В последний день лета правительство освободило от исполнения обязанностей председателя НСЗУ Оксану Мовчан, и назначило вместо нее другого члена команды НСЗУ – Андрея Виленского.
Оксана Мовчан возглавляла НСЗУ девять месяцев, на которые пришелся, в том числе и старт второго этапа реформы здравоохранения. Причем старт не в поддержке президента, правительства и профильного министра, а в жестком противодействии, фактически, в условиях партизанской войны. Впрочем, остановить реформу оказалось не так просто.
“За то время, что я находилась на должности, сменилось три министра здравоохранения. Но нам удалось завершить внедрение реформы, притом, что она одна из самых сложных — политически и технически, — говорит Мовчан. — И на сегодня наша реформа является единственной, которая прорвалась за границу «первого этапа» и не откатилась. Все попытки ее изменить сводятся к копанию в отдельных элементах, но бросать вызов подходу никто не решается”.
Оксана говорит, что уходит с чувством выполненной миссии, и что сама предложила Максиму Степанову вариант назначить вместо нее Андрея Виленского, после нескольких попыток снять ее на заседании правительства. Почему так произошло — читайте в нашем интервью.
Весной и летом было несколько неудачных попыток министра здравоохранения снять вас с должности и. о. главы службы, а в конце августа это внезапно все же произошло. Расскажите, пожалуйста, как это все происходило.
Это было моим решением уйти с поста исполняющего обязанности главы НСЗУ. И я сама предложила Максиму Степанову вариант — назначить Андрея Виленского. Объясню, почему.
Я не политик, я проектный менеджер, исполнительный директор. Мне важно иметь план, что мы делаем в сентябре, октябре и так далее. В конце концов, уже начинается бюджетный процесс и нам нужно договариваться о том, какой будет программа медицинских гарантий на 2021 год. Мы два месяца жили со среды до среды, вылавливая повестку дня Кабмина, что, нет ли там постановления о том, чтобы отстранить Оксану Мовчан и назначить председателем НСЗУ кого угодно?
Были такие истории, что утром у нас встреча с министром на тему 2021 года, а сразу после нее звонит руководитель одного из наших департаментов и говорит: “Оксана, что делать? Они мне предлагают на заседании Кабмина за 15 минут назначать меня главой службы!”. Я спрашиваю: Ты готова? Она отвечает: ” Нет, ты что!”. Хорошо, значит, мы включаем противодействие.
Через две недели я ушла в отпуск, и опять та же история. На этот раз предложили должность уже Андрею Виленскому. Поэтому когда я вернулась из отпуска, сама инициировала разговор со Степановым. Я сказала ему: «Максим, если вы не можете по каким-то причинам со мной работать, давайте заменим меня Андреем Виленским. Подготовим команду, передачу дел, все документы, право на подпись и так далее. Сделаем все нормально. Я не против, скандалов устраивать не буду”.
И Степанов согласился?
Он меня выслушал. И в понедельник перед заседанием правительства, на котором собственно было принято решение, позвонил и сказал: “Оксана, я сделал, как ты просила”. И назначили Андрея.
Виленский член вашей команды и, насколько я понимаю, имеет аналогичные ценности. В чем вообще смысл этой замены для Минздрава? Чем так раздражали Степанова именно вы?
Возможно, дело в том, что я спорю. И много спорила с министром, в том числе публично. Но позиция нашей команды заключается в том, что с любым человеком можно говорить. Было такое, что проходило 2-3 месяца и министр менял свою позицию. Значит, наши аргументы действовали. Я ему говорила: “Максим, если вы сейчас это сделаете, то оно приведет к вот таким проблемам со стороны НСЗУ, таким со стороны Минфина и так далее. Поэтому давайте не будем тратить на все это два месяца, а сразу сделаем, немного иначе”.
Но мы со Степановым на самом деле никогда не ссорились. И уже когда состоялось назначение Андрея, министр захотел со мной встретиться. Мы в довольно спокойном режиме поговорили о детях и всем остальном.
Not personal, just business. У него была своя задача, у меня – своя.
По вашему впечатлению, какая у него имеется задача?
Он пришел, когда началась реформа. Тогда было много протестов: туберкулез, психиатрия, главные врачи выгоняли людей на улицу выступать против реформы. Президент все это, конечно, видел, и, думаю, сказал что-то типа: “Максим Степанов, что происходит? Сделай что-нибудь”.
Первым их решением было все остановить. И тут НСЗУ говорит, что нет, вы не сможете. Это кстати был мой первый разговор со Степановым, очень жестким. Я сказала: «Вы не остановите реформу. Не потому, что мы не хотим, а потому, что это невозможно”. Мы уже раскроили финансовую фискальную ткань. Если ты раскроил ткань на брюки, то из нее уже не получится снова пальто. Министру понадобилось где-то 2-3 недели, чтобы это принять. А мы тем временем успели запустить реформу.
С кем из трех министров было проще работать?
(Оксана долго думает). Пожалуй, все же, со Степановым. Он хотя бы понимал, что происходит, и в какую игру мы играем. Потому что другому министру говоришь, что у нас тут баскетбол, а он приходит с теннисной ракеткой.
У Степанова есть своя риторика, которую он продвигает и премьеру, и президенту. Она, конечно, отлична от нашей. Еще начиная с первой пресс-конференции, когда он сказал, что НСЗУ обидела тысячу больниц. Я говорю: ”Нет, тысяча из них в результате реформы получит больше».
Но он не перестал говорить, что тысяча больниц погибнет.
Не перестал. И когда мы поехали в Полтаву, я поймала там президента и сказала: “Извините, но все, же 500 больниц получат меньше денег, а тысяча больниц – больше. И даже если те 500 закроются, то тысяча заберет пациентов себе, они не останутся на улице”. Это не первичка, нам не надо иметь больницу в каждом селе или 20 онкологических центров на одну область.
Мы с самого начала были вынуждены заниматься построением отношений с администрацией президента, а также с каждым новым премьером, с каждым новым министром здравоохранения и министром финансов. Были вынуждены подавать реформу каждому новому министру заново.
Как только менялась команда — снова приходила я с презентацией и словами, подстроенными под повестку дня конкретного человека, чтобы он понял, что это за реформа и для чего. Для президента нужен один ракурс: “Люди уже не могут смотреть на развалившиеся больницы”, а для министра финансов другой – “Если мы это сделаем, в стране будет фискальная дисциплина”.
Если бы в стране была какая-то политическая вертикаль, и был кто-то, кто представлял бы реформу, был ее политической крышей, то было бы проще. Но реформа осталась ничья после отставки Ульяны Супрун. Больше никого такого сильного и активного у нас не было.
Но мы были единственные, кто предложил повестку дня. И альтернативной повестки до сих пор нет. Потому что ее не может быть в принципе. Если семья долго жила в долг, не занималась своим хозяйством, своим развитием, то придется в первую очередь принять несколько неприятных вещей и дисциплинировать себя, выйти из зоны комфорта.
Сейчас откат уже невозможен?
Все попытки отката сводятся в копание в отдельных элементах, но бросать вызов подхода никто не решается, это выглядело бы нелогично и коррупционно. Мы сделали самое важное. Это автономия медицинских учреждений и перевод их на финансирование по контракту. Они получают плату только за результат и только на основе электронных медицинских записей единой системой кодирования. В 2020 году НСЗУ заключила контракты на 86 млрд. гривен, и каждую закупку можно проверить.
Я правильно понимаю, что в работе НСЗУ со сменой руководителя ничего не изменится?
Да.
Но все, же должен ли быть проведен конкурс на главу НСЗУ?
Да, бесспорно. И на самом деле нет никакой причины этого не делать. Работают школы, работают учебные заведения. Почему нельзя провести тесты и собеседование для кандидатов на главу НСЗУ? Я помню, как участвовала в конкурсе сначала на заместителя председателя НСЗУ, а потом — на главу. Огромная аудитория, ты стоишь за трибуной, в комиссии, которая ставит вопрос, метров 10. Идет стрим на Ютюбе, все видят, о чем тебя спрашивают, ты отвечаешь.
И победителя конкурса все примут, если будут видеть, как комиссия приняла решение. Гораздо хуже, когда назначение происходит в ручном режиме.
О пакете с доплатами
На прошлой неделе правительство утвердило новый пакет “услуг” для больниц – пакет на доплаты персоналу, что противоречит и реформе, и здравому смыслу. Хочу спросить вас: как по-хорошему должно было бы происходить повышение зарплат в сфере здравоохранения, по какому механизму?
Должно увеличиваться общее финансирование сферы, а уже внутри действуют правила игры, которые позволят распределить деньги каждому по труду. Это не должна быть случайностью или лотереей.
Значит, эти деньги, которые сейчас пошли на ”пакет с доплатами», должны были быть распределены между другими пакетами услуг?
Хитрость в том, что эти деньги все равно окажутся у главного врача, и он будет решать, как их распределить.
Государство не может эффективно управлять 2000 больниц. Оно даже не знает, что там происходит и сколько людей там работает. Только когда началась реформа и появилась система EHealth, мы узнали, сколько врачей работает в какой больнице, какое там оборудование, сколько ему лет, оно вообще ли используется, или стоит в коробках.
Как может министр или премьер принимать решение об увеличении заработной платы людям, о которых он ничего не знает? Кто они, как они работают, что делают? Идея в том, чтобы это децентрализовать.
Конечно, поскольку нам надо купить услуги для 37 миллионов человек, то должны быть общие правила по качеству услуг и по использованию денег. Но дальше мы делегируем право принятия решений менеджерам на местах, руководителям заведений, которые знают, что у них там, в хозяйстве происходит и как им лучше эти деньги распределить.
Руководитель знает, кому нужно, на сколько, поднять зарплату, сколько надо на ремонт и оборудование. Кстати, главный врач может также поговорить с владельцем заведения (это местная власть) и взять кредит у ЕБРР на оборудование или на ремонт.
Но, это все-таки лотерея, но ее уже провели раньше — когда назначали главных врачей.
Сейчас мы можем видеть ретроспективно, получая отчеты, как руководители заведений тратили деньги. Но для того, чтобы влиять на процесс, надо действовать иначе. В первую очередь — главный врач должен проходить конкурс. Это не должен быть чей-то человек или человек, заплативший кому-то деньги за назначение. У него должен быть бизнес-план, который утверждает владелец заведения.
Если он не справляется с обязанностями, не может выполнить условия договора с НСЗУ, например, или если пациенты не хотят идти в это заведение, то владелец видит, что руководитель плохой. И может его заменить на другого. Так должна работать система. А какой-то микроменеджмент из серии «всем прибавки!» может только навредить.
Есть ли уже пример на первичке или на вторичке, где коллектив заведения обратился к местным властям с просьбой поменять руководителя или повлиять на него, чтобы он опомнился и поднял зарплаты?
Я еще о таком не слышала. Врачи — консервативное сообщество, они привыкли соблюдать иерархию. Нужно время, чтобы они поняли, что надо брать свою судьбу в свои руки. Поэтому очень важен закон «О врачебном самоуправлении» и любые инициативы, когда врачи собираются обсудить реформу, организацию работы больниц, коллективные договоры и так далее. Нужно в их ряды запускать лидеров, которые смогут “челленджить” эти вопросы.
О больницах-аутсайдерах
А как поживают те недофинансированные больницы, которые должны были закрыться?
Некоторые из них закрылись.
Какой процент?
Мы увидим это в конце года, когда будут формироваться бюджеты, в том числе местные. Тогда будет понятно, какие заведения из тех, что получили меньше средств от НСЗУ, владельцы сохранили. Поскольку решение о закрытии принимает именно собственник.
Я так понимаю, что пока ни одна из этих больниц не получила переходное финансирование?
Пока нет. И это тоже вопрос как дать переходное финансирование заведениям, которые уже не существуют? Есть такие заведения, от которых осталась лишь формальная оболочка, а весь персонал уже перешел работать в соседнее, более успешное заведение. Давать переходное финансирование в сентябре, через пять месяцев после того, как все произошло, — это очень странно и глупо. Предприятия уже перестроили свою работу за это время. Врачи уже перешли работать в другие больницы, а вместе с ними пошли на обслуживание и пациенты.
А эти больницы представили план своего развития, как должны были?
Нет, это требование Минздрав отсрочил, чтобы быстрее влить деньги. Но, в конце концов, они прожили 5 месяцев без этих денег и, соответственно, могут жить без них дальше. Или не прожили, и тогда деньги уже вливать некуда.
А как насчет увольнения 50 тысяч медицинских работников? Сколько было сокращено в реальности?
Мы собираем эту статистику, специально для Степанова. За пять месяцев было сокращено до 10% работников, в основном это немедицинский персонал. И это — нормальный процесс оптимизации штата в заведении. Но не 50 тысяч уволенных врачей. По данным электронной системы, с 1 апреля уволилось 3 815 врачей специализированной медицины и 4 642 медицинские сестры, которые работали на вторичке. Но большинство из них перешли на работу в другие заведения. Общее количество врачей, зарегистрированных в системе, возросло. На 1 апреля их было 94 233, на данный момент — 96 649.
О реформе психиатрических учреждений
Реформе финансирования должна была предшествовать, в том числе реформа психиатрической службы, но она не состоялась. Можно ли сегодня говорить о том, что изменения в финансировании побуждают психиатрические учреждения реформироваться?
Наши психиатрические учреждения долго злоупотребляли своими инфраструктурными возможностями: закрыть неудобных людей, взять на лечение чьих-то родственников, которым на самом деле не требуется стационарное лечение, и так далее. Работали дома для престарелых лиц, но деньги от родственников шли не в заведение, а кому-то в карман.
Я так понимаю, это не изменилось.
Нет. Но мы больше не будем платить за это деньги.
Больницы теперь получат деньги за медицинские услуги, а не за социальные. Соответственно, они не заинтересованы в том, чтобы в заведении находились социальные пациенты.
В прошлом году был принят закон о социальных услугах, и должна была появиться структура или структуры, которые должны были бы настроить процесс предоставления этих социальных услуг. Неправильно было бы использовать на них медицинский бюджет.
Но вы еще не успели подать эту идею министру соцполитики?
Еще нет, но уже говорили об этом с Михаилом Радуцким. Закон этот разрабатывала и поддерживала Юля Соколовская, когда была министром социальной политики. Было выделено, кажется, 100 миллионов на пилотный проект в несколько десятках общин на этот год, но пилот так и не вышел на старт. Нужна имплементация, нужен кто-то, кто будет это делать.
Психиатрические больницы начали выписывать социальных пациентов?
У нас нет такой статистики. Были такие заявления, но это манипуляции, шантаж. Мол, сейчас всех выпустим на улицу, и они будут рядом с вами ходить.
У нас сейчас начинается конструктивный диалог с руководителями психиатрических учреждений, который был невозможен в апреле или мае. Сейчас стадия гнева миновала, и они поняли, что НСЗУ никуда не денется. Мы показываем им, как они могут получить больше финансирования, какие могут быть дополнительные услуги, какие могут быть платные услуги.
О хосписах
Еще о заведениях, которые закрываются. Понятно, что то, что мертво, должно умереть. Но закрываются также и вполне живые, нужные заведения — в частности, хосписы. В чем была ошибка с хосписами и как вы планируете ее исправлять на следующий год?
После отставки предыдущего правительства произошла рассинхронизация действий с другими участниками процесса. Пока был премьером Алексей Гончарук, мы постоянно встречались с губернаторами, их профильными замами, Министерством территориального развития и Минфином и обсуждали, где что происходит на местах, и что надо делать. Когда правительство Гончарука ушло, эти встречи прекратились. Поэтому есть ситуации, в которых местная власть должна подхватить финансирование учреждений, в частности, паллиативной помощи, но не подхватила.
В этом году хосписы получат переходное финансирование. И мы надеемся, что на следующий год на здравоохранение будет выделено 5% ВВП, как это прописано в нашем законе о финансовых гарантиях.
Помните, вы говорили мне несколько месяцев назад, что еще неизвестно, каким у нас будет ВВП. И что 5% может оказаться маловато. Возможно, будут какие-то еще изменения для хосписов?
Это услуга, которая сейчас только развивается. И нам нужно больше времени, чтобы понять, сколько нужно хосписных заведений, какой должна быть их география. Так получилось, что сильные хосписы пострадали из-за того, что мы законтрактовали многие заведения, которые заявили, что они также могут предоставлять эту услугу. А количество денег на всех фиксировано. Возможно, нужны более жесткие условия для контрактов. А возможно, все же должно быть большее количество заведений, чтобы услуга была доступна для большего количества людей.
О ковиде
Будут ли вноситься какие-то коррективы в пакет по ковиду? Теперь, когда Украина уже имеет собственный опыт работы с пандемией?
У нас есть предложение, которое еще рассматривают – расширить ли команды специалистов, которые работают с ковидом.
Тот дизайн пакетов, который мы разработали весной, был основан на очень куцей статистике, что мы и весь мир имели на тот момент. Сейчас уже видим, что курс лечения позволяет получить результат без подключения пациентов к ИВЛ, но нужно использовать кислородные установки. Соответственно, мы хотим добавить в команды специалистов, которые для этого нужны.
Сейчас в Киеве перепрофилируют под ковид отделения, и даже целые больницы. Соответственно, эти заведения перестают предоставлять те услуги, на которые у них подписаны контракты с НСЗУ. Потому что вместо кардиологического отделения у них теперь ковидное и так далее. Насколько это вообще законно?
Я знаю, что есть такие планы, но этого делать нельзя.
Уже делают. Вон целую восьмую больницу в Киеве отдалили под ковид, выгнав всех остальных пациентов. На основе соответствующего решения министра.
Наша позиция такова, что нужно придерживаться ранее установленных правил. Люди не перестанут болеть другими болезнями, соответственно, им будет так же нужна помощь. Есть отдельные больницы, которые специализируются на ковиде, их можно расширять, доставлять койки, но не должна расширяться география этих больниц. Здесь еще есть такой момент, что пакет на лечение ковида — это дополнительные деньги, возможно, этот фактор также является определяющим.
Но не должны все больницы становиться ковидными. НСЗУ пытается этому противодействовать, возможно, нам надо быть жестче в этом.
Что будет с этими больницами, которые перепрофилировались, и не будут предоставлять те услуги, которые должны предоставлять?
По приоритетным услугам они не смогут получить деньги. Потому что мы оплачиваем пролеченный случай. Значит, контракт мы не разрываем, но если количество пролеченных инсультов — ноль, то и денег за инсульты больница получит ноль.
Причем не все эти больницы имеют контракты на ковид. И не так просто их получить. Я знаю, что многие учреждения зависли на этапе подписания, поскольку не могут утвердить свою статистику в местном департаменте здравоохранения.
Так и есть. И жалуются, что НСЗУ требует статистику, в то время как небо падает на землю. Но больница может вписать себе любое количество пациентов, и мы не можем его принять без подтверждения и выплатить всем любое количество денег, которое они попросят. Мы должны базироваться на реальных данных. Поэтому соответствующие чиновники, которую несут ответственность за собранную статистику, должны поставить на ней свою подпись. И тогда мы можем выплатить деньги.
Думаю, что эти решения о перепрофилировании могут быть хаотичными. И не исключено, что месяца через два мы увидим откат назад.
Откроют обратно свои обычные отделения?
Да, конечно.
Меня еще удивило, что никто из тех пациентов, которых срочно выписывали из 8-й больницы, не пожаловался в НСЗУ. Когда готовила текст об этой ситуации, то специально узнавала, были ли жалобы. Не было.
Меня часто дергают на Фейсбуке, когда получают отказ в оказании помощи, и я говорю: «Звоните сразу нам!». Мы можем сами связаться с больницей. У нас широкая сетка аккаунт-менеджеров, которые контрактуют с больницами, и которые знают лично руководителей. Очень много сейчас проблем из-за того, что люди не разобрались, что и как должно происходить — это и пациенты, и сотрудники заведений. И это можно решить просто с помощью переговоров, не обязательно сразу подключать полицию или еще какие-то жесткие меры принимать.
Я правильно понимаю, что НСЗУ может прийти и провести какое-то свое расследование только в том случае, если есть жалоба от пациентов, и желательно не одна?
Да, мы реагируем на жалобы.
Кстати, как полиция расследует те случаи вымогательства денег у пациентов, с которыми вы к ней обратились?
Пока никак. Поэтому будем настраивать работу с новыми стейкхолдерами, чтобы они тоже знали, кто мы и что мы делаем.
Значит, скоро о вас узнает еще и Аваков?
Да, скоро узнает. Нам на самом деле здесь важна поддержка правоохранительных органов — для успешной имплементации реформы.
Я правильно понимаю, что НСЗУ не хватает функции контроля над выполнением условий контрактов?
У нас есть функция контроля. Просто с санкциями надо быть осторожным. Например, мы не можем разорвать контракт с единственным в области онкологическим центром, даже если они нарушают условия контракта (насколько я понимаю, речь идет об Одесском областном онкологическом центре, пациенты которого больше всего жалуются на взяточничество). Поэтому мы должны найти другие методы, чтобы стимулировать необходимое нам поведение по отношению к пациенту.
Еще остались заведения, которые не подписали договор с НСЗУ — в том числе такие крупные, как Феофания и Охматдет…
Охматдет вообще не в реформе, получает финансирование от МИНЗДРАВА и будет получать его в следующем году.
Это вообще нормально? Для пациентов точно не нормально, что они по своему направлению не могут прийти в Охматдет.
Мы никак не можем заставить заведение присоединиться к реформе, если оно само этого не хочет. С их стороны никакого движения на автономизацию и вхождение в реформу нет.
На них должен был бы давить Минздрав. И когда возглавляла Минздрав Ульяна Супрун, то ее заместитель Павел Ковтонюк этим и занимался. Когда сменилось руководство Минздрава, процесс остановился.
Однако правительство заставило нас заключить контракты с Центром микрохирургии глаза и Институтом акушерства, гинекологии и педиатрии. Для них единственных на всю страну сделали исключение по непонятным причинам — они не выполнили одно из главных требований об автономизации и при этом не являются критичными с точки зрения медицинской помощи.
О E-Health
Вопросы по E-Health. Проблему с серверами и нехваткой средств на развитие системы уже решили?
С серверами — да, по развитию системы — еще в процессе. Но у меня хорошие прогнозы. Мы работаем вместе с Минфином и с Минцифры, там сильная команда.
E-Health это на самом деле намного шире и глубже, чем просто здравоохранение. Сейчас эта история очень сильно недооценена. Она может разблокировать кучу изменений и позитива, как для пациентов, так и для бизнеса. И НСЗУ на самом деле лишь один из 10 ее бенефициаров.
Она может усилить собой наше движение на пути к правовому государству. Конечно, система не сделает так, чтобы у нас суды лучше работали или полиция штрафовала всех нарушителей. Но она даст прозрачность. Не нарушая закон о персональных данных, мы показываем, в какую больницу пришло 25 пациентов, а в какую 700. Уже даже руководители заведений следят за нашими бордами и начинают чувствовать конкуренцию. А руководители областей уже прозревают, когда видят эти данные.
Собственно, E-Health — это именно то, чем планирую заниматься лично я. Имею план из трех элементов, и надеюсь до конца года его воплотить.
О чем идет речь?
Во-первых, должны согласовать концепцию, которая уравновесит ситуацию, зафиксирует тот статус, который есть сейчас. Чтобы уже нельзя было резко дать пас ни кому.
Значит?
Например, поднять вопрос, у кого должна находиться центральная база данных. Сейчас она находится в НСЗУ.
Есть другие желающие?
Например, идет разговор о том, чтобы передать его в Минздрав. Или в ГП «Электронное здоровье». Но я говорю, что в таком случае на ГП можно также передавать всю нашу службу, потому что эти данные — наш главный инструмент. Не будет этого инструмента — не будет и НСЗУ. И когда мы запускали реформу, то ставили Минздраву требование, чтобы этот инструмент у нас был.
Это фундамент, на который можно опираться, когда речь идет о финансировании. Доноры сейчас полностью прекратили финансирование, потому что они хотят увидеть опорный документ и хотят увидеть консенсус в правительстве.
Второй элемент — нам надо ввести коллегиальный орган, который бы следил за развитием этой системы. Опять же, потому, что это не только история о здравоохранении.
Попробуем реанимировать проект с BRDO, они вместе с ассоциацией «IT Ukraine» помогали нам в прошлом году. В том числе обсуждалось создание наблюдательного совета, в котором было бы представлено и правительство, и общественный сектор, и бизнес. Потому что электронная система здравоохранения — двухкомпонентная. Центральная база данных — это государственный компонент, а фронтенды, МИС — коммерческие.
Третий элемент, самый важный — это совместный road map. Мы уже понимаем, какие функции нужны нам как НСЗУ. Минздрав понимает, какие функции им нужны. Минцифры имеет свои требования, как синхронизировать это все с другими сервисами, тем же является – Е-малютка и Е-больничные, где стейкхолдером является уже Минсоц. Мы должны подготовить эту общую дорожную карту, правительство должно ее утвердить и таким образом мы получим план цифровой трансформации.
У меня еще приземленный вопрос, будут ли какие-то изменения для врачей, которые жалуются на то, что система зависает, и работа с ней отнимает очень большое количество времени?
Да. Причина, по которой все зависало — это взрывной рост данных. Система наполнялась информацией, и места не хватало. А при текущем положении дел каждый миллион гривен, который мы хотим потратить на систему электронного здоровья, мы должны провести через Кабмин.
И пока мы объясняли Минздраву, зачем все это нужно, через призму наших отношений… Пока вынесли решение на правительство, система продолжала наполняться данными, а мощность ее оставалась такой же. Наконец сейчас это вопрос решен, а на следующий год мы зашили эти расходы в Программу медицинских гарантий.
Интерфейс для врачей будет меняться?
Будет улучшаться. Но за интерфейс отвечают в МИС. Данные хранятся в ЦБД, а если врачам не нравится интерфейс, то они могут попросить главного врача поменять МИС.
Сейчас EHealth существует как MVP (минимально жизнеспособный продукт), созданный на деньги доноров – правительств других стран и МИС, в объеме необходимом для запуска вторички. Но полноценному «электронному здоровью» нужна система координат, которая разблокирует инвестиции в нее со стороны государства и бизнеса. Речь идет о концепции, дорожной карте и надзорном коллегиальном органе за ее развитием, представленном государственным, общественным и коммерческим сектором. И это тоже будет сделано.
Автор: Виктория Герасимчук
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.