24.11.2019 – Вторая часть большого интервью министра образования и науки Анны Новосад. Об учебниках, плагиате в науке и оттоке мозгов за границу; питании, религии, языке преподавания и патриотическом воспитании в школе. О будущем детских садов и вузов ОРДЛО. А также о высшем образовании, агностицизме и команде в министерстве.
Первую часть интервью читайте здесь.
— Не обошлось без саркастических вопросов от читателей. Первый — от Владимира Мотыги: «На основе чего она решила, что готова в кресло министра?». Второй – от Адриана Михальчишина (кстати, известного советского и украинского гроссмейстера, отца политика и историка Юрия Михальчишина). Господин Адриан спрашивает: «А осилила бы она работу директора средней школы?»
Начнем со второго вопроса. При всем уважении, я здесь не разделяю сарказма господина Адриана. Но вопрос интересный, ведь работа министра и директора школы – это очень разные функционалы. Как, Анна, могли бы вы быть директором средней школы?
— Знаете, когда задаются такие вопросы, ориентируешься только на собственные ощущения, можешь или не можешь. Я думаю, что да, могла бы. Более того, я вообще думаю, что в какой-то момент буду работать на местном уровне. По одной простой причине, потому что на месте ты уже видишь наглядные результаты своей работы.
— А в школе, работая директором, какой предмет преподавали бы, если бы была такая возможность?
— Видимо, что-то связано с культурой.
— А вот первый ироничный вопрос я переформатирую. Когда премьер предложил вам возглавить МОН, долго думали?
— Времени думать было немного.
— Но это было неожиданное предложение? Мы же с вами общались еще как с народным депутатом на известном тренинге в Трускавце. Тогда вы знали о том, что можете стать министром?
— Нет.
— Сколько времени вы размышляли над предложением?
— Несколько дней.
— Достаточно долго, почему так? Вы должны для себя мысленно сформировать команду?
— Бесспорно.
— Кстати, экс-народный депутат от фракции «Батькивщина» Андрей Павловский в фейсбуке несколько раз требовал от меня спросить вас: «У министра есть ли полное высшее образование или нет?!»
— Да. Бакалавра по политологии получила в 2011 году в Национальном университете «Киево-Могилянская академия». В 2013 году получила степень магистра европейских студий в университете Маастрихта, Нидерланды.
— Известный блогер Ярослав Матюшин спрашивает: «Вопрос понаехавшего из Мариуполя. Существует ли видение в МО борьбы со школьными учителями откровенно просепаратистского толка. Учитель-историк (Матюшин здесь приводит данные человека, которые я здесь не буду приводить), который выпустил не одно поколение победителей всеукраинских олимпиад, с самого начала войны активно втюхивает лицеистам идеи об исторической Малороссии, отсутствии общности с галицийцами и вшивает детям тезисы про то, что сопротивление оккупантам — суть украинского нацизма».
Анна, много ли сигналов к вам поступает? И по какой методике МОН будет разбираться с этими ситуациями?
— Я не могу сказать, что их чрезвычайно много. Но время от времени они появляются. Скажу откровенно, у нас нет какой-то целенаправленной политики относительно того, как бороться в таких ситуациях. Если вы спросите мое личное мнение, то таким людям точно не место в школе.
Это вопрос к руководителю учреждения, к директору – почему такие учителя остаются в школе? Которые несут откровенно антиукраинские взгляды, которые хотят, чтобы нашего государства просто не существовало. Они пытаются это втюхать ученикам. Бесспорно, таких людей в школе не должно быть.
— Еще одна известная блогер Татуся Бо спрашивает: «Патриотическое воспитание в школах, — каким образом оно должно реализовываться?».
— Я считаю, что точно не должно проходить путем махрового навязывания.
— И дальше: «Как, по ее мнению, нужно бороться за качество образования в школе; за то, чтобы учитель не рассказывал целый урок о любви к СССР, а преподавал свой предмет, придерживаясь темы и не вдаваясь в личные страстные размышления? Может, в каком-то контракте прописаны такие вещи?».
— Учитель по желанию может заключать контракт со школой. В идеале со временем вообще должны перейти на контрактную основу работы учителей, где очень четко описаны обязанности всех сторон и права всех сторон. Но что касается качественного преподавания, то очень сложно прописать до деталей в контракте, что ты должен выкладывать на уроке.
Вопрос того, насколько качественно и интересно преподает учитель – это также фактор постоянного профессионального роста и повышения квалификации учителя.
Мы должны построить такую систему, которая бы давала им возможности это делать. Потому что очень много нареканий на то, что учителя что-то не так преподают, в том числе, нарекания появляются из-за того, что у учителей нет на самом деле доступа к современным профессиональным методикам преподавания, к современному содержанию, которое меняется. Вот что они изучили в университете 30 лет назад, и что им раз в 5 лет вкладывают в институте последипломного образования в голову — то они очень часто и ретранслируют.
На самом деле мы от этого очень хотим отойти — и уже двигаемся в этом направлении, чтобы у учителей была возможность через неправительственные организации и частные инициативы, которые занимаются продвижением образования, повышать свой профессиональный уровень и получать новые и современные навыки.
— А кто конкретно из вашей команды отвечает за это направление?
— Любомира Мандзий и Оксана Макаренко. Любомира – заместитель, а Оксана – советник, как раз занимается также содержанием образования и повышением квалификации.
— А сколько всего у вас заместителей?
— Сейчас я вам скажу… 5 или 6, я постоянно путаю (смеется). Потому что еще есть госсекретарь… Подождите, я перечислю. Максим Ярмистый, Светлана Даниленко, Любомира Мандзий, Полюхович, Стадный и Коржевский – 6. Плюс госсекретарь.
— Я уже видел, как вы работаете, с 8 утра до 9 вечера, еще и без выходных. Они столько работают?
— Более. Стадный ночует на работе. Шучу, конечно. Но это собственный выбор, и я его очень уважаю, потому что такой выбор дает результат. Я, конечно, не выступаю за какие-то там professional burnout. Люди тоже должны отдыхать. Но нагрузка, конечно, большая.
— В конце концов, ты на старте знаешь, куда идешь, и какая нагрузка тебя ожидает.
— Да. Все понимают, что турборежим распространяется на нас также. Хотим, не хотим…
— Лишь бы такая динамика работы не отразилась на качестве.
— Да, бесспорно. Но мы должны за этой динамикой также успевать. Если мы не успеваем с разработкой законодательных актов, то, считайте, что мы пролетаем со своими изменениями. Поэтому все работают быстро.
— Поговорим о религии и образовании. Александр Башук и еще двое читателей хотели бы знать, вернется ли МОН к строгому соблюдению ст. 35 Конституции? А именно: будет ли отменено решение предыдущего министерства относительно приравнивания дипломов (в том числе и о присвоении научных степеней и ученых званий) религиозных учебных заведений к научным, а также прекращение преподавания религиозных дисциплин (под разными названиями) в государственных школах целых регионов?
— У нас есть целая отдельная отрасль – богословие. И это не нечто такое, что придумала предшественница, предшественник или я. И мне кажется, что, решая что-то отменить или восстановить, мы должны иметь какую-то очень обоснованную и широкую дискуссию с этой общностью.
— А вы лично – верующий человек?
— Я лично – очень секулярный человек. Я, скорее агностик, который задается вопросами. Но я понимаю, что есть другие люди, с другими мировоззренческими и религиозными позициями. Которые надо тоже учитывать, а не исходить исключительно из своих мировоззренческих позиций.
С другой стороны, я считаю, что школа не должна навязывать какие-то религиозные взгляды детям. К этому я подхожу довольно однозначно.
— Мы понимаем, насколько это болезненный вопрос для религиозных общин.
— Бесспорно.
— Еще один болезненный вопрос – язык преподавания. Юлия Радостина спрашивает: «Каким образом МОН собирается контролировать выполнение закона «О языке» в школах, где преподаватели до сих пор преподают на русском?».
— У нас нет контролирующих функций над школами. Есть центральный орган исполнительной власти, который, среди прочего, имеет возможность осуществлять надзор и контроль. Но основная его функция – проведение аудитов и помощь для роста школ.
— Расскажите об этом органе, пожалуйста.
— Это государственная служба качества образования. И, собственно, они могут осуществлять такой аудит – как осуществляется преподавание в школе. Но это, в первую очередь, полномочия и задача директора — следить за тем, чтобы выполнялись положения закона.
Как бы кому не хотелось, мы не можем прийти в каждую отдельную школу и отругать каждого отдельного преподавателя за то, что он нарушает статью о языке преподавания в образовательном процессе. Но, как, по-моему, мы должны смотреть немножечко на более широкий контекст — то, как вообще происходит изменение.
Если вы сравните ситуацию сейчас и 6-7 лет назад, то бесспорно украинских классов в украинских школах стало гораздо больше. Особенно в тех регионах, которые традиционно являются русскоязычными. Поэтому я бы не поднимала здесь вопроса. Потому что любое агрессивное навязывание точно не приведет к желаемому результату.
— А теперь с помощью вопросов читателей мы будем двигаться от детского сада к науке. Спрашивает Александра Краплявокеани: «Детские сады — прогнившая и устаревшая система советского дошкольного образования. Это если бы динозавр обучал робота Софию. Вообще рассматривается ли тотальный пересмотр подходов к дошкольному образованию, приближение к финской и скандинавской системе?».
— Во-первых, я не соглашусь, что прямо все садики являются такими. Я бы все-таки дифференцировала. Поскольку есть, бесспорно, успешные кейсы дошкольных учреждений. И нужно поддерживать тех лучших. Поэтому мне кажется, что когда мы говорим о детских садах, надо отмечать, по крайней мере, вниманием, хорошим словом, тех, кто действительно впереди.
Но, бесспорно, дошкольники должны получить должное внимание — как его начало получать школьное образование с внедрением новой украинской школы.
И задача, которую мы перед собой ставим и уже начали над этим работать – это сочетание изменений в дошкольном образовании, которое логически предшествует школе, с изменениями в начальной школе.
О чем я говорю? Прежде всего, мы хотим обновить базовый компонент дошкольного образования. Это стандарт дошкольного образования, который определяет ожидаемые результаты. Что ребенок на выходе из дошкольника должен знать и уметь, какие в соответствии с возрастными особенностями навыки он должен был бы получить. Вот такой стандарт мы до конца года представим в новом драфте к обсуждению.
Также хотим до этого драфта дать такой чек-лист для родителей, для учителей в школе, который бы дал возможность посмотреть, согласно стандарту, действительно ли конкретный ребенок умеет, может. Как он чувствует себя в социуме; как владеет навыками самообслуживания. Все-таки ребенок впервые приходит в школу. С одной стороны, уже никаких экзаменов на поступление в первый класс нет…
— …но на практическом уровне он должен быть готов.
— Бесспорно. Но учитель в школе, который начинает работать с этим ребенком, должен видеть некое его портфолио, это я так грубо говорю. Он должен понимать, с какой маленькой личностью он начинает работать. Такой чек-лист мы хотели бы дать. Цель этого инструмента – просто дать учителям в школе и родителям больше понимания, что же ребенок получил от этого дошкольного образования.
Первый блок – это новое содержание. Также будем делать программы переподготовки воспитателей. Отдельная тема – новое образовательное пространство для садиков. Это тот путь, которым движется НУШ. По моему мнению, этот подход весьма правильный. Бесспорно, нужно начинать издалека, с педагогического образования. Но работать с теми педагогами, которые уже работают, тоже крайне необходимо. Поэтому будем делать курсы и тренинги по повышению квалификации.
И очень важно строить в целом комьюнити воспитателей. Чтобы они понимали, что к их профессионализму тоже есть внимание. Что мы заинтересованы в их профессиональном развитии.
— Начальное образование. Елена Волхонская спрашивает: Будет ли сохраняться подход по интегрированным предметам?
— Я считаю, что подход важно сохранить. Поскольку мы должны, наконец-то постепенно переходить к более тесным предметным связям и объяснять, показывать детям, как в мире физика и биология, или физика и химия сочетаются в тех или иных явлениях. Это очень важные вещи, чтобы у детей строилась целостная картинка мира. А интегрированное обучение дает эту возможность.
Сейчас почему очень сложно идет? Потому что, во-первых, у учителей мало опыта преподавания интегрированных предметов. Недостаточно материалов, недостаток понимания, как это доносить. Но это все вещи, которым нужно учиться. И мы готовы давать поддержку в таком обучении, чтобы учителя могли эти предметы преподавать.
— Другой вопрос. Считает ли министр нужным ввести аттестацию учащихся в начале учебного года, чтобы выяснить, насколько повысился или понизился уровень знаний учащихся за год упорного труда учителей и их учеников?
— В начале года? Нет. Такой возможности не рассматриваем.
— Очень много вопросов (пожалуй, блок самый популярный) относительно учебников. Родители поэтому спрашивают: «Как будет реформировано ИМСО? Пойдут ли на мороз люди, которые из года в год подписывают отстойные учебники с фактическими ошибками и антинаучными утверждениями?».
— Все у нас в министерстве давно убедились, что внедрение реформы настолько современной, правильной, прогрессивной, какова концепция новой украинской школы, — невозможно без сильных институтов, которые это будут делать. Мы можем сколько угодно искать партнеров классных и надежных — как Осветория, Британский совет, другие международные партнеры. Но должна быть сильная институциональная способность государства внедрять реформу. И такой институт должен быть.
Институт модернизации содержания образования — но, к сожалению, он таким не является. Но это вопрос к институциональной перестройке.
Что касается ИМСО (Институт модернизации содержания образования). Мы начали процесс трансформации, назовем это так. Что мы сделали за эти два месяца? Во-первых, еще в июле создан новый институт развития образования. Это новая организация, которая призвана непосредственно (и это записано в ее статусе) внедрять НУШ и выстраивать, развивать, создавать все компоненты, которые входят в НУШ.
— А именно?
— Прежде всего, содержание, образовательные программы, повышение квалификации учителей. Это будет непосредственной задачей всей институции. Мы, кстати, через неделю-полторы делаем пресс-конференции с презентациями этого нового учреждения. За эти два месяца оно получило свое положение.
Получило свою штатную структуру. Получило своего руководителя. Это Вадим Карандий, которого я назначила своим приказом. Чрезвычайно профессиональный человек, до этого он работал руководителем центра, заместителем министра. Принципиальный, ценностный человек, что самое важное. Задачей господина Вадима будет построить такое учреждение, которое готово будет внедрять НУШ в соответствии с его философией, не влезать в бюрократию.
Вообще-то бюрократия в нейтральных терминах – очень нормальное слово. Но у нас оно очень часто приобретает другой смысл. Это первое. Со временем это учреждение возьмет на себя учебники.
— Будете ли сокращать ИМСО?
— Да, я уже подписала соответствующий приказ о сокращении ИМСО на 120 штатных единиц. И на следующий год мы также планируем дальнейшую его постепенную трансформацию. Я не верю в радикальные резкие шаги, потому что они очень часто могут принести много вреда процессам, в частности, созданию и внедрению учебников. Потому что одно дело, когда учебник не очень хороший, другое – когда его вообще нет.
Чтобы вы понимали, экспертиза, отбор учителями, закупка, печать и развоз учебников — это процесс, который занимает, ровно 365 дней. Поэтому мы постепенно передаем функции. И следующий год мы посвящаем тому, чтобы полностью трансформировать ИМСО, максимально его сократить. И со временем также передать учебники новой структуре.
Почему это важно? Потому что я верю, что новая институция, имея новые подходы к экспертизе учебников и новый порядок отбора, который мы наработаем, сможет дать новое качество.
— Леся Радчук пишет: Как собираются улучшать качество учебников, закончится ли в английском языке эпоха непутевых учебников. О. Карпюк: Я так переформулирую вопрос возмущенной читательницы, будут ли какие-то альтернативы этим учебникам?
— Прежде всего, этот учебник выбирают учителя, мы же им его не навязываем. И это также вопрос привычки. Вот они привыкли с ним работать, они с ним работают. Поэтому нужно также проводить определенную просветительскую работу с учителями.
— Знаете, я как учитель английского языка в прошлом – должен согласиться с вами. Привычка — страшная вещь.
— Учитель имеет право выбирать учебник, и я не собираюсь это право забирать. И поэтому то, как формируется этот выбор, – это тоже важная история, с которой нужно работать. Это просто мой тезис, на котором я стою. Другой вопрос – это экспертиза учебников. Почему плохие учебники вообще попадают в варианты выбора учителя?
— Кто сейчас занимается этой экспертизой?
— Институт модернизации. Эксперты, которые там работают. Поэтому сейчас нарабатываем другие подходы к тому, как мы могли бы это делать. Пока я не готова презентовать детали. Но надеюсь, что со временем очень скоро мы можем отдельно об этом поговорить.
— «По украинской литературе — пишет эта же читательница – поражает выбор произведений даже известных авторов — самых депрессивных и скучных. История Украины — это вообще лютый трэш, помесь совка и вышивания, вообще далеки от объективной реальности. Собираются ли ревизовать программы и учебники?».
— Мы будем пересматривать сейчас государственный стандарт базового образования. Далее будем пересматривать стандарт старшей школы. Бесспорно, это будет иметь свое влияние… будет два новых стандарта, в соответствии с ними будут формироваться образовательные программы, учебные планы. И, бесспорно, это также коснется литературы.
Я считаю, что в украинскую литературу должны входить более современные писатели. Мы должны отойти от традиции страдания всего украинского народа, которые мы транслируем нашим детям через украинскую литературу. Таким образом, утверждая ложный тезис о том, что украинцы – это нация, которая обречена на страдания, слезы. Бесспорно, необходимо транслировать другие дискурсы и паттерны через литературу, ведь у нас есть очень великие писатели. Особенно современные, которые являются, мне кажется, лучшими художниками.
— А почему, по вашему мнению, независимой Украине идет уже 29-й год – а наше образование до сих пор дышит этим совковым воздухом? Несмотря на то, что учителя и преподаватели ездили за границу, общались, читали…
— Потому что кто-то должен всегда задавать тренд. Какое-то сообщество из агентов изменений должно проводить эти изменения. И вот сейчас, оно формируется. Сейчас оно получает какую-то субъективность, какой-то голос. И это просто нужно дальше поддерживать. Но, сорри, если все хотят перемен везде и сразу, то я разочарую – магии не бывает.
— Хотят. Причем во всех отраслях… Идем дальше. Павел Себастьянович, еще один известный блогер, спрашивает: «Когда родители смогут сами решать, чем и кто будет кормить детей в школах?». И Нана Абашидзе спрашивает: «Наступят ли такие времена, когда родителям позволят решать, что будут, есть их дети?».
— Очень правильный вопрос. Очень классный вопрос. Я благодарю за него. По-моему, здоровое питание – неотъемлемая часть безопасного пространства в школе, которое дает возможность нормально учиться и не калечить свое здоровье во время пребывания в школе.
Бесспорно, питанию необходимо оказывать должное внимание. Сейчас питание — это ответственность учредителя школы, самой школы, которые формируют подход к тому, как его организовать. И есть очень много вариаций, как это делать. А где-то питания вообще нет, оно не организовано. Где-то питание есть — но еду, никто не ест. Потому что на это просто смотреть тяжело, не то, что есть. А где-то есть очень успешные кейсы.
— А что вы ели, когда учились в школе?
— Я не ела в школе. Потому что еда была ужасной. Я ела булочку – и все. А еще в школе, когда я жила в Винницкой области и ходила в обычную общую образовательную школу, мы ели «Мивину» на переменах.
— Все ели?
— Ну, в столовке кто-то ел, что давали. Но я и многие это есть не могли. Потому что вид грязных тряпок и немытых столов рядом с кашей, он не очень привлекает. Поэтому все ели… это были годы легендарной «Мивины» и еще какого-то трэша из гастрономов.
И когда я училась уже в Киевском гуманитарном лицее, то, при всем уважении к этому заведению, который я безумно люблю, у нас также было все плохо с питанием. После второго урока нам давали пряники и сок…
— Пряники, видимо, такие дубовые?
— Да. Ну, мы их ели. А что делать? Там можно было купить что-то горячее — но оно тоже было довольно плохо организовано.
Что мы сейчас хотим сделать? В общем, все начинается с простого – какой у нас санитарный регламент. Что государство говорит, что в школе можно есть, что нельзя есть, какие продукты, какие калории. И это санитарный регламент, который они сейчас обновляют совместно с нами, с Евгением Клопотенко. Мы хотим обновить то, что даем как рамку питания в школе.
Далее это спускается на уровень местный. И школа, составляя меню, согласовывает его с санитарной службой. Школа должна согласовать меню. И еще на местах привыкли работать по старому меню.
Мы им хотим дать другие варианты того, каким должно быть школьное питание в рамках даже действующего санитарного регламента. Потому что можно же очень по-разному сварить кашу из овощей. Можно очень по-разному сварить суп. Он может иметь привлекательный, даже эстетичный вид. А может выдаваться таким, что его не будет песик дома кушать.
— Когда-то, готовя репортаж, я охотно ел обед в одной из киевских школ, возглавляемой нынешним образовательным омбудсменом Сергеем Горбачевым. Кстати, какие у вас с ним взаимоотношения, как работается вместе?
— Замечательные у нас отношения… Сергей, собственно, в своей школе внедрил новую систему питания вместе с Женей Клопотенком. И мы хотим дать просто понимание того, что это может быть по-другому, даже в пределах нынешних нормативных актов. Потому что надо добавить немножко любви в то, что мы кладем детям на тарелку.
Поэтому — новый санитарный регламент, новое меню. Параллельно с этим на следующий год мы хотим дать школам через субвенции средства на обновление пищеблоков. Потому что на самом деле это как с новым образовательным пространством. Можно очень по-разному закупить парту. Можно купить, и прикрутить к полу. А можно купить современную мобильную парту, которая будет подниматься, складываться, нагибаться, в соответствии с потребностью образовательного процесса.
Две недели назад я была в Мариуполе. Мы ездили в обычную новую школу, которую город модернизировал, сделал ремонт, полностью все с нуля. Я вам сейчас просто покажу, чтобы вы видели, что может быть. (Показывает корреспонденту «Цензора» фото на своем телефоне). Вот умные люди, которые думают наперед. Такой вид имеет столовка обычной мариупольской школы. Что они сделали? Купили гигантские пароварки. Здесь можно выбрать блюдо, которое ты хочешь приготовить из мяса, так же в пароварке. Полностью всем новым оборудовали. И вот такая кухня, все новенькое, стоила всего миллион двести!
Я считаю, что это немного, учитывая эту современную технику. Вопрос просто, какую технику мы закупаем и под какие нужды. Можно купить 20 кастрюль — и с ночи до обеда варить в них кашу. А можно купить современную пароварку, которая тебе за три часа приготовит все на школу.
И что хочет сделать Мариуполь? Они хотят расширить такой подход. Сделать еще одну такую большую кухню, которая будет готовить еду для всех школ, которые есть в городе, — и развозить. За ночь они подготовили все и утром просто развезли. Оно свежее. Оно приготовлено в нормальных условиях. И это экономически выгодно. И этот вопрос — это пример того, как думает организатор этого процесса на месте.
И на следующий год, давая деньги под модернизацию школ, в том числе на пищеблоки, мы хотим дать школам варианты того, как это можно организовать. Если кто-то не хочет думать, мы ему расскажем, какой может быть вариант в зависимости от ваших условий. Например, у вас вообще нет пищеблока. Вы можете организовать процесс питания как этот. Если же у вас он есть, но старый – обновите, пожалуйста, вот вам рекомендации, что можно закупить.
Поэтому думаем над вариантами, как это презентовать комплексно на местах, работаем над меню вместе с МОЗ, с Евгением Клопотенко.
— Английский язык. Олег Сластенов пишет: «Катастрофическая нехватка или очень большая текучка учителей английского языка в младших классах связана с зарплатой учителя, с нежеланием учителя преподавать, еще с какими-то причинами? Почему такое происходит?».
— Потому что мы платим учителям очень маленькую зарплату. Притом, что, зная английский язык, ты можешь пойти на другие работы, которые лучше оплачиваемые, чем учительская.
— Анна Шаинская спрашивает: «Планируется ли организация родительских комитетов школ в общую организацию, типа PTA в США? Потому что даже в городах с хорошо обеспеченными школами материальная помощь родителей — не лишняя, когда деньги идут на конкретные цели конкретной школы. Когда все осваивается официально, по счетам и по бюджетам, проще контролировать приход/расход средств и целевое их использование».
— У меня нет желания браться за развитие государственного надзора за родительским самоуправлением. Мне кажется, что это сообщество должно самоорганизоваться. А наша задача – дать родительскому самоуправлению полномочия. Это то, что вкладывается в закон о полном общем среднем образовании.
Но централизовать это я пока не вижу необходимости. Этот процесс продолжается, говорю об этом, глядя на активность родителей, которые очень часто являются нашими партнерами, и с которыми мы консультируемся. Мне кажется, что родители все больше получают голос. Другой вопрос, чтобы это было тоже цивилизованно, чтобы мы не заходили в крайности.
— Относительно вузов. Алексей Скорик говорит: «Министр сказала, что переселенцам надо открыть доступ к учебе во всех вузах. Понимает ли она, что после этого нужно будет закрыть все вузы, которые выведены из ОРДЛО, потому что в них никто не будет учиться, потому что они размещены в глухой восточной периферии? И понимает ли она, что, таким образом, будет уничтожена институциональная образовательная система Донбасса (не будут какие-то вузы восстанавливаться после окончания войны).
Какое решение она имеет, и провела ли консультации с представителями восточных и крымских вузов ТНУ? То, что не проводила, мы знаем доподлинно» — завершает свой вопрос господин Скорик. Что скажете?
— Действительно мы еще не имели встреч со всеми перемещенными университетами, планируем это. Извините, я в течение 2 месяцев не могу успеть встретиться со всеми. Но, по моему мнению, здесь вопрос не имеет однозначного простого ответа. Как нет простого ответа на ни один из вопросов, который касается Востока. И ни один из них не является таким, что устраивает всех.
Бесспорно, автор прав, что перемещенные университеты за счет того, что доступ у них тех наших граждан, которые проживают на неподконтрольных территориях, был упрощен, — выигрывали от этого. Потому что у них был такой гарантированный контингент, хотя и небольшой на самом деле. Хотели бы, чтобы он был больше. И они за счет какого-то особого статуса и выживают в том числе.
Но я бы советовала автору также посмотреть, это не имеет определенной формы дискриминации, что мы фактически создаем условия для доступа лишь для отдельных учреждений высшего образования. Я понимаю, от чего возникают такие вопросы. Потому что, будем откровенны, на неподконтрольных территориях есть очень много людей, которые эту страну не любят и откровенно желают ей самого худшего. И, бесспорно, давать доступ им просто так к украинскому высшему образованию — тоже не является правильным.
Но, друзья, мы, же мыслим в тренде того, что мы боремся, в первую очередь, не за какие-то призрачные вещи, а за людей. За людей и территории, бесспорно, потому что это наш суверенитет. Но люди – это основное. И поэтому дать им доступ к образованию, которое является большим инструментом интеграции – чрезвычайно важно.
И я говорила об этом, когда выступала на форуме. Звучал этот тезис, мы должны начинать дискуссию о том, как нам расширить доступ к украинскому образованию. Потому что прошло 5 лет — и мы имеем такой результат. У нас количество поступающих лиц с неподконтрольных территорий — небольшое. Из Крыма поступает всего 250 человек.
Есть очень много вопросов, которые можно задать в ответ на такие вопросы. Я готова на откровенную дискуссию. На следующей неделе имеем внутреннюю рабочую встречу относительно результатов визита в Мариуполь и относительно целостной рамки того, как мы работаем с образованием на востоке. Далее будем иметь совет ректоров перемещенных учреждений высшего образования. Будем думать, как мы можем ситуацию все-таки немножечко изменить.
— Вопросы относительно плагиата. Родители интересуются: Плагиат — с этим беда, начиная со школы и заканчивая научными кругами. Ни одно дело по плагиату так и не завершилось громким расследованием и наказанием, а обличителей преследуют.
Более того, есть такой Сергей Бабак, председатель комитета по вопросам образования, науки и инноваций. В его научной работе нашли несколько признаков плагиата. В ответ он откровенно угрожал физической расправой всем, кто об этом говорил. Никаких расследований не произошло. Означает ли это, что и эта команда будет благополучно покрывать лептонных богов и откровенный плагиат?
— Я лично покрывать плагиат не собираюсь. Но в целом институционально это вопрос Нацагентства по обеспечению качества высшего образования, а также судов. Именно они должны выносить то или иное решение.
Я являюсь председателем аттестационной коллегии министерства, которая является тем органом, который утверждает присуждение званий. Мы провели только одно заседание. Обновили ее состав, принципы работы. Провели первое заседание. И я лично гарантирую, что буду придерживаться принципов, что ни один сомнительный совет, ни одна сомнительная работа, к которой есть вопросы, не будет получать положительного решения на коллегии, которую я возглавляю. Я могу отвечать за то, что курирую я.
— Вы можете отвечать за то, чтобы сделать моральный климат в вузах, прежде всего, нетерпимым к таким явлениям. Есть в России штука под названием «Дисернет». Это не официально зарегистрированная организация, а просто сообщество людей, которые умеют находить плагиат, знают про эти кейсы и в интернете их разоблачают…».
— У нас будет национальный репозитарий академических текстов, который будет содержать все научные работы. И будет возможность проверять, не списана ли эта работа, не были извлечены из нее какие-то куски и переброшены в другие и так далее. Это была идея еще предыдущих министров, дальше этим занималась Лиля Гриневич. Сейчас наша задача — довести это до конца и запустить этот репозитарий.
— Журналистка «Цензор.Нет» Ольга Скороход спрашивает о новых требованиях к обнародованию результатов диссертации. «Гуманитарии небезосновательно заявляют, что их интересы не учтены, — говорит она. — В частности монография присоединяется только к одной статье, хотя у гуманитариев монография может стоить нескольких диссертаций. Есть ли планы в дальнейшем это скорректировать? И какие планы по реорганизации Академии наук?».
— Мы готовы пересматривать этот порядок. Поэтому, если есть предложения, пусть корреспонденты присылают. Что касается планов реорганизации Академии наук, то отмечу сразу, что Министерство образования не курирует Академию наук. Национальная академия является самоуправляемой организацией в соответствии с законом. Поэтому мы не принимаем решения, реорганизовать их или нет. Однако вопрос, который мы поднимаем, — это эффективность организации всей науки Украины.
5 ноября мы провели первое заседание Национального совета по развитию науки и технологий, который возглавляет премьер-министр, и который состоит из научного сообщества, признанных исследователей, ученых. В том числе туда входят и Академия наук, отраслевые академии и министерство образования.
И один из вопросов, который поднимался – это то, что нам действительно необходимо начать работу над реформированием того, как организована наша система организации науки. Премьер дал поручение до 15 декабря совместно всем наработать варианты того, как система может быть модернизирована, реформирована. Сейчас садимся, готовим эти предложения.
— Олег Галайдич спрашивает: «Львиную долю мировой науки двигают аспиранты и постдоки. В Украине же возник огромный вековой провал, ибо стимулов профессиональных, финансовых, которые бы делали исследовательскую работу в Украине привлекательной для молодых ученых, на системном уровне нет. Как планирует министерство заполнить этот пробел? Будут ли какие-то инициативы по созданию условий, при которых молодые ученые, которые уезжают на PhD или Postdoc за границу (а таких много), начали рассматривать возможность делать исследования?
— Классный очень вопрос. Поддержка молодых ученых является одной из подцелей нашей программы действий правительства. Мы ее, в частности, будем реализовывать через создание программ постдоков. Мы уже для этого создаем рабочую группу, которая будет нарабатывать варианты, как это можно сделать.
И второе. Бесспорно, будем двигаться по пути больших грантовых возможностей именно молодых ученых. Это очень правильное замечание. Об этом говорит, что у нас есть поддержка молодых ученых, до 35, а дальше – все-таки провал. И этот gap мы хотим заполнить в том числе — через эти два инструмента, поэтому начали над этим работать.
— И последний блок. Он такой мировоззренческий. Во-первых, Вера Зваан, председатель правления фонда «Украинцы в Нидерландах», пишет: «Сколько украинских зарубежных школ существует на сегодня? Есть ли у министерства стратегия развития украинских школ диаспоры? Актуальный вопрос на сегодня в связи с большой миграцией и важностью сохранения национальной идентичности, языка среди детей мигрантов».
— Спасибо за вопрос. Здесь есть два больших нюанса. Именно украинских школ как юридических лиц у нас две. Одна из них в Латвии, в Риге. Другая – в Казахстане. Это юридически признанные местным законодательством украинские школы.
Другой формат работы таких школ – это субботние или воскресные школы, которые очень часто просто функционируют как общественные организации. Они по своему статусу не являются юридическими лицами. Но они предоставляют образовательные возможности украинцам, которые живут за рубежом. Особенно в Португалии, в Испании, в Италии, где имеются крупные сообщества наших трудовых мигрантов. В этом году мы впервые в рижскую украинскую школу отправляем двух украинских преподавателей по ее запросу.
Они сказали, что им нужны преподаватели (если не ошибаюсь) музыки и географии (не помню). Мы разработали порядок, как мы будем это делать. Заложили деньги в бюджет. В этом году учителя туда уедут. Украинские учителя будут там жить, преподавать, мы им будем платить заработную плату. Также поддерживаем эту школу в Латвии оборудованием. Кстати, президент ездил туда в начале октября и передавал им компьютерное оборудование.
Почему сложно поддержать так же другие подобные школы? Потому что это не школы как таковые. У нас фактически нет контрагента. И вот этими общинами занимается Министерство иностранных дел, которое поддерживает общественные организации, в том числе предоставляющие образовательные услуги, назовем их так.
И пока мы еще в дискуссиях с МИД о том, как бы мы могли так сделать, чтобы эти школы получали и учителей и возможности как-то организовать свою работу. Но мы всегда помогаем с учебными материалами. Если нуждаются в учебниках, мы их передаем. В какой-то степени этот вопрос закрываем. Но этого недостаточно и надо думать над дальнейшими формами сотрудничества.
— Татьяна де Бруин, еще одна украинка, которая уже давно живет в Нидерландах, и к тому же – педагог, спрашивает: «Приезжая домой в семью, часто слышу, что в Украине собираются вводить «европейскую систему образования». Так ли это? Если да, то, что конкретно имеется в виду? Ведь никакой единой европейской системы не существует? Европа — не является чем-то монолитным и гомогенным.
Система образования в Голландии кардинально отличается от таковой в Германии или Великобритании. Слышала, что за основу берется Финляндия. Но почему? Ведь это специфичная страна с очень маленькой плотностью населения. Отсюда и особенности образования, дети по одному за партой, разные возраста в одном классе. Подобные нововведения также требуют серьезных денежных вливаний».
— Система среднего образования всегда имеет глубокие национальные особенности. Однако сейчас во всем мире идет дискуссия о том, каким должно быть образование, чтобы отвечать на вызовы 21 века. По результатам исследования PISA Финляндия считается одной из тех стран, которая смогла построить систему наиболее правильно. Здесь дети не просто зазубривают информацию, а могут использовать ее для решения реальных жизненных задач и это чрезвычайно важно.
Наше дело не перенять финскую систему – это просто невозможно, а приумножить наш положительный опыт их методиками и практиками, чтобы наши дети были конкурентоспособными в современном мире. К сожалению, сегодняшнее школьное образование в Украине не дает максимума результата для наших детей.
— И, продолжая эту же дискуссионную линию, Сергей Шевченко, уважаемый преподаватель из Сум, интересуется: А почему бы, вместо того, чтобы перенимать что-то вырванное из контекста «Европы» – не создать свою методическую школу? Ведь что-что, а образование при Советском Союзе было одним из лучших в мире, методическая школа и традиции были очень сильны.
— Образование Советского Союза было очень хорошим, но исключительно для реалий Советского Союза. Сегодня это образование мертвое. Перед нашими детьми встали новые цели и новые задачи, связанные с глобализацией, роботизацией и другими сложностями современного мира. Это не значит, что наши методические наработки нужно отбросить. Например, труды Василия Сухомлинского чрезвычайно созвучны идеологии Новой украинской школы, во многом в реформе мы опираемся именно на них.
Поэтому, безусловно, мы должны сделать свой подход к образованию, но сегодня в современном мире, ни одно научное новшество не создается в изоляции – обмен опытом приумножает возможности, и мы должны использовать это, в частности, для развития наших школ.
Автор: Евгений Кузьменко
Источник: «Цензор.Нет»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.