15.07.2020 – «Президент не говорил: «Все, ты мне надоел, давай пиши заявление». Но я из контекста понял, что должен уйти – мы, же все взрослые люди, все, же ясно. Ну, я и прямо у него об этом спросил. Он ответил утвердительно», – рассказывает уже бывший глава НБУ Яков Смолий.
Утром в субботу мы сидим в его полупустом кабинете в историческом здании на Институтской – Смолий приехал забрать вещи.
В этом кабинете он работал два с лишним года (и.о. он стал еще в мае 2017 года), заменив на посту Валерию Гонтареву.
По закону, главу центробанка назначает Верховная Рада раз в семь лет, однако кандидатуру подает президент – это его квота. Смолий не отработал даже половины срока – уволился «по собственному желанию». «О системном политическом давлении – это уже был сопутствующий комментарий. Что в заявлении написано, сами видите», — комментирует Яков Васильевич.
Кроме того, именно это его заявление вызвало эффект взрыва бомбы. Обеспокоены заявлением международные партнеры, послы стран «Большой семерки» – и это лишь вершина айсберга.
Системная его травля началась еще осенью. Митинги под Нацбанком, блокировка в доме, «похоронные процессии» под окнами, грязь в интернете… Методология, в принципе, стандартная, ничего нового. «Значит, интересы власти и Коломойского совпали?» — спрашиваем прямо. «Трудно сказать, доказательств же нет», — разводит руками.
В марте начало пандемии сказалось на развертывании всемирного экономического кризиса, перед НБУ стояли новые вызовы.
«На одном из совещаний с участием президента, премьер-министра, министров, советников президента действующий министр экономики отметил, что в их макропрогнозе заложена инфляция 11%, учетный курс доллара к гривне – 29 или 30. А Национальный банк ставит себе цель инфляцию 5% +/- 1 процентный пункт и дает рынку устанавливать курс 27. Это влияет на доходную часть бюджета. А им надо сделать так, чтобы курс и инфляция были именно такими! Извините, но это разговор не на профессиональном уровне», — вспоминает Смолий. Мол, «поставьте тогда 40, почему бы нет?».
Ранее в общении с журналистами он всячески избегал политических оценок, комментариев. Теперь ситуация изменилась. Абсолютно корректно, но прямо Яков Васильевич называет вещи своими именами. Говорит о «печатании» гривны, об инфляции, курсовой политике, дешевых кредитах. Достаточно для того, чтобы читателям вполне понять «подводные течения».
«Мне звонили из Офиса президента с вопросами, когда мы снизим учетную ставку»
Соня Кошкина: Объясняя свою отставку, Вы говорили о «системном политическом давлении». Когда, как и с чего оно началось?
Я сказал бы, что давление началось с осени прошлого года. С тех сфабрикованных, по моему мнению, коррупционных скандалов, когда двух лиц (сотрудников Нацбанка) арестовали за попытку получить взятку. И где сейчас эти дела? Тогда же начались и митинги. Месяц барабанили здесь под зданием НБУ, под стенами. Месяц возле дома, где я живу: лошади, люди, оркестры, похоронные марши. Мы были вынуждены с женой жить в квартире, адреса которой они не знали. Группа канала «1+1» приезжала в дом, где живет моя дочь. Для чего?
Участники митингов – преимущественно молодые люди – круглосуточно жили в палатках, перекрыли въезд-выезд, создав для жителей нашего небольшого коттеджного городка неудобства. Люди возмущались. А требование этих будто протестующих было одно: увольняйся.
Олег Базар: Такие меры воздействия не только вас касались?
Давление оказывалось преимущественно на Смолия и Рожкову (первый заместитель председателя НБУ). Со временем добрались и до Чурия (замглавы НБУ).
С. К.: Из-за чего у вас возник конфликт с советом Нацбанка.
С весны начался кризис, были введены ограничения. Надо было что-то делать с экономикой. Мы проводили встречи, советовались. Сколько мне звонили из Офиса президента с вопросами, когда мы снизим учетную ставку: «Весь мир снижает, а вы, почему нет? Нам надо дешевые ресурсы!».
О. Б.: Требовали снизить учетную ставку, а также отпустить инфляцию, не так ли?
На одном из совещаний с участием президента, премьер-министра, министров, советников президента действующий министр экономики отметил, что в их макропрогнозе заложена инфляция 11%, учетный курс доллара к гривне – 29 или 30. А Национальный банк ставит себе цель инфляцию 5% +/- 1 процентный пункт и дает рынку возможность устанавливать курс 27. Это влияет на доходную часть бюджета. А им надо сделать так, чтобы курс и инфляция были именно такими. Извините, но это разговор не на профессиональном уровне.
С. К.: В Кабмине вообще есть ли профессионалы, с кем можно разговаривать предметно?
Мы с министром финансов имеем нормальные рабочие отношения.
О.Б.: Считаете ли вы, что митинги под Кабмином, действия телеканала «1+1», активность нардепа Александра Дубинского по поводу вас и пожелания Офиса президента – это части одного целого?
С. К.: Можно ли сказать, что позиция президента Зеленского совпала с интересами Игоря Коломойского?
Я не могу это связывать. Прямых каких-то таких высказываний в поддержку Коломойского не было, поэтому доказательств этому нет.
О. Б.: Вначале вы вспомнили о сфабрикованных коррупционных скандалах. С какой целью это делалось, на ваш взгляд?
Целью, я думаю, было дискредитировать руководство Национального банка. Снять его, заменить на управляемых. Если проследить линию событий вокруг «Приватбанка», есть догадки, что к этому, пожалуй, может быть причастен Коломойский, чтобы ослабить влияние Национального банка в судах внутри страны и за рубежом. Но это догадки.
…В тех митингах под Нацбанком участие принимали также работники Никопольского завода ферросплавов, совладельцем которого является Игорь Коломойский. Завод, как имущественный поручитель не погасил часть кредита рефинансирования, а они требовали у «Приватбанка», чтобы и ту часть вернули. Хотя юридического договора между банком и заводом не было. Видимо, просто хотели митингами повлиять на «Приватбанк», чтобы тот вернул средства завода.
С. К.: Обращались ли в правоохранительные органы по попыткам давить на вас?
Я разговаривал с Аваковым. Возле дома, где я живу, дежурила полиция, чтобы не возникло острого конфликта.
С. К.: С президентом разговор был?
Президент также знал об этом.
Я понял, что должен спросить у президента, должен ли я уволиться. Он ответил «да»
С. К.: По нашей информации, в течение нескольких последних дней у вас было несколько встреч с президентом. В частности после заседания Совета реформ. И именно тогда вы решили написать заявление на увольнение.
После заседания Национального совета реформ, 30 июня, у меня была встреча с президентом. Во время разговоров я понял, что должен спросить у президента, должен ли я уволиться. Он ответил «да».
С. К.: Что же такого он вам наговорил, что вы вынуждены были спросить у него, должны ли уволиться?
Я не хочу говорить о деталях.
С. К.: Я и не прошу детального перевода.
Мы же все взрослые люди. Просто я понял, что должен уйти. И об этом у него спросил.
С. К.: В тот же день заявление об увольнении написал председатель Антимонопольного комитета господин Терентьев. Это совпадение?
Я не знал, что Терентьев увольняется. Он ничего не говорил.
…Мы абсолютно взвешенно обсудили с президентом, как и когда должен происходить процесс увольнения председателя центрального банка, весь процесс перехода, ведь это важно. Я спросил: «Когда вы хотите это сделать? На сессии ВР осенью?». Президент сказал, что на этой. Оставались три рабочих дня, следующая неделя не сессионная. Важно, чтобы нового главу назначили до того, как Рада пойдет на каникулы до 17 июля, чтобы не было большого разрыва между увольнением и назначением нового главы НБУ.
Поэтому я обязан сказать всей общине, что 30 июня после обеда у нас был разговор с президентом, а 1 июля я подал заявление.
С. К.: Есть информация, что главный спор касался учетной ставки.
Нет. На этих встречах 30 июня и 1 июля мы не обсуждали никаких причин, критериев. Это был абсолютно спокойный разговор. Поймите правильно, не было со стороны президента такого, чтобы он сказал: пиши заявление, уходи, ты мне надоел. Я из контекста понял, что должен уволиться.
О. Б.: С вами советовались по поводу возможных преемников?
Да.
С. К.: Президент советовался?
Да, президент.
С. К.: Просто во время встречи?
Мы это обсуждали 1 июля. Я у него сам спросил, кого будут подавать.
С. К.: Что он сказал?
Я не буду называть фамилий, хотя мы их обсуждали. Еще я посоветовал, чтобы он посмотрел на кого-то из моих заместителей. Президент пообещал, что пообщается, и обещание выполнил. Позавчера 2 июля все члены правления были приглашены вечером в Офис президента, где с ними общались.
С. К.: Это когда они просидели в приемной в течение нескольких часов, ожидая встречи, а потом туда пришел Данилишин?
Этого я не знаю.
С. К.: Если принять во внимание ситуацию с не продлением контракта Олегу Чурию, получается, что конфликт с советом Нацбанка тоже сыграл не последнюю роль в вашем увольнении.
Я согласен с вами. Председатель совета не поставил в повестку дня то, что предусмотрено законом. Вместо этого сказал: «согласуйте это (переназначение Чурия) с президентом». Хотя закон дает председателю право формировать команду без согласования с кем-либо, кроме совета НБУ. Это важно.
С. К.: Тогда вы заявляли, что интересы некоторых членов совета совпадают с интересами Коломойского. Можно ли проекцию ваших слов перенести непосредственно на главу Рады, господина Данилишина?
Я об этом говорил осенью. И говорил не просто так. Потому что Дубинский, выступавший под Национальным банком, говорил то же самое, что Данилишин на заседании Рады. Текст полностью дублировался. Вопрос — кем: Данилишиным или Дубинским.
Совет Нацбанка имеет свой мандат. Они разрабатывают основы денежно-кредитной политики и утверждают смету административных расходов и годовую финансовую отчетность. Но, по закону, не имеют права вмешиваться в оперативную деятельность правления и работу НБУ. Они дают рекомендации, которые не являются обязательными для выполнения, а через некоторое время делают отчет по выполнению их рекомендаций.
И на том, что мы не выполнили, они очень настаивают. Данилишин даже подавал в комитет ВР предложения к внесению изменений в закон «О Национальном банке Украины», чтобы рекомендации совета были обязательными для выполнения. А это не что иное, как прямое вмешательство в операционную деятельность. Потому что тогда можно указывать, какую ставку или курс ставить.
Мы пытались тот конфликт урегулировать, привлекали техническую помощь МВФ и других центральных банков, они приводили примеры, как строится корпоративное управление, как должна влиять Верховная Рада, над, чем она должна следить, каковы ее функции, чем должно заниматься правление и банк как таковой. Только…
«Отставка главы центрального банка – менее знаковое событие, чем карантин, но рынок адекватно отреагировал»
С.К.: По словам бывшего министра финансов Игоря Уманского, ваша отставка привела к отмене выпуска еврооблигаций на сумму 1,75 млрд. долларов, которые уже успела разместить Украина. Он назвал это ударом по экономической безопасности страны. Минфин позже это опроверг. Но знали ли вы на момент написания заявления о размещении евробондов?
Мне не было известно, когда они закрывают книгу. Что это значит? Они собрали инвесторов, которые готовы были выкупить евробонды на 1,75 млрд. под 7 с копейками процентов. Сделка уже была оформлена. Датой расчетов определено 8 июля. Независимо от того, в какой момент вышла бы информация о моей отставке: 1-го, 2-го или 3 июля – это все равно бы стало известно инвесторам.
Понятно, что отставка главы центрального банка – очень сильный сигнал для инвесторов. Думаю, сделка имела бы такой же результат, какой она имеет сегодня. И Министерство финансов среагировало очень правильно. Если бы деньги пришли до того, как инвесторы узнали об отставке главы НБУ, был бы еще больший скандал. Со стороны инвесторов это было бы воспринято как обман, мол, Министерство финансов об отставке знало, а инвесторы – нет.
С. К.: Ваша отставка вызвала колебания курса. Он мгновенно подскочил почти на 2%. Какими еще могут быть последствия вашего увольнения? Например, в контексте сотрудничества с МВФ?
Давайте разложим все по полкам. Валютный рынок очень чувствителен. Мы это увидели в марте, когда ввели карантин. Сначала возникают панические настроения, первая реакция – участники рынка со словами «Лелик, мы пропали!», но мы умеем реагировать на это. У нас есть золотовалютные резервы для того, чтобы эти колебания сглаживать.
Отставка главы центрального банка – менее знаковое событие, чем карантин, но рынок адекватно отреагировал. Первая волна пробежала 2 июля, и мы в тот же день продали 150 миллионов долларов, чтобы сдержать этот скачок курса. Но на следующий, же день уже все было спокойно, рынок успокоился. Тем более что мы даем коммуникацию, что глава центрального банка не раздает, не покупает доллары, работает институция. Есть определенный психологический момент, который надо вовремя остановить, и дальше все стабилизируется.
С. К.: Сотрудничество с МВФ?
О сотрудничестве с международными институтами. Опять же, ни МВФ, ни Всемирный банк, ни одна корпорация не работают с персоналиями. Они работают с институтом. Все будут ждать месседжа от новоназначенного председателя. Что он будет делать.
Если не будет менять политики Национального банка, сразу заявит, что постарается быть независимым, поддерживать независимость институтов, сохранять плавное курсообразование, оставаться в режиме инфляционного таргетирования, что не будет финансировать бюджет, не будет печатать гривны – это будет понятный сигнал.
О. Б.: Вы общались накануне своей отставки с представителями МВФ, советовались с ними?
Накануне отставки – нет. Но они и без того следили за развитием ситуации. Посмотрите, сколько заявлений за последний год сделали международные партнеры: МВФ, послы «Большой семерки» и другие – о важности уважения к независимости НБУ. Они понимают причинно-следственные связи как никто другой.
О. Б.: А после? Очевидно, что когда глава Национального банка говорит о политическом давлении, главный кредитор страны хотел бы знать, что и к чему. Вы пытались как-то объяснить им ситуацию?
С. К.: И как насчет послов? Заявление послов G7 вышло по их инициативе, или вы имели с ним предварительно встречу?
После подачи заявления я общался с МВФ, с Всемирным банком, со всеми. У нас был конференц-кол, я объяснил свою позицию, объяснил, почему я это делаю. Правление также дало месседж сразу после моего заявления об отставке, что остается пока, по крайней мере, до назначения нового главы.
С. К.: Вас, так сказать, склоняли к печатанию гривны, призывая не бояться инфляции. В какой форме это было?
Опять же, конкретно сказать, что Иванов Иван Иванович мне говорил: «Напечатайте 200 миллиардов», как вчера задавали вопрос в Верховной Раде, такого не было. Но в целом, во время очередного большого совещания, кто-то бросал месседж, почему, например, Национальный банк не может помочь покрыть дефицит бюджета? Мол, все страны так делают: Соединенные Штаты, Китай, Германия.
Мы пытались объяснять, что это страны, валюта которых является свободно конвертируемой, которая входит в корзину валют Международного валютного фонда. Они могут печатать, потому что их доллары скупят и…
С. К.: И они тонкой прослойкой разойдутся по всей планете.
Да. А мы выпустим эмиссионную гривну, и какие будут последствия? Гривны станет больше, а размер экономики останется тот же. Это означает, что вырастут цены. Условно у нас есть 100 единиц товара и 1000 единиц денег в свободном обращении. Значит, единица товара стоит 10. А завтра мы выпустим еще 1000 денег, а товара больше не выработалось, поэтому этот товар будет стоить уже 20. Пусть не все идет в цену. Вторая часть идет на покупку валюты, что уже влияет на курс. И тогда в обоих случаях инфляция ползет вверх.
О. Б.: Однако, Национальный банк с апреля проводит аукционы по рефинансированию. Это же также эмиссионные деньги, которые запускаются в экономику.
Они эмиссионные, но это контролируемая величина, которая в общей массе не делает большого колебания ликвидности. А когда речь идет о 100-200 миллиардов – это уже существенно. К тому же, каналы эмиссии бывают разными. Мы выпускаем гривну через кредиты рефинансирования и покупку валюты в резервы, но одновременно изымаем через депозитные сертификаты.
О. Б.: Прогнозируемый объем эмиссии на рефинанс на 2020 год составлял 100 млрд. гривен. Правильно?
У нас нет планового объема эмиссии, в том числе эмиссии через рефинансирование. Мы смотрим на ключевые монетарные индикаторы и объем ликвидности банковской системы. Тут суммы были разные, потому что сначала был один бюджет, с одним дефицитом.
Когда ввели карантин, поняли, что потребуются дополнительные расходы на преодоление этого кризиса – так вышел другой дефицит бюджета. Но следом появились и дополнительные источники его покрытия. Потому что была программа МВФ с одним графиком поступлений, затем на stand-by изменили.
С. К.: Возвращаясь к посту Игоря Уманского в Фейсбуке: он прозрачно намекнул, что ситуация с вашей отставкой и евробондами должна быть изучена правоохранительными органами. Это его личное видение, или есть какие-то дела уже, о которых мы не знаем?
Я думаю, что это его личное видение.
С. К.: Что будет с судами по «Приватбанку»? Может ли случиться так, что при новом главе Нацбанк отойдет в сторону или будет способствовать бывшим акционерам банка? Или это уже необратимый процесс?
Не думаю. Один человек в Национальном банке ничего не решает. Если у кого-то есть надежды, что придет новый руководитель, и ситуация резко изменится в другую сторону, пусть даже не надеются. Ни одно решение в этих стенах не принимается единолично. Ни одно.
С. К.: Снижение учетной ставки весной было объективно вашим решением или следствием давления Банковой?
Никакого влияния или выполнения «хотелок» не произошло. Все было вовремя, согласно графику заседаний монетарного комитета и привязанных к ним заседаний правления по вопросам монетарной политики. Пожелания были только по поводу ускоренного снижения ставки на досрочном заседании правления по монетарным вопросам. Но мы от этого отказывались, поскольку мы всегда еще за год сообщаем рынку, когда у нас заседание комитета и правления по монетарным вопросам.
И если мы соберемся досрочно и примем какие-то решения, для рынка институция будет выглядеть как непредвиденная. Что тогда мешает нам собраться через два дня и натворить еще что-то? Мы должны формировать ожидания. Рынок понимает, что в июне или в июле будет заседание монетарного комитета. Мы анализируем разные обстоятельства – внутреннюю ситуацию в Украине, внешнеэкономические тенденции.
Мы делаем опрос финансовых аналитиков: «Что вы ожидаете от нашего решения?», а также смотрим на результаты других опросов – медиа и экспертов. От результатов опроса зависит, какое мы решение примем. Конечно, не конкретный уровень ставки, но мы берем во внимание тренд этих ожиданий.
О. Б.: Однако, весной произошел глобальный форс-мажор, мировая экономика стремительно вошла в кризис. Возможно, вам действительно стоит быстрее реагировать?
С начала прошлого года мы снизили ставку с 18 до 6%. Основные снижения были в этом году: 2-3 шага по 1-2%. Как быстрее? Когда быстрее? Все нас критикуют, что в прошлом году мы не снижали ставку. Во-первых, снижали. Мы начали 2019 год с 18%, закончили с 13,5%.
Во-вторых, давайте посмотрим, что у нас происходило: президентские выборы весной в два тура, парламентские выборы летом. Мы не понимали, куда идем. Надо было понять, какой будет политика, каким будет политический курс нового руководства страны.
О. Б.: Но Национальный банк — независимая институция.
Национальный банк – это же не изолированный от всех остров. Мы принимаем решение, смотря, куда идет украинская экономика и что происходит в мире. А украинская экономика не может не зависеть от результатов выборов и дальнейшей политики того, кто возглавляет страну. И все же на Украину смотрят. Например, из-за выборов были отсрочки программы Международного валютного фонда, а Всемирный банк и ЕБРР не давали денег, потому что первым идет МВФ.
Также мы ждали появления нового правительства, смотрели, на его фискальную политику, как оно будет выходить из дефицита бюджета. Мы же не можем закрыться и жить в ракушке. Это все звенья одной цепи.
Более чем полгода мы находились в неопределенности и ослабляли ставку по полпроцента за один раз. С осени стало понятно, в каком направлении развивается ситуация, и начали более активно ослаблять монетарную политику по 1-2 процента за один раз. И этот тренд продолжается, по сей день. Когда еще быстрее?
О. Б.: По версии господина Данилишина, слишком жесткая монетарная политика Национального банка стоила Украине 2,5-3% ВВП в год, начиная с 2018 года.
Сразу хочу сказать, что, по поручению Рады, наш монетарный блок провел анализ и расчет, что изменение учетной ставки на 1% – это 0,1% изменения ВВП. Откуда там миллиарды собираются, не знаю.
«По оценке Минэкономики, 30% бизнеса находится в тени. Спокойно умножайте на два»
О. Б.: Давайте кратко пройдемся по тем претензиям, которые к вам высказывались. Первое, что действия НБУ не способствовали устойчивому экономическому росту. Вы якобы не выпускали достаточное количество денег на рынок, денежная масса для обслуживания экономики была недостаточной.
Мы же просто так денег на рынок не выпускаем. Мы не кредитуем бизнес напрямую. Мы – кредитор последней инстанции для банков. Роль Национального банка – это поддержать ликвидность банковской системы, если есть отток депозитов или банки не хотят давать деньги друг другу. Мы эту функцию выполняем.
Мало того, учитывая, что экономика нуждается в длинных деньгах, а пассивы – депозиты сегодня короткие, мы в этом году предложили банковскому сектору два новые инструменты: кредиты с финансированием до 5 лет по ставке, привязанной к учетной ставке, и своп процентной ставки, по которым уже состоялся первый аукцион.
Своп – это, скажем так, страхование для банков на случай изменения ставок. Если ресурсная база подорожает, Национальный банк компенсирует часть ставки, потому что сейчас заранее трудно что-то прогнозировать.
Рост экономики – это не кредитование. Посмотрите на статистику, происходит износ фондов от 80 до 90%. Кредитными ресурсами основные фонды не обновляют, нужны вливания владельцев ресурсов или привлечения путем вхождения в капитал внешнего инвестора.
О. Б.: Почему основные фонды нельзя обновлять за счет кредитных денег?
Можно. Но крупные мировые корпорации, промышленные предприятия берут кредитные средства для пополнения оборотных средств, а не для покупки основных фондов. В нашей ситуации нужно влить большую сумму. И это вопрос приватизации, прямых иностранных инвестиций. Потому что такого ресурса в Украине нет, мы не такая богатая страна.
Опять же, кто у нас должен быть драйвером экономического роста? Министерство экономики? Давайте какие-то проекты, будем их обсуждать, подумаем, как их профинансировать. Что мы видим сегодня? Один из объектов — дороги.
О. Б.: Так называемое «большое строительство».
Дороги и дорожные работы, как на меня, если не украдут, или не закатают в асфальт – это хороший государственный проект. Мы под этот проект также с «Укрэксимбанком» проработали, как можно помочь, если не хватит денег.
О. Б.: Проект «Дорога» может ли быть, по вашему мнению, драйвером для экономики?
Естественно. Дорога – это же не просто каток ездит и асфальт ровняет. Это и заводы, которые производят асфальт, рабочая сила, мосты. Это металл, цемент. Очень много различных касательных структур и организаций причастны. Любое строительство, что угодно, что покупается, влечет за собой что-то другое.
Вы купили квартиру – надо сделать ремонт. Вы бежите за строительными материалами, приобщаете людей, которые будут клеить вам обои или плитку класть. Это все драйвер экономического роста. Только это заторможено. Чего кредиты не берут? Под «5-7-9 процентов» — хорошая же программа.
О. Б.: Почему тогда она не работает на полную силу?
Там есть свои нюансы. Скажем так, насколько качественно она изначально была разработана правительством, настолько качественно она и заработала.
О.Б.: Национальному банку вменяют также то, что из-за вашей политики коммерческие банки не кредитуют экономику, о чем мы говорим, а вкладывают ресурсы в депозитные сертификаты и ОВГЗ.
Я вчера в Верховной Раде говорил народным депутатам, что они утверждают бюджет, который предоставляет Министерство финансов. Министерство финансов заложило в свой бюджет дефицит. Дефицит — это нехватка средств, которые должны покрыться из разных источников: МВФ, Всемирного банка, Европейской комиссии, размещения евробондов (привлечений на внешних рынках) и ресурса внутреннего ОВГЗ.
Министерство финансов выбирает, когда, сколько и под какую ставку размещать ОВГЗ. Когда Министерство финансов делает размещение, кто у нас основные покупатели – банки. Если их устраивает доходность, если нет возможности где-либо направить тот ресурс, они покупают облигации. Какова роль здесь Национального банка?
О. Б.: По словам господина Данилишина, объем кредитов уменьшился за прошлый год на 13%.
Эта цифра касается только корпоративных кредитов. Объем кредитов населению рос существенно. В общем, кредитование, и правда, восстанавливается медленно. Однако проблема не в ОВГЗ. Если посмотреть объем ценных бумаг в структуре активов банка, эта цифра сбалансирована. Не все вложено в ОВГЗ. Это около 20% общих активов.
В то же время кредиты физическим лицам и бизнесу составляют около половины активов. К тому же, там среди этих ОВГЗ есть бумаги, которыми капитализировали государственные банки, их надо отменять из-за того, что размещало Министерство финансов для финансирования дефицита бюджета.
Относительно кредитования. Среди претензий к Национальному банку является то, что мы как бы утвердили жесткие критерии в 351 постановлении по оценке кредитного риска. Но от того, что мы снизим оценку кредитного риска, заемщик лучшим не станет. Если он ведет бизнес в тени, не дает нормальной отчетности, банк не может оценить его денежные потоки, объемы кредита он способен обслуживать и вернет ли он, в конце концов, этот кредит.
Поэтому проблема не в том, что Национальный банк ужесточил требования, а проблема в том, что бизнес не работает прозрачно. Банк, оценивая заемщика, не имеет оснований выдать ему другой объем средств. Поэтому и объем кредитов такой, о котором вы говорите.
По оценке, которую дает Министерство экономики, 30% бизнеса находится в тени. Я думаю, что это можно спокойно умножить на два. Более половины бизнеса в тени. Подтверждая это, с начала года объем наличности вне банковской системы увеличился на 60 миллиардов гривен. За пределами банковской системы! 60 миллиардов гривен! Это так финансируется теневая экономика. И вы хотите, чтобы Национальный банк вместе с банковской системой кредитовал теневую экономику? Это неправильно.
Потому что нет налогов, нет реальных официальных зарплат. Надо бизнес выводить из тени. Давайте соберем налоговиков, правоохранителей… Может, надо что-то менять?
О. Б.: Вы поддержали бы амнистию капиталов, о которой говорил президент Зеленский, для выхода экономики из тени?
Так называемая нулевая декларация? Вокруг этого много дискуссий. Надо смотреть, на кого это ориентировано. Если мы говорим о людях, которые имеют под подушкой какие-то средства, которые они заработали и держат дома, потому что не доверяют банкам, — это одно.
А если человек наворовал, мы помним, например, дело «бриллиантовых прокуроров», то он, по моему мнению, должен заплатить налоги и нести уголовную ответственность. Принцип «никто никому ничего не должен» – это неправильный. Должен быть дифференцированный подход.
Сам процесс я поддерживаю, но без всеобщего прощения. Потому что тогда мы вторую часть общества, которая честно платила налоги всю жизнь, которая ведет бизнес по-белому, ставим в неравные условия. Толкаем ее переходить в тень и ждать возможную амнистию.
О. Б.: Еще один пункт претензий к вам: искусственное укрепление гривны, как говорят ваши оппоненты, в интересах спекулятивного финансового капитала.
Курс – это баланс предложения валюты и спроса на нее. Если вы готовы продать валюту по 26, а кто-то готов ее по 26 купить, то курс будет 26. Но когда происходит коронакризис и вводятся ограничения, курс летит вверх, тогда Национальный банк создает дополнительное предложение валюты, чтобы этого колебания не было.
А когда у нас 8 миллиардов долларов притока на рынке и предложение большое, а ее никто не хочет покупать, то она дешевеет — и мы ее забираем. Именно столько мы выкупили в резервы прошлого года. Таким образом, рынок сам себя балансирует, мы лишь сглаживаем чрезмерные колебания. Слово «искусственное» вообще лишнее в этой конструкции.
О. Б.: Логика правительства состоит в том, что если бы Национальный банк в интересах правительства регулировал валютный курс, то с курсом в 30 гривен за доллар поступления в бюджет от таможни были бы значительно больше.
Мы снова возвращаемся к «хотелкам». Они заложили курс 30, а мы «искусственно держим 26». Так, а чего вы 30 заложили? Заложите 40. Чем это обосновано?
Курс формируется рынком. Мы влияем на курс только тогда, когда есть резкое колебание. Коридор курса последние полгода – в пределах 10-20 копеек. Это формируется рынком. Мы в марте продали более двух миллиардов, чтобы сдержать колебания. Но уже все компенсировали, даже почти на миллиард больше выкупили, чем продали с начала года. Но этого не заметил, ни экспортер, ни импортер, потому что по факту курс колеблется в незначительном диапазоне.
О. Б.: В Верховной Раде в адрес НБУ прозвучали обвинения, которые ранее также озвучивали нардепы, близкие к Игорю Коломойскому. Речь идет о том, что имущество ликвидируемых банков продавали по ценам, намного ниже рыночных.
Во-первых, мы ничего не продаем.
О. Б.: Продает Фонд гарантирования вкладов, это понятно. А НБУ продает имущество, которое есть у него в залоге по рефинансированию.
Решение о реализации всех заложенных активов неплатежеспособных банков, в том числе и тех, что НБУ получил как залог под кредиты рефинансирования, принимает Фонд гарантирования вкладов. Продажу активов также осуществляет Фонд гарантирования вкладов.
Как обеспеченный кредитор Национальный банк согласовывает способ и место реализации активов, находящихся у него в залоге, после получения официального решения исполнительной дирекции ФГВФЛ. Также часть заложенного имущества продает Государственная исполнительная служба.
Много имущества, которое передавалось в залог коммерческим банкам под кредиты до 2014 года, имело завышенную оценку. Кроме того, за период кризиса цена активов также упала. Вывод банков с рынка происходил в основном в 2014-2015 годах. Прошло 6 лет, очень много с этого залогового имущества рыночную цену потеряло.
Как это имущество продается? На официальных площадках «СЕТАМ» или «ProZorro». Сертифицированные оценщики проводят оценку этого имущества, определяется стартовая цена, далее — имущество торгуется двумя способами: так называемый английский аукцион (на повышение цены) или голландский (на понижение).
Все это происходит на прозрачной площадке. Если есть покупатель – идите, покупайте. Если покупателя нет, фонд имеет срок ликвидации банка максимум пять лет. Пока идет ликвидация, он должен реализовать имущество. Есть определенное разделение цены: не продалось имущество — цена снижается, снижается и снижается.
Не могу сейчас привести конкретный пример, но если потребительские или портфельные кредиты продали за 5%, то, видимо, дороже их просто никто не хотел покупать. Есть и другие примеры, когда объекты недвижимости продавали по цене выше определенной.
О. Б.: Вы сказали, что оценка большой части имущества, под которое выдавались кредиты, была завышенной. Есть ли механизм наказания банков или их сотрудников, которые принимали решение выдать, условно говоря, кредит в размере 100 миллионов под залог имущества, которое стоит 10 миллионов? Очевидно, что это афера.
Такими вещами должны заниматься правоохранительные органы. Яркий пример — история с предоставленным Национальному банку залогом по стабилизационному кредиту Виэйби банком. Этот кредит предоставлялся банку в октябре 2014 года. Нам в залог предоставлялись объекты недвижимости.
Это и нашумевшая история, которую осенью прошлого года начало расследовать Национальное антикоррупционное бюро. Так вот, там мы зафиксировали мошеннические действия с документами, подтверждающими оценку залога. Ее стоимость была завышенной. Информацию об этом мы передали в правоохранительные органы.
О.Б.: А если банк выдал кредит под залог объекта, который стоит в десять раз дешевле, есть ли какой-то механизм наказания за такое?
Национальный банк не может оценивать все кредиты, которые предоставляет коммерческий банк. Он на этот процесс не влияет. Все, что происходит в коммерческом банке, происходит в коммерческом банке. Однако, например, когда мы сталкивались со случаями завышенной оценки таких залогов при выводе банков с рынка, мы сообщали о нарушениях со стороны банков в правоохранительные органы и со стороны оценщиков – в Фонд госимущества, который контролирует их квалификацию и профессионализм.
О. Б.: Национальный банк и вы лично стали объектами так называемой «антизападной истерии». Вас называют «соросятами», «прислугой МВФ»…
Нет. Мы – «порохоботы», почему же.
О. Б.: Кто, по вашему мнению, инспирирует такую риторику, и с какой целью? Это становится проблемой для государства.
Можно говорить что угодно, но без внешнего финансирования Украина не может сегодня существовать. Мы не такая развитая страна. Вернемся к тому, что правительство формирует бюджет государства с дефицитом. Его покрытие внутренними ресурсами, как бы, не говорили скептики, нереально. Или же придется включать печатный станок, чтобы профинансировать этот дефицит.
Правительство могло бы войти в бюджет без дефицита, тогда объем заимствований будет уменьшаться. Мы потратим часть на обслуживание тех долгов, которые есть, будем выходить из долговой ямы. А если мы каждый год добавляем и добавляем, каким образом мы будем их перекрывать? У Украины нет такого ресурса. О последствиях привлечения печатного станка я уже рассказывал.
С. К.: Вначале коронакризиса правительство вместе с Нацбанком приняло определенный план, последовательность действий для преодоления последствий мирового экономического кризиса. Пока ситуация достаточно стабильная, но не понятно, что будет происходить осенью. Вы видите какие-то риски?
Сегодня, пожалуй, никто не может сделать какой-то прогноз более чем на несколько месяцев. К счастью, Украина не настолько входит в цепь непрерывных глобальных процессов, как, скажем, Германия. Часть комплектующих для немецкого автопрома производится в Китае, часть — еще где-то. Когда Китай ввел карантин – остановились немецкие заводы. А мы не интегрированы в …
О. Б.: В мировое распределение труда?
Да. Мы – аграрная страна. В этом наше преимущество. Пищевые продукты всегда будут нужны.
О. Б.: Мы еще и металлургическая страна. Около четверти валютной выручки страны – это металлургия.
В металлургии могут быть проблемы. Если будет заморожено, скажем, строительство, не будет спроса. Но это надо, чтобы весь мир накрыло. Но случаи бывают разные. Можно вспомнить Бразилию, когда там прорвало дамбу. И наша железная руда еще сегодня имеет спрос, потому что они не восстановили на полную мощность свои ресурсы.
На рынке готового металла есть конкуренция. Но есть и позитив. Россия запретила экспорт масла, Украина захватила сейчас те рынки, с которых была вытеснена. Есть разные плюсы и минусы. Но я не вижу каких-то оснований, что осенью будет коллапс мировой экономики.
С. К.: А локальный кризис? Например, резкий рост безработицы?
А чем осень такая особенная? Разве что политическим раскладом – тем, что запланированы местные выборы.
О. Б.: К осени иссякнет запас прочности у тех, кто потерял работу, чей бизнес пострадал.
Сегодня почти все возобновили свою работу. Люди вернулись к работе, что-то начало производиться, начала работать сфера услуг. Конечно, спрос несколько подавлен, поэтому рост ВВП будет восстанавливаться медленно.
О. Б.: Сейчас часто можно услышать такой тезис, что мир уже не будет таким, как раньше. В частности, мир глобальных финансов. Вы видите такую перспективу?
Мир изменится – это я точно знаю. Мы никогда не ожидали, что, сидя дома, можно так же эффективно выполнять свою работу. В таком режиме до кризиса работали программисты, теперь работает Национальный банк. Есть работы или функции, которые можно выполнять дистанционно. Мы ввели у себя такую норму, что люди по желанию частично могут работать дома. Это только один элемент.
Можно привести также пример массовых мероприятий, конференций. Их можно проводить дистанционно, даже тогда, когда не работает транспорт, гостиницы. У нас правление до сих пор собирается дистанционно. Мы используем компьютерные сервисы, их сегодня множество.
С. К.: Яков Васильевич, что вы будете делать дальше?
Буду отмечать годовщину внука. Смешно будет выглядеть, если скажу, что буду читать «Покати горошек»?
С. К.: Смешно будет, если вы скажете, что пойдете в политику.
Нет. Я даже президенту сказал, что в политике себя не вижу.
О. Б.: Ваша предшественница Валерия Гонтарева после увольнения уехала из Украины и не намерена возвращаться. У вас таких планов нет?
Я не намерен выезжать из Украины.
Авторы: Соня Кошкина, Олег Базар
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.