25.12.2019 – ЭП поговорила с одним из главных обвиняемых в скандальном «деле банкиров, связанных с Бахматюком». Читайте о том, почему Писарук считает безосновательными доводы следователей и какова его версия.
В начале ноября банковский рынок всколыхнула неожиданная новость: НАБУ задержало главу «Райффайзен банка аваль» Александра Писарука.
Как стало известно впоследствии, топ-менеджера задержали по делу, которое касается его работы на посту заместителя главы Нацбанка в 2014-2015 годах.
Причина – стабилизационный кредит на 1,2 млрд. грн., который Нацбанк предоставил скандальному «Виэйби банку» перед вхождением туда временной администрации. Банк принадлежит владельцу агрохолдинга «Укрлендфарминг» Олегу Бахматюку.
В тот день были задержаны еще восемь человек. Среди них – другие бывшие должностные лица НБУ, например, экс-директор департамента банковского надзора НБУ Алла Шульга, руководители «Виэйби банка», менеджеры частных компаний, связанные с Бахматюком.
Писарука отпустили на следующий день. Через несколько дней суд избрал ему меру пресечения в виде залога 5 млн. грн., который внес его работодатель – «Райффайзен банк аваль».
С тех пор в так называемом деле банкиров, связанных с Бахматюком затишье. Писарук вернулся к работе в банке и говорит, что за это время его никуда не вызывали.
Писарук начал карьеру банкира в 1992 году в банке «Украина». Через шесть лет он стал сотрудником украинской «дочки» голландского финансового гиганта ING, где познакомился с будущей главой НБУ Валерией Гонтаревой.
Получив должность руководителя НБУ, летом 2015 года Гонтарева позвала экс-коллегу работать своим заместителем. У Писарука было много работы, он стал отвечать за наиболее проблемный сектор – банковский надзор.
На его каденцию пришлась «очистка банковской системы», которую одни называют великой реформой, другие – крупнейшим перераспределением капитала после первой волны приватизации.
Адепты реформы указывают на то, что рынок лишился «банков-зомби», а банковский рынок стал прозрачным. Однако скептики упрекают надзор Нацбанка в невыполнении прямых обязанностей, мол, банки попадали в Фонд гарантирования «выпотрошенными» из-за финансовых махинаций владельцев и менеджмента банков.
Писарук охотно говорит об этом периоде. На большинство вопросов ЭП у него есть ответы, но хватит ли у него аргументов во время разговора со следователями?
Накануне ЭП встретилась с Писаруком в офисе «Райффайзен банка» и выслушала его версию событий вокруг «Виэйби банка».
«Причин нет, фактов, подтверждающих заговор, тоже нет»
– Что происходит вокруг «дела Бахматюка»?
– После того, как состоялось заседание суда, 14-15 ноября, ничего официально не происходит.
– Вас больше никуда не вызывали?
– Никто меня никогда не вызывал. Может, там что-то происходит, но мы не знаем. Никаких формальных событий не происходило.
– На ваше задержание реагировали по-разному. Большинство ваших коллег считают, что это недоразумение, а рядовые граждане пишут: «Доведите это дело до конца, наконец-то кого-то поймали».
На чем основывается обвинение правоохранительных органов?
– Предлагаю начать с конца. Все обвинения в отношении меня и всех бывших работников Национального банка являются абсолютно беспочвенными, нет никаких фактов, которые подкрепляют это подозрение.
Если вы смотрели суд, его транслировали в прямом эфире, вы видели, что никаких реальных фактов, которые бы доказывали то, что следователи называют «преступным сговором» между акционерами «VAB банка» и сотрудниками НБУ, не было приведено. Потому что их нет.
Более того, ни следователи, ни НАБУ, ни прокуроры не могут объяснить, каковы были мотивы, какая выгода. Ее не было и не могло быть. Об отсутствии каких-либо доказательств получения любой неправомерной выгоды мной или другими членами правления НБУ отмечает в различных интервью даже сам господин Сытник – директор НАБУ.
Значит, причин нет, фактов, подтверждающих сговор, также нет.
– Как происходила выдача стабилизационного кредита «VAB банка»? С чего эта история началась?
– Тут надо понимать контекст, когда это все происходило. Это был октябрь 2014 года, когда ситуация в стране была очень сложная. Осень 2014 года – это, пожалуй, был худший кризисный период 2014-2015 годов. После событий на Востоке Украины ситуация в стране была очень тяжелая.
Клиенты нервничали и выводили деньги из банков, оттоки были очень большие, ликвидность банков страдала. Макроэкономическая ситуация была очень тяжелая: показатели дефицита бюджета, дефицита платежного баланса были крайне неудовлетворительны. Резервы Нацбанка почти закончились.
У нас не было инструмента, который бы помог сдержать эту ситуацию. Было большое девальвационное давление на валюту.
Банковская система была в плачевном состоянии: одни банки просто отмывали деньги, другие, их было около 50-ти, не имели прозрачной структуры собственности, и никто не знал, кому они принадлежат. Банкам не хватало капитала, многие из них начали терять ликвидность. Ситуация была критической, угрозы для финансовой стабильности были очень высокие.
Почему я все это рассказываю? Важно понимать функцию НБУ как центробанка. Одна из его основных функций – обеспечение финансовой стабильности в стране и отстаивание интересов вкладчиков и кредиторов банка. Это записано в законе «О НБУ».
В октябре 2014 года «VAB банк» был крупнейшим среди тех, кто потерял ликвидность. Были обоснованные опасения, что его вывод с рынка, признание неплатежеспособным и передача в Фонд гарантирования вкладов приведет к негативным последствиям для всей банковской системы.
На тот момент правительство тоже опасалось, что банкротство «VAB банка», который был связан с компаниями своего акционера – «Укрлендфарминг» и «Авангард» – может способствовать банкротству этих компаний. А это один из крупнейших агрохолдингов Украины.
Банкротство второго крупного агрохолдинга в Украине могло отрезать украинский агросектор от международного финансирования.
– Значит, правительство было заинтересовано в оказании поддержки «VAB банку»?
– Абсолютно. Одним из документов, который стал основанием для предоставления стабилизационного кредита, был меморандум, подписанный правительством, Нацбанком и господином Бахматюком.
Правительство опасалось банкротства аграрных компаний владельца, и это был крупный банк, который по закону имел право на поддержку. С учетом этого был подписан упомянутый меморандум. Он предполагал, что правительство, если в этом будет потребность, готово рассмотреть вопрос о дополнительной рекапитализации банка.
– Почему государство должно поддерживать частный агрохолдинг?
– Поддержка агрохолдинга – это вопрос Кабинета министров. Когда банк фактически утратил ликвидность, у нас было два варианта действий: рекапитализировать банк или вывести его с рынка, приняв решение о неплатежеспособности.
Нацбанк как один из основных гарантов финансовой стабильности очень сильно по этому поводу волновался. Мы считали, что лучше использовать шанс и спасти банк путем докапитализации за средства акционера.
Владелец банка обещал его рекапитализировать. Он под этим подписался, это очень важно. Если бы он этого не сделал, то этот вопрос никто бы не рассматривал.
В постановлении правления НБУ было отмечено, что к 1 декабря владелец должен был внести минимум 200 млн. долл. капитала. Он под этим подписался, я хочу, чтобы все это понимали. Акционеры банка требовали определенного технического времени для мобилизации средств и внесения их в капитал, поэтому речь шла о периоде до 1 декабря.
К этому времени банку была нужна поддержка, и НБУ предоставил ее в виде целевого стабилизационного кредита. Это был не просто стабилизационный кредит на поддержание ликвидности, это целевой кредит на выдачу гарантированных вкладов клиентам банка.
В итоге этот кредит и был выплачен всем гарантированным вкладчикам. Национальный банк недавно публиковал эту информацию и подтверждал, что в течение 18 дней около 80 тыс. человек получили эти 1,2 млрд. грн. Нацбанк в рамках своих операционных возможностей контролировал выдачу средств, получая ежедневные отчеты.
– Благодаря тому, что эти деньги попали на корреспондентский счет банка, у Бахматюка появилась возможность провести в банке операцию погашения обязательств перед своими компаниями. Она не нуждалась в «живых» деньгах, но как следствие из банка были выведены активы. В этом и заключается претензия следователей.
– Если Бахматюк или работники банка что-то сделали – пожалуйста. У следователей и прокуроров есть возможность задать им эти вопросы.
В пределах полномочий Нацбанка было решение о целевой выдаче 1,2 млрд. грн. на выплаты гарантированным вкладчикам, это было сделано. Это документированный факт.
– Возможно, следователи понимают это так: Нацбанк, предоставив кредит, создал для Бахматюка возможность вывести часть своих активов из-под залога. У него на корсчете появились деньги, которые были использованы для «схлопывания» – погашения кредитов связанных с акционером компаний и вывода залога.
— Выдача стабилизационного кредита не способствует «схлопыванию» или выведению активов из-под залога. Я не знаю, о чем здесь говорится. Пусть разберутся следователи. Если у них есть вопросы, пусть задают их руководителям или владельцу банка.
К Нацбанку вопросов нет. Мы выдали эти средства целевым кредитом и проконтролировали в пределах своих возможностей, чтобы они пошли вкладчикам. Фонд гарантирования их все равно бы выплатил. Перерасхода государственных средств не было бы.
Если бы Бахматюк внес деньги и банк жил, то вообще не было бы, о чем говорить.
– Однако так нарушилась очередность выплат кредиторам. Теоретически средства связанных лиц должны были остаться на счетах банка, а в процессе его ликвидации они были бы в последних очередях акцептованных требований кредитора. Активы остались на балансе банка, и тогда фонд и НБУ имели больше шансов вернуть свои средства.
– Еще раз скажу: с точки зрения фискальных расходов государства ничего не изменилось.
— Выдавая рефинансирование, НБУ всегда пытался вводить определенные ограничения для банков, которые бы делали невозможным вывод средств акционерами. Применялись ли к «VAB банку» и другим банкам Бахматюка меры?
– Вы можете прочитать это в постановлении НБУ. Перечень ограничений для VAB был самым длинным из тех, что я вообще помню. Особенно много ограничений было на проведение операций. Я уже не помню всех, но в постановлении можно почитать.
Кредит структурировался как выдача средств исключительно гарантированным вкладчикам при огромном количестве ограничений на проведение операций. Он был обеспечен залогом имущества, где была внешняя оценка и две рецензии. Две. Это бывает нечасто, я не помню, когда Национальный банк потребовал две рецензии.
Хочу подчеркнуть, что впервые в истории Национальный банк взял индивидуальную поруку на господина Бахматюка по всем долгам. Это был первый случай. Национальный банк сделал все зависящее, чтобы максимально обеспечить этот кредит.
– В НАБУ отмечали, что якобы была подделана оценка залога по кредиту. Будто это ваша халатность.
– Это подмена понятий и попытка выдать желаемое за действительное. В октябре 2014 года у Национального банка еще не было внутренней функции для оценки имущества. Эту функцию мы выстроили позднее, в 2015 году, когда в департаменте риск-менеджмента создали профессиональную службу оценки имущества.
До того момента мы были вынуждены полагаться на внешнюю оценку, за оплату. Внешняя оценка – это две рецензии, о которых я уже говорил. Мы просто принимали документы, которые видели. Если там были злоупотребления или махинации, то это вопрос к тем, кто подделывал документы.
– Нацбанк никак не мог проверить?
– Мы полагались на тот пакет документов, который получили. Мы прошли все технические процедуры, предусмотренные порядком. Время было, конечно, но ограниченное. В кризис времени много не бывает, однако мы все прошли четко и проверили документы, как могли их проверить.
– Бахматюк хотел получить больше средств, чем 1,2 млрд. грн.
– Он хотел около 6 млрд. грн., но мы сказали: мы это только рассматриваем, при условии, что вы рекапитализируете банки и внесете минимум 200 млн. долл. до 1 декабря. Это то, под чем он подписался, подтвердил и дал финансовую поруку. Мы хотели увидеть деньги.
— А какая общая необходимость была в капитализации?
– Они просили, кажется, 6 млрд. грн. Мы четко сказали, что нужно будет внести минимум 200 млн. долл. в эквиваленте. Мы хотели увидеть, что он их внес.
Если бы мы решили, что их недостаточно, тогда бы у нас был меморандум с правительством, который мог бы это рассмотреть и теоретически докапитализировать. Только тогда мы могли бы еще что-то рассматривать. Это первое.
Вторая причина – залог. На тот момент, по внешней оценке с двумя рецензиями, залог составлял 1,85 млрд. с коэффициентом 0,7. Больше залога не было.
– В суде упоминалось письмо, написанное вами ночью к вашим сотрудникам. По мнению следователей, это поручение — чуть ли не прямое указание, указывающее на вашу заинтересованность.
– Первая претензия – что не было плана финансового оздоровления.
Вторая — что была переписка, которая якобы засвидетельствовала единоличность принятия решения. Такая переписка, чтобы вы понимали, есть в любом банке, когда кредит готовится к рассмотрению правлением.
Переписка свидетельствовала, что кредит может быть рассмотрен на основании достаточной оценки имущества с двумя рецензиями, включая рецензию BDO при наличии меморандума с правительством, что они будут дополнительно рассматриваться, и что средства пойдут исключительно на выдачу гарантированных вкладов.
Это было в переписке. О чем это свидетельствует? О том, что были существенные условия кредита, по которым вопрос может быть рассмотрен. Утверждение стабилизационного кредита – это коллективное решение правления НБУ.
Третье – что я встречался с Бахматюком. У меня были сотни встреч, не только с Бахматюком, а со многими людьми. Мы пытались уговорить их спасти свои банки. Факты встреч являются фактом сговора? Это просто нонсенс.
«Владельцы банков обещали, подписывали, гарантировали и ничего не выполняли»
– Нацбанк выдал неплатежеспособным банкам десятки миллиардов гривен, а акционеры, вывели активы. Сегодня вы действовали бы так же?
– Я хочу вам напомнить, что я пришел на работу в конце июля, а госпожа Валерия Гонтарева – в июне. К этому времени основная масса кредитов на рефинансирование уже была выдана. Мы выдавали очень ограниченное количество стабилизационных кредитов.
– Кредиты рефинансирования способствовали выводу активов, поскольку акционеры обычно не выполняли свои обещания. Не считаете ли вы, что регулятор должен быть более жестким?
– Я помню свое последнее интервью перед увольнением из НБУ в декабре 2015 года. Меня тогда тоже спрашивали, какие выводы я сделал, какие уроки выучил. Один из них, к сожалению, очень печальный урок: за мои полтора года работы в Нацбанке я не видел ни одного человека, который бы обещал и выполнил свои обещания.
– Вы имеете в виду акционеров?
– Да, именно акционеров. Все обещали, подписывались, гарантировали и ничего не выполняли. Возвращаясь к вашему вопросу, есть два варианта действий: либо выводить всех с рынка и создавать большие риски для финансовой стабильности, особенно в пик кризиса, или пытаться спасти банк за счет средств акционеров.
Если они обещают, то есть шанс попробовать и поверить им, чтобы они спаслись, чтобы государство не тратило свои средства, чтобы финансовая стабильность сохранялась. Приходилось верить, если они подписывались, давали гарантию.
– Вышло иначе, они обещали, что спасут банки, но выводили активы и никто им не мешал это делать.
– Если они выводили активы, они совершили преступление. Вопрос должен быть к ним. В марте 2015 года по требованию МВФ мы внесли изменения в закон о банках и усилили уголовную ответственность для владельцев и руководителей банков.
– Это был серьезный вопрос для страны. Ввели норму, которая была до этого, но действовала в отношении всех юридических лиц, а не только для банков.
Эта норма никогда в Украине не работала, поскольку умысел банкротства трудно доказать в суде. Банкиры этих нововведений не испугались. Это плохо прописанный закон или отсутствие политической воли для реальных перемен?
– Я не помню всех деталей закона, но он был нормальный. Над ним работали юристы НБУ, МВФ, Фонда гарантирования. Однако есть еще подзаконные акты, уголовно-процессуальный кодекс. Возможно, там были какие-то изъяны, я не знаю.
Думаю, в большей степени это вопрос к судебной системе. Мы можем говорить об ответственности конкретного человека.
Я уверен, что Фонд гарантирования доказывал факт вывода активов. Подтверждаются факты, что после вывода банка его владельцы это делали. Это криминал? Криминал. Что еще нужно, чтобы задействовать такие изменения в закон? Почему не задействовали?
– Не было политической воли.
– Вот видите, не было политической воли.
– Много денег на этом заработали.
– У Нацбанка была политическая воля делать тяжелую работу, которую невозможно было не делать. Почему у других ее не было?
– Если регулятор был наделен правом, выводить банки с рынка сразу, чтобы не происходили эти преступления, то он должен был бы следить за этими банками. Претензия к НБУ заключается в том, что он не действовал быстро.
Я не говорю, что регулятор должен нести ответственность. Однако можно ли признать, что регулятор ошибался?
– Здесь несколько вещей. Нельзя было вывести сразу все банки. Угрозы от вывода банков для финансовой стабильности очень высоки, особенно в пик кризиса. Когда банк выводится, люди волнуются, паникуют, забирают деньги. Поэтому попытка спасти банк за средства владельца — это важно. Это первое.
Второй вопрос: помните, в 2014 году был Фонд гарантирования вкладов? У него была очень низкая операционная способность, он просто не мог обрабатывать большое количество банков одновременно.
В 2014 году или в начале 2015 года был период, когда с рынка выводили по два, иногда по три банки в неделю. Фонд гарантирования тогда говорил, пожалуйста, мы не можем, у нас нет людей, мы не можем это отрабатывать.
Фонд гарантирования работал над улучшением своей операционной способности, теперь он совсем не тот, что был тогда. С ним работали специалисты Государственного казначейства США, консультанты, и теперь фонд значительно улучшил работу, чем было раньше.
— Действия Минфина были безальтернативны? Приведу пример, чем вкладчик «Дельты» хуже вкладчика «Приватбанка»? Было очень много вкладов, 30 тыс. человек не смогли вернуть свои вклады.
– «Дельта» был системно важным банком, официально признанным. Нацбанк в случае с «Дельтой» предлагал правительству рекапитализировать банк. Мы обсуждали этот вопрос, но правительство не поддержало. Нацбанк не может заставить правительство.
– Как в правительстве это объясняли?
– Я бы не хотел комментировать правительство.
– Но вы говорите, что и Нацбанк, и правительство сделали все правильно.
– Пытаться спасти системный банк – стоит. Если кто-то совершает криминальные действия, он должен за это отвечать.
– Кстати, много средств было выведено через корсчета иностранных банков – Meinl, Frick. Почему Нацбанк запретил пользоваться такими счетами только после вывода денег?
– Когда мы пришли, средства уже были выведены. В Meinl мы видели счета, которые не двигаются. Мы начали задавать вопросы. Выяснилось, что все уже было выведено. Вопрос о возврате денег мы обсуждали со всеми владельцами банков.
Просили что-то сделать у руководства австрийских регуляторов, чтобы Meinl не занимался тем, чем он занимался. Недавно он наконец-то потерял банковскую лицензию.
«У меня нет сомнений, что мы свою правоту докажем»
– Собеседники в НБУ считают, что за всеми делами по Нацбанку стоит Игорь Коломойский. Доказательств нет, но может ли вам мстить экс-владелец «Приватбанка»?
– Я не могу сказать, есть это или нет. Встречался ли с господином Коломойским? Встречался, как и с другими владельцами банков, по вопросам диагностики, рекапитализации.
– Мы бы не хотели спекулировать на этой теме. Возможно, дело безосновательное. Когда дело абсолютно беспочвенно, тогда начинаешь думать, почему оно возникло.
– То, что дело, было, не было секретом. Ему четыре года.
Несколько лет назад НАБУ со мной общалось по скайпу под запись в течение двух часов, в моем офисе в МВФ в Вашингтоне. Я тогда не был ни свидетелем, ни подозреваемым. Они захотели выяснить мое мнение относительно этого дела.
Я общался со следователем НАБУ, именно с тем, который вручил мне подозрение. Я ему все объяснял, мой адвокат присутствовал. У всех было подтверждение, что все понятно. Я говорил: «Ребята, если есть дополнительные вопросы, приезжайте в Вашингтон, я пойду в посольство, там сделаем официальный допрос под запись».
– Может, просто есть эта следственная машина, и она так себе едет.
– Возможно. Я не буду спекулировать. Видимо, что-то такое есть, не хватает где-то понимания следователей, к сожалению. Не хватает понимания, как это работает, что такое финансовая стабильность, стабилизационный кредит, зачем он выдается, в чем функция центрального банка, какие у него полномочия, что он может сделать, что не может. Мне так кажется.
Они просто долго занимались, надо показать результат.
– Как будет развиваться эта ситуация, какие дальнейшие шаги будут с вашей стороны?
– У меня нет никаких сомнений, что мы свою правоту докажем. Это требует определенного времени, потому что это юридические процедуры.
– Вы работаете в обычном режиме?
– Абсолютно. Никакого влияния на мою работу, за исключением того дня, когда я провел в суде весь день, это не имело. Более того, я не испытал негативного влияния на свою производительность.
– После этих событий в Европейской бизнес-ассоциации сообщили, что вы вошли в состав правления. Это акт поддержки или запланированное событие?
– Мы подавались заранее. К тому же, я был членом правления ЕБА в 2007 году, пока не уехал работать за границу.
– С Валерией Гонтаревой общаетесь?
— Сейчас уже достаточно редко. Раньше, когда я работал в Вашингтоне, общались. Тогда у меня было больше времени.
Авторы: Александр Моисеенко, Дмитрий Денков
Источник: Экономическая правда
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.