С 2014 по 2019 год киевлянка помогала людям, вынужденным покинуть свои дома на неподконтрольных территориях, после чего занялась спасением смертельно больных людей. С началом пандемии Леся, проанализировав ситуацию, начала закупать кислородные концентраторы.
Ежедневно в благотворительную организацию, а скорее даже лично к Лесе, обращается все больше людей больных ковидом, которые задыхаются.
Четыре года назад Леся Литвинова получила негосударственную награду «Народный герой Украины» за помощь людям, которые в результате войны остались без домов и должны были начинать жизнь на новом месте с нуля. Сейчас она подтверждает это высокое звание, спасая людей, больных ковидом.
Понять, как работает фонд и какая складывается ситуация с заболеваемостью и осложнениями, можно лишь лично проведя хотя бы половину дня в офисе организации. Начинает все дела утром здесь исполнительный директор фонда Ирина Кошкина, которую я хорошо знаю с 2014 года и которая сотрудничала с несколькими мощными волонтерскими организациями. Она познакомилась с Лесей Литвиновой в 2015 году и постоянно поддерживала ее в помощи переселенцам.
Когда Леся перепрофилировала свою деятельность и начала поддерживать самых незащищенных в нашей стране людей – смертельно больных, нуждающихся в обезболивании и опеке, ей понадобилась надежная правая рука. Тогда Ира перешла к ней в фонд. Так эти две женщины начали работать вместе.
«У моего родственника двухстороннее воспаление легких, сатурация 71. Ему дали сатуратор, который в фитнес-клубах делал коктейли»
Ира встретила меня с множеством новостей, кофе и крепким оптимизмом, несмотря на цифры новых выявленных больных ковидом в стране и количеством тех, у кого пострадали легкие.
— На наших концентраторах сейчас 90 пациентов, но среди них есть и целые семьи, — Ирина открывает в компьютере статистику. Мы выдаем один концентратор, а лечит он не одного пациента, а двух. Есть такие аппараты, рассчитанные на двух человек сразу.
Наша статистика уже пошла на вторую сотню пациентов с ковидом, которым мы помогаем. Кроме Киева и Киевской области наши аппараты работают в следующих местах. Это в Харькове, Киеве, Днепре, Ивано-Франковской, Запорожской области, в Тульчине, Белой Церкви, Павлограде, Василькове, Хмельницкой области, Ковеле, Калуше, Тетиеве, Яготине.
— Отправляете аппараты по почте?
— Да.
— А в тех городах, где совсем нет концентраторов? Днепр, Харьков — крупные города, миллионники. Неужели на месте не могут помочь людям?
— Я могу почитать сообщения людей, которые нам пишут в личную почту. Вот первое, что случилось, — Ира открывает сообщение в компьютере. — «Добрый вечер. Мой родственник находится в больнице Яготина с двусторонним воспалением легких. Сатурация 71. В палате кислорода нет. Ему дали концентратор для фитнес-клубов, который он самостоятельно починил, но он не помогает. Дает три литра кислорода в минуту, а ему надо восемь». Понимаешь, что такое концентратор для фитнес-клубов? Это, то средство, что коктейль делает. Уровень нашей медицины сегодня такой.
— Из тех, кому вы передали оборудование, сколько погибли от этого вируса?
— Двенадцать, — перечисляет из таблицы Ирина.
И отвечает на телефонный звонок: «Да, сегодня передадим аппарат. Нам его вернули – человек выздоровел. Мы сменим фильтр — и сразу на почту».
— Ира, объясни, что этот концентратор делает? Как он работает и почему именно он помогает во время лечения?
— Давайте, прежде всего, объясню, что концентратор не лечит от вируса. Он помогает устранить ухудшение состояния. Этот вирус поражает легкие и поэтому начинает снижаться сатурация – насыщение крови кислородом. Когда легкие не работают в полном объеме, они не могут усвоить то количество воздуха, которое вдыхает человек и «вытянуть» из него необходимое количество кислорода.
С помощью аппарата мы помогаем больному организму получить большее количество кислорода и не допустить гипоксии. Аппарат прост как дверь. В нем лишь две кнопки: «Вкл.» и «Выкл.». В стакан нужно залить дистиллированную воду. И проходя через нее, кислород подается в маску или назальную канюлю.
— Если в семье больше больных, чем один, как они дышат с помощью одного аппарата?
— Тогда мы выдаем концентратор с двумя источниками кислорода, по десять литров каждый. В нем два стакана с дистиллятом, два выхода, к которым присоединяются маски или назальные канюли. Это позволяет людям дышать.
— И легче перенести болезнь?
— Дело не в том, легче или тяжелее. Люди при ковиде просто задыхаются. Разумеется, не все. 30 процентов людей переносят его вообще без симптомов. И обнаруживается это во время случайного тестирования.
«Кислородные концентраторы нам отдавали родные людей, которые ушли после продолжительной болезни. Говорили, что пусть теперь работает на пользу других»
— Сколько у вас аппаратов на балансе?
— Где-то 70-80. Мы немножко потерялись в этих цифрах. Откуда они у нас вообще? Наш фонд занимается паллиативной помощью. И у нас были зависимые от кислорода пациенты. Это больные в терминальной стадии с онкологией и с метастазами в легкие. Или с раком легких в какой-то стадии. У них та же проблема. Легкие не работают в полном объеме. Кровь не насыщается необходимым количеством кислорода.
Кислородные концентраторы мы покупали под конкретных таких пациентов. Программу паллиатива мы запустили в январе 2019 года. Стартовали с пятью кислородными концентраторами. Со временем потихоньку докупали. Появлялся у нас пациент с такой потребностью – докупили аппарат.
Открываем статистику по паллиативу, — Ира снова ныряет в компьютер. — Январь 2019 года — четыре новых пациента. Январь 2020 года — уже 19 новых пациентов. А если мы откроем август 2020 года — это уже 60 новых пациентов, которые нуждаются в нашей помощи. И многим из них нужен дома дополнительный кислород. Поэтому мы развивали парк медицинского оборудования. На весну 2020 года мы имели где-то 60 аппаратов. И когда началась история с ковидом, сразу закупили еще концентраторы.
— Интуитивно поняли, что они понадобятся?
— Это не интуиция. Мы понимали, что ковид бьет по легким. Это показал опыт Италии. Первым звоночком для нас было обращение волонтера из Италии, которая когда-то отправила нам кислородный концентратор. И тут она неожиданно попросила его переслать обратно: «Здесь острая ситуация, людям нужно помогать дышать. Когда у нас все закончится, я верну аппарат». Мы не успели отправить его, потому что Италия влетела в красную зону, все перестало ездить, ходить, летать.
И мы тогда решили, что нужно подкупить еще аппаратов. Заказали несколько, потом еще. Кто-то привозил их нам, зная, что мы занимаемся паллиативом. Привозили те, кому они уже не были нужны, кто покупал для своих родных или знакомых. Пациент уходил, а аппарат отдавали, чтобы он работал на пользу другим. Таким образом, мы и накопили около 70 аппаратов.
— В первые же дни карантина вы начали работать с больницами, отвезли туда разную помощь.
— В мае к нам пришла страховая компания с предложением помочь больницам. И выделила около двух миллионов гривен на помощь восьми больницам. Страхователи хотели закупить на всю сумму средства индивидуальной защиты. Мы имели с ними долгую беседу, что не только это спасет ситуацию. К тому времени у нас были обращения от двух больниц – совершенно противоположные. Ровенская городская больница попросила, нам не нужно ничего, помогите сделать кислородную разводку по отделению.
У них есть кислородная станция, которая как всюду, была проведена лишь в реанимации, а в палатах кислорода не было. «Мы планируем четыре отделения под ковид, нам нужно туда на каждую кровать подвести кислород», — это было очень разумно. С помощью средств страховой компании мы помогли это сделать. А другая больница попросила, что купите нам кислородные концентраторы. Им мы сказали, что это не больничный аппарат. Это костур. В больницах должна быть разводка от станции.
Пока Ира снова отвлекается, чтобы отправить волонтера на почту с аппаратом с уже замененным фильтром, я не могу не спросить, как здесь очищают помещение. Потому что сюда же возвращают аппараты после больных людей.
— Помещения обрабатываем кварцем по ночам.
— А аппараты как очищаете?
— В каждом кислородном концентраторе внутри есть фильтр. Концентратор втягивает в себя воздух, пропускает его сквозь цилиндр с цеолитом, через молекулярное решето, которое сепарирует кислород от всего другого по размеру. Я не химик и не физик, но так понимаю принцип работы аппарата. На выходе из цилиндра стоит шланг, по которому кислород подается в стаканчик, который громко называется аппарат Боброва. Это увлажнитель. И уж такой увлажненный кислород идет либо в маску на лицо пациента или в канюле в его носу.
Конечно, пациент во время использования аппарата чихает, кашляет, дышит. Все это попадает внутрь, на фильтр. Соответственно, он накапливает все, что есть вокруг пациента. Именно поэтому концентратор – не больничная тема. Потому что в квартире убирают, там мало людей. А если это больничная палата, в которой есть сопутствующая патогенная флора? Именно поэтому мы отказались покупать аппараты для больницы.
Это уже использованные фильтры. От почти чистого, что отработал пару часов, и до черного, с поврежденными мембранами, который длительное время пропускал через себя воздух. Невооруженным глазом видна разная степень загрязнения.
— Как видишь, все фильтры разные. Под каждый вид аппарата нужен свой. Один стоит 12-13 долларов. Еще полгода назад цена была 1 доллар 20 центов. Мы меняем фильтр после каждого пациента. Не передаем концентратор от пациента к пациенту, даже если это соседи, живущие в одном доме, деревне. Нет. Аппарат возвращается к нам. В нем меняется фильтр тонкой очистки и антибактериальный. После этого аппарат едет к следующему пациенту.
Мы получили столько противоречивой информации, сколько и на каких поверхностях живет этот вирус, стараемся перестраховаться и предусмотреть все ситуации. Никто до сих пор не понимает, сколько он живет.
Восемь больниц, которым мы помогли, четко делятся на две категории. Одни — снаружи страшные, облупленные, а внутри — Европа. Там врачи просят аппаратуру, а не что-то вспомогательное, незначительное. А есть красивые больницы с красивым фасадом, красивыми машинами на парковке. А внутри — глубокий совок. И ладно, если бы только в здании. Совок в головах врачей. Главный врач больницы в Надворной сказал, что нам ничего не нужно, дайте 10 больничных настоящих пульсоксиметров и бесконтактные термометры. Это подход к ситуации.
В Коломые в районной больнице замечательный начмед, который в 2015 году отслужил в ПГМГ Пирогова. Я была в восторге от того, что увидела в обычной больнице. Все сделали: противошоковая палата, лор-кабинет с современными креслами с освещением, дневной стационар с современными продуманными местами для больных.
В Кицмане, начав переоборудовать больницу первое, что сделали, это круглосуточную лабораторию, чтобы в любой момент можно было сделать анализы. Купили аппаратуру, добавили еще ставку лаборанта, нашли людей, которые умеют и хотят работать на таком оборудовании.
В Черновцах заведующий реанимацией попросил у нас только расходный материал для интубации. Это была рациональная работа и как раз по требованию времени. Хотинская больница весной как раз была на жестком карантине, но и туда мы привезли то, что просили врачи, то, чего им не хватало.
«Когда министр Степанов говорит, что у нас 50 тысяч ковидных мест, а кислородных — 18 тысяч, это значит, что у нас ковидных мест именно 18 тысяч. Потому что больному место без кислорода не нужно»
Параллельно Ира продолжает отвечать на телефонные звонки. О счетах, которые нужно оплатить и конечно, срочно. Волонтеру, который пришел помогать женщинам в этот день, объясняет, как найти офис. Кстати, местонахождение фонда требует отдельного рассказа. Чтобы найти переулок Радищева, нужен навигатор и несколько телефонных звонков, потому что без объяснений, где нужно заезжать на территорию автобусного парка, в каком именно углу большой территории искать нужные двери, не разберешься.
Кстати, именно эти звонкие – как вас найти и управление процессом заезда – и отнимает львиную долю усилий женщин. Комната с четырьмя столами, тумбочкой с чаем и кофе и детским креслом почти вся заставлена ящиками с различным медицинским расходным материалом, аппаратами, лекарствами, витаминными смесями и прочим необходимым онкобольным и лежачим людям. Несколько гаражей в разных углах двора отдали под склады.
С одной стороны фонд имеет помещение и место для работы, а с другой такая разбросанность неудобна, ни одно здание не приспособлено для работы фонда. В офис на второй этаж женщины сплошь и рядом сами таскают 20-килограммовые концентраторы. Не каждый день им помогают друзья-волонтеры. Да и не ждут они помощи. Нужно разгрузить кислородные концентраторы? Значит, Ира и Леся таскают их в офис хоть среди ночи, хоть в выходной день.
Леся пыталась попасть на прием к мэру города, но в отличие от фонда он во время карантина отменил прием граждан. Даже тех, кто, рискуя собственным здоровьем, спасает других.
— Как ты относишься к тому, что весной из-за болезни остановили страну? И как воспринимаешь то, что делается сейчас, так называемый карантин выходного дня?
— Я не могу сказать, что разбираюсь во всех этих методах. Но … понимаю, зачем закрывали весной, но в, то время не было ничего сделано из того, что должны были сделать, пока люди сидели в карантине. Нужно было развести кислород по палатам, подготовить места для теперешней второй волны.
Когда сейчас Степанов говорит, что у нас 50 тысяч ковидных коек, а кислородных — 18 тысяч, это значит, что у нас ковидных мест именно 18 тысяч. Потому что больному место без кислорода не нужно. Ляшко несколько дней назад сказал, что впоследствии кислородных мест будет аж 60 тысяч. Мне интересно, как они это сделают? В период жесткого карантина этого не сделали, за полгода до второй волны не сделали. А вот сейчас якобы начали делать.
Если бы меня спросили, как обезопасить людей от болезни, я бы собрала сотрудников соцстраха, пенсионного фонда, участковых и семейных врачей, перед ними нужно поставить простую задачу: посадить на строгий карантин людей старше 60 лет, определить фактическое место проживания, выявить одиноких, с хроническими и онкологическими заболеваниями.
Астма, онкологические болезни, избыточный вес (ожирение) – те болезни, при которых вирус почти всегда дает осложнения и может привести к смерти. Таких людей нужно обезопасить. Все остальные должны продолжать работать. Маршрутки запретить, но добавить электрички, чтобы они ходили как метро, а метро — раз в 30 секунд. Отменить длинные маршруты транспорта, которые едут с одного края города на другой конец, вместо этого сделать больше маршрутов к станциям метро.
Ввести такое на время, пока не переболеет вся страна. Да, это деньги. Но экономика страны не остановилась бы. Да и 65 миллиардов было выделено именно на борьбу с ковидом.
Конечно, найдутся возражения по моему плану. Но если мы бы убрали пожилых людей и «хроников», количество заболевших все равно будет большим, но процент тех, у кого разовьются тяжелые осложнения, будет меньшим, потому что мы бы убрали из цепи распространения ковида наиболее уязвимую категорию. Врачи к таким людям должны приходить исключительно в специальных костюмах.
Я уверена, именно такие меры улучшили бы ситуацию и уменьшили смертность. Даже сейчас, когда мы прозевали столько времени, надо защитить именно уязвимые категории украинцев. Хотя уж объем заболевших лиц такой, что думаю, это не поможет.
— Сколько часов в сутки нужно дышать кислородом, который производит концентратор, если падает сатурация?
— Постоянно.
— Как ты относишься к тем, кто не носит маску?
— Я спокойна, потому что стараюсь соблюдать социальную дистанцию здесь, в нашем офисе. А в магазинах использую не маску, а респиратор без клапана, в котором трудно дышать. При наличии клапана дышать легче, потому что выдох попадает в окружающую среду. Я отношусь к себе, как к потенциально септическому человеку, потому что к нам приходят люди, которые контактировали с больными ковид.
Поэтому и защищаю, прежде всего, людей от контакта со мной. В последнее время в конце недели мне становится немного жутко от того, что я слышу от людей. Поэтому я сдаю тесты. Пока все отрицательные.
Раздается очередной звонок. Ира отвечает:
— Защитные щитки мы отдали в «Охматдет». Очки? Сейчас поищу. Должны быть. И да, если вы успеете растаможить, мы даже среди ночи примем 20 концентраторов. Лишь бы вы их привезли.
На столе среди счетов и записок лежат листочки с детскими рисунками. У Иры сын уже школьник, но эти работы могла сделать дочь-первоклассница Варя.
— Да это мог нарисовать любой, — смеется Ира. — У Леси с Урбаном на двоих восемь детей. И только двое из них взрослые. Здесь бывают все.
В офис заходит Леся Литвинова. Ее руки и плечи заняты сумкой с компьютером, сумкой с детскими вещами и креслом, в котором сладко спит одетая в комбинезон трехмесячная дочка женщины. При этом Леся еще и по телефону говорит, прижав его ухом к плечу.
— Лесе звонят все, потому что она – публичное лицо, ее давно уже знают и доверяют в первую очередь ей, — говорит Ира. — Поэтому и пытаются именно от нее получить ответ. Иногда даже забывая, что у нее есть дети, жизнь, выходные дни! Ее мессенджер также весь в обращениях. Его разгребаем мы вместе. Так что еще раз прошу – пишите в адрес фонда. Мы все сообщения читаем, рассматриваем. Не грузите только женщину, которая еще и кормит ребенка.
— Я еще и бабушкой стала две недели назад, — улыбается Леся. И показывает в телефоне снимок своей старшей, 24-летней дочери, с новорожденной дочкой на груди. – Это мои «дочь» и «внучка».
«Если посчитать деньги из ковидного фонда, которые пошли на дороги, это миллион аппаратов. Их можно было выдавать людям на дом, освобождая места в больницах»
— Леся, а теперь внимание, — Ира привлекает внимание главы фонда к себе. — Сейчас я буду Святым Николаем. Наши двадцать концентраторов разгружаются в Борисполе, — Ира смеется, а Леся начинает… плакать.
— Ты просто не понимаешь, какая очередь у нас стоит, как много людей ждут эти аппараты. Только что, пока я ехала в офис, мне звонила девушка. Ее маму выписывают из больницы с сатурацией 80, не могут больше держать, потому что надо освободить место для тех, у кого сатурация 70. Аккумулировать таких пациентов в больницах нет возможности, потому что сатурация не возобновляется в течение двух недель, которые лечат ковид. Для этого требуется больше времени.
Кое-кто, переболев, останется инвалидом пожизненно, потому что после ковида останется фиброзное образование в легких. Об этом говорит опыт других стран и обследование переболевших.
— Кроме концентраторов вы закупали еще и СИПАП, которые обычно используют люди, которые храпят и имеют задержки дыхания во время сна. Они тоже понадобились?
— СИПАП у нас были и раньше. Докупили еще немного. Мы их передали больницам. Что это такое — СИПАП? Это предок ИВЛ – аппарат искусственной вентиляции легких. Этот аппарат подает воздух в легкие под действием положительного давления. Без газоанализатора. При необходимости к СИПАП добавляется концентратор и пациенту дается необходимое количество кислорода. Это не инвазивная вентиляция легких, которая происходит через маску, без трахеостомы. ИВЛ при ковиде используются именно в режиме СИПАП. ИВЛ имеет этот режим.
Понятно, что в реанимации должен быть ИВЛ, но в отделениях могут быть уже СИПАП. Денис Сурков, известный реаниматолог из Днепра считает, если пять литров кислорода при ковиде не эффективны, нужно использовать именно СИПАП и те самые пять литров кислорода. Если давать десять, затем пятнадцать литров кислорода, остатки легких не поддерживаются, а лишь курятся.
Нужно заставить остаточную поверхность легких работать, а не эксплуатировать, изнашивая ее в ноль. СИПАП, которые у нас были и те, которые мы докупили, отдали в 17 киевскую больницу, переслали Суркову, отвезли в Ирпень. Конечно, есть они и у тех пациентов, кому они необходимы по программе паллиатива.
— Какие ситуации тебя цепляют эмоционально?
— Когда аппарат не успевает доехать к больному. Или успевает, но ситуация – крайне тяжелая и спасти человека не удается. Так было недавно в Богодухове Харьковской области, куда отправляют больных людей. Аппарат привезли, его подключили, а дочка пациента мне пишет: у папы уже необратимые процессы…
— Леся в таких ситуациях переживает, а я злюсь, — добавляет Ира. — Потому что я четко понимаю, почему это происходит. Потому что государственная медицина потеряла полгода! Как-то мы с Лесей посчитали, сколько кислородных концентраторов закатали в асфальт. В прямом смысле этого слова. Миллион! Это деньги ковидного фонда. Если посчитать деньги, которые пошли на дороги, – это миллион аппаратов по коммерческой цене.
Их можно было домой выдавать людям с низкой сатурацией, освобождая места в больницах, применять в глухих деревнях, передать на ФАПы и в центры первичной медико-санитарной помощи (районные больницы), чтобы семейные врачи эффективно помогали пациентам, которых выписали из больницы после получения отрицательного теста, но которые еще нуждаются в кислороде.
— Вчера вечером я знала, что у меня остался один концентратор, — продолжает Леся. – Я не знала, вернут еще сегодня, или нет. А помощь нужна двум людям, которым аж горит. Низкая сатурация у 37-летней беременной женщины и пожилого мужчины с онкологией. Несмотря на сатурацию 46 при норме выше 95, его не взяли в больницу. Этот человек точно умрет, помогу ему я или нет. Вопрос лишь в том, умрет ли он спокойно, или будет проходить все круги ада. Вот и садись и решай задачку с такими данными.
В нашей работе, в том, что мы делаем, эмоциональнее всего как раз то, что ты пытаешься помочь, но понимаешь что это бессмысленно. Я же знаю, ориентируюсь, в каких ситуациях все наши действия не имеют никакого смысла, не закончатся выздоровлением. Часто бывает так, что нам надо помочь человеку просто по-человечески уйти из этой жизни. При этом мы еще и должны дать возможность родственникам понимать, что они сделали все, что могли. Это важно, когда близкий тебе человек смертельно болен.
Сейчас я ужасно боюсь, что мы дойдем до ситуации, когда нам придется забить на принципы гуманности и руководствоваться принципами целесообразности. Мне настолько не хочется, чтобы этот день пришел, что я готова слечь в бессознательное состояние с инфарктом.
— Вы же на период ковида не прекратили заниматься помощью смертельно больным…
— Да, и ежедневно добавляются и такие подопечные, — Леся открывает таблицу с данными именно этих людей. — Красным цветом, а их довольно много, отмечены те, кто уже ушел… К этим нашим пациентам врачи приезжают не каждый день, а только когда нужны какие-то сложные процедуры. Многие в семье такого человека прекрасно справляется с уходом самостоятельно. Им главное однажды дать лекарства, объяснить, что нужно делать. Дать то, чем это делать: отсос, препарат от кашля, СИПАП, кислородный концентратор, инфузомат. Мы научились дома разворачивать реанимацию.
— У тебя на странице в Фейсбуке появилось сообщение о курсах, которые вы проведете в офисе фонда. Их давно не было…
— Из-за ковида людей не собирали. Попробуем снова провести, потому что в онлайне это немного не то. Человек не может пощупать, понять, как что работает. Почему наши курсы были так хороши в отличие от тех, которые проводились другими? У нас был прекрасный манекен – я. На мне можно было попробовать поставить назогастральный зонд и кормить через него, поставить капельницу, сделать перевязку, укол в мышцу, ввести в вену пузырь воздуха и увидеть, что пациент все еще жив. Мы показываем те вещи, которые в теории ты не поймешь, пока не увидишь лично.
Теперь наш разговор прерывает человек, которому отдают средства индивидуальной защиты: щиток для лица, очки, костюм.
— Это мы одели медсестру, которая должна взять у пациента анализ дома, — объясняет Ирина. – Сейчас лаборатории, даже коммерческие загружены так, что анализ крови сегодня на сегодня не успевают делать. Запись на простой анализ крови — на пять дней вперед. А есть же пациенты, у которых анализ крови — вопрос жизни и смерти.
От этих показателей зависят процедуры, которые им необходимо провести. Вот мы договорились с лабораторией, что медсестра придет домой к пациенту, чтобы он не рисковал и не подцепил ковид в очереди, но клиника не имеет средств защиты для медсестры. Вот мы их и выдали.
Мы давно уже даже не говорим, а кричим, что наша медицина лежит. Несмотря на то, что прописано, что во время карантина не останавливается онкология, паллиатив, проведение родов и ургентная помощь, многим это отказывают. Вот что делать тем людям, кто еще не хосписной, но на пороге этого. Таких людей время от времени нужно пролечивать в отделениях терапии. А они сейчас не берут. И мы не можем взять всех таких пациентов на себя, как бы мы не пытались.
Я давно уже считаю, что у нас в стране нет медицины, но есть врачи, и мы их хорошо знаем, которые на своем колене могут собрать любое и заставить это работать. Я видела, как из фильтра для очистки аквариума сделали хирургический отсос. Ну, сломался медицинский. Ничего. Сделали из того, что было под руками, и заставили работать в организме человека. И все работало, пока я не привезла медицинский.
«У нас в фонде есть стратегическая задача – не заболеть всем сразу, переболеть по очереди, чтобы здесь оставался хоть один человек»
— Есть предположение, что вирус сказывается на здоровье вынашиваемых во время беременности детей, если беременная мать заболела. Вы изучали этот вопрос?
— Никто не знает, как этот вирус действует. Вроде пока никто не зафиксировал внутриутробного инфицирования. Но гипоксия мамы для ребенка представляет угрозу. Теоретически.
Когда я была беременна Солей, как раз была первая волна ковида. Я как раз активно занималась 17-й Киевской больницей, не вылезала оттуда. Мы помогли сделать целое ковидное отделение. Шкафы даже собрали, розетки переставляли. В какой-то день я начала задыхаться. Сатурация у меня упала до 60. Я испугалась. Концентраторов тогда у нас было много, я могла позволить себе дышать с его помощью. При этом тест был отрицательным.
Я сделала КТ. Обследование выявило в легком маленькое воспаление матового стекла. Оно не могло дать такую сатурацию. Врачи решили, что, скорее всего проблема у меня гематологическая, потому что кровь была как желе. К специалисту я так и не дошла, мне ввели препараты железа и на этом мы успокоились. Думаю, что я тогда все же переболела именно на ковид. На дочке это никак не отразилось. После ее рождения я тщательно проверила Солю. С ней все хорошо.
Вопрос, который меня больше всего раздражает, что, сколько мы вам должны. И его вариант – давайте мы вам заплатим и будем в очереди первыми. Я всех понимаю. Знаю, что взять в аренду кислородный концентратор стоит тысячу гривен в сутки. В Киеве есть такое в больницах. Доказать я это не могу. Родственники больных, которые на такое соглашаются, молчат, потому что останутся без кислорода, поэтому и договариваются за деньги. Им стыдно, потому что понимают, что забирают аппарат у другого пациента. Все, что связано с деньгами, меня раздражает ужасно.
А людям я объясняю, что у нас действует правило, как в самолете. При разгерметизации салона нужно сначала надеть на себя маску – потом на тех, кто рядом. Так и здесь. Преодолеете болезнь, тогда решите, кому будете помогать. Нашему фонду, другому, кошечкам, собачкам, деткам. Будете делать это после того, как разберетесь со своей ситуацией.
— У нас в стране пика заболеваемости еще нет?
— Пока нет.
— А когда, как думаете, будет?
— Мы видим только свой кусок работы. Мне не хватает данных, чтобы понимать картину по стране. Но то, что вижу я, говорит, что у нас коллапс. И если такое делается на уровне Киева, то, что происходит в регионах, — даже страшно представить. Даже в крупных городах – Харькове, Днепре – нет средств для лечения больных.
У нас в фонде есть стратегическая задача — не заболеть вместе, переболеть по очереди, не уложить сразу весь фонд, чтобы здесь был хотя бы один человек. Мы все здесь условно молоды. И я могу притвориться, что еще принадлежу к этой категории. Это значит, что мы переболеем не трудно. Видишь, сейчас работаем мы с Иркой и Солей. Влад, мой муж и работник фонда, — с положительным тестом на самоизоляции. Наш бухгалтер, страдающий астмой, работает удаленно, чтобы избежать ежедневных встреч с родственниками ковидных больных, которые приходят к нам.
Дверь комнаты фонда открывается и заходит мужчина, который приносит концентратор. Он благодарит столько, что понятно, что здесь жизнь спасли. И если бы не этот аппарат…
— Да что мне еще надо? – переспрашивает мужчину Леся. — Чтобы все были здоровы!
В этот же момент просыпается Соля. Потягивается, зевает, улыбается миру. И буквально сразу просит есть. Леся усаживается в угол комнаты, берет дочь на руки и, кормя ее, говорит:
— Я своим родителям, которые с весны находятся в условиях строгого карантина, объяснила, что вы, учитывая коррупционные связи со мной, в очереди на кислород последние. Отдельно для семьи я не могу приобрести концентратор. Итак, ситуация именно такая. Они понимают. Надеюсь, не заболеют.
Автор: Виолетта Киртока
Источник: Цензор.НЕТ
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.