11.11.2019 – Руслан Рябошапка пришел в Офис президента в конце мая этого года. Планировалось, что он должен курировать судебную реформу, деятельность правоохранительных органов, безопасность и оборону.
Еще в статусе замглавы ОП Рябошапка говорил в интервью LB.ua, что полноценно реформировать систему прокуратуры невозможно. Лучше, мол, уволить всех и набрать новых – как в патрульной полиции. Хотя и отрицал вероятность такого сценария, кто же тогда будет участвовать в судебных процессах.
За несколько месяцев именно Рябошапка запустил реформу прокуратуры (которую, к слову, уже оспаривают в Окружном административном суде Киева). Он уверяет, что шансов восстановиться на должностях прокуроров, которые не пройдут аттестацию, нет.
От должности генпрокурора, говорит, отказывался дважды. На третий – все-таки согласился.
А проведение совещаний с президентом, где, вероятно, обсуждалась приоритетность тех или иных «посадок», Рябошапка, конечно, отрицает. Да и о самих делах, в том числе о делах Майдана, подробно не рассказывает. Объясняет тем, что не хочет повторять «практику предшественника» и обсуждать конкретные уголовные дела.
После Революции достоинства прошло уже пять лет, назначен четвертый генпрокурор, а результатов расследования преступлений Майдана до сих пор нет.
Кто являются «наставниками» прокуроров; кого Зеленский имел в виду, говоря — в разговоре с Дональдом Трампом — о «100% своем генпрокуроре»; кого еще из народных депутатов в ближайшее время ожидают «посадки», — в интервью LB.ua с генпрокурором Русланом Рябошапкою.
«У многих прокуроров есть свои наставники, хозяева или кураторы, которые их направляют»
Виктория Матола: На прошлой неделе состоялось тестирование прокуроров – первый этап реформы, которую формально запустил президент (по крайней мере, соответствующий законопроект его авторства). Уже сейчас очевидны нелепости изменений в законодательстве. В частности, нечетко определены все этапы аттестации, большая дискреция у членов кадровых комиссий, не определение балла по тестированию общих способностей, анонимки на прокуроров, что может привести к злоупотреблениям, и тому подобное. Эти и другие условия аттестации активно критикуют…
Кто критикует? Прокуроры? Или их владельцы?
Соня Кошкина: У прокуроров есть владельцы?
Естественно. У многих прокуроров есть свои наставники, хозяева или кураторы, которые их направляют. Вам должно быть известно, что есть люди, которые содержат кого-то из прокуроров. Видели переписку Медяника (журналисты сфотографировали телефонную переписку «Слуги народа» Вячеслава Медяника на заседании Верховной Рады, в которой он обещал абоненту, названному «Саша Яровой», поговорить о «сахаре» и «Океане» с заместителем генпрокурора Виктором Трепаком)?
С. К.: Это не единичный случай?
Я думаю, это система.
И такая аттестация как раз может быть одним из инструментов, который поможет выявить контролируемых прокуроров и избавиться от них.
В. М.: Хотите сказать, что все те, кто не согласился с условиями аттестации, — кому-то подконтрольны?
Почему они не согласились? Многие из них боятся проверки на добродетель – последнего этапа аттестации. Кое-кто решил, что устал и ушел, например, на пенсию. А большинство – просто не рискнули.
В. М.: Согласитесь, в кадровых комиссиях — очень большая дискреция.
Нет. Это манипуляция.
В. М.: Почему?
У комиссий отсутствует дискреция в принципе.
В. М.: Как отсутствует!? Комиссии по результатам собеседования могут принять любое решение на свое усмотрение, увольнять работника прокуратуры или оставлять… Не определен балл по тестированию общих способностей (так называемый IQ).
Согласно порядку проведения аттестации, проходной балл для тестирования определяется приказом генпрокурора. Как и в случае с тестом на знание и умение в применении законодательства, мы определили этот бал заранее и обнародовали соответствующую информацию вместе с образцом тестовых вопросов. Если вам интересно, он составляет 93, что является нижней границей показателя среднего развития.
В. М.: Непонятно, как будет происходить само собеседование.
Мы разрабатываем порядок проведения собеседования, максимально детализированный, чтобы он был похожим на то, что применялся во время конкурса в Высший антикоррупционный суд. Поскольку собеседование – это этап, в известной степени субъективный.
Будет приниматься во внимание профиль каждого кандидата, в том числе материалы Национального агентства по вопросам предотвращения коррупции. Правда, не знаю, насколько НАПК справится сейчас с этой проверкой, учитывая его нынешнее состояние… Кроме того, проверять прокуроров на добродетель нам поможет НАБУ. Мы договорились о возможности получать от них информацию для целей аттестации.
Если в кадровой комиссии будут возникать вопросы к прокурору, то их будут присылать заблаговременно до собеседования. Прокурор сможет ответить на них и добавить к материалам собеседования.
Каждое интервью продлится до 45 минут. И будет примерно унифицирован перечень вопросов. Кроме того, каждый прокурор будет готовить письменное задание.
В. М.: Практическое задание.
Да, и по результатам выполнения этого задания члены комиссии смогут составить свое впечатление о способности прокурора выполнять практическую работу.
В. М.: То, что вы перечислили, еще раз подтверждает, что нет четких критериев для оценки практических задач, досье прокурора. Фактически после всех этапов комиссия может по своему усмотрению сказать, что он прошел аттестацию или нет.
Дискреция, о которой вы говорите, будет максимально ограничена оценками и насчет добродетели, и насчет письменного задания.
В. М.: Вместе с тем, общий балл выставляться не будет. И не будет понятно, почему один прокурор прошел, а другой – нет.
Это же не конкурсный отбор. Идея последнего этапа – определить: прошел или не прошел. Если члены комиссии убеждены, что прокурор – добропорядочный и профессиональный, то принимают решение четырьмя голосами (из шести), и он дальше работает.
В. М.: По какому принципу формировалась комиссия?
Компетентности, отсутствия сомнений относительно добропорядочности у членов комиссии.
С. К.: Отсутствия сомнений у кого?
У общества.
В. М.: А как вы это определяли?
Речь идет о минимуме публичной критики (в отношении членов комиссий).
С. К.: Многие прокуроры отказались проходить переаттестацию.
В.М.: Сразу отказались писать заявление о согласии проходить переаттестацию 218 прокуроров только из Генпрокуратуры.
Отказались или подали заявления неустановленного образца. Основной риск они видят для себя в том, что не пройдут проверку на добропорядочность.
В. М.: Почему вы так думаете?
Я в этом уверен. При этом они вам скажут: «Мы не согласились, потому что это для нас унизительно. Мы – такие все правильные, компетентные, нам доверяет общество, защищали его от преступников, а нас зачем-то отправили на переаттестацию».
Реформа прокуратуры: туманное будущее
С. К.: Давайте возьмем конкретно кейс Горбатюка. Понятно, что вам может быть комфортно или не комфортно работать с ним. Но не стоит отрицать, что публично этот человек последние пять лет ассоциировался с совестью, честью прокурора в Генпрокуратуре. И сегодня для него писать соответствующее заявление – унижение. Несмотря на то, что условия аттестации противоречат законодательству.
Почему тогда он до сих пор не обжаловал ее (аттестацию)?
В. М.: Возможно еще обжалует. По крайней мере, говорит, что планирует.
Пока Конституционным судом не установлено иное, закон – действующий. И его надо выполнять. В противном случае наступает предусмотренное законом следствие. А это — увольнение. Если Сергей Викторович не захотел работать дальше в силу своих определенных мотивов, которые он скрывает от нас, от вас…
В. М.: Скрывает? Вам известны эти мотивы?
Я лично сидел с Горбатюком и его коллегами за этим столом, объяснял на протяжении нескольких часов, что такое аттестация, как и почему она происходит. То же самое делал Чумак несколько дней. А Горбатюк послушал и сделал по-своему. Как будто заранее был уверен, что именно так и поступит.
Почему так поступил? Очевидно, что Горбатюку выгоден конфликт. Горбатюк и конфликт — это синонимы. Мы не можем поставить знак равенства между Горбатюком и эффективностью, результатом работы, но «Горбатюк» равно «конфликт». Постоянное создание себе образа жертвы дает возможность защищаться от всех.
С. К.: Не без этого, но вы не до конца объективны.
Мы взяли статистику (работы Управления специальных расследований ГПУ, которое возглавлял Горбатюк). Из 14,5 тысяч томов дел, наработанных за 5,5 лет, 8 тысяч касаются событий на Майдане. А остальное — непонятно что.
В. М.: Остальное — это дела о возможных преступлениях команды Януковича?
Там — как знать — что. Половину своего рабочего времени они занимались не тем, чем должны были.
Почему мы до сих пор не знаем ответа на ключевые вопросы о том, что произошло на Майдане?
С. К.: Вопрос об их не профессиональности или кто-то стимулировал заниматься не тем, чем нужно?
Это вопрос эффективности работы руководства этого подразделения. Это была своего рода специализированная прокуратура — со специальными следователями, специальными прокурорами, специальными психологами, которые помогали им настраиваться на работу… Куча людей были командированы из регионов. До сих пор им подписываю командировки.
В. М.: Кто будет возглавлять вновь созданный департамент, который будет расследовать события Майдана? Насколько мне известно, вы предлагали эту должность одному из адвокатов семей погибших – Евгении Закревской.
А откуда вы это все знаете? Мы встречались вдвоем.
С. К.: Был разговор с Закревской или нет?
Мы встречались с адвокатами семей погибших на Майдане и с министром культуры Владимиром Бородянским. Во время этой встречи прозвучало предложение (Закревской) возглавить департамент.
В. М.: От вас прозвучало?
Да. Это было мое предложение — возглавить департамент, который будет осуществлять процессуальное руководство по делам, связанным с событиями 2013-2014 годов. Следствие все равно мы теряем через месяц (20 ноября Генпрокуратура не будет иметь полномочий вести следствие, все незавершенные дела будут переданы в НАБУ и ГБР), а процессуальное руководство — более важная функция.
В. М.: Закревская отказалась.
Мы не пришли к согласию по всем элементам договоренности.
В. М.: Кто может возглавить этот департамент?
Сейчас этот департамент будет выделен из состава крупного департамента, занимающегося процессуальным руководством дел, расследуемых ГБР. Возможно, его руководителем будет тот, кто не поддержал Сергея Викторовича Горбатюка в его демарше.
С. К.: А кто это?
Есть тот, кто его сначала поддержал, а потом передумал.
Сегодня-завтра подпишем приказ.
(29 октября руководителем департамента назначен Виктор Мисяк, его заместителем – Алексей Донской).
В. М.: Как на замену Горбатюка отреагировали родственники погибших на Майдане?
Эти люди (видимо, больше, чем мы с вами) хотят услышать ответы… Их мало интересует дело, условно говоря, в отношении водоканала и Саши Януковича, и сколько он на этом заработал. Они хотят услышать, кто убил их детей, родных.
С. К.: Почему в течение пяти лет нет ответа на этот вопрос?
Давайте позовем Сергея Викторовича Горбатюка. Нам также очень интересно.
С. К.: Слушайте, Вы же понимали, когда соглашались, что генпрокурор — это политическая должность. Может быть прокол Сергея Викторовича, но отвечать придется вам.
Да, я готов к этому. Я готов к непопулярным решениям.
С. К.: В интервью «РБК-Украина» вы говорили, что у вас на столе – несколько ключевых кейсов по Майдану. И вам надо их изучить. Прошло два месяца. Расскажите, что это за кейсы?
Я не хочу говорить о конкретных делах.
С. К.: Почему?
Это неправильно. Я тогда буду повторять стиль предшественника (Юрия Луценко) и обсуждать конкретные уголовные дела.
С. К.: Хорошо. Тогда я буду задавать конкретные вопросы. Я специально взяла вот эту книгу “Майдан. Нерассказанная история”, автор — Соня Кошкина.
Хотите мне подарить?
С. К.: Да. Как и вашим предшественникам. Даже подпишу ее вам. А вы не читали?
Нет.
С. К.: Здесь — немало материалов уголовных дел Майдана, которые до сих пор не опубликованы. А уже более четырех лет прошло. Поэтому, надеюсь, она будет вам полезной. Итак, вы говорили, что у вас на столе — дело в отношении Игоря Калетника. Что это за дело? Расскажите подробнее.
Я не буду говорить о конкретных делах.
С. К.: Связано ли это с делом относительно «законов 16 января»?
Это не связано с Калетником или с какими-то другими фигурантами. Просто нет смысла обсуждать конкретные дела.
С. К.: Расследуется ли дело в отношении Николая Азарова? В частности, относительно якобы обеспечения поставки из России, так называемого гуманитарного груза со светошумовыми гранатами. В этом же деле фигурировал Сергей Лекарь, экс-замглавы МВД. На какой стадии это дело? Какой статус Азарова, Лекаря или других бывших высокопоставленных чиновников по этому делу?
Надо спрашивать Сергея Викторовича.
С. К.: Генеральный прокурор вы, и я спрашиваю вас.
Следователь и прокурор – самостоятельные лица. В управлении специальных расследований куча эпизодов и уголовных производств. Я не могу помнить все уголовные кейсы.
С. К.: Это же не кто-нибудь. Это – Николай Азаров.
Ну и что, что Николай Азаров? Есть много кейсов, которые сегодня не менее актуальны, чем кейс Азарова. Почему вы отдали приоритет именно этому делу?
С. К.: Потому что он инициировал незаконное решение Кабмина о поставках гранат, которые использовались против участников Майдана в первые дни противостояния.
Это вы просто пересказали фабулу дела, это не значит, что это дело должно быть сегодня более приоритетным, чем дело о хищении «Укроборонпрома».
С. К.: Подождите. О Гладковском будем говорить отдельно.
Может и отдельно, но в плане актуальности…
В.М.: То, что вы не хотите говорить о деле Азарова, связано с тем, что вы работали в Кабмине во времена его премьерства?
Нет. Не связано. Я не причастен к тому постановлению.
С. К.: Мы не говорим, что вы причастны. Мы спрашиваем у вас, как генпрокурора, про ситуацию с этим делом.
Я действительно не могу знать, в каком состоянии все дела. Мы еще находимся в процессе аудита того, что мы получили от предшественников. Вылавливаем “сюрпризы” в резонансных уголовных процессах — рассеянные, скрытые производства, рассматриваем и принимаем надлежащие процессуальные решения. Это не дело одного дня, недели или месяца. И после этого у нас лично нет сомнений в том, что обновление прокуратуры необходимо.
В. М.: Какие дела будут переданы в НАБУ, какие — в ГБР после 20 ноября?
Около двух-трех десятков дел могут быть подследственными НАБУ. Большая часть, конечно, будет направлена в ГБР. Еще несколько — в Нацполицию.
(Рябошапка показывает документ со статистикой дел по одному из управлений, которые будут переданы в НАБУ и ГБР).
В. М.: Из 28 производств, которые будут переданы в НАБУ, 15-остановлено. В ГБР также перейдут материалы дел, значительная часть которых остановлена.
Немало фигурантов этих дел находятся в розыске. Поэтому производства остановлены. Дела не могут «двигаться» дальше.
В. М.: Их можно восстановить?
Думаю, да. Надо брать каждое производство отдельно и изучать, на каком основании оно было остановлено.
Если речь идет, например, о производстве, где фигурирует Александр Янукович, то, очевидно, что оно остановлено до тех пор, пока его самого не найдут.
С. К.: А что его искать? Он находится в Москве, работает в Петербурге.
Эта информация должна быть официальной. А не только распространяться в СМИ.
С. К.: Причем здесь «распространяться в СМИ». Мы имели с ним — по книге, которую я вам только что подарила, — разговор. Это интервью здесь напечатано. Единственное интервью с тех пор. Мы встречались в Москве летом 2014 года. Почему я смогла встретиться, а ваши сотрудники — нет?
В. М.: И проблема, видимо, в том, что украинские правоохранители уже не сотрудничают с российскими.
Его фактически не существует (сотрудничества). Какие-то запросы идут к ним, и нам какие-то приходят, но они в основном не выполняются.
«Я не просил Богдана, чтобы он просил у Коломойского, чтобы его люди успокоились»
В. М.: Еще вернемся к Горбатюку. Он связывает свое увольнение с нежеланием Генпрокуратуры расследовать дело о преступной организации Януковича, поскольку, по его словам, «сейчас при власти есть лица, которые работали в то же время в Кабинете министров». Имея в виду в том числе, видимо, Андрея Богдана. Плюс — несколько изданий написали, что якобы в ГПУ есть уголовное производство, где фигурирует Богдан.
Он (Горбатюк) это сказал?
В. М.: Да. Якобы в 2012 году Андрей Богдан, являясь должностным лицом Кабмина (заместителем министра Кабмина, советником Азарова), организовал неправомерное решение суда в пользу Министерства обороны России, в результате чего Украину обязали выплатить более трех миллиардов гривен по гарантиям корпорации Единые энергетические системы перед российским Минобороны. Это напрямую было связано с делом Тимошенко.
Я знаю, что Андрея Богдана допрашивали в одном из производств. Это было около четырех лет назад. Что с этим производством, знают только следователи и прокуроры.
В. М.: Это производство расследовало управление Горбатюка?
Да. Странно просто, что он вытащил эту историю именно после того, как его уволили. И вообще заявляет, о каком-то большом количестве подозрений, которые вот-вот должны быть объявлены, а тут такое произошло, аттестация. Возможно, надо было идти на аттестацию и все-таки сообщать о подозрениях? Что же помешало?
С. К.: Вы же дружите с Богданом. Очевидно, если бы в этом производстве было что-то серьезное, вы бы ему сказали?
Я бы не сказал, что это дружба.
С. К.: А какие у вас отношения?
Давние приятельские отношения.
С. К.: Есть ли в материалах дела что-то такое, что привело бы к вручению подозрения Андрею Богдану?
Того, о чем вы говорили, я не видел.
В. М.: В связи с заявлениями Горбатюка, вы будете подробнее изучать это дело?
Если в ближайшее время я буду поднимать это производство, то, очевидно, меня могут обвинить в том, что стараюсь повлиять на расследование. Следователь и прокурор — независимые лица, пусть работают. Будут основания — пусть предъявляют подозрение. Не я же о нем сообщаю.
В. М.: Зависит кому…
Богдан — не относится к категории специальных субъектов. И обычный прокурор может подписать подозрение.
В. М.: Это уголовное производство расследуется еще с 2015 года?
Да, это пятый год…
Богдан был одним из тех, кого очень не любил Петр Алексеевич. Даже некоторое время преследовал. Я думаю, что тогда он мог бы использовать все возможности, чтобы давить на Богдана, в том числе по этому производству.
И, в конце концов, мне кажется, что это производство — не настолько сложное, чтобы пять лет его расследовать.
С. К.: Когда это Богдана преследовали?
Когда он Корбана защищал. А потом того, чье имя нельзя называть вслух.
В. М.: Коломойского?
Игоря Валерьевича Коломойского.
В. М.: Слишком мелко для преследования.
С. К.: Сейчас относительно вас разворачивается масштабная информационная кампания — «мочат» по всем фронтам. И не только депутаты, которых связывают с Коломойским.
Посмотрите, что делает Лукаш. До объявления ему подозрения он называл меня независимым и профессиональным. А сразу после — мысли поменялись в противоположную сторону.
С. К.: Люди Коломойского также против вас активно работают.
Да, я тоже замечаю это.
С. К.: Чем вы для себя это объясняете?
Видимо тем, что я неудобен для этих людей.
С. К.: С какого момента началась такая травля?
У меня нет никаких отношений с Коломойским, меня никто ничего не просил относительно Коломойского. Хотя мы сейчас пытаемся консолидировать все материалы дела в отношении «Приватбанка» в одних руках – в руках НАБУ.
С. К.: Вы — одна команда. Поддержка в такой ситуации была бы логичной.
Да, но я в определенной степени был бы должен Коломойскому.
С. К.: А Богдан сам не инициировал такую помощь?
Мы об этом не говорили.
С. К.: Им удастся вас «сбить»?
Нет. Не дождутся (улыбается).
С. К.: Можно ли говорить, что заняв кресло генпрокурора, вы оказались один на один со всеми внешними вызовами? И у вас нет поддержки Офиса президента?
Нет. У нас прекрасная команда.
С. К.: Но, учитывая то, о чем мы сейчас говорили, сомнительно…
В. М.: Андрей Богдан уговорил вас стать генпрокурором?
Точно не Богдан.
В. М.: А кто? Президент?
Да. Президент убедил.
В. М.: Почему вы выбрали должность генпрокурора, несущего значительно больше репутационных потерь, чем должность заместителя руководителя Офиса президента?
Мне предложили, и я не мог отказаться.
В. М.: Предложили или уговаривали?
Президент не может уговаривать.
С. К.: Вы же могли отказаться.
Два раза мог, а третий – не смог (улыбается).
С. К.: А почему два раза отказывались?
Мне казалось, что будет слишком тяжело.
С. К.: Ваши подозрения оправдались, я так понимаю.
Частично.
С. К.: А что президент вам говорил? Почему именно вас он видел на этом посту?
Это был наш с президентом разговор…
С. К.: Оно вам надо было?
Надо стране. Скажите, была ли подобная реформа прокуратуры в истории этой страны?
В. М.: Большинство прокуроров вас не будут любить. Те, кто уйдет.
Мне все равно, кто меня любит или не любит. Как говорит Гюндуз Мамедов (заместитель Рябошапки), прокурора может любить только его мама.
«В Уголовном или Уголовно-процессуальном кодексе нет такого основания – не открывать уголовное производство, поскольку это – бывший президент»
С. К.: В интервью «РБК-Украина» вы заявили, что не для того соглашались на эту должность, «чтобы уйти не самым успешным генеральным прокурором». «А наоборот, чтобы, как мне желал Юрий Витальевич, превзойти его и быть более успешным», — ваша цитата. Каковы критерии успешности? Количество посадок?
Общественное доверие.
С. К.: Чем его измерить?
Социологией.
С. К.: Вы на должности генпрокурора уже заказывали социологию?
Нет. Социологическая группа «Рейтинг» проводила исследования 19 октября.
C.К.: Это тот опрос, по которому рейтинг президента — уже 66%?
Я не смотрел рейтинг президента. Я обращал внимание на уровень недоверия к прокуратуре. И он составляет 63%.
С. К.: А был какой?
71%.
С. К.: Такой себе результат. Чем его улучшить? Теми же посадками?
В том числе, к сожалению, посадками. Причем громкими посадками.
Общество требует крови. Общество требует посадок.
С. К.: Вы хоть поняли, что сейчас сказали?!
В. М.: Это единственная мотивация для вас на посту генпрокурора — «общество хочет крови»?
Я не говорю, что это моя мотивация. Я говорю, что этого требует общество. Оно слишком устало от несправедливости.
С. К.: Из рубрики: «хлеба и зрелищ».
Я вам говорю то, что ожидает общество.
С. К.: Ага, чтобы социология давала вам высокие рейтинги.
Мы не всегда можем и должны дать обществу то, что оно ожидает. И когда сейчас требуют от нас быстрых посадок или крови, мы должны донести до общества, что быстрые посадки возможны тогда, когда достаточно материалов.
С. К.: Президент также требует быстрых посадок?
Президент требует эффективной работы органов правопорядка.
С. К.: А расскажите, пожалуйста, подробнее о собрании в Офисе президента, где он спрашивал о посадках.
Я не знаю, о чем вы.
С. К.: Да конечно! Можно подумать, вы не принимали в том участие. Было собрание силовиков в Офисе президента. Речь шла, частности, о том, что люди, как вы говорите — требуют «хлеба и зрелищ». Поэтому нужны «посадки». Следовательно, были определены четыре приоритетных дела: в отношении Порошенко, Гладковского (Свинарчука), Пашинского и четвертого – его я не знаю.
Это ерунда.
С. К.: Не ерунда. У меня есть четыре свидетеля. И мне даже странно было бы, если бы вы сейчас это подтвердили. Следовательно, я просто констатирую факт.
Не было совещаний у президента, где говорили, что есть четыре фамилии или четыре кейсы, которые должны расследовать…
С. К.: Вы говорите неправду. А эти четыре — то, что лежит на поверхности.
Ну, может что-то у кого-то лежит на поверхности. Но такого разговора не было.
С. К.: На русском языке в таких случаях говорят: «свежо предание…».
В. М.: О конкретных фамилиях. По Порошенко есть реальные основания для подозрения?
Не скажу.
С. К.: Почему?
Когда будут реальные факты, вы все увидите.
С. К.: Значит, сейчас — на этапе наработки?
Мы работаем.
С. К.: Эти дела — по факту чьих-то публичных заявлений?
Не скажу.
С. К.: Заявлений Портнова?
Не скажу.
С. К.: Мы в «молчанку» играем? Луценко «догонять» будете?
В. М.: Есть ли основания, чтобы привлечь его к ответственности?
Если бы были основания, было бы производство в ЕРДР (Едином реестре досудебных расследований), а дальше двигались бы процессуальным путем.
С. К.: А по Порошенко есть что-то в ЕРДР?
Это же фактичные дела. Они могут касаться тем или иным образом…
С. К.: Вы понимаете, что если начнется преследование бывшего президента, пусть, даже «нехорошего человека», — это плохо закончится для страны. Мы уже это проходили.
В Уголовном кодексе или Уголовно-процессуальном кодексе нет такого основания – не открывать уголовное производство, поскольку это – бывший президент и это может нанести вред имиджу.
С. К.: Есть определенные рациональные рассуждения.
Рациональный – это закон.
В. М.: Военная прокуратура изъяла в Офисе президента документы, касающиеся обстоятельств Иловайской трагедии в августе 2014 года. Это может быть связано с возможным уголовным производством в отношении Петра Порошенко? Он же был главнокомандующим и принимал решения в частности и по этому поводу.
Виктор Васильевич (Чумак), курирующий это направление, должен найти достаточно доказательств: кто был виноват, какова мера вины каждого в этой трагедии. Чтобы это сделать, пошли в офис, чтобы забрать там определенные документы, протоколы совещаний, в частности.
С. К.: Относительно заседания Совета нацбезопасности и обороны?
В том числе.
С. К.: Там фигурирует Муженко?
Об этом не скажу.
С. К.: Понятно, что фигурирует.
Не могу сказать.
Это сейчас такая же выдумка, как и совещание с президентом, на котором ставили задачу с четырьмя фамилиями…
С. К.: Вы говорите неправду и знаете это.
В. М.: Совещание с президентом вообще было?
Совещания у нас проходят, время от времени. Даже публичное было с участием представителей банков, правоохранителей.
Логика в проведении таких периодических брифингов существует. Надо, чтобы президент проявил политическую волю, и чтобы все (правоохранительные органы) работали вместе более активно. Но нам не ставят задачу, что надо «догнать» Гладковского, Пашинского или Порошенко.
В. М.: Дело Гладковского. По словам его адвоката, есть немало дел в отношении него. Прокуратура какое-то дело ведет?
Есть несколько производств (по Гладковскому). И они подследственные НАБУ. Они ими занимаются.
В. М.: Чего касаются, другие производства?
Не скажу.
С. К.: Дело Пашинского. Как вы его оцениваете?
Как достаточно очевидное и логичное. В принципе достаточно все сложить и довести до суда. Интересный кейс, кстати. Юридическую защиту другой стороны (потерпевшего Вячеслава Химикуса) осуществляла команда Портнова. Так защищала, что чуть в тюрьму не посадила (улыбается).
С. К.: Давайте разбирать по порядку. Почему меру пресечения Пашинскому выбирал Печерский райсуд, а не Шевченковский?
Смотрите на подсудность.
С. К.: Фактически Государственное бюро расследований находится в Шевченковском районе.
Суд исследовал этот вопрос.
С. К.: Я спрашиваю у генерального прокурора — где находится ГБР? Абстрагируемся от дела Пашинского.
Мы же говорим о юридическом адресе.
С. К.: Еще раз, где фактически работает ГБР?
На проспекте Победы.
С. К.: Так это Шевченковский район Киева.
Мы же говорим о юридическом адресе.
В. М.: Юридический адрес — здание Кабмина.
Это юридический вопрос.
С. К.: Вы читали фабулу дела Пашинского?
Да.
С. К.: Вам не представляется, что эти события нужно квалифицировать не по ч. 1 ст. 121 Уголовного кодекса (тяжкие телесные), а по, возможно, превышению пределов необходимой обороны?
Я не буду сейчас обсуждать квалификацию дела.
С. К.: Почему?
Я вообще не собираюсь комментировать обвинения.
С. К.: Вы понимаете, что речь идет не о персоналиях, а о потенциальных репутационных потерях страны…
Не надо манипулировать и связывать дело Пашинского с репутационными потерями для страны.
С. К.: Манипулировать? Серьезно? Это вы мне говорите? Не хочется вас обидеть, но знаете, я – в качестве журналиста – часто бывала в этом кабинете (генерального прокурора) раньше. Очень хорошо помню, как на вашем месте сидел другой человек, и мы обсуждали дело против Юрия Луценко.
Не надо сравнивать Юрия Луценко и Сергея Пашинского, во-первых. А во-вторых, я не могу комментировать то, что делали мои прокуроры. Если прокуроры в подозрении указали именно эту квалификацию, я не могу сейчас сказать, что она – неправильная.
С. К.: Во время пресс-марафона Зеленский сказал о Пашинском: «выйдите на улицу и спросите: он — бандит или нет? Я даю вам 100%, 100 человек спросите — 100 людей скажут «да», это, извиняюсь, как?!? Где презумпция невиновности? Даже Янукович в свое время дело Тимошенко так комментировать не додумался.
Надо президента спросить, почему он так сказал.
С. К.: Правильно я понимаю, что дело Пашинского будет первым показательным процессом относительно команды ваших предшественников?
Дело должно быть в суде. Все дела, где есть подозрения, и следствие соберет достаточно доказательств, должны идти в суд с обвинительным актом. Но я не исключаю, что следствие тоже может ошибаться. Пусть суд решает.
С. К.: Вы «не исключаете»?
Я не исключаю. Это абсолютно нормальный процесс. Так же не все производства могут заканчиваться обвинительными приговорами. Это было бы неправильно.
С. К.: Тогда за подобные действия кто-то должен понести ответственность.
Мы готовы к любым непопулярным решениям.
С. К.: Считаете ли вы это дело политическим?
Не считаю. Это – бытовое уголовное дело.
С. К.: Вы сами анонсировали три производства, которые могут быть связаны с Пашинским. Возможно объявление ему нового подозрения до окончания для него двухмесячного срока меры пресечения? Там до начала декабря, если не ошибаюсь.
Я не исключаю.
С. К.: Вы работаете над этими производствами? Или просто предполагаете?
Мы всегда работаем (улыбается).
«В Генпрокуратуре сейчас никто никому не платит за посты»
С. К.: Вопрос от Маси Найема о деле Гандзюк. Считаете ли вы, что со стороны прокуроров, которые занимались этим делом, был саботаж? Если да, то будут ли определенные последствия?
Я не буду прямо отвечать на этот вопрос. Скажу лишь, что мы изменили группу прокуроров. В этом деле есть огромная проблема.
С. К.: Какая?
Что ее не хотели расследовать.
С. К.: Почему?
Имеется ряд различных причин. Я об этом не могу говорить публично. Надо очень много сделать, чтобы иметь результат.
В. М.: Это связано с возможной причастностью к этому делу представителей правоохранительных органов?
Та среда, существовавшая на время совершения преступления, на время совершения расследования, влияла на его результаты.
В. М.: Если говорить о других громких делах. 17 октября вы направили в парламент представление о получении разрешения на привлечение к уголовной ответственности депутата Ярослава Дубневича. Имеется ли в работе производство, где фигурируют другие нардепы этого созыва?
Думаю, что будут до нового года.
В. М.: Дела на Дубневича еще имеются?
Сейчас есть одно производство, на котором концентрируем наши силы. Сейчас обратились с ним в парламент. Возможно, будет изменено подозрение, будет ли дополнительное подозрение, — увидим.
В. М.: Депутаты «Слуги народа» фигурируют в каких-то делах?
Пока нет. Мы проверяем факт переписки Медяника и открыли производство по ситуации с финансовым комитетом.
В. М.: То, что депутаты проходят детектор лжи, очевидно, не имеет значения для расследования.
Нет, нет.
В. М.: О назначении ваших заместителей. Двух из них – Каська и Чумака — вы назначали тогда, когда действовали старые нормы закона о прокуратуре. Они должны были проходить конкурс.
Это глупости. В законе нет такого требования. Никто из предшественников не назначал заместителей по конкурсу.
В. М.: Президент согласовывал всех ваших заместителей или только Чумака?
Поскольку Виктор Васильевич Чумак – военный прокурор, а президент – главнокомандующий, то он согласовывает все назначения на высшие военные должности. Это – общая процедура.
С. К.: Что, кстати, с военной прокуратурой?
Она просуществует до момента формирования Офиса генпрокурора. Это направление курирует Чумак. В новом офисе будет специализированная военная прокуратура, которая будет заниматься военными преступлениями и преступлениями в сфере национальной безопасности и обороны.
В. М.: Недавно вы создали Департамент надзора по уголовным производствам в отношении преступлений, совершенных в условиях вооруженного конфликта.
Да. Он будет заниматься, в частности, международным гуманитарным правом – преступлениями на неподконтрольной территории против человечности, сотрудничеством с международными трибуналами и тому подобное.
С. К.: Для того, чтобы расследовать военные преступления, нужно проводить работу на той стороне, собирать данные и так далее.
Это – сложная работа. Гюндуз Мамедов с этим работал, когда был прокурором Крыма. Именно поэтому он будет курировать деятельность этого департамента.
С. К.: Он же не платил за должность, надеюсь? Злые языки говорят.
Не несите глупостей. Может кто-то на других уровнях кому-то что-то платит. В Генпрокуратуре сейчас никто никому не платит за посты.
«Никто меня не просил относиться с особым вниманием, ни до каких дел»
С. К.: Расшифровки Трампа вы внимательно читали? Зеленский назвал вас своим генпрокурором на 100%. Вас это не обидело?
Может он Баканова имел в виду на тот момент? Когда был разговор? Где-то в июле? (нынешнего главу СБУ Ивана Баканова ранее называли кандидатом на главу ГПУ, поскольку он и сам допускал такую возможность).
С. К.: Блестящая отмазка! Снимаю шляпу!
В. М.: Зеленский все-таки вас имел в виду.
Баканов тогда рассматривался на должность генерального прокурора.
В. М.: Раз президент общался с вами трижды, то он уже был уверен, что вы согласитесь на эту должность.
Может он и с Иваном Геннадьевичем Бакановым также общался (улыбается). Помните интервью Баканова, где он сказал, что этого не исключает?
С. К.: Слушайте, прекрасная отмазка. Хотя, думаю, Баканов на вас за это обидится.
Мы с ним разберемся (улыбается).
В. М.: Просил ли вас Зеленский или кто-то другой из его офиса с особым вниманием отнестись к делу Burisma?
Никто меня не просил относиться с особым вниманием, ни до каких дел. Ни о Буризме, ни о Пашинском, ни о других.
В. М.: Что с делом Burisma? Вы заявляли, что в связи с истечением сроков, отведенных Генпрокуратуре для завершения расследования старых дел, сейчас проходит их аудит. В том числе — и дела Burisma.
Нет дела Burisma. Оно существует в мозге того, кто его придумал. Просто может быть какое-то производство, в котором может фигурировать слово Burisma. Может таких производств – несколько. После аудита посчитаем, в скольких делах есть такое слово, в каком контексте употребляется. Тогда, может, что-то подробнее прокомментирую.
«Думаю, что мы закончим процедуру переаттестации до 1 сентября 2020 года»
В. М.: С изменениями законодательства у вас появились значительные полномочия. В частности, вы можете ликвидировать и создавать любые специализированные прокуратуры.
Какие вы видите в этом угрозы?
В. М.: Вероятно, можете ликвидировать…
Ликвидировать САП (Специальную антикоррупционную прокуратуру)?
В. М.: Да.
Нет, без изменений в закон не могу ликвидировать.
Относительно других специализированных прокуратур, то мы создали специальный департамент, который будет заниматься наиболее резонансными делами. Есть мысли по созданию, например, специализированной экологической прокуратуры, возможно, еще каких-то, которые бы занимались расследованием преступлений, процессуальное руководство в которых сложно осуществлять без специальных знаний в тех или иных отраслях. Я не вижу проблемы в создании специализированных прокуратур.
В. М.: Вы также можете увольнять прокуроров вплоть до уровня заместителей структурных подразделений. Уже без Квалификационно-дисциплинарной комиссии прокуроров (КДКП). Хотя наличие этой комиссии было требованием международников.
Я не могу взять и уволить какого-то прокурора, потому что он мне не нравится. Для увольнения должно быть основание, предусмотренное законом. Это – дисциплинарный проступок, протокол о коррупции и тому подобное. Чтобы это основание было установлено, нужно провести дисциплинарную процедуру. Кадровая комиссия должна рассмотреть этот уступок и внести мне представление.
В. М.: Одна из кадровых комиссий, что возглавляют ваши заместители.
Но кадровые комиссии состоят из шести человек, трое из которых не имеют отношения к прокуратуре. Их делегировали международные организации.
В. М.: Для чего вводить такое ноу-хау, если можно было при желании заменить состав КДКП?
Речь шла не только об изменении КДКП, а о том, что будет проведена очистка прокуратуры, переаттестация всего кадрового состава. Для этого изменений КДКП недостаточно.
КДКП должны сформировать новые прокуроры. А для обновления прокуратуры закон и предусматривает проведение переаттестации.
В. М.: Каковы временные рамки?
Думаю, что мы закончим процедуру переаттестации до 1 сентября 2020 года. Возможно, сразу же возобновим действие закона (по КДКП), чуть его поправив.
В. М.: Где возьмете новые кадры?
Мы пока определяем, сколько нужно людей. Например, мы проанализировали департамент, курирующий производство ГБР, и поняли, что 70 человек уже сейчас можно перенаправить в районные прокуратуры.
В. М.: Насколько будет оптимизирован штат прокуратуры?
Думаю, минимум на 25-30% можем сокращать штат прокуратуры. В Украине – самое большое среди стран Совета Европы количество прокуроров на сто тысяч населения. Больше только в России. В Украине – 24, в России – 25. Тогда как за рубежом – от 6 до 15. При этом функции прокуратуры у нас сейчас очень ограничены.
В. М.: Новые кадры как будете привлекать?
В рамках конкурсной процедуры. Мы откроем доступ к профессии тем, кто не имеет прокурорского стажа, например, адвокатам, юристам, судьям в отставке.
В. М.: Сегодня есть два иска в Окружной административный суд Киева по аттестации прокуроров. Не стоит ожидать, по вашему мнению, подобной ситуации, как с реформой полиции? Или та же люстрация? Сегодня прокуроры массово восстанавливаются на должностях. Им еще и должны выплатить огромные компенсации за вынужденные прогулы.
Мы учли эти риски во время реформы полиции и откорректировали законодательство таким образом, чтобы Кодекс законов о труде не распространялся на случаи с переаттестацией. И прокуроры не могли бы пользоваться лазейками законодательства для возобновления на должности.
Хотя мы понимаем, что судебная система далеко не идеальна.
В. М.: Если массово возобновятся прокуроры, которые были люстрированы, вы же будете обязаны их допустить к работе.
Куда они возобновятся?
В. М.: Имеете в виду, что уже не будет Генпрокуратуры, и местные прокуратуры будут иметь другое название, то есть фактически не будет существовать тех структур, где они раньше работали?
(кивает)
В. М.: А выплата компенсаций?
Надо спрашивать создателей закона о люстрации.
В. М.: Выполнять судебные решения придется вам.
Государство имеет право обратиться с регрессным иском – о взыскании суммы убытков с тех лиц, которые причастны к этому закону.
С. К.: Значит, на Петренко также есть какие-то «заготовки»?
Думаю, что те, кто повлек принятие такого закона, должны ответить за это материально.
С. К.: А насчет Петренко — только этот эпизод?
Я не говорил, что в отношении Петренко есть эпизод.
С. К.: Это следует из ваших слов.
Это могут быть дела по факту.
В. М.: И напоследок — еще один вопрос о ваших полномочиях. Вы вместе со своими заместителями и руководителями прокуратур получили право координировать работу правоохранительных органов в сфере противодействия преступности через формат координационных совещаний. Это такая себе «направляющая» роль. Решения этих совещаний будут обязательными для всех участников.
Прокуратура всегда имела координирующую функцию по отношению к органам досудебного расследования, просто до этого момента ее не выполняла эффективно. Мы начали ее реализовать активнее и будем еще больше усиливать, потому что именно прокуратура отвечает за состояние дел в борьбе с преступностью. Не полиция, не ГБР, а именно прокуратура.
Поэтому прокуроры должны объединять все органы досудебного расследования, определять приоритеты и заставлять, по ним работать. Эта координационная роль нам нужна.
В. М.: Очевидно, это возможность злоупотреблять этим правом. Если не в центральном аппарате, то где-то в регионах. Условно говоря, кто из прокуроров может дать поручение открыть или закрыть дело.
Прокурор и сейчас сам может закрыть любое дело. Забрать и закрыть. Разбить на разные производства и раздавать кому угодно для расследования.
Например, дело в отношении одного из банков расследовалось в трех местах: в Дарницком районе города Киева, Одесской области и еще где-то. Для того чтобы злоупотреблять, не надо координационных совещаний, а вот для налаживания нормальной совместной работы органов правопорядка они необходимы.
Авторы: Соня Кошкина, Виктория Матола
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.