Именно Ольга Кобевко была одним из медиков, которые не побоялись публично заявить, что люди задыхаются, потому что кислород стал дефицитом. Реакцией на ее обращение в соцсети стало уголовное производство, открытое по заявлению заместителя председателя Черновицкой областной государственной администрации.
С известной волонтеркой и врачом-инфекционистом Черновицкой областной клинической больницы мы познакомились, когда я занималась исследованием проблемы с кислородом в отделениях, где лечат пациентов с коронавирусом.
Мы писали это интервью поздно вечером по телефону, когда у Ольги закончилась очередная смена. И говорили не только о расследовании уголовного производства и ее общении с правоохранителями, но и об условиях, в которых сейчас лечат больных на коронавирус, и опасности, которой подвергаются медики и пациенты, о том, какие лекарства они могут получать бесплатно, а что приходится покупать, о доплатах врачам. А также стоит ли ждать января, чтобы вводить локдаун.
«КОГДА БЫЛО ЗАЯВЛЕНИЕ И МИТИНГ ЛЮДЕЙ В ПОДДЕРЖКУ, НАМ ПОСТАВИЛИ КИСЛОРОДНУЮ СТАНЦИЮ»
— Ольга, из-за того, что вы публично сообщили о нехватке кислорода в областной больнице и что пациенты используют свои баллоны, вас вызвали на допрос. Заявление написала заместитель председателя ОГА, якобы вы предоставили ложные данные. Что с этим уголовным производством?
— Сначала ее реакция была эмоциональной. Она отреагировала скорее как женщина, чем как чиновник. Обратилась в милицию, чтобы они выяснили относительно кислородного баллона, ведь это опасность для медиков и пациентов. Второй пункт в ее заявлении — проверить правдивость моих сообщений в «Фейсбуке», которых в тот день было достаточно.
Очевидно, она решила, что таким заявлением меня можно напугать. Да мне нечего бояться, все, правда. Все объяснения я предоставила правоохранительным органам, из них видно, что виноваты совсем другие люди, поэтому дальше, как говорится, все будет.
— Кто проводит расследование: СБУ или Нацполиция? Потому что была информация, что заявление направлено в обе структуры.
— Да, она заявляла, что обратилась в оба правоохранительные органы. Из СБУ еще не приходили, из Нацполиции уже были.
— Вас вызвали как свидетеля? Приехали в больницу и проводили какие-то следственные действия?
– Они были в больнице, но что именно делали, прокомментировать не могу, не следила за ними. У меня лично брали не показания, а объяснения. На основе моих объяснений они уже дальше работают.
— Я поняла из вашего ответа, что правоохранители серьезно восприняли ваше заявление и пытаются все выяснить. Это так?
– Полиция к нам привозит задержанных лиц, которых мы должны проверять и удостоверять на наличие инфекции, поэтому они знают меня, знают и про наше отделение, и про нашу работу с самого начала. Многие из них болели и были здесь.
— Теперь они могут проанализировать, на что в течение 8 месяцев тратили средства? А на что их не тратили?
— Я к средствам не имею отношения. Никто из руководства практикующим врачам об этом не отчитывался.
— Какой еще была реакция местных властей, кроме этого заявления? Кто-то приезжал в больницу, чтобы посмотреть, какова ситуация на самом деле?
– Кроме агрессии ко мне и предупреждения, что я неправильно поступаю, что я не патриот своего отделения, ничего не было, иногда проверяют истории моих пациентов. Для чего — не знаю.
А вот чтобы что-то делалось, то тут реакции никакой. Лишь когда было заявление и митинг людей в поддержку, в течение нескольких дней нам поставили кислородную станцию. Ее якобы планировали поставить еще в июле. Кроме того, после 10 ноября увеличилось количество точек дотации кислорода. Потому что у нас в среднем в отделении было от 60 до 100 пациентов, а при этом лишь 4 точки. Остальные – кислородные подушки, которые привозили волонтеры, и кислородные концентраторы, так же волонтерские.
Первые концентраторы по государственным закупкам поступили 27 октября. До тех пор пациентам помогали только волонтеры и спонсоры.
– А почему начали покупать только в октябре, если уже в марте в стране был локдаун?
— Не знаю. Мы еще в начале апреля кричали об этом криком, и в мае кричали, были пиковые моменты и много пациентов, которые нуждались в кислороде, и тогда в целом никаких шагов не было сделано.
Первыми, кто нам помог, были волонтеры, которые закупили кислородные подушки. Потом подключились нотариусы, у нас в области большая общественная ассоциация. Они собрали деньги и приобрели нам несколько концентраторов. Помогали также ВОЗ и ЮНИСЕФ.
— Но ведь субвенция для обеспечения больниц кислородом, как сообщили нашему изданию в Счетной палате Украины, в регионы направлена. При этом средства использовали не во всех областях и не в полном объеме. Как считаете, почему это происходит?
— Я не знаю, дошли ли до нас средства, или это на местном уровне такие бестолковые руководители. Знаю единственное, что мы восемь месяцев просили помощи для наших пациентов. Но никто и пальцем не пошевелил. Затем пациенты начали писать жалобы по лекарствам, ведь чиновники на брифингах заявляли, что средств на лечение и препараты достаточно, и что все это бесплатно. А на самом деле это не так.
Поэтому когда у нас в области был с визитом руководитель Национальной службы здоровья, на брифинге журналисты снова спросили о лекарствах. Уже переболело немало депутатов и их родственников, и они сами убедились, что в городских стационарах есть действительно нормальное обеспечение, а по области — нет. Неправда, когда они говорят, что лечение полностью бесплатное.
Он спросил об этом у чиновников, которые присутствовали на этом брифинге. Они сказали, что это инициатива врачей – писать на листочке назначения препаратов, которые надо покупать. Я увидела это в прямом эфире и должна искать этого руководителя НСЗУ. Сразу после брифинга написала ему в мессенджер, что это ложь. Ни один врач не назначал препараты потому, что нам так хочется. У нас нет другого выхода. Этого лекарства просто в стационарах не существует.
— Как отреагировал?
— Очень красиво. Просмотрел мою страницу в социальных сетях, мы пообщались по телефону, попросил через некоторое время сообщить, изменилось ли что-то по лекарствам. К сожалению, ничего не изменилось.
— А что входит в ковидные пакеты, на которые получает бюджетные средства НСЗУ?
– Я не могу вам ничего сказать об этом, практикующие врачи к деньгам не имеют никакого отношения. Наша задача – провести диагностику и назначить лечение. Выписывая пациента все процедуры, которые мы назначали, вводим в программу НСЗУ. И они уже делают какие-то подсчеты.
– На что может рассчитывать человек, попавший в стационар?
– Во-первых, список препаратов может меняться.
— От чего это зависит?
— От закупок, которые осуществляет больница. Разжижающие кровь препараты, например, которые обязательно назначаются в случае коронавируса, поступают с перебоями. Неделя есть, две — нет. Бывает, что назначаешь пациенту один антибиотик, он заканчивается, переводишь на второй бесплатный.
К обязательным также относятся гормоны, которых нет, но я назначаю пациентам, ведь это люди, у которых среднетяжелое или тяжелое течение болезни. Они нуждаются в специализированной медицинской помощи и интенсивной терапии.
Поэтому все, чего нет, людям, к сожалению, приходится покупать.
– Сколько человеку нужно иметь средств для лечения?
— Это все индивидуально и зависит от того, какая у человека сопутствующая патология, какого возраста пациент, какой уровень поражения легких. Среди препаратов есть и такие, которые бесплатно не предусмотрены, хотя в протоколах они прописаны. Например, людям приходилось покупать препарат, один флакон которого в среднем стоит 11-12 тысяч. А их нужно минимум четыре.
– Что делать, если нет денег, умирать?
– У нас был случай, когда родственники пациента обращались к главному врачу. Их уверяли, что он в таком лечении не нуждается, а потом человек умер.
— Не смогли найти средства на какой-то препарат?
— Мы не знаем, помог бы ему этот препарат, и едва ли они успели бы его найти, сейчас он в дефиците. У нас был даже такой период, когда в аптечных сетях совсем не было препаратов, разжижающих кровь.
«У НАС ВСЕ ВРАЧИ ЛЕЧИЛИСЬ ЗА СВОЙ СЧЕТ»
– В аптеках может быть все, что угодно, они частные. Почему этого нет в больницах, мне не понятно, если предусмотрено протоколом. Неужели нельзя организовать бесперебойные поставки?
– Лучший вариант – закупки по спискам тех потребностей, которые подают врачи. Так сработало в городской больнице, где я тоже работаю. Еще в марте мы подали списки препаратов, которые нужны, и они периодически их докупают. И перебоев нет.
А в областной больнице ситуация иная. У нас все врачи лечились за свой счет. Были такие ситуации, когда заходишь в палату, а тебе показывают статью в газете о том, что в ОГА сказали, что лечение бесплатное. И человек спрашивает, почему у него такой дорогой список лекарств. Я должна садиться и объяснять: «Этих лекарств нет, не закупили, а если в течение этих суток я вам не помогу, то может быть ухудшение».
— Вы говорите, что определенные лекарства в дефиците. А где их искать, если человеку они нужны в ближайшие сутки?
— У меня было дежурство ночью, когда не могли найти ни одного препарата, разжижающего кровь. При этом одновременно поступило 6 пациентов. Родственник одного из них поехал по аптекам, и я попросила, чтобы он сразу меня набрал, если где-то найдет. Он нашел, дал трубку аптекарю — и я забронировала все, что у них было. Потом еще один из родственников поехал и выкупил на всех. Ужасная ночь была.
– Ольга, почему, по вашему мнению, кислород оказался одним из самых слабых мест в системе? Он же нужен не только для тех, кто страдает от коронавируса, – этой проблемой ранее не занимались?
— Беспокоились врачи. Еще в 2016 году у меня был огромный скандал с областной администрацией – их департаментом здравоохранения. Мы в 2009 году работали во время эпидемии птичьего гриппа, а в 2016 году к нам из Румынии шла вторая волна. Я пришла на пресс-конференцию, которую проводили представители департамента, и еще тогда требовала от них решения проблемы с кислородом. Проигнорировали.
Кстати, в 2009 году из-за эпидемии гриппа были выделены значительные средства, еще тогда нужно было решать проблемы с обеспечением кислородом, а не ждать.
— Каким образом можно исправить эту ситуацию сейчас? Концентраторов в свободной продаже почти не осталось.
— В целом следует уже отходить от концентраторов, они спасают при заболевании до средней тяжести, дальше пациентам нужен чистый кислород, и в Украине была возможность его производить. Насколько я понимаю, предприятиям, которые могут его производить, не удается получить лицензии. Но я не инженер, информацией по проблемам, связанным с производством, достоверно не владею.
– Смерть в больнице на Львовщине двух больных на коронавирус пациентов из-за отключения электроснабжения стала причиной масштабных проверок в больницах по всей стране. На своей ФБ-странице вы написали, что председатель облгосадминистрации и его заместитель вас заблокировали, поэтому вы просите передать им, что уже были перебои в электросети, и нужно срочно собирать комиссию, чтобы решила этот вопрос. Следующим постом вы сообщили, что комиссию сформировали, и больницу она посетила. Что-то сделать пыталась эта комиссия?
— Найти виновных пытались. Но ничего не сделали, чтобы справиться с проблемой. Пока движений для создания альтернативного или дополнительного источника электроснабжения нет.
– Когда читаешь вашу страницу, кажется, что с вами воюют, хотя должны бы прислушиваться и помогать, ведь главное сейчас – спасти жизни людей.
К сожалению, люди для них — это лишь статистика. Они живут отчетами. Хотя бы проблему с медикаментами решили. В городской больнице же удалось организовать так все процессы, чтобы не было перебоев.
— А к вам же привозят людей из сел, которые имеют не так много денег?
— У нас были люди, которые рассказывали, что продали корову, потому что не было денег. Женщина была с мужем и говорила, что продала все свои золотые украшения. Она вернулась из Италии, у мужа перед тем был инсульт, и там они потратили много средств на лечение и реабилитацию.
«СПАСАЕШЬ ЧЕЛОВЕКА В ТЯЖЕЛОМ СОСТОЯНИИ И ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ГДЕ-ТО ТАМ ЗА СТЕНОЙ ЕСТЬ РАВНОДУШНЫЕ ЧИНОВНИКИ»
— Вы сказали о 4 точках доступа к кислороду в отделении. Для тех, кто не разбирается в медицине, можете объяснить, сколько их нужно?
— Каждая кровать, которая связана даже удаленно с лечением органов дыхательной системы, должна быть оборудована точкой доступа к чистому кислороду, который подается под давлением. И должна быть специальная аппаратура, которая его увлажняет. У нас таких точек было 4, хотя должно быть от 60 до 104. Именно столько пациентов мы имели в апреле-мае. Помню один день, когда было 96 пациентов, из которых около 30 нуждались в массивной дотации кислорода.
— Как выходили из ситуации?
— У нас были кислородные подушки, которые привезли волонтеры. Санитарки их заполняли бесперебойно кислородом. Одной подушки хватает в среднем на 15-30 минут. Так мы и спасали людей.
— Это же невероятно трудно.
– Трудно. Когда нам привезли концентраторы, стало немного легче.
— Вы часто бывали на Востоке страны, переживали разные случаи. А в последние восемь месяцев были моменты, когда испытывали отчаяние или страх?
– Страшно не было, а отчаяние было… Были такие моменты, когда нужно было выйти из палаты, потому что понимала, что пациенту уже не помочь. Трудно об этом говорить…
— Большая смертность в целом?
– Когда умирает один пациент, это для меня уже большая смертность как для медика и человека. Мы ежедневно видим цифры инфицированных, вылеченных, тех, кто умер. А что за ними? Например, цифры за сегодня. Умер только один человек. Но это врач, который лечил пациентов с коронавирусом.
— Вы были знакомы?
— У нас были родственные связи, и мы работали вместе с первого дня в городской больнице.
– Хотела сравнить со сложной ситуацией, которая была на Востоке, когда включались волонтеры, но решила, что это будет не совсем корректно.
— Там так же было сложно. Но когда привозили раненого, там не было равнодушных лиц. А тут ты спасаешь человека в тяжелом состоянии и понимаешь, что где-то там за стеной есть равнодушные чиновники. Они бы могли помочь, но не хотят.
– Сейчас не все могут позволить себе платный тест и когда болеют, сидят дома, надеясь, что осложнений удастся избежать. Что бы вы посоветовали таким людям?
– Нужно обращаться к семейному врачу и решать с ним, где можно сделать тест. Не так быстро это происходит, как хотелось бы, но это бесплатно.
— Когда нужно паниковать? Обычно речь идет о температуре 37,2 – и до почти 40 градусов, а как быть тем, у кого, наоборот, температура во время этого заболевания снижена (до 35 градусов и меньше), какой алгоритм действий для таких пациентов? Вы сталкивались со многими ли случаями, когда болезнь протекала тяжело на фоне низкой температуры?
— Паниковать точно не нужно. Для нас не температура является критическим показателем, а сатурация, то есть насыщенность кислородом крови и показатели, которые отвечают за тромбообразование. Это то, что может привести к летальности. Сбить температуру – это не проблема, а вот вернуть функцию легких, функцию крови в плане сгущения – это очень трудно.
Поэтому обращайтесь к семейному врачу, чтобы, вовремя назначали лечение.
— Попасть к врачу не всегда удается. Да и тесты бесплатные делают достаточно долго. Вам удалось уберечься от вируса?
– За период пандемии я проходила тестирование дважды, будучи постоянно в контакте с пациентами. Один раз перед отпуском, а второй раз – когда имела определенные симптомы. Оба раза не подтвердились.
– Надо ли впадать в крайности, например, делать КТ или покупать себе пульсоксиметр и постоянно измерять уровень кислорода в крови?
– Нет, вообще не нужно впадать в крайности, потому, что мы имеем очень большую проблему с тем, когда люди читают про диагностику и сразу, даже не имея симптомов, бегут делать КТ. А КТ – это сильное облучение, и его часто делать нельзя. Одно такое обследование дает облучение человеку, которое он может получить больше, чем за год. А он получает только за одну процедуру.
Кроме того, есть сроки, когда нужно проводить определенную диагностику. Если их нарушить, результаты будут сомнительными. У меня был пациент, который за четыре дня сделал два КТ, не имея никакой симптоматики.
А через две недели он заболел.
Это глупости, которые люди не должны делать без совета врача. Все движения вокруг коронавируса должны руководствоваться только врачом.
– В вашей практике были пациенты, которые заболели Covid-19 повторно?
— Более 10 человек.
— Сколько времени прошло после первого раза?
– Разное время. Есть такие пациенты, кто первый раз заболел еще в апреле и которые заболели повторно только сейчас. Есть и те, кто переболел в апреле-мае, а во второй раз – в августе или сентябре.
— Во второй раз болезнь протекает тяжелее или легче?
— Так же по-разному. У кого-то тяжелее, у кого легче.
— Получается, что антитела формируются на короткий промежуток времени?
– Да. К тому же, у каждого человека по-своему. Есть люди, которые бессимптомно перенесли, но у них высокий уровень антител и хороший иммунитет остается. А есть и такие, кто тяжело переболел первый раз, а у них уже нулевые показатели иммуноглобулинов.
– Учитывая то, что антитела образуются ненадолго, насколько длительной может быть защита после прививки?
– Мне самой интересно, ведь каждая вакцина имеет свой период формирования иммунитета в организме. И, например, если взрослые от дифтерии вакцинируются раз в десять лет, а от гепатита В мы в целом делаем прививки раз в жизни, то от гриппа нужно делать каждый год.
– Нужно ли людей заставлять делать прививки от Covid-19?
— Вакцинироваться нужно от всех инфекционных болезней. Потому что каждая вакцина, созданная от инфекции, превращает ее в управляемую. Я за любые вакцинации, если они лицензированы. Управляемая инфекция — это гораздо лучше, чем то, что мы имеем сейчас.
— Как вы относитесь к законопроекту, которым предлагается обязательная вакцинация?
– Если это будет вакцина, которая лицензирована во всем мире, то проблемы, думаю, не будет. А если же это снова будет разговор о российской вакцине «Спутник», которую хотели нам навязать отдельные депутаты Верховной рады, тогда, конечно, вопрос есть.
У нас еще в середине октября во время выборов здесь выступали депутаты с такими предложениями. Депутатам, которые агитировали за российскую вакцину, я предложила, чтобы они публично сделали прививки себе и своей семье. Желающих не нашлось.
— Какова сейчас ситуация с материальным обеспечением врачей? Получаете ли обещанную от правительства доплату без перебоев?
— Да, получаем. Мало тех, кто хочет работать в отделении, перепрофилированном под коронавирус, нас боятся потерять.
Но это небольшие доплаты. Оклад врача с многолетним стажем работы в среднем 5 тысяч гривен. Вот и посчитайте эти 300% процентов доплаты за минусом налогов.
«ЕСЛИ ПРОИЗОЙДЕТ ВЗРЫВ, ТО ВИНОВНЫМ ОСТАНЕТСЯ ДЕЖУРНЫЙ ВРАЧ. ДАЖЕ ЕСЛИ УМРЕТ ВМЕСТЕ С ПАЦИЕНТОМ»
– После смерти педагога из Житомира Ольги Грабарь ее отец публично обратился к медикам, чтобы они учитывали проблему с промерзанием магистралей, по которым поступает кислород. Он также заявил журналистам, что нужно привлекать к решению проблемы технических специалистов, которые в этом разбираются, потому что система не выдерживает нагрузки. Есть ли у вас похожие проблемы? Как этот вопрос решается?
– У нас есть университет, который имеет физический факультет, много технических вузов и кафедр, но пока никого не подключили к этому в смысле научных разработок. Решается только точечно. Да, сегодня было падение давления, и реанимационное отделение перешло на баллоны. Ложился баллон возле пациентов, чтобы они не задохнулись.
– Смотрела видео на вашей странице по безопасности – там, где вываливаются розетки рядом с кислородными баллонами. Это же может и взрывом закончиться такое легкомыслие.
– Мы объясняли нашему руководству, что это очень опасно. Кстати, чтобы вы понимали, по закону и должностным инструкциям, если произойдет взрыв, то виновным останется дежурный врач. Даже если умрет вместе с пациентом. Это так по должностным инструкциям, составленным еще в советское время.
— Вы, наверное, все читаете, что касается коронавируса. Как считаете, нужно ли в этой ситуации заботиться о безопасности информации, чтобы люди могли ей доверять?
– Я с самого начала пандемии говорила о том, что это работа правоохранительных органов. Они уже с зимы должны были работать в направлении фильтрования и безопасности информации. Потому что много фейковых новостей, которые зашли в медийное пространство и соцсети, привели к тому, что люди не верили в существование коронавируса. У меня есть друзья, которые знают, где работаю, и продолжают не верить.
Большинство наших журналистов очень правильно подавали информацию. Я им благодарна, чтобы не они, ситуация могла быть хуже. Потому что, во-первых, обнародовалась та информация, которая могла быть прикрыта властью. Во-вторых, так накапливался опыт, можно было узнать, как справляются с этой бедой в других областях. Врачи, когда читали интервью, репортажи, то искали друг друга в соцсетях, чтобы поделиться опытом.
Информацию закрывать нельзя. Нам Чернобыль уже доказал, что закрытие информации приводит к непоправимым последствиям и не для одного поколения. Чем больше будет правды, тем больше люди в нее будут верить. Почему люди не верят в локдаун и не хотят сидеть дома? Потому что не доверяют власти и ее решениям. Где-то решения менялись, где-то были лживые или заброшенные из других стран.
Должна быть полная безопасность информации, контролируемая правоохранительными органами. А нашим журналистам надо подавать ее такой, как есть. Тогда люди начнут доверять, и будет совсем другая ситуация.
– Ольга, вы — известный волонтер, немало сделали для наших защитников на Востоке. В этом году попали в ТОП-100 самых влиятельных женщин Украины. По версии издания, стали «воплощением уважения ко всем медикам». Как считаете, почему власть не хочет прислушиваться к таким врачам как вы, к людям, которые знают реальную картину изнутри, не боятся говорить о проблемах и готовы помогать в их решении?
— Когда человек занимает какую-то должность, он считает, что его кресло выше над другими. Это плохой симптом, когда люди пытаются делать из себя гетманов, притом, что не вышли еще из крепостных.
Такие люди как я, указывают им на проблему и рассказывают, как решить. Но это для чиновников лишние движения и действия. Зачем им к нам прислушиваться?
Когда меня спрашивают, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию с коронавирусом в Украине, отвечаю, что, прежде всего надо заменить руководителей, начиная от заведующих отделениями и заканчивая начальниками департаментов, которые десятилетиями сидят на должностях. Их цель – остаться на посту, ничего не делая.
— Но ведь не все такие.
– Нет, есть много классных, неравнодушных людей, которые даже в сельских амбулаториях пытаются делать все, чтобы принимать людей в комфортных условиях и чтобы там были все средства помощи. А бездействующих и равнодушных надо менять – тогда изменится все.
– Нужно ли вводить локдаун и в какой форме? Стоило ли это сделать в декабре?
— Если он будет, наконец продуманным, потому что весь этот период, сколько, коронавирус есть в Украине, у нас не было правильного карантинного мероприятия. У нас был просто выборочный карантин, когда работает церковь, переполненная прихожанами без средств защиты, и при этом закрыты школы и университеты.
Так же у нас сейчас открыты рестораны и закрыты детские сады. По крайней мере, в области.
У нас работает Калиновский рынок, второй по величине в Украине.
Если закрывать, то все. При этом обязательно продумать сугубо медицинский транспорт. Потому что я слышала, что хотят оставить общественный транспорт. Я тогда, в общем-то, не понимаю, в чем смысл локдауна.
Выборочные карантины – это ненормально и недопустимо в это время. Это преступление.
Автор: Татьяна Бодня
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.