Системный аналитик Наталья Швайковская в 2006 году создала собственный фотоблог украинской уличной моды, который вошел в топ-5 лучших «street-style blogs» в мире по версии легендарного американского журнала «Nylon».
Впоследствии Наталья долгое время работала в глянцевой журналистике и на телевидении, а несколько лет назад переехала с семьей в Мюнхен, где вернулась в IT-сферу. Этой весной она заболела коронавирусом, и, чтобы справиться с депрессией, вернулась к фотографии. Правда, на этот раз ее фотографии совсем не о моде. Несколько специализированных журналов посвятили свои статьи ее карантинному проекту «Кончики пальцев».
О том, как фотография помогает пережить последствия болезни и решить проблемы в личных отношениях, мы спросили саму Наталью Швайковскую.
— Расскажи, с чего все началось? Как ты поняла, что подцепила коронавирус?
– У нас были недельные каникулы, которые в Германии выпадают на Масленицу – это время карнавала, когда все идут на фестиваль и дурачатся на полную в едином порыве. А после праздников люди принесли в офисы свои февральские сопли. Мы немного пошутили про COVID-19 и продолжили жить дальше.
Перед моим отъездом в Украину «простудился муж», а у дочери «отнялись ноги» на несколько дней. Это было странно и подозрительно. День, проведенный в больнице, и куча осмотров ничего не показали, все подозревали, что у ребенка просто обострилась «любовь» к школе.
Я уехала, муж с дочерью пришли в норму, а я свалилась через несколько дней уже в Львове. Насморк, голова раскалывается и полное отсутствие сил. Я очень переживала, что до появления симптомов успела поделиться заразой с друзьями.
А тут еще начались разговоры о введении карантина и закрытии границ, а мне очень не хотелось застрять в Украине и оказаться отрезанной от семьи на неопределенное время.
— И тебя выпустили из страны в таком состоянии?
— Да. Так как у меня был сильный насморк, а сопли не попадали под симптомы коронавируса, то я нацепила маску, запаслась санитайзерами, скрестила пальцы и ближайшим рейсом эвакуировалась с родины в Мюнхен.
Помню, как пыталась бодриться на паспортном контроле в Германии, но там, к счастью, шоу с градусниками не устраивали. И уже в Мюнхене мне стало совсем плохо.
Я слегла в постель, и мне по очереди хотелось то содрать с себя лицо, каждый мускул которого болел, сводя с ума, то оторвать и выбросить голову целиком. Казалось, это никогда не закончится.
Врачи отдаленно консультировали меня, рекомендовали пить больше воды, самоизолироваться, ждать улучшений и даже не пытаться к ним приходить – даже больничный лист прислали по почте.
Для серьезных тестов я оказалась слишком «легко больной». Муж приносил мне еду как в тюремную камеру и в комнате старался не приближаться ко мне. Мы шутили по этому поводу, хотя смешного здесь было мало.
Я томилась в спальне с кошкой и постепенно уже начинала лезть на стены и погружаться в депрессию. Попутно пропало ощущение вкуса и напрочь исчезло обоняние.
Теперь даже врачи были уверены, что у меня коронавирус, но рекомендации остались теми, же самыми. Мое терпение было на грани, тревога усилилась в разы.
— Ты вообще перестала чувствовать запахи? Даже воду от уксуса не отличила бы?
В комнате ничем не пахло, вся еда казалась совершенно пресной. Я знала, что обоняние может пропасть из-за вирусного заболевания, но не ожидала, что это продлится так долго.
Для того чтобы я почувствовала хотя бы легкий запах другого человека, он, наверное, должен был бы сначала интенсивно поработать в спортзале, а после проигнорировать душ.
Чтобы почувствовать запах духов, мне пришлось бы в них искупаться. Даже кошачий туалет меня не волновал.
— Я так понял из намеков твоих друзей, что во время карантина ты пережила ко всему прочему какую-то личную драму? Имеются в виду семейные конфликты?
— О, нет, тут как раз изоляция пошла мне на пользу – мы с мужем вышли из кризиса в отношениях, я гораздо сильнее сблизилась с дочерью.
А драма… Она случилась по всем законам жанра. Я стала постепенно приходить в себя после болезни как раз тогда, когда уже начались первые ослабления карантина, и мы с мужем решили организовать встречи с нашими полиаморными партнерами…
— Стоп-стоп! Я немного сбился. У вас что — полиаморная семья?
– Да, у нас многолетний открытый брак.
— Просвети меня, пожалуйста, – чем полиамория отличается от свингерства или других немоногамных отношений? Это что-то вроде адюльтера по согласию?
– Свингерство – это сексуальная практика. А полиамория — один из форматов этической немоногамии. Это не о сексе, а о взаимоотношениях и открытости.
В течение последних полутора лет кроме нашего брака у мужа была еще одна партнерша, а у меня – партнер. Мы придерживаемся статуса-кво – расходиться или разводиться никто не собирался, у всех пар была сильная устоявшаяся связь внутри брака.
Родители же не перестают любить первого ребенка, когда у них появляется второй!
— Ага, понял. Извини, что перебил. И что дальше произошло?
— Мы с мужем организовали первые встречи с нашими партнерами, с которыми до этого долгие два месяца только «чатились». У европейцев нет нашего бунтарства в крови – правила карантина они соблюдали четко и беспрекословно, то есть увидеться вживую, не было никакой возможности.
И тут мы, наконец, встретились, мое сердце начало биться чаще… Но именно в этот момент карточный домик и рассыпался.
— Кто-то не ответил на твои чувства?
— Да нет, с чувствами все было хорошо. Просто мой партнер решил временно вернуться к моногамии. Знаешь, если бы я оказалась перед выбором, перед которым оказался он, брак или… комплиментарные отношения, я бы тоже на браке сфокусировалась.
Прозрачности и желания мало, чтобы всем было комфортно. Я никого не виню. Это Ромео любил только Джульетту, а Джульетта одного лишь Ромео, а мы все здесь взрослые.
Слышал о задаче трех тел? Мне нравится этот образ. В астрономии, задача двух тел решаема, ее можно описать уравнениями, а там, где тел уже больше двух – начинается детерминированный хаос.
— И весь этот коктейль из коронавируса, любовной драмы и депрессии неожиданно сработал как пусковой механизм творчества. Но почему именно фото, а не поэзия, например, или приготовление пищи?
– Я фотографировала и раньше, до переезда в Мюнхен даже училась в фотошколе Виктора Марущенко. Но чувствовала блоки в голове.
Сознательно я всегда была в политическом смысле немного «левой», но бессознательно находилась под мощным излучением капиталистической риторики – все должно быть утилитарным, прагматичным и эффективным, даже мои удовольствия и хобби.
Изоляция поспособствовала тому, что вся эта магия «принципа продуктивности» стала понемногу развеиваться. И я направила энергию в абсолютное творчество, не думая ни об эффективности, ни об утилитарности. Сплошная рефлексия!
Все же ныть о разбитом сердце и последствиях «короны» лучше с фотокамерой в одной руке и бокалом вина в другой.
– Ты с самого начала осознавала терапевтический эффект фотографирования, или это был бессознательный жест?
— Никогда не интересовалась арт-терапией. Оставляю все эти диагнозы и рекомендации специалистам.
Знаю только, что нельзя оставлять мысли роиться в голове. Об этом и терапевты говорят, и менторы. Надо все формулировать — чувства, идеи.
Но без реализации это не имеет смысла, потому что формулировать – значит придавать форму. Поэтому я предпочла фотографировать, а не заламывать руки и устраивать истерики в больнице.
Фотоаппарат стал моей психоаналитической кушеткой.
– В 18 веке французский офицер Ксавье де Местр, который находился под 40-дневным домашним арестом после участия в дуэли, написал книгу «Путешествие вокруг моей комнаты» и стал благодаря ней довольно известным писателем. Для тебя работа над фотопроектом также стала «путешествием по комнате»?
– Знаешь, скорее всего, это был эскапизм чистой воды — я не хотела возвращаться к «нормальной» жизни, которая была у меня в прошлом.
Мне нужно было компенсировать исчезнувшие отношения и ощущения – я сфокусировалась на пространстве вокруг себя и тем самым совершила побег от реальности.
– Однако трудно совершать побег, оставаясь в четырех стенах. Почему ты сосредоточилась именно на своем доме, а не вышла в город, не пошла, как все нормальные люди, в знаменитый мюнхенский зоопарк фотографировать пингвинов?
– Вот именно потому, что начни я гулять по городу, как будто и не было ничего, пользуясь послаблениями в правилах карантина, мне пришлось бы принять тот факт, что в моей личной жизни все уже не так, как было раньше.
— А дома все было «по старинке»?
– Да! Вчерашняя тюрьма стала моим тайником. Кроме этого, я поставила перед собой задачу – документировать все, что со мной происходило.
Каким боком здесь может быть замешан зоопарк и пингвины? Я должна была заглянуть в колодец внутри себя. А сосредоточиться на этом можно лишь находясь среди привычных вещей.
— Как ты выбирала, что фотографировать? На чем этот выбор основывался?
– Я использовала принцип «отстранения», как у Виктора Шкловского. Когда отключаешь автоматизм восприятия, то даже обычные предметы и ситуации кажутся непривычными и странными.
Я фиксировала, как солнце садится на западе, растягивает тени комнатных растений по стенам, как моя собственная тень скользит по вещам, касаясь их. Даже в собственном ребенке, которая выполняла акробатические трюки, я увидела незнакомый образ.
А пауки-сенокосы под потолком стали еще и своеобразным символом, ведь они в случае нападения способны отделять свои конечности и при этом продолжать жить дальше.
– В обыденности кроется много магии, не так ли? Тацуми Хидзиката, японский авангардный хореограф, говорил: «Например, на морозе ты растираешь ладони. Я могу взять любой элемент этого действия и превратить его в танец». Образно говоря, ты заставила обыденность танцевать вокруг тебя?
— Я не сторонница насилия даже в отношении обыденности (смеется). Она танцует сама по себе, а я лишь наблюдаю за ней и за собой. Я очень ценю то, что сейчас у меня есть время и возможность замечать эту магию.
– Некоторые твои фото напоминают мне кадры из фильма «Полуденные сети» Майи Дерен, киевлянки, чьи экспериментальные киноленты обожает Дэвид Линч. Ты чувствовала эту связь? Ведь Майя Дерен также превращала переломные эмоциональные переживания в визуальное искусство.
— Мне очень льстит это твое сравнение, спасибо! Только Майя Дерен говорила, что в ее фильмах «нож – это просто нож», а я не против, если кому-то взбредет в голову подвергнуть мои фотографии психоанализу.
– О твоем проекте очень лестно отозвались различные фотожурналы, его обсуждает много людей. Значит, все к лучшему? Хэппи-энд, через тернии к звездам и прочие банальности?
– Безотносительно отзывов, я считаю все, что уже произошло – к лучшему. Удобно, правда? (смеется).
Автор: Андрей Тараненко
Источник: Украинская правда SOS
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.