Готовится ли к увольнению министр, почему Украине не стоит быть слишком открытой в торговле, какой должна быть «нормальная» роль банков, что с дешевым кредитованием, а также кто из депутатов ходит к Петрашко по вопросам госпредприятий.
Игорь Петрашко – бывший инвестбанкир, который с 2013 года работал в одном из крупнейших агрохолдингов страны Ukrlandfarming Олега Бахматюка. Первую попытку попасть на государственную службу Петрашко предпринял в 2014 году. Тогда он участвовал в конкурсе на председателя Государственной фискальной службы, но борьбу за право руководить ведомством проиграл печально известному Роману Насирову.
Впрочем, Петрашко все-таки попал на государственную службу. В марте 2020 года он возглавил Министерство экономики в обновленном правительстве, заменив Тимофея Милованова.
Риторика министра достаточно контроверсионная, его цитаты быстро расходятся в различных экспертных кругах и часто подвергаются сокрушительной критике. Складывается впечатление, что министра часто интерпретируют не так, как ему хотелось бы. Петрашко хочет иметь высокую инфляцию, низкие ставки по кредитам для бизнеса и верит, что это возможно, ссылаясь на американский опыт.
Активное кредитование министр предлагает даже после работы в агрохолдинге Бахматюка, который является одним из показательных примеров, почему к кредитованию стоит относиться осторожно.
По информации источников ЭП, в 2019 году НБУ в своих внутренних документах оценивал общую задолженность Бахматюка по связанным с ним кредитам на более 80 млрд. грн., которые он должен иностранным кредиторам, НБУ, Фонду гарантирования вкладов, госбанкам и которые вряд ли когда-то будут выплачены в полном объеме.
Впрочем, министр считает, что именно оживление кредитования является одной из наиболее эффективных «таблеток» от сегодняшней стагнации.
В последнее время фамилию Петрашко часто упоминали в контексте кадровых изменений в Кабмине. По словам собеседников из «Слуги народа», президент Владимир Зеленский обещал на заседании фракции, что министр экономики в ближайшее время будет уволен. С тех пор прошло больше месяца, и Петрашко до сих пор работает в здании на Грушевского.
О возможном увольнении, фундаментальных реформах и аборигенах с погремушками
— По-вашему, сколько вы еще времени пробудете в должности?
— Сколько Бог даст. Нет никаких вещей, которые вечны. Мы пришли сюда, чтобы сделать какую-то работу, чтобы помочь стране, и это не шутка. Я человек из бизнеса, до этого на государственной службе не работал. Сколько потребуется, столько и будем работать.
— Говорят, вас могут уволить уже в ближайшее время.
— Я в принципе не держусь за должность. Это увольнение больше какие-то слухи и общие разговоры. Вы же сами знаете, что озвучивались какие-то общие вещи, которые потом раздувались прессой.
– По нашей информации, вопрос о вашем увольнении поднимался на встрече президента с фракцией. Он обещал депутатам, что министра экономики вскоре заменят. О замене говорили и сами депутаты.
— У нас такой информации нет.
– Один из ваших предшественников на этом посту Павел Шеремета, который пришел сюда сразу после Революции достоинства, поставил простой, но точный диагноз экономике Украины, что система не работает. Есть ощущение, что за пять лет кардинально система не изменилась.
— Система, разумеется, всегда меняется очень сложно и Украина в таких постоянных вызовах. Однако фундаментальные изменения системы происходят. Они происходили и в 2015-2016 годах, происходят и сейчас. С точки зрения экономического формата: в 2014-2015 годах было заложено ошибочное мнение, что будет полностью открыт либеральный внешний рынок, и он будет работать, как пишут в книжках. Такого не бывает.
Все страны занимаются защитой своих территорий, стимулированием своих производств, размещением производительных сил на своей территории, социальной ответственностью. По моему мнению, это фундаментальная ошибка, детский «розовый» оптимизм. Поэтому наши системные реформы – это осознание, что любое государство уважают, если оно имеет сильную позицию, сильную и стабильную элиту.
В 2004 году, когда я учился в Соединенных Штатах, экспорт украинских товаров на внешние рынки составил примерно 33 млрд. долл., а сейчас, через 16 лет, он увеличился, но не настолько, как бы нам хотелось.
— Почему так случилось?
— Нас выжимали с рынков. Мы были как те аборигены с «погремушками». Нам привозили деньги и говорили, вот ваш кредит, покупайте теперь наши автобусы, наши куклы, наши машины и все остальное. Мы говорили, что супер, как красиво. В это время закрывались предприятия, закрывались направления, люди теряли работу и выезжали за границу.
Мы полностью открыли рынки. У нас, наверное, худшие условия в рамках ВТО в мире или одни из худших. У нас была ложно построенная модель, по которой мы полностью открыли рынки. Поэтому мы сейчас работаем с такими плачевными последствиями.
Сырьевого экспорта – больше, новых технологий и малого бизнеса – меньше. Что Украине надо менять?
— Вы говорите, что происходят фундаментальные изменения. Какие?
— Были хорошие вещи, сделанные в сфере дерегуляции, в реформе публичных закупок. ProZorro – хорошая система. Были приняты законопроекты, которые нам нужно воплощать. Много чего хорошего принимается, но часто не воплощается, те, же концессии. В целом в стране, где более 40 млн. населения, невозможно точечными проектами достичь устойчивого экономического развития. Оно возможно только в балансе крупного бизнеса, среднего, малого и микробизнеса.
Малый, средний и микробизнес – это основа трудоустройства, это основа для заработков людей, для регионов. Крупный бизнес — это исследовательская база, экспорт, сложные технологические решения, участие в кооперации. Только в комбинации всех этих факторов можно построить большую успешную страну. Нужны комплексные решения.
— Необходимы фундаментальные комплексные реформы. Государство должно создать предпосылки, например, в виде дешевого кредитования, но как это коррелирует с настоящим? Вводятся государственные программы, есть попытки в ручном режиме снизить ставки. При этом никаких предпосылок для появления на рынке дешевых и длинных денег нет. Более того, правительство снова делает все для того, чтобы этого не произошло в ближайшие пять лет, наращивая дефицит бюджета и создавая предпосылки для очередного долгового кризиса.
— Это сложный вопрос. На самом деле у нас много таких дискуссий и дебатов, как лучше сделать комбинацию этих решений, потому что принятие каких-то решений в одном направлении создает проблемы для других. Если мы говорим, скажем, о кредитовании, о той же эмиссии денег, то все это мифы. У нас нет эмиссии денег.
Что такое эмиссия денег? Эмиссия денег — это когда идет дополнительный выпуск. Сегодня банки не используют существующие средства, которые они имеют. Они размещают их на депозитных сертификатах НБУ или имеют избыточный капитал.
Соответствующие цифры колеблются в пределах 110 млрд. грн., которые просто держатся на счетах НБУ, короткая ликвидность и еще остаточная избыточная капитализация на уровне 50 млрд. грн. Просто надо, чтобы они активнее использовали этот запас.
Также есть чрезвычайно дорогой государственный долг. Нет никакой проблемы в том, что Украина имеет одно из самых низких соотношений госдолга к ВВП, если учесть теневой сектор.
С учетом этого у нас вообще одна из лучших цифр в мире, не учитывая азиатские страны, Ближнего Востока или России, которые являются ориентированными на ресурсы и не имеют большого международного долга. В Японии, например, долг 240% ВВП, но в них обслуживание 0,1% или 0,01%. Понятно, что при таких обстоятельствах они себе могут позволить.
У нас при 60% долга к ВВП обслуживание где-то на уровне 10-12%. Мы понимаем, насколько огромна и несоизмерима диспропорция у нас по обслуживанию долга. И это объективно произошло.
О дешевом кредитовании, изменениях в НБУ, курсе гривны, который «рухнул», ОВГЗ и инсайдерских операциях
– Так называемые маастрихтские критерии, которыми допускается 60% госдолга к ВВП, вероятно, не очень подходят для Украины. У нас проблема не в теоретическом соотношении, а в зависимости бюджета от заимствований на рынке ОВГЗ и государственных банков, а в государственных банках – от процентных доходов по ОВГЗ. Представим, что у государственных банков, в портфеле которых около 300 млрд. грн. ОВГЗ, исчезает возможность получать ту доходность в районе 10%, которая есть сейчас. Как им обслуживать свои пассивы? Эти средства не просто так не идут на кредитование, риски…
— Перераспределение из непродуктивного в производительный сектор. Посмотрите доходность банковской системы за прошедшие годы. Она зашкаливает. Или она должна быть такой? Посмотрите в Евросоюзе и Соединенных Штатах, банки работают на уровне маржинальной рентабельности, то есть имеют реальные проблемы с доходностью. У нас они зашкаливают. Из-за чего? Из-за того, что есть перераспределение денег. Они должны были бы кредитовать, брать риски. Это ненормально, когда основными донорами бюджета, в том числе являются государственные банки.
Рынок начал частично выравниваться, потому что остальная часть проблематики – это пассивы банков, которые уходят с депозитов. Депозиты сейчас по доллару – 0,1-0,2%, здесь у нас почти как в ЕС и США. Банки берут у населения ресурс и ничего за это не платят.
— Для гривны такие ставки невозможны…
– Для гривны – это вопрос. Всегда. Инфляция, ставка, обслуживание. Если мы привлекаем средства в Соединенных Штатах или ЕС, инфляция на долларовый депозит берется тоже там, в Штатах вообще ничего не платится – 0,1% или 0,2%. Инфляция же выше в Штатах, где-то 1,3%. У нас очень серьезные «аналитики» рассказывают, что не может быть гривневая ставка ниже инфляции. Может быть. В Соединенных Штатах еще 20 лет назад действовал закон, который ограничивал даже депозиты.
Там немного другая логика была, но одна из идей была в том, чтобы не создавалась искусственная конкуренция, чтобы банки, не тратя дорогой ресурс, не шли, потом в дорогие рискованные проекты и не теряли деньги. Мы понимаем, что баланс, ресурсная база состоит из двух частей: той, к которой нужно привлечь средства у населения – долларовые депозиты уже там, и в гривне мы движемся.
Нам надо быстрее двигаться к тому, чтобы ставки по депозитам были существенно ниже. Сейчас все равно ставки существенно ниже, чем, например, в 2007-2008 годах. Они уже не являются для большинства населения инструментом для накопления, но они являются сопротивлением для кредитования. Если мы посмотрим на ставки депозитов западных банков, там вы уже не увидите ни 8%, ни 9%, ни 10% в гривне.
Реформа банковской системы не завершена. У нас большинство банков, которые были проблемными в 2014 году, такими и остались. Вы посмотрите, кто продолжает платить высокие проценты. Мы знаем, чем это завершается… государству нужно реформирование банковской системы, но мы говорим о том, что база должна выравниваться, и это даст возможность кредитоваться. Почему она не падает? Это курица или яйцо?
Предыдущие политики по привлечению государственных средств были, я считаю, тоже не совсем правильными. Минфин вынужденно создавал сильный спрос, банки держали сильный процент, потому что они размещали, они зарабатывали свою маржу. Для чего им был весь этот процесс? Была такая помешанная система. Нигде, ни в Евросоюзе, ни в Соединенных Штатах она так не работает. Национальные банки выполняют активную роль в монетарной политике. У нас единственным таргетом была инфляция, чего нет ни в одной монетарной стране мира.
Поэтому я очень рад, честно говоря, что сейчас Национальный банк изменился, есть новая концепция политики. Мы движемся в большей степени в направлении США.
– Вы говорите, что после смены руководства Нацбанка начала меняться ситуация. В чем это проявляется? Что добавляет вам оптимизма?
— Само общение, понимание того, что есть диалог, новые основы кредитной денежной политики, одобренные Национальным банком, советом НБУ. Это все правильные вещи. Они, разумеется, не будут происходить за день, но это сигнал. Мы уже видим этот сигнал: реагируют банки, реагируют рынки, начинают создавать кредитные департаменты в коммерческих банках. Все понимают, что будет расти кредитование реального сектора экономики. Рынками управляет ожидание.
Раньше было ожидание, что тебя душат. Сейчас, мне кажется, немножко отношение бизнеса другое – получили надежду. Будет ли оно реализовано – трудно сказать, но мы сделаем все для того, чтобы такая политика была реализована.
— Разговоры с банкирами свидетельствуют, что они взвешенно относятся к своему риск-менеджменту. Это вполне оправдано, потому, что они должны людям отдать средства. Более того, они говорят, что мы с удовольствием кредитовали бы реальный сектор экономики, но за хороших корпоративных клиентов идет драка, очень большая конкуренция. Где их взять банкам?
— Это частично манипуляция и частично – правда. Вы спрашиваете об этом банки, которые абсолютно комфортно себя чувствовали в последние четыре года, зарабатывая на ОВГЗ. В таком случае не надо держать ни филиала, ни людей, ни риск-менеджмента, ничего другого, поэтому понятно, почему они комфортно себя чувствовали в этой ситуации.
Что значит для них хороший клиент? Спросите хороших клиентов, могут ли они взять на десять лет проекты по строительству, например, на элеваторы, или на машиностроение. Никто не даст. Они хорошие клиенты, но клиенты не хотят брать на 6-12 месяцев под оборотный капитал.
Я просто не буду называть банки. Мы встречались с западными банками, у них лимиты на страну, которые меняются только с ростом ВВП и с изменением рейтинга. Там сложнее ситуация, но они также это обсуждали, и для них не только учетная ставка является стоимостью ресурса, а также конкурентная среда между другими банками.
Откуда клиентам взяться? Клиенты будут при нескольких предпосылках. Одна из них — альтернативные возможности. Есть банки, есть клиенты, у них есть определенное количество денег, например, 100 грн. Банк говорит, что я 70 грн. могу разместить в ОВГЗ, у меня стабильный доход. Остается 30 грн., и на эти деньги я бы хотел прокредитовать трех-четырех клиентов. Все, они дальше не двигаются, потому что Нацбанк забирал часть, остальное на ликвидность, или банк мог перевести остатки также в ценные бумаги.
Банки были полностью замкнуты. Меняется парадигма, и мы говорим, что основная задача банков – кредитовать бизнес или не кредитовать. Если вы просто храните деньги людей, храните и не кредитуете, тогда и людям вы не сможете платить. Но не зарабатывайте снова на государстве. Это неправильный, ошибочный подход. Теперь банки смогут выполнять свои нормальные роли, и в этом я вижу основные сигналы Национального банка.
— Значит, кредитование должно увеличиваться благодаря уменьшению привлекательности ОВГЗ?
– Благодаря уменьшению ОВГЗ, благодаря более активному участию Национального банка, благодаря снижению процентных ставок через репрофайлинг, который займет, разумеется, не один месяц или два, но это будет долгая стратегия. Благодаря изменению частичных требований по резервированию, если будет такое решение НБУ по определенным направлениям. У нас до сих пор была одна из самых зажатых банковских систем мира.
Благодаря облегчению, приведению в соответствие с европейскими нормами операций по выводу и вводу капитала. Чтобы предприниматель не давал кипу документов в банк, которая потом шла в НБУ, и только потом твои средства выпускали. Такого нигде нет. Почему у нас ИТ-сектор развивается хорошо? Потому что нет регуляции. Все нормально, зарплаты платят, люди работают, но не с украинскими банками в основном. У нас почему-то считается, что все украинцы, украинский бизнес — это плохо.
5 млрд. долл. примерно зашло в ОВГЗ. Мы же понимаем, все же умные люди, что это краткосрочные инвестиции. Мы понимаем, что эти деньги зашли спекулятивно, но мы должны понимать, что их будут забирать. Это не инвестор, мы должны это понимать. Надо было все выкупить в резервы. Выкупили, но выкупили где-то 2,5 — 3 млрд. Из-за этого произошел спекулятивный рост курса гривны. Потому что это не инвестиции. Если инвестиции, их можно не выкупать.
Вы понимаете, что через полгода – год эти деньги будут забираться. Все пять миллиардов до копейки должны были быть выкуплены, курс должен был к тому времени быть поддержанным по 28, не было предпосылок для усиления. Манипулируют, говорят, что приходили инвестиции. Приходил спекулятивный капитал! Что создали? Курс 23 грн. за долл., «бахнули» всех наших экспортеров на конец года — металлургов, аграриев, когда им надо активно продавать продукцию, и все. Частично банки поживились на этом.
Частично поживились нерезиденты на ОВГЗ, которые тоже не совсем довольны, потому, что имеют проблему с ликвидностью, с выходом. Но, знаете, все недовольны и все потеряли.
— Это были инсайдерские операции?
— Я считаю, что инсайдерские.
– В рыночных экономиках подобные вероятные манипуляции проверяют соответствующие органы. Есть законы, которые это регламентируют. Идут ли разговоры на уровне правительства и президента о введении этих фундаментальных вещей?
— Мы воюем. Видите, какая идет война за службу финансовых расследований, за орган, который должен упростить бизнесу жизнь…
— А вы, на какой стороне в этой войне?
— Я вообще на стороне бизнеса. Еще недавно я работал именно в этом секторе.
— Принятый в первом чтении законопроект по Бюро экономической безопасности оптимальный?
– Надо принять закон, который бы убрал дублирующие функции и уменьшил влияние правоохранительных органов на бизнес.
О защите «химиков» Фирташа и пересмотре условий торговли с ЕС
— Как вы считаете, экономическую часть Соглашения об ассоциации Украины с ЕС надо пересмотреть?
– Надо. Я большой сторонник европейской ассоциации, особенно сейчас, во времена экономических блоков. Страны не будут выживать индивидуально, кроме больших стран, таких как Китай или Соединенные Штаты. Страны ЕС – в основном малые страны, даже если отдельно брать Германию, Францию, Испанию или Италию. Это большие страны, но малые по сути, но в глобальном масштабе ЕС – огромный, это номер один, дальше – США, Китай и другие. Украина не может не быть частью блока.
Вместе с тем, пять лет прошло со времен подписания Соглашения об ассоциации, пять лет так называемого stand still, когда не пересматривались условия. Так что сейчас это нормальный процесс, начинается пересмотр, дискуссия. Многие европейские компании уже работают в Украине. Они понимают, что для них это лучше иметь здесь площадку, они заинтересованы в свободной торговле. Так что у нас уже есть свои союзники.
Правда, мы очень маленькие потому, что наша экономика маленькая и в целом у нас мало союзников, но их становится больше. Опять же, мы не за «покупай украинское», а за «производи в Украине». Представители европейских компаний, с которыми мы встречались, говорят, что локомотив «Украина» нуждается в кардинальном обновлении. Это касается всего, в том числе инфраструктуры. Это для европейских компаний клондайк. Они не заинтересованы, чтобы сюда пришел Китай. Деньги в мире не проблема, нужны нормальное понимание и условия.
Чтобы не было так, что европейская компания построит здесь завод, будет претендовать на тендер, а придет компания с Востока и даст на доллар больше. Такого не должно быть. Поэтому экономический блок с Евросоюзом чрезвычайно важен. Мы будем его пересматривать – усиливать, чтобы увеличивать объемы торговли по подавляющему количеству позиций.
— Можете ли объяснить вашу позицию по защите украинского производителя на примере химзаводов Дмитрия Фирташа?
— Мы пришли в апреле и начали это анализировать. Мы этот вопрос, если вы заметили, выносили в публичную плоскость и инициировали дискуссию, а не просто приняли решение. Когда мне принесли расчеты, мы увидели, что в 2019 году были основания для введения защитных пошлин, но тогда их не вводили. Оснований в 2020 году не было.
— Что в расчетах? Значит, в прошлом году надо было защищать?
— Да, я бы защищал украинских химиков в прошлом году. В этом году была уникальная ситуация, и мы увидели другую статистику, из-за чего у нас дискуссия затянулась. Объективно доля украинских производителей начала расти. Сейчас статистика показывает, что наши химики нормально экспортируют, и доли рынка распределились. Это связано отчасти с коронакризисом и с тем, что вопросы так называемой конкуренции были преувеличены. Аграрии справедливо говорили, что у них цена на FOB в Украине выше, но от того количества импорта цена не зависела и сейчас цена не упала.
Мы считаем, что производитель-импортер — это что-то такое эфемерное. Нет, есть еще трейдеры. Если трейдеры концентрируют весь импорт, то они не заинтересованы в том, чтобы цены падали. А у нас есть существенная монополизация по трейдерам. Это проблема, в которой будет разбираться Антимонопольный комитет. Чтобы цены сейчас двигались вниз, надо что-то решать с количеством трейдеров, с прямыми контрактами.
— Что вы скажете о проигранном деле по аммиачным удобрениям в арбитраже ВТО? По этому решению Украина должна была до 15 сентября убрать защитные пошлины, введенные против российских поставщиков удобрений, но этого не сделала.
— Дело и впрямь было проиграно несколько лет назад. Мы согласовали в рамках ВТО комфортные для нас сроки и условия выполнения этого решения. Мы должны были выполнить это решение до сентября. 28 сентября состоялось заседание органа ВТО по урегулированию споров. До этого мы сообщили, что все нарушения устранены, поэтому все намеки о невыполнении – неподтвержденные инсинуации.
Что происходит на государственных предприятиях, и какие депутаты ходят к Петрашко
– Одна из главных претензий от депутатов – то, что происходит на государственных предприятиях. Там ничего не меняется, коррупционные потоки никуда не делись, а отдельные чиновники и депутаты продолжают на них паразитировать.
— Это не так.
– Об этом нам многие депутаты говорили, приводили примеры.
— Это все равно единичные заявления и они базируются на каких-то определенных вещах. Я не хотел бы это комментировать, но вы понимаете, что государственный сектор всегда был кормушкой для многих участников, в том числе приближенных к парламенту.
Понятно, почему это их беспокоит. Мы передали на приватизацию 188 предприятий, стараемся менять руководителей предприятий. У нас нет «любимчиков» или «своих людей». За все время моей работы никто не может упрекнуть меня, что кто-то пришел от Олега Бахматюка, у которого я работал раньше, или от кого-либо другого. Нет таких примеров вообще, поэтому эти заявления голословны.
Мы передали предприятия, сейчас передаем спиртовые заводы… Мы сторонники максимально быстрой приватизации. С другой стороны, мы подготовили список предприятий, которые не подлежат приватизации. Всего в перечне 659 предприятий. Из этого количества 133 – это учреждения культуры, 102 – предприятия обороны, 341 лесхоз. Если вычесть, то остается 83 предприятия. Мы считаем, что в государственной собственности должно примерно столько же и остаться.
— Являетесь ли вы сторонником приватизации?
— Большой сторонник.
– К вам ходят депутаты с разными сомнительными предложениями относительно государственных предприятий, например, чтобы назначить нужного человека на то или иное предприятие?
— Очень мало приходят. С такими предложениями не приходят.
— Вы знаете Артема Черноморова? Это один из депутатов от фракции «Слуга народа».
— Да, Черноморова знаю, видел.
— Он не приходил к вам с какими-то предложениями?
– Нет.
– Из достоверных источников нам известно, что он приходил к вам с вопросом о получении контроля над госпредприятием «Степное», а также относительно интересов в Аграрном фонде. Вы можете опровергнуть это?
— Я вам гарантирую. Я вообще не знаю, что такое предприятие «Степное». С Черноморовым мы пересекались на аграрных форумах, он активный участник аграрного комитета парламента, а я с комитетами общаюсь. Я посмотрю, но я такого предприятия не знаю. Аграрный фонд? Точно не приходил с этим вопросом.
— Есть такой зернотрейдер — ГПЗКУ. К его деятельности всегда были вопросы. Еще недавно там работали люди из компаний Черноморова, а его брокерская фирма зарабатывала на сделках ГПЗКУ. Знаете ли, что там происходит?
Объяснение от ЭП: Брокерская компания Smagris выступала брокером в сделках ГПЗКУ с иностранными контрагентами. Компания на момент совершения сделок принадлежала Артему Черноморову, который уже был депутатом. Короткое время, именно в тот момент, директором коммерческого департамента ГПЗКУ был Иван Мащенко, который до этого работал в Smagris.
— Не знаю. В ГПЗКУ был руководитель, которого мы планировали оставить. Когда я пришел, мы не меняли там руководителя. Там был Саймон Чернявский, он самостоятельно уволился, буквально в первую неделю моей каденции.
— По нашей информации, было определенное давление на него со стороны депутатов.
— Однако точно не от нас … он уволился, когда я пришел. Вряд ли я за неделю мог бы как-то на него повлиять. У нас нет каких-то приоритетов в отношении персонала, у нас есть видение относительно результатов. Мы туда направили комиссию по аудиту, который проводим на всех предприятиях – и в ГПЗКУ, и в Аграрном фонде. В Резервном фонде, кстати, как раз на этой неделе должна была закончиться региональная проверка. Это долгие процессы, и мы реагируем, исходя из результатов.
— Мы не знаем, что там происходит. Все госпредприятия защищаются «коммерческой тайной». Крупный бизнес всегда интересовался Аграрным фондом. Например, компании Бахматюка в 2015 году заключили с фондом немало соглашений по закупкам зерна.
— Тогда на самом деле ничего удивительного в этом не было. Сейчас таких операций вообще нет. Бахматюк не работает ни с одной государственной компанией.
— Вы с ним сейчас общаетесь?
— Конечно, время от времени общаюсь по телефону.
– Лично не встречаетесь?
— Он же не в Украине. Я из страны не выезжаю пока, в Польше единственный раз, был с визитом. Однако еще раз подчеркиваю, что за всеми компаниями там нет никакого сотрудничества, чтобы все были спокойны. Даже намека нет. Ни с Резервным фондом, ни с Аграрным фондом, ни с ГПЗКУ.
Что касается предыдущих лет, то любая государственная компания хотела бы работать с крупными аграрными компаниями. Это меньшие риски невозврата. Когда Аграрный фонд прекратил сотрудничество с крупными компаниями, начались злоупотребления и массовые кражи на предприятиях. Крупные компании были гарантом того, что все средства возвращаются, что поставки идут.
– Один из депутатов говорил нам, что вы редко встречаетесь с заместителями. Чтобы довести что-то до вас, провести инициативы, приходится преодолеть большое сопротивление.
— А кто это говорит?
— Не могу сказать.
— Это странно, очень странно. Я встречаюсь с заместителями каждый день. У нас регулярные встречи по понедельникам утром. Есть совещание у премьера, которое он делает со всеми министрами, после этого у меня совещание с заместителями. У меня совещания с ними и перед заседаниями Кабмина. Совещания регулярно проходят дважды в неделю на постоянной основе. Часто мы проводим также промежуточные совещания во вторник, четверг или пятницу – в зависимости от потребности.
У меня был только мой первый заместитель Юлия Свириденко, которая активно работает. Я со всеми в постоянном контакте. Светлана Панаиотиди, Ирина Новикова, которая активно занимается малым и средним бизнесом. Тарас Высоцкий, Сергей Глущенко, Александр Романишин, Дмитрий Романович, Тарас Качка, Игорь Дядюра.
– По нашей информации, вы часто встречаетесь с Вадимом Денисенко. Какая у него роль?
— Советник на общественных началах по коммуникационным вопросам. Он сразу, как только пришел, много мне помог в том, чтобы наладить коммуникацию и работу.
— Этот человек связан с вашим бывшим работодателем и работал на него?
– Он никогда с бывшим работодателем не работал, поэтому я не знаю…
— Он никогда не работал с Бахматюком?
– Нет. Денисенко был представителем правительства в парламенте. Возможно, он был коммуникационным консультантом. Тот же «Укрлендфарминг» – это 30 тыс. представителей вместе с «Авангардом» и другими компаниями. Мы работали со всеми банками, с большинством юридических компаний Украины, с большинством инвестиционных банков, с большинством медиа, включая «Блумбергс» и «Ройтерс», поэтому медиа-консультантов у нас было очень много.
Будет ли Минагро, и получат ли помощь аграрии, пострадавшие от засухи
— Какой вы видите модель существования Минагрополитики, которое сейчас находится в составе Минэкономики. Ранее президент говорил, что будет отдельное Минагро. Почему тогда в бюджете на 2021 год нет средств на него?
— Это концептуальный вопрос. По нему было много заявлений и обсуждений. Важно, чтобы было эффективное функционирование министерств и ведомств. Каждая страна имеет свои форматы. Кто имеет выделенные министерства, кто-то имеет больше, кто-то меньше. Мое личное мнение, что ни в коем случае не отрицая тезис, что Министерство аграрной политики может быть, я в целом не сторонник большого количества министерств.
В Соединенных Штатах немного министерств. В Польше сейчас идет дискуссия, там количество министерств планируют сокращать в целях экономии бюджетных средств. Важна эффективность работы. У меня есть два профильных заместителя, которые занимаются аграрными темами, и я надеюсь, что аграрии довольны. Столько внимания, сколько мы им уделяем, им хватает.
– В профильных ассоциациях жалуются и говорят, что необходимо аграрное министерство.
– На встречах с аграрными ассоциациями, последняя из которых была в Кропивницком, таких вопросов не задавали. Мы можем сказать, что заложили в бюджет на следующий год, и просим существенно увеличить суммы компенсации аграриям. Мы полностью выполняем функцию аграрного министерства.
Еще раз подчеркиваю, что у меня два полноценных заместителя, которые в постоянном контакте со всеми «растениеводами», производителями, виноделами. Мы активно прорабатываем вопрос орошения, поэтому, по моему мнению, функцию аграрного министерства мы выполняем очень хорошо. А мнения всегда разные.
— О каких объектах идет речь?
— Мы формируем новый подход к этому вопросу. Я не сторонник точечных проектов и хочу, чтобы это было доступным и востребованным рынком. Здесь есть два направления. Накануне у нас было большое координационное совещание с участием министра экологии, Государственного агентства водных ресурсов, профильных комитетов парламента. Подключались губернаторы (главы ОГА) и участники рынка. По результатам мы сформулировали концепцию, которая готовится на уровне законодательных актов – об объединении водопользователей.
Второе направление – то, что находится под руководством Министерством развития экономики, сельского хозяйства и торговли. Это работа с фермерами, которые нуждаются в средствах, чтобы сделать так называемую последнюю милю — проложить трубы, закупить оборудование. Здесь мы расширили программу компенсации, включив соответствующее оборудование.
Мы договорились, что расширим количество украинского оборудования по орошению, включив их в программу компенсации. Общая сумма, которую мы планируем заложить на следующий год для аграрного направления, – 8,5 млрд. грн. Еще 1,5 млрд. грн. – на орошение, это без каналов, потому что Министерство экологии закладывает другое направление.
— Немало аграриев пострадало от засухи. Планируется ли компенсация для них?
— Из ресурсов, которые есть в этом году для аграриев, мы сможем помочь в рамках финансовых программ. Например, в программе «5-7-9» 56% – это сельскохозяйственные предприятия. Программа перевалила за 9 млрд. грн., за неделю будем иметь 10 млрд. и 20 млрд. – до конца года. Аграрии пользуются этой программой, получают кредитные ресурсы под ноль процентов, некоторые – до 5%, но большинство – под ноль процентов.
Что касается аграриев юга, то мы с губернаторами собрали информацию об аграриях, которые имеют кредиты, и провели работу с банками, чтобы перевести займы под программу «5-7-9». 80% обращений получили в банках положительный ответ. Это были те вещи, которые мы могли сделать.
По прямой компенсации, то это больше компетенция Верховной Рады, потому что из резервного фонда выделение средств частному сектору предусмотрено только на возвратной основе. Механизма нет. Однако мы хотим, чтобы это не повторялось, поэтому в последующие годы у нас будет программа агрострахования. Мы компенсируем ставки, потому что рынок сам себя не запустит.
— Как это будет происходить? Как на это реагирует страховой рынок?
– Если парламент поддержит, будет выделено около 672 млн. грн. на компенсацию страховых платежей. Это запустит новый рынок. Будут разные коэффициенты. Для юга Одесщины будет 1,3. Это вещи, которые мы нарабатываем с ассоциациями. Мы видим заинтересованность и у страховых компаний. Попробуем помочь, чтобы рынок сформировался в 2021-2023 годах.
— У нас до сих пор нет главы Госпродпотребслужбы, ключевого ведомства, которое защищает потребителей. Было два конкурса и два собеседования. Когда будет назначение?
— Служба проходит активное реформирование в соответствии с нашими международными обязательствами, согласно евродиректив. Дело в том, что торговля с ЕС, создание промышленного безвиза предусматривают активную интеграцию Госпродпотребслужбы. Сейчас Госпродпотребслужба активно внедряет цифровизацию процессов. Цифровизация жалоб потребителей, работа на границах с таможенными декларациями, чтобы максимально снизить количество блокировок экспортера или импортера.
Лицо, исполняющее обязанности руководителя службы уже работает. Я абсолютно доволен ее работой. Конкурс мы не можем запустить, поскольку есть мораторий на проведение конкурсов в период карантина. Учитывая, что карантин для Евросоюза является больше правилом, чем исключением, мы решили, что проведем элемент отбора. Сегодня завершается срок подачи документов. Не имею еще пока информации, кто подавал документы.
Авторы: Александр Моисеенко, Дмитрий Денков
Источник: ЭП
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.