О причинах возникновения ресурсного национализма и его типах

Американский консерватор Патрик Бьюкенен в свое время отметил: «Я – экономический националист. Для меня страна стоит перед экономикой, а экономика существует для народа. Я верю в свободные рынки, но я не поклоняюсь им. В правильной иерархии вещей именно рынок должен работать на человека, и никак иначе».

Протекционизм, как правило, реализуется через использование инструментов торговой политики (которые охватывают торговлю, как товарами, так и услугами) для защиты национальных производителей или предприятий от конкуренции. Так, если через политику протекционизма акцент делают на защиту национальных предприятий, то через экономический национализм – на защиту народа.

Отличие может быть проиллюстрировано введением понятия «экономическая безопасность». Например, необходимость соблюдения продовольственной безопасности может ставить под угрозу интересы национальных производителей, но абсолютизировать интересы народа. Это как запрет на экспорт говядины в Аргентине в 2006 году; вьетнамские, индийские, египетские и камбоджийские ограничения на экспорт риса, связанные с быстрым ростом цен на продовольствие.

Другими словами, некоторые виды ресурсного национализма являются протекционизмом, но не весь протекционизм в секторе природных ресурсов является отражением ресурсного национализма.

Защита и развитие

В важной работе по экономическому национализму Андреас Пикель объясняет связь между ресурсным национализмом и устойчивым развитием.

Он предполагает, что экономическая составляющая национализма как идеологии выкристаллизовывается в контексте конкретного национального дискурса, а не в контексте общих прений по экономической теории и политике. Поэтому политика экономического национализма в каждом отдельном случае предполагает уникальное сочетание экономических и внешнеполитических инструментов, отвечающих текущим или будущим потребностям страны.

Экономический национализм не может быть адекватно объясненным, считает Андреас Пикель, лишь с экономической точки зрения, если не считать исторические, политические, культурные или социальные факторы.

Концепция ресурсного национализма может быть легко связана с широким разнообразием современных глобальных проблем.

В частности: дискуссии на тему «ресурсного проклятия»; роста обеспокоенности со стороны стран ОЭСР в отношении экономической значимости суверенных фондов; «надлежащего управления» в странах со средним и низким уровнем доходов. Тенденций в управлении рисками в политической сфере; практических усилий для разработки методологии измерения взноса социально-экономического развития добывающих отраслей и широкого комплекса вопросов относительно «благоприятных условий» для ответственной деловой практики.

Политика экономического национализма в каждом отдельном случае предполагает уникальное сочетание экономических и внешнеполитических инструментов, отвечающих текущим или будущим потребностям страны.

Ресурсный национализм характеризуют тенденцией государств осуществлять (или стремиться осуществлять) прямой и расширенный контроль над экономической деятельностью в секторе природных ресурсов. Все активнее ресурсный национализм охватывает не только страны-производители, воплощаясь в подходы, принятые странами-потребителями, которые стремятся расширить свой доступ к природным ресурсам в других странах.

Кроме того, растущая роль фондов суверенного богатства в странах, богатых ресурсами, актуализирует адаптацию защитных стратегий со стороны некоторых стран, которые являются объектами инвестиций последних. Так, мы становимся свидетелями становления альтернативного вида «ресурсного национализма», который лишь косвенно связан с эксплуатацией природных ресурсов (и доходов, порожденных ими).

В ХХІ веке ресурсный национализм приводится в действие гораздо более сложной комбинацией факторов, чем просто ценой, хотя «старый» ресурсный национализм традиционно ассоциировался с подъемом цен на сырьевые товары и был своеобразной реакцией развивающихся стран на действия бывших колониальных хозяев.

Новый ресурсный национализм, в отличие от 1970-х, может быть инициирован и оправдан необходимостью реализации целей устойчивого развития: уменьшением неравенства доходов, сокращением бедности, управлением изменениями климата и более рациональным использованием природных ресурсов.

Контекст, в котором ресурсный национализм проявляется все мощнее, включает: высокие цены на продовольствие в сочетании с увеличением давления на фертильность земель в процессе интенсификации производства биотоплива; повышение экономической (и, следовательно, политической) значимости национальных нефтяных компаний; увеличение проблем безопасности энергоресурсов и природных ресурсов; быстрый подъем экономического роста и внутреннего потребления в ряде стран со средним уровнем доходов, в частности Индии и Китая.

Конфликт интересов 

Главными истцами по делам о «ресурсном национализме», как правило, являются иностранные инвесторы или страны-потребители, а не идеологи или участники гражданского общества. Как метко отмечает Андреас Пикель, «неолиберальный дискурс относится к экономическому национализму как к пагубной доктрине и к его стороннику как к политическому врагу».

Можно выделить, по меньшей мере, пять типов ресурсного национализма:

  1. Ресурсный национализм страны – производителя сырьевого ресурса.

Среди примеров — введение налога на непредсказуемый доход в Великобритании в отношении газа и нефти Северного моря; консервация газа Западной Австралией для внутреннего потребления как экономически эффективного способа удовлетворения внутренних проблем энергетической безопасности.

В случае с Британией, это увеличение вклада энергетических компаний в финансирование мероприятий по повышению эффективности программ в сфере энергосбережения для населения. Это пример сопоставимости ресурсного национализма и целей устойчивого развития.

В то же время справедливо то, что любое приближение к реализации целей устойчивого развития в стране-производителе сырьевого ресурса будет противоречить их реализации в стране – потребителю в случае, если будет приводить к существенному удорожанию стоимости сырья и соответственно продукции с высоким ее содержанием.

  1. Ресурсный национализм страны – потребителя сырьевого ресурса.

В странах, потребляющих природные ресурсы, может прослеживаться «ресурсный национализм страны-потребителя» при условии, что они прибегают к решительным мерам для поддержания безопасности поставок потребителям, подкрепленных то ли нормативными, то ли другими пропагандистскими или политическими средствами. Поэтому ресурсная конкуренция среди стран-потребителей является «обратной стороной ресурсного национализма».

В крайних случаях ресурсный национализм страны-потребителя может непосредственно привести к вооруженному конфликту. Поэтому этот тип ресурсного национализма слабо связан с реализацией целей устойчивого развития. В частности, рост цен на продовольственные товары вследствие увеличения площади земельных угодий под производство биотоплива спровоцировал волны протестов среди потребителей, что также можно классифицировать как проявление ресурсного национализма стран-потребителей.

С другой стороны, всплеск интереса к роли биотоплива в общем энергобалансе и быстрое расширение объема инвестиций в этот сектор также связаны с «националистической» пропагандой со стороны стран-потребителей, обеспокоенных проблемой энергетической безопасности. Здесь национальные интересы определяют оценивание тех или иных действий, интерпретируемых как «ресурсный национализм».

  1. Ресурсный национализм страны, стремящейся получить контроль над сырьевым ресурсом вследствие имеющихся технологических и финансовых асимметрий развития.

Страны происхождения транснациональных корпораций, пострадавших от ресурсного национализма за рубежом, продолжают лоббировать экономические интересы последних. Такие, казалось бы, коммерческие интересы стали прямым интересом страны происхождения, учитывая тот факт, что транснациональные корпорации частично контролируют государства. Стратегическим интересом является использование государственных предприятий для контроля природных ресурсов в других странах.

Например, в октябре 2007 года Министерство энергетики и добывающей промышленности Алжира и государственная нефтяная компания Sonatrach представили десять новых разведочных установок. Впоследствии в отчете «О промышленности» министр энергетики и добывающей промышленности этой страны Шакиб Хелиль заявил: «Мы будем содействовать партнерам, которые дадут нам в свою очередь доступ к запасам. Мы будем использовать эту возможность для повышения присутствия Sonatrach за рубежом».

  1. Ресурсный национализм стран – объектов коммерческих и инвестиционных интересов стран – основательниц суверенных фондов богатства.

Во второй половине 2000-х благодаря стремительному росту цен на энергоносители и продолжению роста экономик КНР и других стран Азии многие государства сформировали государственные инвестиционные фонды, или суверенные фонды (Sovereign Wealth Funds). Цель формирования подобных фондов заключается как в стерилизации избыточной денежной массы, которую не может поглотить экономика этих стран, так и в обеспечении материальной базы для роста благосостояния населения.

В соответствии инвестиционные инициативы стран – основательниц суверенных фондов богатства могут носить агрессивно экспансионистский характер и приводить к размыванию национальных ресурсов стран – объектов своих коммерческих интересов. Отсюда – различия в потенциале реализации целей устойчивого развития. Уменьшение проявлений имущественного неравенства и справедливого распределения доходов от продажи сырьевых ресурсов между поколениями – у первых, и обострение социального напряжения – у последних.

Фонды суверенного богатства считают инструментом политики в борьбе с риском «голландской болезни», по которой может произойти сокращение производства и рост инфляции вследствие увеличения доходов от природных ресурсов, что осуществляют косвенное влияние на обменные курсы. В странах с богатыми запасами природных ресурсов, экономическая и социальная нестабильность может привести к быстрому ускорению расходов на национальном уровне, что питается эксплуатацией природных ресурсов.

В крайних случаях это можно назвать «ресурсным проклятием». Нахождение компромисса между текущим социально-экономическим развитием страны и потребностями будущих поколений полностью соответствует принципам устойчивого развития. Как в случае с нефтяным фондом Норвегии, где накапливаются доходы от природных ресурсов, предназначенные для долгосрочных затрат или специфических социальных потребностей, как в случае с фондом, основанным в связи с прокладкой трубопровода Чад – Камерун.

Новый ресурсный национализм, в отличие от 1970-х, может быть инициирован и оправдан необходимостью реализации целей устойчивого развития: уменьшением неравенства доходов, сокращением бедности, управлением изменениями климата и более рациональным использованием природных ресурсов.

Быстрый рост потребностей Китая в ресурсах, вызванный стремительным ростом национальной промышленности, также привел к тому, что предприятия страны постепенно создают более видимое присутствие в странах, богатых ресурсами. Особый интерес вызвал заметный рост присутствия Китая в Африке, подкрепленный, среди прочего, инициативой «Один пояс, один путь».

Интересен тот факт, что политика Китая в отношении Африки в 2006 году освещает устойчивое развитие в странах, принимающих, как одну из целей экономического взаимодействия. Правительство КНР поощряет и поддерживает компетентные китайские предприятия к сотрудничеству с африканскими странами в различных направлениях на основе принципа взаимной выгоды и общего развития для рационального развития и использования своих ресурсов.

Чтобы помочь этим государствам превратить свои преимущества в ресурсах на конкурентоспособность и достижение устойчивого развития в своих странах и на континенте в целом.

Только в нефтегазовом секторе китайские компании, такие как Sinopec, China National Offshore Oil Corporation (CNOOC) и China National Petroleum Corporation (CNPC), имеют интересы в Нигерии, Анголе, Судане, Экваториальной Гвинее, Габоне и Чаде. Значительные инвестиции также сделали в сектора минеральных ресурсов. Например, в Замбии и Демократической Республике Конго.

  1. «Двойной ресурсный национализм» со стороны стран-производителей и стран – потребителей сырьевого ресурса.

Такой вид ресурсного национализма вмещает как ресурсный национализм страны-потребителя в виде использования неконкурентных методов получения доступа к сырьевым ресурсам страны-объекта для доступа и контроля соответствующих месторождений, так и националистическую защитную реакцию со стороны страны, на которую нацелены такие интересы. Так, широкая огласка произошла вокруг китайских приобретений в стратегических секторах США и Казахстане.

Наряду с непосредственными националистическими опасениями обеспокоенность выразили также о возможности того, что китайские инвесторы будут иметь меньше уважения к правам человека и корпоративной ответственности, чем западные нефтяные компании.

Иллюстративным является случай, когда китайская компания Sinopec и CNPC вошли на рынок Судана после выхода канадской компании Talisman Oil. Talisman, что подверглась давлению и была лишена прав на добычу на том основании, что она нарушила права человека, что в конечном итоге привело к обесцениванию стоимости акций компании.

Эксперты убеждены, что китайский подход к переговорам по инвестиционным соглашениям на самом деле определяет успех страны, ведь он отличается от подхода развитых стран Запада и политических условий, которые они предлагают. Китай предоставляет Африке равный дипломатический статус с «полномочиями, превалирующими» в его политической ангажированности.

Среди прочего, Пекин продвигает «коалиционные инвестиционные стратегии», при которых принимающие африканские страны в случае успешной реализации проектов будут получать дополнительное финансирование развития инфраструктуры. Также Поднебесная расширяет помощь для развития африканским правительствам даже благодаря коммерчески необоснованным предложениям, предлагая альтернативный механизм сочетаний целей рыночной экономики и устойчивого развития.

Поль Колье, комментируя инициативы КНР в добывающих отраслях, утверждает, что китайские инвесторы могут просто быть лучшими в предоставлении принимающим странам того, к чему те стремятся. Он считает, что Китай уже разработал отличную от других модель ведения бизнеса для заключения сделок по добыче ресурсов, у которых права на добычу ресурсов являются бартером на непосредственное развитие инфраструктуры.

Такой пакет содержит составляющую китайской помощи, поскольку такие пакеты помощи не оцениваются отдельно, значение этой поддержки остается непонятным.

Профессор Колье называет такие «пакетные соглашения» инструментом неопротекционистской политики Пекина и поощряет другие страны последовать его примеру. Ресурсный национализм страны-потребителя на примере КНР реализуется через создание новых моделей ведения бизнеса; моделей, которые по своей сути склоняются в сторону высшей роли представителей государственного сектора. Помогать формировать условия конкурса, которые, вероятнее всего, будут наследованы другими, является ключевой задачей для сторонников подхода устойчивого развития.

Обычно предполагают, что использование политики ресурсного национализма актуализируется именно в случае роста цен на сырьевые товары, добываемые в стране. Соответственно пересмотр условий ранее заключенных инвестиционных соглашений как действенный инструмент ресурсного национализма становится возможным при следующих условиях:

(1) Когда контракты с принимающими государствами заключались в период относительно низких цен на нефть, газ и минеральные ресурсы;

(2) В случаях, когда произошла фундаментальная переориентация политики принимающей страны в отношении иностранных и частных инвестиций;

(3) В случаях, когда новые правительства вводят политику реприватизации, отменяя договоренности при предыдущем раунде проведенной приватизации. Так, дистанционные действия нового правительства от решений предыдущего – имманентная черта ресурсного национализма.

————

Авторы: Наталья Резникова, доктор экономических наук, профессор, профессор кафедры мирового хозяйства и международных экономических отношений в Институте международных отношений Киевского национального университета имени Тараса Шевченко.

Владимир Панченко, доктор экономических наук, партнер консалтинговой компании KSP STRATEGIES.

Источник: Тиждень

Перевод: BusinessForecast.by

При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.

Читайте по теме:

Оставить комментарий