нам передано по подследственности около 4 тысяч уголовных производств. И около 2 тысяч уголовных производств – это те, которые зарегистрированы следствиями ГБР.
— А кто не захотел расследовать свои дела?
— У нас в законодательстве определено, что следователи прокуратуры осуществляют предварительное расследование в течение двух лет с момента начала деятельности Государственного бюро расследований. Это, на мой взгляд, для молодого нового органа — довольно правильно.
Во-первых, мы не подчищаем за кем-то. Во-вторых, следователь, который проводил расследование, должен отвечать за свою работу, за качество этой работы, отчитываться перед руководством, перед общественностью, перед обществом о том, каким образом он расследовал. Ну, и, конечно, говоря об этом направлении, я понимаю, что в основном всегда речь идет о майдановских делах.
— Вам их передали?
— Это те дела, результатами по которым постоянно интересуется и будет интересоваться общество. Это тысячи томов в производствах. Если сейчас эти все производства передать в ГБР новым следователям; следователям, которые не всегда имеют практику расследования; следователям, которые ранее не были в группе расследований, — вопрос: сколько времени будет затрачено только на их изучение?
Нужно искать правильный механизм решения этого вопроса. И однозначно этот механизм не может найти лишь одно Государственное бюро расследований. Его нужно искать совместно с прокурорами. Мы должны найти правильный путь передачи тех уголовных производств.
— Значит, по закону они должны их вам передать?
— Они должны их передать в течение двух лет. Мы же начали свою работу в ноябре 18-го года — хотя это должно было произойти в ноябре 17-го года. Это и есть тот период, от которого отсчитывается 2 года. На мой взгляд, этого периода достаточно для того, чтобы следователь в уголовном производстве поставил точку. Да, мы понимаем, что это производства, которые зарегистрированы в 14-м году. Сейчас — 19-й год. Это достаточный период, чтобы провести качественное профессиональное расследование.
— Кто вам отдал те производства? Прокуратура или кто-то другой?
— Есть понимание со стороны руководства Генеральной прокуратуры. Мы не получили все уголовные производства одномоментно. Происходит частичная передача. Наибольшее количество производств, которые нам переданы, — это уголовные производства относительно совершения военных преступлений. Майдановские же дела передаются постепенно — и пока не передано нам основное количество их. Основная часть расследуется специальным департаментом, который действует в ГПУ.
— Роман, согласно закону ГБР, не может открывать дела в отношении действующего президента. Готовы ли вы открыть дела в отношении бывшего президента? Имею в виду и действующего президента в том случае, если он станет «экс» после выборов, что вот-вот состоятся.
— Закон не должен быть избирательным. Все должны быть равны перед законом. Да, я понимаю, что многие после таких слов могут сказать: популизм. Нет. Нужно отходить от стереотипов и за свои слова отвечать. Нужно быть профессионалом в своей работе и показать результат. Для того нужно время. Поэтому только после того, когда пройдет определенное время, возможно, говорить о выполнении определенных планов, о профессионализме руководителя, а также о самом правоохранительном органе.
«НА ЭТОМ ЭТАПЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ГОСУДАРСТВЕННОГО БЮРО МЫ РАБОТАЕМ НА ТАК НАЗЫВАЕМОМ «ДАВАЛЬЧЕСКОМ СЫРЬЕ»
— Сотрудники ГБР вместе с Генпрокуратурой провели задержание при попытке дать взятку кандидату в президенты Юрию Тимошенко. Что сейчас с этим делом?
— Это уголовное производство расследуется в центральном аппарате. По нему у нас есть лица, которым объявлено подозрение и избрана мера пресечения и продолжаются следственные действия. Но это, наверное, именно то, о чем я говорил. Результат каждого расследования – это направление дела в суд. Но мы преследуем цель эффективного расследования — чтобы не дать судье возможности признать доказательство ненадлежащим. Или дать основания усомниться в том, что лицо является невиновным.
Мы должны собрать все улики, доказывающие их вину, а также все обстоятельства, которые это опровергают. А для этого нужно соответствующее время. Да, я понимаю, что все хотят результат — и немедленно. Но я также хочу, чтобы и меня услышали: для качественного профессионального расследования требуется время.
— Но кто хотел дать Юрию Тимошенко взятку? И ради кого? Правда ли, что кто-то из кандидатов в президенты причастен к этому? И если да, то кто именно?
— Вы задали довольно скрупулезные вопросы. Но всегда есть граница между тем, что мне хочется сказать как человеку, и тем, что я могу сказать как руководитель правоохранительного органа. Я всегда придерживаюсь этой принципиальной позиции, которая говорит о тайне досудебного следствия.
И второе, что самое важное, — о презумпции невиновности. Я бы не хотел, чтобы мои подчиненные, и я в том числе, говорили фамилиями. Я бы хотел говорить об открытых фактах, которые не могут в дальнейшем повлиять на качество досудебного расследования.
— Но, с другой стороны, это расследование является общественно важным.
— Иногда СМИ знает намного больше, чем руководитель правоохранительного органа может сказать. И вот в этом случае, и во многих других, это как раз именно та ситуация.
— Интересно, а лично вы стали бы сразу публиковать фото задержания взяточника по этому делу, как это сделал генеральный прокурор?
— Я все же думаю, что это вопрос к Юрию Витальевичу. Я считаю, что правоохранительный орган, орган досудебного расследования, должен быть достаточно осторожен по освещению тех или иных событий и предоставления той или иной информации.
— Но ведь по попытке дать взятку Юрию Тимошенко, по крайней мере, вы можете сказать: да, мы знаем, кто является заказчиком, и работаем, чтобы собрать доказательства его причастности.
— Я даже больше скажу. Мы работаем для того, чтобы установить и факты. И если у нас будут доказаны факты, мы обязательно этими фактами поделимся с обществом и с общественностью.
— На брифинге СБУ по так называемой «сетке Тимошенко» было замечено, что в реализации ее раскрытия участвовало и ГБР. На каком этапе вас привлекли? И вообще, расскажите об этом деле.
— Первые месяцы работы Государственного бюро расследований показали, кроме того, и определенные проблемы, которые у нас есть. И одна из основных проблем, которую нужно решать – это создание оперативных подразделений. Учитывая те подследственные субъекты, которые мы расследуем, мы обязаны иметь свои оперативные подразделения.
И два уголовных производства четко показали необходимость таких подразделений. Первое — это производство, которое вы назвали; второе — то, которое было зарегистрировано по последней части журналистского расследования Дениса Бигуса.
— Значит, если бы у вас были свои оперативники, реализация была бы вашей, да?
— Если бы мы понимали, что субъектом, который причастен к совершению преступления, является народный депутат – это однозначно наша подследственность. Но на этом этапе деятельности Государственного бюро мы работаем на так называемом «давальческом сырье».
— Что это значит?
— Это означает, что правоохранительные органы, которые имеют оперативные подразделения, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность и предоставляют нам уже те доказательства, те материалы, которые они зафиксировали. Именно так происходило в этом уголовном производстве. Оперативно-розыскную деятельность осуществляли работники Службы безопасности Украины. И после получения данных, которые говорили о совершении преступления, мы получили данное уголовное производство.
— Пока подозрения в этом деле никому не было объявлено?
— Нет. Более того, мы в течение уже значительного периода времени не можем допросить народного депутата. Отмечу, его мы вызываем как свидетеля.
— 27 февраля генпрокурор Юрий Луценко заявил, что ГБР вызывает Дубиля на допрос по найму политтехнологов из России для создания предвыборной сети. Затем появилось сообщение, что он не пришел. Если он и дальше будет игнорировать ГБР, что планируете?
— Следователи ГБР дважды вызвали народного депутата Валерия Дубиля на допрос как свидетеля в уголовном производстве. Оба раза Дубиль не появился. К сожалению, в Украине нет механизма, чтобы заставить народного депутата прийти на допрос. Тем не менее, несмотря на его неявку, продлятся другие следственные действия.
– Вы заявили, что в уголовных процессах, которые расследует ГБР, фигурирует около 30 депутатов. По вашим словам, в одном из них, где вы разослали повестки уже не одному депутату, говорится о нецелевом использовании средств. Что это за ситуация?
— Уголовное производство по факту ненадлежащего выполнения лицами аппарата Верховной Рады Украины своих служебных обязанностей из-за недобросовестного отношения, повлекло тяжкие последствия. В частности, речь идет о принятии решения о ежемесячных выплатах народным депутатам средств на аренду жилья или наем гостиничного номера, в чем не было нужды, поскольку данные народные депутаты живут в Киеве или недалеко от него.
— Есть ли производства, где вы готовите подозрение кому-то из народных депутатов?
— Нет, по состоянию на 28 марта таких производств нет.
«Я НЕ ОБЯЗАН НИКАКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИЛЕ, ЛИЦУ ИЛИ ОЛИГАРХУ ЭТОЙ СТРАНЫ»
— В приемных у Луценко, Сытника, Холодницкого, Авакова, Князева всегда ожидают аудиенцию чиновники, политики, народные депутаты. А как с этим у вас? О чем эти люди просят, с чем приходят?
— (Улыбается) Скорее всего, в течение этого периода времени все происходило наоборот: директор Государственного бюро расследований посещал государственные институты. И я не просил, объяснял – что, прежде всего, этот орган нужен не мне и не моим заместителям. Этот орган нужен нашему обществу. Я как руководитель знаю, как сделать этот правоохранительный орган действенным и максимально независимым.
Один из первых вопросов, которые мне задавали, когда я был назначен на должность, звучал так: «Каким, с точки зрения стратегии, вы хотите видеть возглавляемый вами орган в конце своей каденции?». Я ответил: «Независимым». И мы дискутировали: а важно ли, чтобы правоохранительный орган был независим? Я считаю, что важно.
— А какой смысл вы вкладываете в слово «независимый» в этом контексте?
— Это когда орган не будет осуществлять политических преследований. Когда руководитель будет полностью нести ответственность, как за формирование кадрового состава, так и за результаты работы. И у меня есть такая возможность. И я ею воспользуюсь для того, чтобы со временем я мог с гордостью сказать, что я употребил максимальные усилия – и этот орган остался максимально независимым от любых политических субъектов в этой стране.
— О независимости правоохранительных органов от политических влияний у нас говорят все их руководители. Но политическое прикрытие существует. ГПУ поддерживает президентская команда и парламентская фракция БПП, НАБУ и Сытника – депутаты — «еврооптимисты, иностранные посольства; за спиной Назара Холодницкого чувствуется определенная симпатия со стороны «Народного фронта». А как с политической «крышей» в ГБР? И если нет, то не жалеете ли вы по этому поводу? Ведь без такой «крыши» в наших политических джунглях вас просто могут раздавить…
— Я горжусь тем, что за практически полтора года никому ничего не должен. Никто не помогал мне становиться на ноги. Никто. Я не обязан никакой политической силе, лицу или олигарху этой страны. Есть ли у центрального аппарата и у 7 территориальных управлений бюро надлежащие помещения? Вы можете сегодня все это видеть. Есть ли принятый чисто технический, без всяких политических интересов, закон, благодаря которому мы бы получили оперативников? Думаю, вы понимаете ответ.
А продолжаются ли судебные процессы относительно сомнительности назначения директора ГБР на должность? Продолжаются. Да, они сейчас не в поле зрения, поскольку суд решил их остановить, а второе производство просто не рассматривается. Но они продолжаются.
И я призываю: примите справедливое решение! Если считаете, что нарушена процедура – пожалуйста, реагируйте, я буду писать апелляции. Нет нарушений – закройте! Это было бы правильно, таким образом, это происходит в демократических странах.
— Вы сейчас говорите о нескольких производствах. Одно из них – по иску народного депутата Македона?
— Два – по иску нардепа, о котором вы говорите. И одно судебное производство касается якобы не прохождения мной люстрацийной проверки. И это – полный блеф. Потому что с 14-го года и до своего назначения я несколько раз эту проверку проходил. По этому иску решение уже есть, но я написал апелляцию, потому что он рассматривался без участия сторон. И без моего участия.
— А зачем им этот блеф?
— Ну, это вопрос к Македону. А я буду говорить фактами. После того, как я был назначен на должность еще в ноябре 2017 года, Македон не оспаривал процесс прохождения конкурса и совершения конкурсной комиссией тех или иных действий, хотя по закону имел на это месяц. Он обжаловал мое назначение только в мае 2018 года. И суд сказал истцу: вы пропустили срок обращения; вы не имеете права обращаться для обжалования этих вопросов. И это решение прошло все этапы, апелляцию и кассацию.
И вот в июле, после того, как директор ГБР отказывает в автоматическом назначении 27 кандидатов на должности – появляются новые иски. И здесь суд почему-то считает, что срок не пропущен…
— Вы спрашивали у Македона напрямую: зачем вы это делаете?
— Нет, не спрашивал. Я с ним не общался. Считаю, что если бы у него ко мне были определенные вопросы, он мог бы ко мне прийти и со мной поговорить. Но он выбрал судебный порядок защиты своих аргументов. Так же, исключительно в судебном порядке, буду защищать и я. Буду доказывать в суде, что процедура конкурса состоялась правильно.
— Как считаете, почему депутаты не принимают законопроект, который нужен ГБР для того, чтобы запустить оперативное подразделение? Возможно, этому способствует ваше стремление к независимости?
— Я и в прошлом году употреблял много усилий, которые заключались в общении с фракциями, профильным комитетом, отдельными депутатами. И я был уверен, что есть общее понимание того, что нам нужны оперативные работники. И в мае прошлого года мы провели законопроект в первом чтении. Более того, депутаты проголосовали за его подготовку ко второму чтению по сокращенной процедуре и в течение двух недель должны были его рассмотреть. Но эти две недели растянулись практически на год.
И все-таки моя задача на этот год – еще в этом составе Рады стараться убедить народных депутатов, что ГБР нужны оперативные работники. Это позволит мне быть более эффективным и независимым. Депутаты должны понять: от того, что я буду более независимым, они не проигрывают. Наоборот – работа будет более профессиональной, не будет никаких преследований.
— А сейчас вы оперативников набирали по конкурсам?
— Мы не можем выбрать оперативных работников именно потому, что этой должности нет в законе Украины «О Государственном бюро расследований»: все должности есть, а этой нет. Поэтому мы не можем объявить конкурс и назначить оперативных работников. Согласно законодательству, оперативные подразделения, в штате они есть, а работников нет. Единственное, что требуется от народных депутатов – включить слово «оперативные работники» в перечень должностей ГБР.
Несколько слов по поводу конкурсного процесса в бюро. На ГБР решили испытать определенное ноу-хау – и порой складывается такое впечатление, что когда эти нормы писали, то смотрели, директор с этими нормами справится ли (улыбается). Я говорю о норме, когда внешняя конкурсная комиссия, состоящая из представителей политических институтов, выбирает руководителю правоохранительного органа (заметьте, не мне!) 170 человек руководящего состава! От заведующего материально-техническим сектором до заместителя директора ГБР.
Прецедентов такой нормы в Украине нет. И сказать, что такая процедура является надлежащей, я не могу. Институт внешней комиссии не действенный. И в первую очередь потому, что у каждого представителя конкурсной комиссии есть своя работа и профессия, за которую они получают деньги. Имеют ли они возможность найти среди недели день, два или несколько часов, чтобы посвятить это время ГБР? Сомнительно.
Эта комиссия действует с 2016 года. Может ли действовать орган на общественных началах – и притом постоянно осуществлять конкурсный отбор? Это открытый вопрос. Я не исключаю, что такая комиссия может и самораспуститься. Потому что, на мой взгляд, правильно избирать руководителя и заместителей. А потом – предоставить право директору создать комиссию и выбрать тех работников, которые будут работать, и за которых он будет нести ответственность.
А какую ответственность несет внешняя комиссия по проведению конкурса? Согласно закона — никакой.
— Они уже избрали вам всех работников?
— Нет. За указанный мной период времени они выбрали около 40 работников. В то же время, внутренние комиссии за полгода провели беспрецедентный в истории Украины конкурс одновременно на 674 должности и выбрали около 500 работников. Наши внутренние комиссии рассмотрели более 13 тысяч пакетов документов! Некоторые из членов этих комиссий были делегированы другими государственными органами, за что я этим людям благодарен.
Мы и наши работники наиболее болеем за то, чтобы этот орган был сильный и профессиональный. Люди извне не смогут это сделать.
— А руководитель управления, которое должно расследовать коррупционные преступления, избран?
— Если мы говорим о центральном аппарате, то у нас три следственных управления и всех руководителей выбирает внешняя комиссия. Сегодня назначены руководители двух управлений. Избраны в рамках конкурса на 27 руководящие должности, конкурс проходил в прошлом году.
По поводу нескольких победителей конкурса были вопросы относительно их профессионализма и добропорядочности. Именно поэтому после изучения всех материалов, я некоторым не подписал приказы о назначении. Среди них есть лицо, которое должно занять должность начальника первого следственного управления. В то же время, я обратился во внешнюю комиссию, чтобы она провела новый конкурс.
К сожалению, я вновь должен сказать: этот механизм избрания кадрового состава, который существует, – не идеален. И не все люди, которые стали победителями конкурса, являются профессиональными. Я в течение этого периода времени это увидел. И к назначенным людям у меня есть сугубо профессиональные вопросы. Эти вопросы я буду ставить – и решать судьбу дальнейшего пребывания этих людей на должностях.
— Чувствуете ли вы конкуренцию с ГПУ, НАБУ, НАПК? И — как руководители этих органов – встречаетесь для обмена информацией и опытом?
— Я убежден, что все между собой должны общаться. Мы живем в одной стране, и наша цель одна — привлечение к ответственности виновных лиц, совершивших преступление, когда их вина доказана. Я считаю, что это должен понимать каждый руководитель. И другие амбиции, которые могут мешать качественному расследованию, а также сотрудничеству всех правоохранительных органов, должны быть отброшены…
Да, я общаюсь со всеми руководителями – ГПУ, НАБУ, СБУ, САП. И еще не почувствовал на этом этапе никакой конкуренции. Каждый имеет свои полномочия и свои функции. Нужно их выполнять и делать это качественно.
— Извините, но это общие слова.
— Тогда отвечу так: полномочий осуществлять досудебное расследование в отношении топ-чиновников или правоохранителей другие правоохранительные органы не имеют. Поэтому говорить о какой-то конкуренции я не могу, потому что ее не почувствовал. Более того, учитывая то, что у нас нет оперативного сопровождения, здесь должно быть содействие Государственному бюро расследований как молодому и новому правоохранительному органу. И на этом этапе я такую помощь чувствую. Надеюсь, что так будет и впредь.
«САМАЯ БОЛЬШАЯ ОПАСНОСТЬ С НАШИМ ПОМЕЩЕНИЕМ, КОТОРАЯ СУЩЕСТВУЕТ, — ЭТО УТЕЧКА СЛУЖЕБНОЙ ТАЙНОЙ ИНФОРМАЦИИ. И, К СОЖАЛЕНИЮ, ТАКИХ НЕДОСТАТКОВ ЕСТЬ ОЧЕНЬ МНОГО»
— Вы, конечно, в курсе многомесячной вражды между руководителями НАБУ и САП. Историю с «жучками» в аквариуме Холодницкого – тоже хорошо знаете. Отсюда вопрос: вы уверены в том, что вас не подслушивают в вашем же офисе? И вообще, ваши помещения проверяют на наличие подобных устройств? Спрашиваю, потому что вижу, насколько ваше помещение не приспособлено для структуры вроде ГБР, и понимаю ваше возмущение по этому поводу.
— Я не могу гарантировать того, что в этом помещении отсутствуют такие устройства, потому что у меня нет своей службы, которая бы могла это проверить. И я не обращался в связи с этим за помощью в другие правоохранительные органы.
— Но ведь здесь должны вестись разговоры о расследовании коррупции топ-уровня, на много миллионов долларов. Как вы можете быть уверенными в том, что эта информация отсюда не выйдет?
— Вы затронули как раз те планы, которые я ставлю для себя на этот год. Мы и моя команда прошли чрезвычайно выдающийся этап: запустили ГБР. Но на этом работа не заканчивается. Сейчас впереди гораздо более важный этап – усиление эффективности нашей работы; усиление профессионализма следователей; создание оперативных подразделений. Но в том числе и материально-техническое обеспечение и та самая безопасность, о которой мы сейчас говорим.
И если говорить о планах, то это должно быть помещение, в котором может находиться правоохранительный орган, который бы отвечал критериям работы XXI века.
Мы начали этот процесс и надеемся, что при идеальных раскладах на конец этого года я смогу вас пригласить хотя бы в такое помещение, где я смогу сказать, что чувствую себя более безопасно, чем в том помещении, где мы с вами сейчас находимся.
— Но целый год общество ждать не может. Может, нашему изданию предложить дружественным экспертам на правах приглашенных гостей поработать над вашей безопасностью? Ну, чтобы Вы были уверены в том, что эта комната не нашпигована «подслушкой».
— (Улыбается). Здесь происходят только профессиональные и законные совещания. Самая большая опасность, которая существует, — это утечка служебной тайной информации. И, к сожалению, таких недостатков очень много. И нужно уже сейчас эти проблемы решать. Я надеюсь, что в ближайшее время ГБР все же услышат.
— Кто услышит?
— Я больше рассчитываю на общественность, на специалистов-экспертов и международных партнеров.
— К вам приходят коллеги из других стран, представители различных западных структур. У них округляются глаза, когда они видят, в каких условиях – прежде всего безопасности – вам приходится работать?
— А я стараюсь проводить встречи именно в этом помещении. Чтобы увидели, в каких помещениях мы находимся; где начались первые уголовные производства. И в каких помещениях осуществляется досудебное расследование.
— Ну, и как они на все это реагируют?
— Сегодня мы уже говорили о построении полной IT-архитектуры Государственного бюро расследований. И среди присутствующих доноров были люди, которые намерены в этих вопросах нам содействовать.
— Но материально помочь вам они не могут, пока не примут закон, не так ли?
— Знаете, позиция очень многих людей – выжидательная. Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
— Видимо, то, что после выборов сменится власть, и еще неизвестно, какой будет ее линия поведения?
— Да. Но мы на этом останавливаться не будем. Мы расследовали и будем качественно расследовать, задерживать, объявлять подозрения и направить производство в суд.
— Кстати, напомните читателю, каким образом согласно законодательству вас можно снять с занимаемой должности?
— В законодательстве предусмотрены определенные случаи, когда я могу быть снят с должности. Но сделать это на самом деле довольно сложно. Например, это может быть обвинительный приговор суда, или привлечение к административной ответственности за административное правонарушение, связанное с коррупцией. Также собственноручное написание заявления о том, что я не желаю в дальнейшем продолжать выполнение своих служебных обязанностей.
— Насколько реальным является второй вариант?
— Этого, возможно, хотело бы много людей – но я точно могу сказать, что этого не произойдет. Я пришел для того, чтобы те принципы, которые у меня есть, воплотить в жизнь.
— Скажите, а это дело относительно попытки прослушки САП со стороны НАБУ (там, где тянули провод, а потом была драка) расследует ГБР? На каком этапе сейчас расследование этого дела?
— Это уголовное производство начинали другие правоохранительные органы. Тогда у нас определенный период времени были пробелы в законодательстве. Представьте себе, с 20 ноября 2017 года ГБР должно расследовать дела – но ГБР в 2017 году еще не существовало! Именно поэтому по этому производству генеральный прокурор определил ответственность СБУ.
Но после того как мы начали свою работу, это производство было нам передано уже когда было объявлено подозрение одному из работников НАБУ. Во время этого расследования мы завершили все следственные действия, которые считали необходимым. Объявили подозрение еще одному работнику НАБУ – и в ближайшее время это уголовное производство будет направлено в суд.
— А сколько всего по сотрудникам НАБУ открыто уголовных дел?
— По состоянию на 1 марта таких дел было 49. Среди них — уголовные производства, которые ранее были внесены ГПУ. Они касались событий, связанных с их рассекречиванием агентов и определенной конфронтации, которая возникла. Кроме того, эти производства, которые открывались по постановлениям суда. В этот перечень входит и то, что открыли мы по результатам журналистских расследований Bihus.info.
На этом этапе других подозрений, кроме тех, которые я назвал, пока что нет.
— Государственное бюро расследований открыло производство в отношении возможного получения чиновниками ГПУ, СБУ, ГФС и НАБУ взяток за не проведение досудебного расследования и привлечения к ответственности лиц, причастных к коррупции в оборонной сфере. Что уже удалось установить в этом деле?
— На этом этапе у нас есть вопросы к руководителю, к заместителям и структурным подразделениям и к детективу НАБУ. Мы должны провести качественное расследование и выяснить, почему материалы, о которых говорит вся страна, в количестве 87 листов, которые были направлены еще в 2016 году, в течение значительного времени не расследовались.
Более того, по ним не проводилось никаких процессуальных действий. Установить, кто знал из работников НАБУ об этих материалах, кто расписался, кто давал поручения, указания. Если будут доказательства – будут и подозрения. Нам нужны реальные результаты, а не популизм.
Не всегда цели общественности и следователя совпадают. Понимаю, что все хотят услышать, я вызвал ли на допрос руководителя и заместителя НАБУ…
— А что с Углавой? Его вызвали?
— Какой документ мы должны ему показать, если вызовем? Сначала нужно получить все материалы: заверенные копии или оригиналы. Осмотреть журналы по делопроизводству по прохождению, получить и изучить резолюции, которые накладывались. Должны изъять нормативные документы, регулирующие деятельность руководителя или того же следователя, проанализировать и только после этого ставить профессиональные вопросы тому или иному лицу.
Мы также исследуем действия сотрудников СБУ, ГФС, военной прокуратуры и других органов прокуратуры.
— Генеральной прокуратуры?
— У нас будут вопросы к работнику САП, который осуществлял процессуальное руководство. Если он видел, что делает детектив, почему не реагировал?
— А по другим ведомствам установлены люди? В сюжете же имеются не все фамилии.
— Пока еще устанавливаются.
В четвертой серии расследования Bihus.info о хищении в оборонной сфере показана переписка Дмитрия Москаленко (следователя Киевского управления СБУ) с фигурантами дела. Журналисты сделали вывод из нее, что он получал деньги через водителя за помощь в перевозке контрабандных военных деталей для продажи на оборонные предприятия. В одном из эпизодов речь идет о 20 тысячах долларов. Также Москаленко якобы получил BMW фигуранта скандала Андрея Рогозы. Переписка датирована декабрем 2016 года и январем 2017 года. Согласно заявлению СБУ, следователь в это время был задержан. Что удалось установить ГБР?
— Эта информация должна быть детально проверена. Сейчас окончательного ответа еще нет, потому что происходят следственные действия.
— А что с делом против руководства Национального антикоррупционного бюро по подозрению в получении неправомерной выгоды при покупке 12 автомобилей Skoda. Какие конкретно были нарушения? Есть ли уже врученные подозрения?
— В этом уголовном производстве сейчас проводится комплекс следственных действий, подозрений никому не объявлено, но установлены все лица, к которым у нас будут вопросы.
Есть понимание от НАБУ, они представляют нам документы для того, чтобы мы установили все же истину, есть ли в их действиях правонарушения, или нет.
— Вы задерживаете много правоохранителей-сотрудников Нацполиции и СБУ. Вам звонят с просьбами руководители этих ведомств?
— Были звонки, когда говорили слова поддержки. Во-первых, мы сотрудничаем со службами внутренней безопасности этих правоохранительных структур. И вместе с ними проводили не одно задержание. Во-вторых, надеюсь, они хорошо понимают, что мы не задерживаем никого безосновательно. И если есть те, кто совершает правонарушения, они должны быть привлечены к ответственности, независимо от должностей.
Общаясь лично с руководителями, чувствовал, что есть понимание. Потому что в каждом правоохранительном органе есть определенное количество людей, которые негативно влияют на имидж и неправильно выполняют свои функциональные обязанности. Чем быстрее мы будем реагировать на правонарушение, тем скорее будем менять правоохранительную систему в целом.
Я же понимаю, что уровень доверия к правоохранительной системе не просто критической, он угрожающий. Так не должно быть.
У нас есть не одно уголовное производство, где задержанным избрана безальтернативная мера пресечения. Речь идет о делах, в которых работниками правоохранительного органа нанесены тяжкие телесные повреждения.
— Сколько дел направлено в суд?
— Уже 624 обвинительных актов. Большинство из них – по военным преступлениям. Но есть и такие, которые совершены работниками правоохранительных или других государственных органов по фактам получения неправомерной выгоды.
Несмотря на то, что мы все ожидаем «большой рыбы», малую тоже кто-то должен ловить. Процитирую одного из руководителей правоохранительного органа, мнение которого уважаю. Он сказал: «Голова крупной рыбы будет гнить быстрее, если мы быстро, оперативно и много будем ловить и привлекать к ответственности мелкой рыбы». Я полностью поддерживаю эти слова.
— Однако смысл противоречивый. Голова не должна гнить совсем…
— Мы по этому поводу время от времени дискутируем с коллегами. Что лучше: документировать, например, руководителя правоохранительного органа, полномочия которого распространяются на одну область, или выявить 30 его подчиненных и направить дела в суд? Где более системно мы поборем негативное явление? Конечно, в идеале, чтобы реагирование происходило и на крупную рыбу и на маленькую. И к этому надо стремиться.
— Роман Михайлович, на ваш взгляд, зачем был организован и кем Тиндер-скандал? И что с расследованием этого дела? ГБР его не ведет, но возможно отслеживаете, и коллеги с вами делятся хоть как-то информацией?
— Главный вопрос — кому этот скандал был выгодный. Когда мы проанализируем факты, возможно, по-другому отнесемся к информации, которая изложена в СМИ.
— А можете проанализировать сейчас?
— Ну, время от времени задают вопросы относительно моего участия. Хотя очевидно, что директор ГБР – это одно из лиц, что пострадало от этого скандала. Уверяю, мне он не был нужен. И я, наверное, еще больше, чем другие, хочу, чтобы следствие дало ответ на вопрос, кто был организатором и заказчиком этого скандала.
Что касается расследования, то не скажу ничего нового. Мы более пяти месяцев не видим результата. Надеюсь, он будет в ближайшее время.
Не исключаю, что Тиндер-скандал был нужен ради того, чтобы не дать ГБР вовремя начать работу. Он состоялся сразу, как я сказал, что в ноябре бюро начнет первые уголовные производства.
— Два года назад СМИ писали о, я цитирую, «300-метровом особняке под Львовом», который зарегистрировала ваша мама. Вы знаете, как наше общество реагирует на такие новости, поэтому расскажите: есть ли такой особняк и откуда у мамы деньги?
— Могу продолжить. Не только особняк, была также публикация, что семье принадлежит половина железнодорожной станции. Будете в Львове, обязательно вас приглашу. Половина станции – это однокомнатная квартира, где проживали родители, и мы выросли с сестрой.
Знаете, как говорится: иногда следует разделить, а потом еще и отнять, чтобы получить достоверную информацию. Здесь не надо делить. Достаточно лишь отнять. Действительно, есть особняк, но ему уже около десяти лет. На его строительство тратились мои деньги, сестры, родителей. У меня и мама работала, и отец, там деньги, которые они заработали. Строительство длилось не один год. Там нет ничего особенного, это просто наш семейный дом. Повторюсь: будете в Львове, заходите, попьем чаю или кофе.
— В производстве ГБР были дела о незаконном обогащении?
— Не было.
— А вы как руководитель правоохранительного органа в целом как относитесь к тому, что эту статью исключили из кодекса по решению Конституционного Суда?
— Иногда хочется ответить как руководителю правоохранительного органа на некоторые вопросы, а иногда просто как человеку. И не всегда ответы будут совпадать.
Я люблю говорить фактами. Эта статья стала действенной не так уж и давно. А сколько у нас приговоров за последние годы по этой статье? Не помню ни одного. Хоть, может, о каких-то статьях не знаю.
Если у нас есть норма, которая не действенна, она нужна? Я считаю, нет. Нужно ее совершенствовать. Потому что такая статья нужна, и она нужна действенная – для того, чтобы общественность увидела, что есть результат от этой статьи. Если у нас есть что-то, что не работает, нам нужно реагировать.
И поэтому я все же надеюсь, что в ближайшее время эта статья будет возвращена в Уголовный кодекс. А ГБР сможет также доказать ее эффективность. Да, у нас не было практики, но это будет тот вариант, когда мы пишем ее сами.
«СЮДА НИКТО НЕ ПРИШЕЛ РАБОТАТЬ НАВСЕГДА. ПО КАЖДОМУ, КТО СОВЕРШАЕТ ПРАВОНАРУШЕНИЕ, ЛЮБОЕ — ДИСЦИПЛИНАРНОЕ, АДМИНИСТРАТИВНОЕ ИЛИ УГОЛОВНОЕ – БУДЕТ СООТВЕТСТВУЮЩАЯ РЕАКЦИЯ»
— Вам предлагали во время вашей работы в ГБР взятку, чтобы вы закрыли глаза на какое-то преступление, или занялись кем-то?
— Категорически возражаю относительно вообще возможных таких фактов. Предостерегаю каждого работника.
— Еще вопрос о попытках так же договориться с вашими подчиненными? Вам о них известно?
— Фактов нет, никто мне об этом не докладывал и никто из работников не обращался в управление внутреннего контроля или к директору. У нас есть специальное структурное подразделение, которое может осуществлять проверку или соответственно реагировать.
Я хочу сказать о моей принципиальной реакции. Сюда никто не пришел работать навсегда. По каждому, кто совершает правонарушение, любое — дисциплинарное, административное или уголовное – будет соответствующая реакция с моей стороны. Для примера: несколько недель назад сотрудник ГБР совершил административное правонарушение.
— Это тот пьяный за рулем, который попался?
— Да. Информацию опубликовал не иной государственный правоохранительный орган, не журналисты, не общественность – мы дали эту новость. Это в определенной степени профилактика.
Я не буду в будущем покрывать любого работника, совершающего правонарушения. Но это не значит, что не буду защищать своих работников. Нет, если будут обстоятельства и факты, которые не соответствуют действительности, я, конечно же, буду это делать. Но если есть правонарушения, реакция однозначная. Проверка и если есть доказательства, увольнение с занимаемой должности.
— Недавно представители Общественного совета при ГБР провели пресс-конференцию, где в частности и сообщили, что в бюро до сих пор не создана дисциплинарная комиссия. Как планируете привлекать сотрудников бюро к ответственности? Почему эта комиссия не создана?
— Я как никто хочу, чтобы функционировала дисциплинарная комиссия, но понимаю возможные последствия, если она будет создана незаконно. Я стараюсь смотреть на много шагов вперед. В законодательстве прописано два условия, которые в настоящее время не позволяют мне назначить дисциплинарную комиссию.
Первое: могу разработать и утвердить положение о дисциплинарной комиссии, если КМУ мне разработает типовое положение. Поэтому обратился в Кабмин, там провели совещание, уже все институты работают, чтобы в ближайшее время это было.
Второе: даже после того, как я назначу дисциплинарную комиссию, она не сможет работать, потому что базируется только на материалах служебных расследований. Их должны предоставлять в комиссию управления внутреннего контроля, оперативные работники. А чтобы мне чисто технически включили должность оперативного работника, нужен закон. Я – за, но у меня нет технической возможности.
— Как продвигается досудебное расследование по делу о приватизации служебной квартиры экс-судьей Высшего хозяйственного суда, племянником Сергея Кивалова Сергеем Могилом?
– Сергей Могил в настоящее время допрошен как свидетель, проводятся другие следственные действия, направленные на получение доказательств в уголовном производстве.
— В интервью вы сказали, что получили от управления Госохраны пистолет, но при этом передвигаетесь по городу без охраны. Почему без охраны? Учитывая ваш статус и список потенциальных подследственных ГБР, охрана была бы логичной.
— Государство не считает меня пока лицом, имеющим право на охрану. И хотел бы сказать о другом. Когда угрожают жене директора ГБР, у меня должна быть реакция? Давайте возьмем за аналогию: директор ФБР. Да, я понимаю, много сейчас будет критики, а что ты себя равняешь с директором ФБР? Еще расти и расти. А сколько прошло времени, пока они стали такими, как есть? Тридцать или сорок лет?
Так какова бы была реакция, если бы жене директора ФБР звонили в течение дня, угрожали, которая живет с 2 малолетними детьми. Звонили ночью… Я думаю, люди были бы установлены за день или за два и соответственно привлечены к ответственности.
— Об угрозах вы заявили еще в прошлом году в начале сентября. А ваша жена обращалась вообще в правоохранительные органы? Она же судья, к таким делам обычно особое вимание.
— В таких случаях особый порядок, нужно информировать Высший совет правосудия, что жена и сделала. С тех пор – тишина.
— Если бы условная золотая рыбка предложила исполнить 3 ваших желания (при условии, что они касаются ГБР) — о чем попросили бы?
— Не верю в то, что что-то происходит случайно. Не верю в то, что без приложения усилий можно получить результат. Но если говорить о желании, то это, прежде всего, команда. Это люди, которые будут работать на то, чтобы был результат. Второе – это независимость. Мы сегодня о ней с вами говорили. И третье – база. За период своей каденции хочу построить высшее учебное заведение и научно-экспертное учреждение. И все буду делать, чтобы этого достичь.
Авторы: Евгений Кузьменко, Татьяна Бодня
Источник: Цензор.НЕТ
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.