Радикальные преобразования в национальных экономиках евроатлантического региона, а после и в других частях мира, которые вызвала финансиализация, были бы невозможными, если бы их не поддерживали на самом высоком государственном уровне.
«Бурные двадцатые» и Великая депрессия
Началось все во время «бурных двадцатых» – в период между двумя мировыми войнами, когда во второй половине 1920-х в национальных экономиках западных стран происходил невиданный ранее быстрый подъем, бурное развитие техники и технологий и ажиотажный потребительский бум. Казалось, благодаря научно-техническому прогрессу осуществимым может быть все!
Тогдашний спекулятивный бум на биржах мира, когда обычные люди, особенно в Соединенных Штатах, активно скупали ценные бумаги, создал иллюзию, как будто настало время, когда все могут стать капиталистами. Достаточно лишь приобрести определенный пакет акций интересующих вас предприятий.
За всем этим находились деньги и усилия американских финансистов, которые тогда сделали своими должниками не только правительство, но и большинство граждан своей страны, а США – кредитором всей Западной Европы и остального мира. Авторитет и влияние финансистов в обществе возросли невероятно.
А еще сильнее увеличилось влияние финансистов на американский государственный аппарат. Эндрю Уильям Меллон в 1921 году стал человеком, который должен был определять финансовую политику Соединенных Штатов (а в то же время и финансовую политику большинства мира). К тому же Меллон, министр финансов США, был первым крупным банкиром, финансистом и миллионером (если не миллиардером) на такой более чем влиятельной должности.
Признаки финансиализации, которые впервые появились именно в «бурных двадцатых», и представитель семейства Меллонов (одной из самых влиятельных тогда финансовых групп) в должности министра США – все это стало следствием «роста значения финансовых рынков, финансовых мотивов, финансовых институтов и финансовых элит в функционировании экономики и институтов управления ею на национальном и мировом уровне», которое тогда проявилось.
«Бурные двадцатые» завершились в «черный четверг» 24 октября 1929 года, когда началось обвальное падение цен на акции. На Wall Street стартовал биржевой крах. Многие люди потеряли немало денег и, конечно, виновниками считали финансистов и банкиров. После того, как конгресс США начал против Уильяма Меллона процедуру импичмента, он был вынужден покинуть свой пост. На этом финансиализация 1920-х завершилась.
Великая депрессия, начавшаяся в 1929 году в Соединенных одеяниях и после быстро распространившаяся на весь мир, окончательно закончилась в Америке лишь во время Второй мировой войны. Что касается Западной Европы, то можно считать, что завершение произошло уже после войны в результате реализации Плана Маршалла, который для западных европейцев ввело американское правительство.
В Штатах экономический кризис удалось преодолеть, прежде всего, благодаря политике «Нового курса», которую ввела администрация президента Франклина Делано Рузвельта. Министром финансов Рузвельт назначил Уильяма Вудина — президента крупнейшего тогда в США производителя грузовых железнодорожных вагонов Jackson and Woodin Manufacturing. С тех пор в стране начался период господства промышленного капитала.
Среди прочего Уильям Вудин был одним из инициаторов отказа США от золотого стандарта, чему яростно сопротивлялась американская финансовая элита. Социал-демократические по своему содержанию реформы Франклина Рузвельта имели целью создать модель устойчивого капиталистического развития. Несколько позже, в 1950-1960-х, многим уже казалось, что такую модель в США все-таки удалось наладить.
Финансовая контрреволюция
Мировой экономический кризис 1930-х годов показал, что современная экономика без активного и мощного участия государства в деловой и хозяйственной деятельности общества больше не может существовать. Конечно, у представителей крупного финансового капитала не вызвало восторга то, что их заставили поделиться экономической властью.
Но тогда финансовые капиталисты были страшно напуганы биржевым крахом, Великой депрессией, Второй мировой войной и еще одним экономическим кризисом, который начался сразу после войны, поэтому их тогдашнее сопротивление правительству США в основном удалось преодолеть.
Однако финансово-банковский капитал был очень мощным, и его ведущие представители не оставляли надежд вернуть себе былое влияние на мировую экономику.
Так, благодаря их усилиям Бреттон-Вудским соглашением в 1944 году был восстановлен золотой стандарт доллара США, хотя это и не слишком повлияло на промышленность Соединенных Штатов в условиях тогдашней монополии страны на золотые запасы мира и абсолютного доминирования американских товаров на международных рынках, что продолжалось почти до конца 1960-х.
Но именно это – восстановление золотого стандарта вместе с сохранением старой модели взаимодействия Государственного казначейства США с Федеральной резервной системой (ФРС) – центральным банком США, – впоследствии дало финансовому капиталу возможность взять реванш.
Возможность сделать это появилась в конце 1970-х годов. Тогда возникновение дефицита торгового баланса США произошло вследствие успешного проникновения иностранных, прежде всего японских товаров на американский рынок. А также резкого роста цен на нефть и некоторые другие виды сырья; усиления конкуренции со стороны Германии и Японии и, наконец, войны во Вьетнаме, что поглощала большие объемы материальных ресурсов, которые можно было бы использовать для изготовления конкурентоспособной продукции.
Все это вызвало длительный рост цен, дальнейшее обесценивание доллара США и застой в промышленности и торговле. А также наступление стагфляции — сочетания инфляции и стагнации, что раньше считали невозможным. Как следствие, американские политики, которые опирались на промышленников США и кейнсианцев из Массачусетского технологического института, начали терять прежний авторитет и влияние.
Их электоральная база, которую составляли квалифицированные рабочие автопрома и машиностроения, размывалась и деградировала вместе с американской промышленностью. Рост процентных ставок как ответ на инфляционные процессы только ухудшил состояние производства во всем евроатлантическом регионе и усилил зависимость промышленников от финансового сектора.
Настало время политиков и чиновников, ориентированных не на крупную индустриальную промышленность, а на финансово-банкирские круги. Примерно тогда, в 1970-х, ведущие страны Запада приняли политическое решение придерживаться «бюджетного ограничения», то есть пытаться сбалансировать доходы и расходы своих бюджетов, а возникающие дефициты планировали покрывать за счет заимствований на финансовых рынках.
В то же время решили, что центральные банки не имеют права покупать обязательства государства непосредственно у Государственного казначейства. Здесь произошло восстановление процедур, присущих условиям существования золотомонетного стандарта, хотя сам золотомонетный стандарт никто не восстанавливал.
А дальше произошло то, что Уолт Уитмен Ростоу назвал варварской контрреволюцией, а Джеймс Гелбрейт-младший – «финансовой контрреволюцией», которую начал Пол Волкер (тогдашний председатель ФРС США) в 1979-м, а поддержал Рональд Рейган, когда занял пост президента США в 1981 году. Именно тогда началась современная финансиализация сначала евроатлантического региона, а затем и всего мира.
Некоторые считают, что экономические реформы, которые внедрял Франклин Делано Рузвельт, были в некотором смысле революцией, а те экономические преобразования, которые на Западе вызвали Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер, – Социал-демократической контрреволюцией. Хотя, по-моему, все произошло совсем не так. Президент Рузвельт никакой революции не совершил. То, что он сделал, было защитой существующего американского общества от его неизбежного полного разрушения в результате Великой депрессии.
Обществу, ставшему несколько «тяжеловатым», Рузвельт дал крепкий костыль – во много раз увеличенное государство, которое он и его команда сориентировали на обслуживание общественных нужд. А Пол Волкер и Рональд Рейган действительно совершили революцию, которая запустила процесс необратимого и радикального изменения существующей евроатлантической цивилизации.
Как показали неудачные попытки Дональда Трампа вернуть предприятия американских корпораций на родину, финансиализация мировой экономики повлекла необратимые изменения, и этот процесс не смогут вернуть ни политики, ни COVID-19, ни что-либо другое. Двери в следующую эпоху распахнулись, и захлопнуть их уже не удастся. Жаль лишь, что за этой дверью пока не видно ничего, кроме темноты, ибо еще не время для, так сказать, зари новой эпохи.
Сутки старения, кризисов и долгов
С началом финансиализации резко вырос уровень неустойчивости мировой финансовой системы. Если 25 лет до того (от 1945-го до 1970-го) капиталистический мир не знал ни одного финансового кризиса, то в начале 1970-х, финансовые кризисы начались один за другим. По данным ООН, в 1970-2011 годах произошло более 140 банковских кризисов, 218 валютных кризисов и 66 кризисов суверенного долга, большинство которых – после 1980-го.
Одним из последствий финансовых неурядиц стал рост задолженности частного сектора. Итак, если (по данным ООН) в 1980 году глобальный объем накопленной задолженности составлял $16 трлн., что соответствовало тогда 140% ВВП, то к концу 2018-го он вырос до $228 трлн., что соответствует 267% ВВП. Стремительный рост долгов — вообще одно из существенных свойств любого финансиализированного общества.
Дело в том, что финансовая оптимизация расходов и налаживание глобальных производственных цепочек привели не только к снижению реальных цен на товары, но и к существенному снижению реального уровня заработной платы в евроатлантическом регионе. Товаров стало больше, и хотя они относительно подешевели, снижение реального уровня зарплат не дало возможности увеличить сбыт товаров до необходимых объемов.
Поэтому потенциальным покупателям предложили самые разные программы кредитования. Дальнейшее развитие этих программ, наконец, привело к кризису ипотечного кредитования в США в 2007 году и к глобальному мировому финансовому кризису в 2008-м.
Как показали неудачные попытки Дональда Трампа вернуть предприятия американских корпораций обратно на родину, финансиализация мировой экономики повлекла необратимые изменения, и этот процесс не смогут вернуть ни политики, ни COVID-19, ни что-либо другое.
Одним из способов, которым западное население реагировало на снижение реального уровня своей заработной платы и рост собственных долгов, стал отказ от определенных расходов. В их перечень попали и расходы, связанные с созданием семьи, рождением и воспитанием детей. Послевоенный бэби-бум в евроатлантическом регионе завершился с началом процесса финансиализации тамошних обществ.
В то же время высокий уровень жизни, хорошее состояние медицины и достаточно высокий уровень пенсионного обеспечения способствовали росту долголетия пенсионеров региона. Сочетание этих двух тенденций – снижение рождаемости и увеличение продолжительности жизни – запустило процесс старения населения евроатлантического региона.
Со временем эта тенденция только обострилась, потому что удельный вес пенсионеров в общей массе населения продолжает расти. Из истории мы знаем много разнообразных обществ, основанных на началах демократии, но раньше, когда продолжительность жизни была довольно короткой, а рождаемость – довольно высокой, большинство избирателей всегда составляли сравнительно молодые люди.
Современные общества стран евроатлантического региона, пожалуй, впервые в истории человечества можно назвать демократиями пенсионеров.
Демократичные общества, большую часть населения которых составляют неработающие пенсионеры, что получают свои деньги и стараются жить в удовольствие, а также не менее демократичные общества, в основном состоящие из молодежи, которой еще предстоит завоевывать свое место под солнцем, – безусловно, очень сильно отличаются. Такие общества могут исповедовать одни и те же либеральные ценности, но неизбежно будут наполнять их крайне разным содержанием, что обязательно должно отразиться в различии политических практик, которые будут внедрять местные лидеры.
Вряд ли внутренняя и внешняя политика демократического государства, большинство населения которого составляют пенсионеры, будет отличаться особой смелостью даже тогда, когда эту смелость надо проявить в целях защиты жизненно важных интересов общества. Сейчас в евроатлантическом регионе уже не наблюдается того энтузиазма, энергии и активной и творческой предприимчивости, которые были здесь в 1950-х и в первой половине 1960-х годов.
Запад постарел, и все в регионе с этим уже смирились и как-то приспособились. Менять что-то к лучшему, похоже, никто не собирается. Вероятно, с последующим старением Запада пугливость, пассивность и равнодушие большинства населения в сочетании с его состоятельностью, большим объемом накопленных богатств и высоким развитием техники и технологий будут провоцировать еще более серьезные эксцессы в регионе, чем, что творится сейчас.
Маневры гигантов
Еще 15-20 лет назад было очень модное словосочетание, которое придумали британский историк Нил Фергюсон и немецкий экономист Мориц Шуларик, – «Кимерика». Этим термином пытались объяснить отношения таких стран, как США и Китай.
Нил Фергюсон и Мориц Шуларик считали кимерику единственной гипер глобальной экономикой, что объединяет две страны с крупнейшими в мире национальными экономиками, население которых вместе составляет 25% человечества земного шара и которые создают 30% мирового ВВП.
Вероятно, отношения этих двух стран во многом будут определять развитие событий в мире на протяжении, по крайней мере, большинства XXI века. Нил Фергюсон и Мориц Шуларик объединили Китай и Америку в единую кимерику на основании того, что Вашингтон является крупнейшим инвестором для Пекина, а КНР – крупнейшим поставщиком дешевых товаров для Соединенных Штатов.
В то же время Поднебесная – крупнейший кредитор Америки, а США – крупнейший должник КНР, то есть восточные киммерийцы (американцы) инвестируют деньги в промышленность западных кимерийцев (китайцев), чтобы те в основном в долг поставляли им свои товары, а западные киммерийцы (китайцы) работают, чтобы накапливать долги восточных киммерийцев (американцев).
Все это действительно так происходит до сих пор, однако интуиция подсказала авторам кимерики, что ее концепция имеет несколько неубедительный и даже какой-то подозрительный вид.
Нил Фергюсон в книге «Эволюция денег. Финансовая история мира» («The Ascent of Money: A Financial History of the World», 2006) описывает кимерику. Он упоминает также похожие на эти отношения, что сложились в начале ХХ века между Великобританией, она была тогдашним мировым финансовым центром, и самой динамичной экономикой тогдашней Европы – Германией.
Нил Фергюсон пишет: «Тогда, как и сейчас, граница между симбиозом и соперничеством была очень размытой. Что может поставить крест на сегодняшней глобализации, как это произошло с ее предшественницей в 1914 году? Очевидный ответ — ухудшение политических отношений между Вашингтоном и Пекином, вызванное торговым спором, связанным с Тайванем, Тибетом или еще чем-то».
Согласно финансиализированному мировоззрению, основой мирового прогресса и залогом экономического процветания, что вроде бы соответствует потребностям абсолютно всех людей всех стран мира, является мировая торговля и ее финансовое обслуживание. Если последние требуют «симбиоза» таких стран, как капиталистические Соединенные Штаты и коммунистический Китай, то почему бы этого не сделать, если так все заработают большие деньги?
Помешать могут лишь капризные и неуравновешенные политики, которые все только портят, ничего не понимают и не способны видеть, в том числе и собственной выгоды. Когда люди с финансиализированным мировоззрением сталкиваются с лицами, которые также любят деньги и власть, но обычно получают их другим, нефинансиализированным способом, к примеру, через насилие и грабежи, то они обычно возмущаются и вызывают полицию.
Для людей с финансиализированным сознанием единственным нормальным и эффективным путем заработать деньги является финансовый способ, и они не улавливают, как это можно не понимать – их это удивляет. Казалось бы, это несколько наивно и не очень разумно, но вспомним, как наши украинские нынешние и предыдущие руководители государства пытались о чем-то договориться с русскими и лелеяли надежду, что смогут объяснить им, в чем на самом деле заключается их выгода.
К сожалению, люди с финансиализированным мировоззрением не понимают, что фасон одежды – не главное, чем современные цивилизации отличаются между собой, а евроатлантическая и современная китайская цивилизации – очень разные.
Главное и решающее отличие современных цивилизаций заключается в том, как представители местного господствующего класса овладевают в своем обществе властью и деньгами. Верхушка Компартии Китая это делает совсем не так, как обычно осуществляют ведущие банкиры и финансисты Запада.
Безусловно, именно финансиализация мировой экономики как ничто другое способствовала феноменальному росту Китая, но всем, кто имел дело с ним и его руководителями, с самого начала должно было быть понятно, что они никогда не согласятся на такой «симбиоз» американского капитализма и своего коммунизма, который хоть немного будет угрожать власти Компартии.
Конечно, китайские руководители не заинтересованы в такой войне с США, которая будет похожей, к примеру, на Вторую мировую. Кстати, немцы тоже не хотели воевать с Великобританией ни во время Первой, ни во время Второй мировой войны. В обоих случаях именно Лондон объявлял войну Берлину, а не наоборот.
Современные Соединенные Штаты тоже не хотят войны с Китаем, даже опасаются его – и дело не в морально-боевых качествах американской армии, ее оснащении военной техникой, и даже не в уровне готовности граждан США к этой войне. А в естественной неспособности представителей глобализированного финансового капитала и связанных с ними политиков повести свое общество на такую войну.
Такую же естественную неспособность, начиная с весны 2014 года, демонстрирует украинский финансиализированный господствующий класс, несмотря на все разговоры некоторых его представителей об армии, вере и языке.
Сила и слабость Поднебесной
Но вернемся к современному Китаю. Ориентированная на экспорт промышленность современной КНР — самая большая и развитая часть ее промышленности. Преобладающая ориентация продукции за рубеж делает такую экономику зависимой от значительных и непредвиденных колебаний конъюнктуры на мировых финансовых и товарных рынках.
Но мощь экспортной части промышленности Поднебесной, ее связь с мировой торговлей, уровень вовлеченности в международные цепочки производства самых разнообразных товаров, объемы операций на внешних финансовых рынках значительно превышают ту роль, которую Китай играет в решении вопросов мировой торговли. И особенно превышает то воздействие, которое тамошние финансовые институты способны осуществлять на мировой финансовый рынок.
Значит, кто-то за пределами Китая значительно больше использует (конечно, в свою пользу) возможности местной промышленности и выгоду от гигантских объемов китайских финансовых накоплений, чем Пекин получает выгоду от своего присутствия на мировых финансовых рынках и участия в международном разделении труда и мировой торговле.
Конечно, иначе в финансиализированном мире быть не может – наибольшую пользу от операций на глобальном финансовом рынке получают те, кто находится ближе к эмиссионным центрам ведущих мировых валют и эмитентам государственных обязательств ведущих стран мира, кто укоренился на финансовых рынках Нью-Йорка, Лондона, Токио и Франкфурта-на-Майне.
Если в 1980 году глобальный объем накопленной задолженности, по данным ООН, составлял $16 трлн., что соответствовало тогда 140% ВВП, то к концу 2018-го этот долг вырос до $228 трлн., что соответствует 267% ВВП. Стремительный рост долгов — в целом одно из существенных свойств любого финансиализированного общества.
Конечно, оптимизация цепочек производства выстраивается в соответствии с финансовыми показателями, при расчете которых отнюдь не учитываются экономические интересы отдельных стран.
Также в международном разделении производства товаров и мировой торговле отсутствует единый центр принятия решений, с которым можно о чем-то договариваться и который отвечает за все, что происходит в мировой экономике. Вообще понятно, что ответственность и внимание на интересы отдельных стран – это не о финансиализации.
Но по очевидным причинам Китай такое положение дел не устраивает, и это влечет за собой не склонность китайского руководства к спорам в отношении Тайваня и Тибета, а внутренние социально-экономичные процессы, которые происходят в стране.
Одна из главных проблем нынешнего китайского общества – хронический и достаточно высокий уровень безработицы.
Как утверждают китайские экономисты, реальный уровень безработицы в городах превышает 14%. В деревне он еще выше. В статистике не приняты во внимание крестьяне, которые отправились в города искать работу, но не смогли ее найти. По оценкам экспертов, таких бывших крестьян бродит по стране в поисках работы более 100 млн. человек и никто не знает, что у них в голове и что они вообще собираются делать.
Не все в порядке и с городской молодежью с высшим образованием. По данным Национального института финансов и развития (NFID), постоянная безработица среди людей в возрасте 20-24 лет с высшим образованием в Китае превышает 20%. После того, как была отменена программа ограничения рождаемости и введена программа «одна семья – двое детей», правительство КНР ожидает дальнейшего роста безработицы среди молодежи.
Все это очень беспокоит руководство страны, потому что речь идет не только об экономической проблеме, а о проблеме, потенциально содержащей в себе большие политические риски. После мирового кризиса 2007-2008 годов в Китае был объявлен отказ от кредитно-финансового корпоративного капитализма и переход к «замкнутой системе государственной экономики с инкорпорированными в нее фрагментами частного сектора».
В то же время немало внимания уделяют инвестированию в научно-техническое развитие приоритетных отраслей экономики. С 2018 года начали функционировать специально созданные фонды управления трансформацией научно-технических достижений КНР. Они появились при соответствующих профильных подразделениях региональных министерств и ведомств и, как сообщают, в своей работе руководствуются принципами инвестиционного менеджмента.
Фонды привлекают капитал государственных учреждений и частные деньги, а также пользуются государственными фискальными преференциями. При разработке концепции этих фондов китайское правительство ориентировалось на опыт работы американского государственного Национального научного фонда, положение о котором, по просьбе президента США Франклина Рузвельта, разработал известный американский ученый Веннивер Буш.
Стоит сказать, что в современном Китае достаточно активно изучают опыт Соединенных Штатов относительно влияния государства на национальную экономику, которое накопило американское правительство, и пытаются внедрять его в себя.
Честно говоря, я искренне желаю успехов руководству Китая в преодолении их внутренних проблем, потому что если у них с этим ничего не удастся, то очень плохо станет всем.
Однако меня терзают большие сомнения, что китайские коммунисты, которые зажали в жестких тисках государственного надзора и регулирования общественную и экономическую жизнь своей страны, смогут справиться с проблемами экономики путем интенсивного развития высокопроизводительного производства товаров, ориентированных преимущественно на удовлетворение потребностей внутреннего рынка.
Вероятнее всего, что здесь им мало что удастся, и промышленность страны, как и сейчас, будет ориентирована преимущественно на экспорт своей продукции за рубеж. В таком случае китайскому руководству не останется ничего другого, как и дальше делать то, что оно уже делает сейчас, а именно пытаться изменить в свою пользу правила игры на финансовых и финансиализированных товарных рынках мира.
Нельзя сказать, что в ведущих странах евроатлантического региона не пытаются понять трудностей, перед которыми встало руководство КНР. Эти вопросы давно являются предметом обсуждения политиков и широкого круга экспертов по обе стороны Атлантики, но все, что китайцам предлагают, сводится к тому, что Пекин должен как-то подстраиваться под правила, принятые на Западе, и пытаться, опять-таки неизвестно как справиться со своими проблемами.
Если такое вообще возможно сделать, то у китайцев это займет не один десяток лет. Вряд ли у Си Цзиньпина и его соратников есть столько времени – социально-экономические проблемы Поднебесной требуют более быстрого решения, китайские коммунисты это хорошо понимают.
Цифровое будущее
Вероятнее всего, в среднесрочной перспективе руководство Китая усилит свои усилия по изменению правил жизни в финансиализированном мире на пользу своей страны. Оно однозначно будет действовать одновременно в нескольких направлениях.
Конечно, приоритетным будет изменение ситуации на финансовых и финансиализированных товарных рынках. Сейчас большинство центральных банков мира разрабатывают собственные электронные деньги, которые являются безналичными обязательствами соответствующих учреждений.
Драйвером изменений здесь выступает Китай, который уже не первый год работает над собственным электронным юанем или, как его еще называют, e-CNY. По своей правовой природе это будет безналичное обязательство центрального банка КНР – Народного банка Китая, которым сможет пользоваться все население страны. Вероятнее всего, e-CNY будет функционировать на основе гигантского электронного централизованного реестра владельцев этих электронных денег.
В январе этого года спортсменам и туристам, которые приехали на зимние Олимпийские игры в Пекин, позволили приобрести мобильные электронные кошельки и оплачивать покупки в местных магазинах электронными юанями.
Я думаю, что со временем e-CNY очень быстро заменит безналичные юани на счетах клиентов в китайских банках. К тому же в значительной степени e-CNY сможет потеснить и наличный юань.
Со временем, когда китайцы окончательно наладят работу своей электронной системы e-CNY, электронные кошельки с определенным количеством е-юаней смогут загружать в свои мобильные телефоны и иностранцы, к тому же не только на территории КНР. Вероятно, китайцы приложат усилия, чтобы такие кошельки, наполненные электронными юанями, можно было без особых трудностей купить в любой точке земного шара.
Тогда, к примеру, нигерийские нефтедобытчики смогут рассчитываться с бразильскими нефтяными переработчиками не при посредничестве определенного количества банков-корреспондентов, а непосредственно через мобильную связь, не привлекая излишнего внимания слишком любопытных сотрудников банковского финансового мониторинга.
Но не это главное. Важно то, что они смогут продавать продукты своей нефтепереработки за те же e-CNY на электронном товарном рынке, который для них организуют предусмотрительные китайские специалисты.
Конечно, на таком рынке можно будет торговать не только продуктами нефтепереработки, но и сырой нефтью и любыми другими сырьевыми товарами.
Также очевидно, что наибольшую пользу от этого рынка будет иметь тот, кто эмитирует e-CNY и сможет в электронных юанях предоставлять кредиты, то есть главный выигрыш получает правительство Китая – и оно будет пытаться через операции на таком электронном рынке влиять на уровень мировых цен на биржевые товары.
Автор: Константин Паливода
Источник: Тиждень
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.