20 мая прокурор САП Денис Демкив в четвертый раз закрыл досудебное производство по делу «Роттердам +».
Как узнал «Цензор», решение принято по пункту 3.ч.1 ст. 284 УПК. (Не установлено лицо, совершившее уголовное правонарушение, в случае истечения сроков давности привлечения к уголовной ответственности, кроме случаев совершения особо тяжкого преступления против жизни или здоровья лица или преступления, за которое согласно закону может быть назначено наказание в виде пожизненного лишения свободы).
В НАБУ сразу заявили, что «решение нового старшего группы прокуроров – Дениса Демкива – о закрытии так называемого дела «Роттердам +» 20 мая вызывает сомнения в его объективности, поскольку это решение принято в нерабочее время, без консультаций с детективами и надлежащего изучения материалов дела».
А глава ЦПК Виталий Шабунин заявил даже, что решение Демкив принял по просьбе Олега Татарова в обмен на должность руководителя САП.
Во вторник «Цензор.НЕТ» встретился с Демкивым и расспросил, что заставило его закрыть дело.
В ДЕЛЕ НЕТ НИ ОДНОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ, КОТОРАЯ ОДНОЗНАЧНО ДОКАЗЫВАЕТ УБЫТКИ
— Объясните читателям, почему вы закрыли это дело?
— Для начала, я хотел бы сообщить всем, что меня назначили старшим группы прокуроров 5 мая 2021. До этого старшими группы были другие прокуроры, другое процессуальное руководство. И с этого дня я начал изучать материалы дела.
— А до этого вы не были в группе?
— Был, но я не принимал никаких процессуальных решений. Мне было известно это уголовное дело в общих чертах, а с деталями я ознакомился уже после назначения.
— В последние две недели?
— Да. Последние две полные недели я посвятил изучению этого дела.
— И что стало причиной принятия решения о закрытии дела?
— Уголовно-процессуальным кодексом у нас предусмотрено, что во время досудебного расследования нам надо установить несколько фактов. В частности, это состав преступления. Поэтому дальше я остановлюсь на конкретных обстоятельствах, которые меня привели к такому решению. Буду стараться говорить по пунктам как можно более простым языком, чтобы было понятно читателям. Верховным судом Украины истолкован термин, каким должен быть стандарт доказывания преступления, это доказывание вины вне разумного сомнения.
ВС дал такое определение, что это совокупность обстоятельств, установленных во время досудебного расследования, которая исключает любое другое понимание объяснения события, которое является предметом судебного разбирательства, кроме того, что инкриминируемое преступление было совершено и обвиняемый является виновным в совершении этого преступления. Если коротко, то когда прокурор направляет дело в суд, то он должен доказать, что именно эти факты, которые он отмечает, были совершены. И не может закрасться мысль, что это могут быть другие факты и обстоятельства.
— Это значит, что в деле «Роттердам +» не было такой однозначности?
— Теперь кратко о трех ключевых проблемах в данном производстве. Первое — это именно злоупотребление и нарушение закона членами НКРЭКУ. Постановление, которым устанавливались цены на электроэнергию, и определялась формула расчета «Роттердам +», ее согласовало Министерство энергетики и угольной промышленности, Антимонопольный комитет и Государственная регуляторная служба.
И за годы действия этой формулы они не обращались об отзыве ее визирования или отмене регистрации соответствующего постановления. Второе — постановление №289, которым устанавливалась формула «Роттердам +», оно неоднократно обжаловалось в административном порядке в судах. Было несколько решений, которые прошли несколько инстанций.
И по результатам этих решений ни разу данное постановление не отменялось и не признавалось незаконным. Оно было обжаловано не только по формальным основаниям, оно обжаловалось в порядке процедуры принятия, по формуле методики.
Все это было предметом исследования. Здесь важно сказать, что данные судебные решения не имеют предуционной силы в отношении нашего уголовного производства, но они все-таки подтверждают законность данной формулы. И соответственно в случае несогласия мы должны ссылаться на какие-то доказательства, предусмотренные действующим УПК.
— Что это должно было быть: материалы допросов, подтверждающие заговор, экспертиза убытков?
— Да. И я объясню, почему я пришел к выводу, что бесспорных доказательств нарушения при принятии указанного постановления, мягко говоря, не добыто. У нас есть формула, какие должны быть документы. Это акт ревизионного органа — это может быть Счетная палата, Госаудитслужба, Антимонопольный комитет — который должен установить нарушение закона, несоответствие норм, в результате которых наступили те или иные тяжкие последствия.
И уже по факту этого рассчитываются убытки, мы предоставляем факты на исследования судебно-экономическим экспертам и они пишут, что согласно акту ревизионного органа у нас есть такое-то нарушение, в результате чего нанесен такой-то ущерб.
Однако в материалах дела, у нас есть акт ревизии Счетной палаты за март 2019 года, в этом акте ревизии не говорится о нарушениях, которые мы расследуем в данном уголовном производстве.
— А сам факт убытков отмечается?
— Факт убытков не указывается по тем обстоятельствам, которые мы расследуем. Теперь переходим к исследованию судебно-экономических экспертиз, которые должны нам дать размер убытков, которые причинены. Действительно есть в материалах дел экспертиза 2019 года, сделанная Украинским научно-исследовательским институтом специальной техники и судебных экспертиз СБУ. И проводил ее единолично один эксперт.
— Насколько мне известно, эта экспертиза охватывала всего один год. Это так?
— Эта экспертиза охватывала 2016-2017 год. Расчеты проводились по кварталам. Я бы просил внимательно вчитаться в слова, которые есть в заключении. Там действительно есть расчет, что ущерб составляет 18 миллиардов гривен.
— Я правильно понимаю, что именно эта цифра была в подозрении, объявленном в 2019 году к 6 лицам?
— Да, это было первичное подозрение. Но в этой экспертизе есть интересная ремарка, что этот расчет (поскольку у нас не было ревизий контролирующих органов) проводился на основе справки специалиста НАБУ (детектива отдела по выявлению уголовных правонарушений управления аналитики и обработки информации).
Дословно это звучит так: «Даны результаты арифметической проверки правильности расчетов по методике, указанной в справке». Значит, судебно-экономический эксперт ссылается на справку детектива НАБУ.
— Он фактически проверял то, правильно ли посчитали в НАБУ?
— Да, по факту он лишь проверил правильность математических расчетов, которые были указаны в справке НАБУ. Для меня непонятно, как эта методика утверждалась, как она рассчитывалась… Такая справка не является актом ревизии контролирующего органа.
— Но был ли такой материал, как справка, приемлемым для суда?
— Смотрите, по справке есть уже первые практики Высшего антикоррупционного суда и Верховного суда, но я еще не встречал решения, где справка НАБУ была допустимым доказательством в суде.
Идем дальше. Следующая экспертиза, которая была проведена, это была комиссионная экспертиза, где были 4 эксперта. Она датирована 2 августа 2019 года. Ее проводили эксперты Харьковского научно-исследовательского института судебных экспертиз имени Бакариуса. В своих подсчетах за 2016-2017 год они уже отмечают, что есть математическая разница и указывают что это уже 19 миллиардов.
Но они ссылаются на УПК, требования статьи 242 и Инструкцию о проведении судебно-экономических экспертиз. И прописывают, что не относится к компетенции судебных экспертов-экономистов установление убытков и нарушение законодательства при принятии этого постановления.
— Но если у нас в силу тех или иных политических обстоятельств ревизионные органы находятся под влиянием определенных политических или экономических игроков, то тогда получается, что мы преступление никогда не сможем доказать, потому что они ангажированы?
— Я же вам сказал, что эти постановления и решения обжаловались в суде и не получили положительного результата…
— Да, но мы должны объяснить людям, что суд подходит к вопросу формально – есть нужные доказательства или нет. И это замкнутый круг.
— Я не могу комментировать политические веяния, не могу комментировать популярность того или иного решения. Прокурор, когда подает материалы дела, то подает их не в заангажированный суд, который их оценивает. И не только в украинский суд, а если надо, то и в Европейский суд по правам человека. А Украина там сейчас занимает третье место по количеству жалоб. Впереди нас только Россия и Турция. Мне кажется, что это тоже показатель.
Поэтому я отмечаю, что прокурор, принимая решение должен руководствоваться не амбициями, не популярностью, не лайками в Фейсбуке, а руководствоваться законом.
— Хорошо, вернемся к комиссионной экспертизе. Как вы говорите, она подтверждает убытки, но делается ремарка, что это не ее профиль их устанавливать.
— Нет, она уже убытки не подтверждает, а указывает, что есть разница за счет включения в эту формулу цены перевалки угля из Роттердама, Антверпена и Амстердама до портов Украины и она составляет 19 миллиардов. И эксперты не могут сказать, является ли это ущербом. Поскольку нет подтверждения нарушения норм закона. Соответственно такие вещи не могли служить надлежащим доказательством, и детективы НАБУ назначили еще одну комплексную комиссионную экспертизу.
— Когда она была назначена?
— В 2020 году, и ее заключение поступило 11 августа 2020 года. Здесь я хочу обратить внимание, что здесь было 4 эксперта, а председателем группы был тот же эксперт, проводивший первичную экспертизу. Кроме того, в эту комиссионную экспертизу также вошли эксперты Харьковского института Бакариуса и Научно-исследовательского центра судебной экспертизы Минюста.
По результатам проведения этой экспертизы указано, что не относится к компетенции экспертов-экономистов установление ущерба. Они проанализировали и 2018 и 2019 годы, но никто теперь не отмечает, что указанная разница является убытком.
Отсюда у меня возникает сомнение, как я должен идти в суд с экспертизой, где один и тот же эксперт расчеты подтверждает, а убытки не подтверждает.
— У меня тогда вопрос, а как вручали подозрение этим лицам, если не было доказательств убытков?
— Во-первых, надо различать сообщения о подозрении и составлении обвинительного акта с передачей дела в суд. Уровень доказывания на стадии уведомления о подозрении намного ниже, чем когда мы выдвигаем человеку обвинение. Когда прокурор направляет материалы в суд, он должен быть убежден, что он сможет доказать суду виновность этих лиц. Когда же прокурор объявляет подозрение, то он должен доказать, что есть обоснованные факты полагать, что эти лица причастны к преступлению. Это разные стадии.
Кроме того, мы должны учесть, что на момент вручения уведомления о подозрении – 8 августа 2019 года – у нас была экспертиза СБУ, которая отмечала, что есть убытки. А уже через год и три дня мы получили экспертизу под председательством этого же эксперта, который уже не указывал убытки.
Поэтому здесь я бы не бросал стрелы ни в детективов НАБУ, ни в прокурора, подписавшего подозрение, потому что эти стадии следует различать и на тот момент основания для сообщения о подозрении были.
— Есть еще какие-то экспертизы в производстве?
— Есть экспертиза частного эксперта, которая назначалась детективами НАБУ, и в этой экспертизе указано, что подтверждается наличие убытков. Однако, что в постановлении о назначении экспертизы, что в ее выводах указано: это является убытками по условиям указанным в постановлении детектива НАБУ. Получается, что доказательств, по каким фактам мы установили нарушения, там опять нет. Поэтому чем подтвердить эти условия — я в материалах уголовного производства не нашел.
— Но детективы НАБУ вам вменяют, что в материалах дела 100 томов и 350 Гб допросов. Может, в этих материалах и являются улики, доказывающие сговор и то, что эти люди знали, что формула приведет к убыткам?
— Смотрите, если позволите, давайте закончим по доказательствам по экспертизам и срокам, а потом поговорим об этих обвинениях.
Еще один нюанс, если причинен ущерб, то мы должны были бы легко сказать, какой институт? Это логичный вопрос. Но в материалах уголовного производства и экспертизах была лишь общая фраза, что ГП «Энергорынок» как распорядитель системы расчета оптового рынка электроэнергии безосновательно оплатил средства. Мне непонятно, что это ГП «Энергорынок» переплатило, или переплатило конкретное физическое лицо, или конкретное юридическое лицо.
— Насколько я помню, есть иск Никопольского завода ферросплавов, что они считают себя потерпевшими.
— Правильно. По процедуре закупки электрической энергии у нас были физические лица-потребители и крупные покупатели. Действительно, есть два завода, которые признаны потерпевшими, и они даже проводили определенные свои расчеты. Но когда они проводили свои расчеты, было запрещено проводить экспертизу у частного эксперта. Поэтому их расчеты не признаны судом.
Но речь сейчас не об этом. Если мы говорим, что причиненные убытки, которые у нас от экспертизы до экспертизы разнятся, то логично установить, кому именно они нанесены. В материалах дела указано — обществу и государству. Мы на бытовом уровне все понимаем, что такое государство, но в правовом поле государство – это совокупность институтов. А в материалах дела это не уточнено и это тоже вызывает сомнения.
— Были еще экспертизы, которые обнародовал ДТЭК, что убытков нет. Они тоже приобщены к материалам дела?
— В материалах уголовного производства, если взять экспертизы всех сторон, то их есть больше десятка. И во всех этих экспертизах мы не можем взять данные, что нанесен такой-то ущерб. Я о многих из них не упоминал, потому что они просто перегружают сюжет, но ничего не дают.
НА МОМЕНТ ЗАКРЫТИЯ ДЕЛА СЛЕДСТВИЕ ДЛИЛОСЬ 12 МЕСЯЦЕВ И 2 ДНЯ
— Поговорим теперь о еще одном обстоятельстве — это сроках досудебного расследования.
— Я хочу объяснить, что УПК у нас установлена норма, что после вручения подозрения (подозрения 6 лицам вручены 8 августа 2019 года) досудебное расследование должно быть завершено в течение двух месяцев или максимально продлено на срок до 12 месяцев. Есть обстоятельства, из-за которых этот срок можно остановить — это остановка в связи с выполнением международной правовой помощи, розыском. И так, с момента сообщения о подозрении от 8 августа 2019 года первый раз уголовное производство было остановлено 3 августа 2020 года.
— Почему?
— В связи с выполнением международной правовой помощи. Было несколько запросов, некоторые из которых выполняются до сих пор. Некоторые были поданы еще в 2016-2017 годах. После этого 20 августа детективами НАБУ было возобновлено уголовное производство, проведено несколько допросов и снова остановлено из-за выполнения международной правовой помощи. 27 августа 2020 года старшим прокурором было принято решение о возобновлении производства и закрытии.
— Которое потом было обжаловано в суде…
— 28 октября 2020 постановлением следственного судьи было отменено постановление о закрытии этого производства. Соответственно я считаю, что в день отмены этого постановления, уголовное производство возобновляется. Для меня это очевидно.
В этот же день детективами вынесено постановление о приостановлении производства. В дальнейшем 21 января было вынесено постановление старшего прокурора о закрытии производства. 25 января постановлением и. о. руководителя САП было это постановление отменено. По моей логике уголовное производство в этот же день возобновилось.
— Я вас перебью, чтобы уточнить для читателей, что на момент первого закрытия дела там оставалось 3 дня до завершения сроков досудебного следствия, отведенного УПК?
— Я считаю, что на тот момент, когда детективы НАБУ приостановили производство 3 августа, оставалось 6 дней следствия. Когда восстановили 20 августа, то я считаю, что осталось 5 дней. В дальнейшем 27 августа было принято решение, которым люди потеряли свой статус и были остановлены сроки. Соответственно у нас осталось 4 дня. 27 октября постановлением следственного судьи отменено постановление о закрытии.
После чего вынесено постановление о возобновлении и приостановлении производства. Соответственно у нас пропал еще один день, и их осталось три.
Далее история повторяется. 21 января снова восстанавливается, пропадает день. 25 января отменяется постановление о закрытии и в тот же день останавливается. Такая же история повторилась 9 апреля, когда предыдущий прокурор возобновил производство и принял решение о закрытии. 15 апреля это постановление было вновь отменено.
Поэтому, по моему мнению, на 5 мая, день моего назначения старшим группы прокуроров, срок следствия уже составлял 12 месяцев и 1 день. Соответственно 20 мая по результатам исследования вышеуказанных доказательств мною было принято решение во исполнение требований УПК о закрытии производства в отношении 6 лиц.
На данный момент следствие уже длилось 12 месяцев и 2 дня при максимально возможном сроке 12 месяцев. Не предусмотрены процедуры возобновления или продления максимального срока досудебного следствия. Все эти факты я расписал в своем постановлении.
ДЕТЕКТИВАМ НАБУ БЫЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО Я ЗАКРЫВАЮ ПРОИЗВОДСТВО
— Теперь все-таки о претензиях НАБУ, что в материалах дела есть допросы и другие доказательства, которые могли бы в суде доказать вину подозреваемых и что этого достаточно, чтобы передать дело в суд.
— Смотрите, КПК у нас предусмотрено, что мы должны установить несколько элементов. Мы должны показать 4 составляющие. И если хоть одной нет, мы должны принимать решение о закрытии. То, что детективы ссылаются на материалы определенных допросов, действительно, там есть материалы по предварительному сговору и что такое решение проговаривается. Однако мы должны сказать, что это решение является незаконным. И это ключевое.
Представьте, к вам приходит человек и говорит, что ты это почитай, там надо принять такое решение. А вы читаете и видите, что это законное решение. Так что в таком случае делать? Не принимать его решения, потому что кто-то об этом просил? Это доказательство совершенно другого элемента. И этот элемент не может переплетаться с нанесением убытков и сроками следствия. Как доказать допросами убытки, я трудно себе представляю. Мы можем доказывать их сговор через предварительные договоренности…
— Почему вы не переквалифицировали тогда дело в соответствии с имеющимися доказательствами?
— Чтобы переквалифицировать и изменить подозрение — надо время. Я не зря цитирую статью 131, потому что она отмечает, что все действия проводятся в пределах срока досудебного следствия. А у меня на момент моего назначения досудебное расследование длилось на 1 день дольше возможного срока. Невозможно уже принимать решение о переквалификации, изменении подозрения, выделении отдельного производства. Оценку надо было предоставить в отведенные сроки.
— Значит, мы можем считать, что дело «Роттердам +» уже похоронено, и его никак нельзя восстановить?
— Я не могу сказать, похоронено оно или нет. Я могу вам сказать, что мною по состоянию на 20 мая не установлено доказательств:
а) о нарушении законодательства, как бы это требовало законодательство со стороны контрольно-ревизионных органов;
б) нет экспертиз, которые бы четко указывали наступление убытков от этого нарушения; в) у нас истекли все сроки досудебного расследования. Другую оценку я давать не могу.
— В момент, когда вы приняли это решение, руководитель ЦПК Виталий Шабунин написал пост, что это политически мотивированное решение, за которое вам была обещана победа на должность руководителя САП, со стороны заместителя главы в Офисе президента Олега Татарова. Вы знакомы с этим лицом, приходилось с ним общаться?
— С Шабуниным?
— С Татаровым.
— В этом посте меня еще обвинили, что я не общался с детективами, не проводил совещаний. Я хочу сообщить, что публикация Шабунина вышла еще до того, как мною было принято решение. Это ключевой аспект.
— Вы намекаете на то, что детективам НАБУ было известно о закрытии дела?
— Да, им было это известно. Детективы НАБУ провели у меня много часов, где мы проговаривали все проблемные вопросы.
— Это были только детективы или руководители НАБУ? Насколько я знаю, год назад о передаче дела в суд просил лично Андрей Калужинский (руководитель Главного подразделения детективов НАБУ).
— Я общался только с детективами. Последний раз они у меня были как раз 20 мая, три детектива были. И потом Шабунин пишет, что это политически мотивированное решение, хотя его еще не было, и я не внес соответствующие сведения.
Нельзя сказать, что у нас не было диалога. У нас были разные взгляды, но я с уважением отношусь к той титанической работе, которую они провели. Но и их просил бы учитывать, что решение прокурора должно быть законным.
— Так, а насчет Татарова? Вы знакомы?
— Я ни разу не только не общался с указанными в посте лицами, я их, по моему убеждению, даже не видел. Возможно, двух претендентов на руководителя САП я видел во время прохождения тестов, но визуально я их не идентифицирую. Поэтому эти обвинения абсолютно голословны. Ни разу я с Татаровым не общался, и общих знакомых у нас нет. И даже не представляю, где бы мы с ним могли встретиться.
— Тот же Шабунин вам забрасывает, что вас назначили, чтобы завалить дело, потому что у вас нет резонансных кейсов в карьере. Можете на это возразить, какие успехи вы имеете?
— Честно, я не хотел бы так подробно комментировать текст Шабунина. Что касается моих достижений, то мною был получен первый приговор с реальной мерой наказания. Это было в Одессе, еще до создания ВАКС. Потом это решение было отменено в апелляции и сейчас мы его снова рассматриваем.
Кроме того, у меня в суде дело об убытках на 30 миллионов от действий служебных лиц «Украинской железной дороги». Кроме того, у меня есть дело по получению неправомерной выгоды прокурором антикоррупционной прокуратуры за принятие решения в пользу подозреваемых лиц. У меня есть приговоры по делу, где близкие лица к бывшему председателю ГБР получали неправомерную выгоду…
— Вы о деле Щербины?
— Я не хотел бы называть имена. Кроме того, хочу сказать о своей работе в такой сфере как Институт гражданской конфискации. Закон вступил в силу в 2019 году, но длительное время этот институт не работал и после одного из совещаний у и. о. руководителя САП было решено оживить это направление. И я поставил для себя задачу найти подходящий кейс, рассмотрел много журналистских расследований. И есть на сегодня первый иск в отношении народного депутата, который в 2007 году приобрел в собственность жомовую яму и гаражи.
В 2010 году эта яма была отчуждена и у нее были другие собственники, которые платили аренду и пользовались имуществом. Но в 2019 году упомянутое лицо показало доход от этой ямы более миллиона гривен. Когда я определил для себя этот кейс, я обратился за помощью к главе НАПК Александру Новикову. Хочу его поблагодарить, что включился в эту работу и быстро отвечал на наши запросы.
И сейчас НАПК нам дает материалы по этому направлению. Сейчас мы также сотрудничаем с АРМА и разрабатываем положение о взаимодействии с Офисом генпрокурора.
— Как скоро нам ждать решения насчет депутата?
— Мы только подали иск 20 мая. Но если этот человек не сможет доказать этот доход, который он показал, то эта разница взимается в пользу государства как необоснованный актив.
— Я еще вернусь к делу «Роттердам». После того как появилась информация о вашем решении, господин Грищук с вами общался?
— С Максимом Александровичем мы это дело не обсуждали.
— А когда вам его передали, он с вами тоже не говорил?
— Когда мне его передали, я был в отпуске. Когда я решил закрывать дело, я ему изложил свое мнение и общие обстоятельства.
— Как вам показалось, был ли он недоволен таким решением?
— Мне кажется, что никто не доволен такой ситуацией. И это поливание грязью, оно не идет на пользу ни НАБУ, ни САП. И мне не хотелось бы, чтобы это решение бросало на кого-то тень. НАБУ провело колоссальный массив работы, но если этих доказательств недостаточно, то прокурор должен принимать соответствующее решение.
— Может ли ваше решение быть отменено ВАКС?
— Решение суд принимает на основе принятых материалов. Я свою позицию высказал, и другое решение я принять не могу.
Автор: Татьяна Николаенко
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.