Про все общество говорить, наверное, сложно, а вот среди людей, которые нуждаются в квалифицированной правовой защите, Федур пользуется заслуженным признанием: по списку его клиентов, без преувеличения, можно изучать историю страны последних двадцати лет – Борис Колесников, Сандей Аделаджа, мама Георгия Гонгадзе, Сергей Курченко и др.
При этом сам он убежден, что лучшие его дела – «это не те, о которых говорили по телевизору или писали».
Сейчас сразу несколько дел, которые ведет Андрей Федур, находятся под пристальным вниманием медиа. Одно из них – так называемое «дело рюкзаков», в котором он представляет интересы Александра Авакова, сына министра внутренних дел. Собственно громкое заявление адвоката Федура о развале этого дела и стало поводом для данного разговора.
Вместе с этим, мы воспользовались случаем, чтобы расспросить собеседника об актуальной ситуации в украинских судах, качестве работы правоохранительных органов, а также о том, почему «действующий президент еще может позавидовать, как все закончилось у предшественника…».
«Если бы Аваков — младший не был сыном министра, подозрение ему бы никогда не вручили»
В апреле завершилось расследование так называемого “дела рюкзаков”, где фигурирует сын министра внутренних дел Арсена Авакова Александр. Комментируя его для коллег-журналистов, вы заявили, что в суде оно фактически разваливается. Это – ваше, как его адвоката видение или так оно и есть?
НАБУ закончило досудебное расследование, и прокуроры САП открыли защитникам материалы этого уголовного дела. Я ознакомился с ними и могу утверждать, что знаю материалы уголовного дела не хуже участников процесса.
В частности, тех, кто проводил расследование. Там большой объем, извините, «мусора». И для того, чтобы максимально быстро ознакомиться, я даже взял отпуск на весь май, чтобы не принимать участия в других делах и иметь возможность тщательно изучить его. Это стоило того!
Что имеете в виду под “мусором”? Дело все-таки политическое или нет?
Там нет события преступления (совокупности объективных признаков, характеризующих преступление). Ответственно заявляю: нет! И моему доверителю, на мой взгляд, никогда не было бы вручено подозрение, если бы он не был сыном министра. Именно оттуда вопрос: это политическое дело или нет? Но о политической составляющей мы не можем говорить, потому что у нас нет такой правовой дефиниции, “как политическое дело”.
Но я утверждаю о другом. Если бы мой доверитель не был сыном министра, предполагаю, в этом уголовном деле его бы даже как свидетеля не допрашивали бы. Не говоря уже о вручении подозрения. К сожалению, это тот классический случай, когда то или иное уголовное дело очень громко начинается, а потом как-то тихо и смешно заканчивается.
Я убежден, что это дело не имеет никакой судебной перспективы, поскольку событие преступления отсутствует. Не то, что мой доверитель не совершал уголовно-наказуемого деяния, а самого события преступления не было в природе.
Вы говорили о том, что видео, которое фигурирует в деле (при участии Авакова -младшего и бывшего заместителя министра внутренних дел Сергея Чеботаря), смонтировано. На каком основании вы делаете такие выводы?
Видео нам предоставили детективы, и оно не то, которое все видели в интернете.
Отличается?
Да. Сначала было опубликовано видео в интернете, потом пошли громкие заявления, громкое задержание, суды и подозрение. Классический вариант беспредела по-украински: сначала громко заявляем, объявляем преступниками, а потом, как в том анекдоте, долго отмываемся. Так все и произошло.
Когда нам детектив предоставил видео для просмотра, я был откровенно удивлен его качеством. Там, как говорится, не надо быть специалистом — невооруженным глазом видно, что присутствуют какие-то куски нарезки. Монтаж.
Давайте конкретно. В чем разница между тем, что все видели в интернете, и тем, что предоставил следователь?
Мы видели видео, которое нам предложили детективы как оригинал. Поэтому мы смотрели, якобы, оригинал. Когда посмотрели, я сказал: “Ну, извините, ребята, нет…”
Так сильно отличается от того, что выложили в интернет?
Нет, не сильно. Оно примерно такое же. Видео исследовали не мы — экспертизу назначили детективы. Проводили ее в СБУ. Уже в начале я сказал, что это какая-то чушь, и запись совсем не похожа на оригинал, посоветовал провести экспертизу. В ответ услышал, что “экспертизу назначили, но мы уверены, что это оригинал, все прекрасно”. В результате, экспертиза длилась почти полгода.
Наконец, нам объявили об окончании расследования. Я же сразу хотел посмотреть экспертизу. Материалов -76 томов, а экспертизы нет. “Где?”, — спрашиваю. А мне: “Ее нет”. Мол, она еще не проведена. Как можно было закончить расследование, когда еще экспертиза не проведена?! Я не поверил.
Обратился к прокурору, ибо складывается впечатление, что документ от меня скрыли. Если они мне его не откроют, это нельзя будет использовать как доказательство. Через некоторое время экспертизу предоставили для ознакомления. И она очень интересная.
Эксперты сделали вывод, что не могут провести экспертизу, потому что им на экспертное исследование выдали какую-то копию, а не оригинал записи. Также не предоставлено техническое устройство, с помощью которого эта запись осуществлялась. Поэтому они не могут провести экспертизу и ответить на вопросы, которые интересуют следствие. На том и все.
Где оригинал? Он вообще существует?
Думаю, нет.
Но ведь он должен быть!
Там возникает чисто технический вопрос, как осуществлялась запись. С помощью, какой техники и тому подобное. Я не могу утверждать категорически, ибо не я владелец, но делаю предположение, что оригинал, скорее всего, какой-то был. Но учитывая то, как они осуществляли запись, думаю, никто никогда не скажет правды. И оригинал соответственно не предоставят.
Как и судебное решение, по которому осуществлялась запись. Его же нельзя просто так сделать — на это должна быть соответствующая санкция суда. Попросил документ для ознакомления. Следователь говорит: “Он есть”. “Прекрасно, — отвечаю. — Предоставьте для ознакомления”. А он: “Не могу”. “Почему?” — переспрашиваю. “Потому что его нет”.
Я фактически закончил ознакомление с материалами дела, но судебного решения, на основании которого осуществлялась запись, среди них нет! Думаю, что когда мы залезли в специальные технические вопросы, кто-то решил, что лучше этого не делать, не выдавать, потому что они еще больше дискредитируют себя, чем извлекут из этого пользу.
Как получилось так, что вы стали защищать сына Арсена Авакова?
Он ко мне обратился, и я заключил с ним сделку. Лично. Поэтому я — его адвокат.
Скажу так, я принимал участие во многих делах, которые он сначала увидел по телевизору или прочитал в интернете. С делом Авакова такая же ситуация. Потому что когда наши правоохранители что-то громко заявляют, в конце концов, в материалах дела потом будут, как говорят в Одессе, две большие разницы. Именно так с делом Авакова.
Александр сам оплачивает ваши услуги?
Да. У нас договоренность и подписан договор. Никаких вопросов между нами не существует.
Дело Авакова не имеет никакой судебной перспективы, и там ситуация очень простая. Все будет зависеть от прокурора, от того, извините, на что хватит ума. Понимание, что дальше «ваять» некуда — надо закрываться или идти в суд, себя позорить. Я у них в суде 100% выиграю. Причем в антикоррупционном, еще в каком-то, в любом суде.
Дело — полный ноль, абсолютно не интересно.
«За всю мою практику никто из прокурорских работников не «выносил мне мозг» так, как Кузьмин»
Как вы выбираете дела? Борис Колесников (пусть и в далеком 2005-м), Леонид Черновецкий, Сандей Аделаджа, активисты Медведько и Полищук, Сергей Курченко — эти люди из разных политических лагерей. Что является критерием? Вас интересует сложность дела?
Что касается украинской политики, то я точно не представляю ни одну из политических сил. И я точно не являюсь приверженцем той или иной политической силы. Ко мне, как правило, в уголовных процессах обращаются люди, когда уже, как говорится, нет другого выхода.
Значит, вы — хороший кризисный менеджер?
Думаю, что так. По крайней мере, об этом свидетельствует статистика моих дел. Я никогда не руководствуюсь никакими политическими лозунгами. Дела, к счастью, выбираю сам. Решаю, соглашаться мне, или нет. Если дело мне не интересно, я не буду им заниматься.
Есть такие дела, которые я не беру.
Например?
Я не афиширую этого. Но не беру, даже когда понимаю, что могу выиграть.
Вы — опытный адвокат. На это должна быть причина.
Есть дела, которыми я не буду заниматься, но человеку, который ко мне пришел, никогда этого не скажу. Напрямую люди очень редко обращаются. Обычно через кого-то. И когда я вижу, что дело такое, которое я не хочу брать, прямо не скажу, найду, на что другое сослаться. В конце концов, я всегда могу сослаться на свою занятость…
По крайней мере, корректно. А дело Кузьмина (Ренат Кузьмин — бывший скандальный первый замгенпрокурора времен Януковича) вы готовы выигрывать?
Думаю, дело Кузьмина я уже давно выиграл.
С моральной точки зрения?
Бесспорно. Хотите, объясню почему?
Почему?
Я с Ренатом Кузьминым знаком давно, много лет. Так давно, что кто-то может подумать, что я уже старый.
А вы и есть немолодой.
Да. Но я еще не старый. У меня в этом плане нет никаких проблем. Только голова босса и борода седая, но все нормально. Так вот, с Кузьминым я знаком давно. Знаком хорошо. И, честно говоря, я считаю, что ему очень повезло, что он проиграл в войне с Пшонкой, и его “увели” из Генпрокуратуры.
Война у него началась еще с Медведько, если что. Но надеюсь, нашим читателям это уже не интересно. Говорю о другом. Насколько моральным вы считаете защищать человека, который причастен к тюремному заключению политических оппонентов бывшего президента?
Еще никто из прокурорских, а я ко многим отношусь очень скептически, не создал мне столько проблем, сколько Кузьмин. У нас было одно не очень громкое дело, но сверхважное, принципиальное, со стороны защиты. По этому делу мне три года мозг выносили…
Что за дело?
Дело одного человека, не хочу называть фамилию, потому что сын этого человека работал у меня сначала стажером, а затем адвокатом в компании. Это был такой прямой интерес, понимаете? И за всю мою практику никто из прокурорских работников не вынес мне мозг так, как Кузьмин…
Объясните почему.
Мы, как говорится, воевали не на шутку, воевали очень серьезно. В итоге все хорошо. Я выиграл это дело. Производство по моему клиенту закрыли, и все нормально. В отношении Кузьмина… Знаете, я давно не занимаюсь нравоучениями — кто хороший, кто плохой. К сожалению, я много кого знаю.
Когда Кузьмин обратился ко мне, чтобы я его защищал, он может подтвердить это…
Сам обратился?
Да. Я его спросил, почему ко мне? Он дал ответ, который меня устроил.
Сказал, что вы — крутой адвокат?
Нет. Он мне сказал другое. Крутой адвокат — это немного смешно. Мне не нравится. Про меня говорили “авторитетный”, “знаменитый” и тому подобное. Но про авторитет адвоката никто в этой стране никогда не говорил.
Вы сами, какое определение предпочитаете? Хороший, успешный адвокат?
Я хотел бы быть при жизни признанным адвокатом. Вот просто адвокатом, признанным обществом.
…Когда я спросил Кузьмина, почему он обратился ко мне, он сказал простую вещь: “Если ты согласишься, ты будешь защищать меня”.
И вы защищаете его в уголовных производствах, открытых в отношении влияния на судью, которая рассматривала дело Луценко. Правильно?
Да. Откровенная глупость.
А также о захвате более чем 10 тыс. квадратных метров земли в Пуще Водице, где находится его знаменитая дача. На каком этапе дело, что там происходит?
Смотрите, какая ситуация. Он ко мне обратился лишь с тем делом, что касается суда. По приговору нынешнему генеральному прокурору господину Луценко. Там я защищал не только его, а еще и следователя, который расследовал это дело, господина Войченко.
Фу! Ужас.
Я понимал, что защищая одного, должен защищать и другого.
Давайте называть вещи своими именами. При Януковиче Войченко реально совершал должностные преступления. Он был на темной стороне.
Я абсолютно спокоен перед собой, перед своей совестью, потому что я защищал Войченко от конкретного, абсолютно бессмысленного обвинения. Подозрение было абсолютно бездарное, никчемное, никудышнее. Такое же точно было у Кузьмина. По Войченко четыре раза закрыли это дело, а по Кузьмину оно просто висит. Там нет ничего. И никогда не будет. Это дело никогда ничем не закончится.
Скажу откровенно, если бы Кузьмин просто пришел и сказал: “Ребята, а что за претензии ко мне?”, дело было бы давно закрыто. Еще раз: я не даю оценок людям — плохой или хороший. Я говорю, что была абсолютная откровенная глупость в преследовании Кузьмина и Войченко именно по этим эпизодам.
Смотрите, Луценко приговорили в 2012 году. В ЕСПЧ он доказал, что осуждение было незаконным, поскольку задерживали его по одному делу, а приговор дали по другому. Что-то очень похожее сегодня происходит с господином Ефремовым. Вопрос глобальный: почему с годами ничего не меняется?
Ситуация меняется. Но, увы, к худшему. Позволю себе утверждать, что наша правоохранительная система и судебная система с каждым годом становятся только хуже. Деградируют. Все годы моей практики меня интересовало только одно — суд. Нет суда — нет страны. Мое глубокое убеждение. Сегодняшняя судебная система Украины, судьи, полностью деморализованы.
Там есть всевозможные негативные явления, и у меня самого много претензий к суду, но все мы все сделали для того, чтобы судебной системы в стране не было в принципе. Если сравнивать ситуацию при Кучме (хотя мало кто скажет о нем доброе слово), при нем с судебной системой в Украине было втрое лучше, чем потом.
С чем это связано?
Это очень просто объясняется. У нас всегда при смене власти решали один из важных вопросов — суд/судья наш или не наш? Поэтому мы дожились до того, что иногда есть такие совсем позорные явления.
О НАБУ: «Мы создали орган, который занялся откровенными глупостями»
Вы неоднократно критиковали создание специализированных судов, в том числе Антикоррупционного. Высказывались против. Обоснуйте свою позицию.
Я даже дальше пошел. Заявил, что настоящая борьба с коррупцией в Украине начнется с ликвидации всех антикоррупционных органов.
Это чисто украинские реалии или обусловлено чем-то другим?
Нет, только нашей жизнью. Я вообще не понимаю, для чего нам нужны те или иные антикоррупционные органы, если у нас есть правоохранительная система. Если прокуратура не способна бороться с преступностью, поддерживать публичное обвинение в судах и доказывать виновность лица, совершившего преступление, надо говорить, что у нас что-то не так с прокуратурой. А не говорить, что мы сейчас создадим антикоррупционную прокуратуру, и наступит счастье. Так не бывает.
Если мы не можем защитить свои права в суде первой инстанции, нам ничего создавать антикоррупционный суд. Тем более, вопросы, по созданию антикоррупционного суда идут очень тяжело.
Они практически не решаются.
Я глубоко убежден, что ничего путного из этого не выйдет. Я уже не говорю, что Конституцией запрещено создание чего-то подобного.
Как бы кому не хотелось — нашим партнерам или еще кому-то — мы не можем создать Антикоррупционный суд, потому что этот специальный суд прямо запрещен Конституцией нашего государства. Тогда сначала меняйте Конституцию, а потом создавайте “тройки” — Сытник, не знаю, Холодницкий, еще кто-то…
Сытник хочет ли быть президентом, по вашему мнению?
Я так понимаю, что им всем пообещали, а теперь не знают, что с этим делать.
Кто пообещал?
Те, кто влияет сегодня на политические процессы, которые происходят в Украине. Единственный, кто на то, что происходят в Украине, не влияет, — это украинский народ. Вот мы с вами на них не влияем. К сожалению.
А кому пообещали? Сытнику?
Думаю, он не единственный. Эти байки ходят. И на них есть, на мой взгляд, подоплека. Ничего хорошего, думаю, из этого не выйдет.
Мы очень громко орали, что надо создать НАБУ, и наступит всеобщее счастье, с коррупцией будет покончено и тому подобное. Мы создаем антикоррупционные органы. У нас есть НАБУ, есть САП. Сейчас говорим о Антикоррупционном суде.
Но есть проблемка. Любой закон материального права — Конституция Украины, Уголовный кодекс не содержит таких дефиниций, понятий, как коррупция. Люди на каждом шагу употребляют этот термин, а я не вижу ни одной статьи. Все говорят о коррупционном преступлении, а какая это статья? Нет такой! Мы создали орган, который занялся откровенными глупостями.
НАБУ?
Да. Оно занялось саморекламой, самопиаром. Сообщения о работе правоохранительных органов, которые борются с коррупцией, должны быть четкие, как некролог. Что я имею в виду. Если бы было сообщение того или иного государственного учреждения, что Верховный Суд Украины оставил в силе обвинительный приговор такому-то человеку, было бы о чем говорить.
А у нас все орут, что-то рассказывают, вносят ничтожные сведения, как в деле Авакова, а потом оказывается, что нет события преступления, нет ущерба, ни копейки.
Почему со времен Януковича ничего не изменилось? Сегодня, исходя из ваших слов, дела так же фальсифицируются. Почему нет изменений?
Нет ответственности чиновников перед правоохранительными органами. Нет ответственности абсолютно. Вообще.
Чиновника или президента?
Чиновника.
«Люди потеряли определенные предохранители в том, что разрешено, что нет»
В продолжение разговора о президенте есть ваша цитата: “Наш нынешний президент еще может позавидовать, как все закончилось у предшественника”. Что вы имели в виду?
Я считаю, что сегодня ситуация в стране ужасна. Думаю, у нас могут пойти непредсказуемые процессы. Я этого очень боюсь.
Я тоже. При каких обстоятельствах могут пойти процессы, на ваш взгляд?
У нынешнего президента, Петра Алексеевича Порошенко, самое сложное положение. Почему? Потому что еще ни один президент страны не был в таких условиях, в которых оказался он. Я не даю ему оценок, хороший он или плохой. Существенное отличие ситуации, которая была у Кравчука, Кучмы, Ющенко, Януковича, от Порошенко — принципиальная. В чем беда? В стране война.
Хоть мы об этом не заявляем. Мы называем ее всякими глупостями — АТО и тому подобное. И есть невероятное количество людей, которые потеряли своих близких. Невероятное количество людей, которые приняли участие в боевых действиях. Эти люди потеряли определенные предохранители в том, что разрешено, что нет. Есть невероятное количество оружия сегодня на руках.
Это правда.
И это оружие рано или поздно выстрелит. Эту гранату рано или поздно бросят.
Из этого миномета рано или поздно выстрелят. И у этого невероятного количества людей, которые приняли участие в боевых действиях, совсем другое восприятие того, что не/справедливо. Для них справедливым будет пистолет, автомат, гранатомет. А не долгие судебные процессы, как правило, бесперспективные. Потому что он не может просто прийти в суд и защитить свои права.
Какой, на ваш взгляд, основной суд в нашей стране?
Хозяйственный?
А я являюсь сторонником того, что основной суд – местный, рассматривающий дело в первой инстанции. Потому что там происходит правосудие. А дальше уже, как говорится, «кто во что играет». И если мы с вами не имеем местного суда, у нас нет никаких шансов.
Вы прогнозируете хунту?
Нет, думаю, что в Украине это невозможно. Так сложилась наша история, особенность этой земли в том, что я не знаю ни одного исторического периода, когда бы украинцы — жители этой территории — ходили под одними и теми же флагами….
Вы начинали сотрудничать с Курченко. Но продолжалось это недолго. Почему?
По делу Курченко мы не нашли общего понимания на организацию защиты.
В цене не сошлись?
Нет, не нашли общего языка, как должна быть организована защита. Я обычно изучаю материалы и договариваюсь с клиентом о том, как мы будем защищаться. Договоренность очень простая – мы принимаем общее решение, а затем, принятые решения выполняются. Но если в этой части идет сбой, я всегда отказываюсь от защиты.
Значит, Курченко не сдержал совместно принятых решений?
Именно так. Поэтому мы спокойно пожали друг другу руки и разошлись.
А он обращался напрямую к вам?
Не совсем, на то время Курченко находился за границей. Через посредника мы договорились о встрече. Встретились, обсудили принципиальные вопросы. Но я не люблю, когда один тянет в одну сторону, второй в другую, третий – в третью. Потом не найдем крайних, кто будет отвечать.
Вы следите за тем, что происходит по делу?
Почти не слежу из-за нехватки времени. Кроме того, воздерживаюсь от комментариев в этих делах, ибо это будет не этично с моей стороны.
Можно ли морально защищать таких людей? Мы все помним о Курченко во времена Януковича…
По этому поводу у меня очень простой подход. Я всегда смотрю на конкретные подозрения, обвинения. Глубоко убежден, что человек, совершивший уголовно наказуемое деяние, и когда в отношении него проводят расследование по этим уголовным деяниям и собранным доказательствам, он должен нести ответственность. А если вам человек не нравится, и мы что-то шьем белыми нитками, то всегда говорю, что это глупо, этого делать нельзя.
Я глубоко убежден, что человека можно привлечь к ответственности только за то уголовно наказуемое деяние, которое непосредственно он совершил. А не то, что мы тут что-то выдумываем и хотим «за уши притянуть».
Вы же должны понимать, что Курченко, Кузьмин, другие не были белыми ангелами во времена Януковича. То, что в отношении них фабрикуются дела, это уже другой вопрос. Но есть, же еще моральная сторона этой ситуации…
Возможно, я не прав, но глубоко убежден, что фабрикация уголовных дел — это гораздо хуже, чем плохой человек, который совершал плохие поступки при старом преступном режиме, при новой демократической власти. Хотя режим был один, власть другая. Фабрикация дел – это еще хуже.
Принимаю ответ. А вам не предлагали защищать Виктора Януковича?
Нет, не предлагали. Ни Янукович, ни его родные ко мне не обращались. У них есть своя группа защитников. Они работают, с некоторыми из них я знаком. Честно говоря, дело, которое слушается сейчас в суде, — это огромный подарок Януковичу. Ибо это полный абсурд, независимо от того, можно ли вынести обвинительный приговор к тому, или иному празднику.
Вы серьезно? Это до сих пор так? Помните, как Тимошенко взяли под стражу в день рождения Инны Богословской?
Что касается Юлии Тимошенко, она обращалась тогда ко мне о помощи, но, несмотря на наше давнее знакомство, еще начиная с девяностых (ее предварительные дела при Кучме), я был в командировке за границей. С ней встретился мой коллега, они также были знакомы, переговорил. Я сказал, вещи, которые необходимо исследовать.
И дальше получилось, на мой взгляд, откровенное недоразумение, ибо она переадресовала моего коллегу к одному человеку (некорректно сейчас называть фамилию этого человека, потому что его здесь нет) для того, чтобы они обсудили позицию.
Мой коллега высказал нашу позицию, как мы видим развитие событий. А тому человеку это не понравилось, и Юлия Владимировна мне больше не позвонила. В чем беда: мы четко спрогнозировали развитие событий, и первый пункт, который мы назвали, он состоялся. В частности, я сказал, что завтра ему отключат прямую трансляцию. Я имел в виду не буквально завтра, а в ближайшей перспективе, но нужно было, чтобы отключили именно завтра.
Я согласился бы с удовольствием защищать Юлию Тимошенко в 2011-2012 годах, но не сложилось.
«Дело, которое слушается сейчас в суде, — это огромный подарок Януковичу»
Прокомментируете дело Януковича?
Дело Януковича — это огромный подарок самому Януковичу. То, что происходит в суде, это абсолютный фарс. Что интересно, адвокаты Януковича это прекрасно понимают, и они с этим играют. Я считаю, такие заочные процессы грубым нарушением прав и свобод человека. Когда Янукович проиграет здесь, в Украине, они обратятся в Европейский суд.
Я не понимаю, почему туда не назначили прокурора-«старого зубра», который на процессе съел все свои зубы. А поставили этих мальчиков. Потом этих мальчиков сделают крайними. Сегодня им внеочередные звания дают, а завтра сделают крайними.
Когда Янукович обратится в Европейский суд, выиграет дело на 100 процентов, потому что было нарушение права на защиту. Он не имел возможности защищаться в суде. В Европе это важно, есть прецедентные решения в суде, там они выиграют 100 процентов и соответственно сошьют в дураки нас. Я думаю, что этот процесс специально так создан.
Объясните. Кто в украинской власти хочет реально дать Януковичу преимущество, сделать его победителем?
Думаю, что не совсем так, хотя позапроцессуальной договоренности я не исключаю. Но думаю, что, скорее всего, это связано с амбициями любой ценой это дело продавить.
Это дело, и вы знаете это лучше меня, – главное имиджевое дело нынешнего Генерального прокурора Украины Юрия Луценко.
Он его проигрывает. И не может этого не понимать.
А проигрывает он, потому что недостаточно подготовился? Или дело фэйковое, а Янукович — «белый и пушистый»?
Мы же не говорим, что Янукович — «белый и пушистый». Обвинения, указанные в обвинительном акте, на мой взгляд, не выдерживают критики. Я глубоко убежден, что это так называемое заочное рассмотрение дела, в конце концов, закончится фиаско, потому что в Европейском суде будет признано нарушение права на справедливый суд (ст. 6 Европейской конвенции) и права на защиту.
Между прочим, я лично не очень понимаю, как адвокат может участвовать в деле, когда происходит заочное рассмотрение. Как согласовываются позиции со своим клиентом? Это не возможно. И рано или поздно этим воспользуются и таким образом выиграют это дело.
Значит, дело Януковича вместо трамплина для дальнейшей политической карьеры для Юрия Луценко может потянуть его вниз?
Куда оно его потянет, я не знаю, потому что у нас в государстве такие беды происходят. Я не мог даже предсказать, что он станет генеральным прокурором…
Спекулятивный вопрос: считаете ли вы предыдущую власть вредной?
Я думаю, любая власть для народа Украины была вредна.
И нынешняя тоже?
И нынешняя тоже.
Представители предыдущей вредной власти после всего, что уже произошло в стране, понесут наказание здесь, в Украине?
Нет. У нас нет ответственности государственных чиновников. У нас всегда для них была абсолютная безответственность. Они будут придумывать какие-то бесперспективные дела.
Дело Кушинской: «Я могу заявить, что она не совершала этого убийства»
Меня интересует дело Любви Кушинской. Это известная история: женщину, которая была осуждена на пожизненное заключение за двойное убийство, помиловал президент с помощью народного депутата Александра Грановского. На моей памяти это прецедент, когда нардеп становится правозащитником.
Я веду это дело и записываю себе в плюс. Ко мне обратился Грановский, он рассказал эту историю и попросил изучить вопрос. Он ввязался в это дело, потому что в Качановской колонии (Харьковская область), где женщины отбывают пожизненный приговор, был заместитель министра юстиции и рассказал ему, что есть такой человек, который 20 лет находится в тюрьме, она никогда не признавала своей вины и заявляет, что не совершала убийства.
Сразу после посещения колонии, еще под впечатлением от всего этого Грановский встретился со мной и попросил изучить этот вопрос. Я сказал, что должен изучить дело и пообщаться со своим будущим клиентом.
Ваши услуги оплачивал Грановский?
Нет, это дело я веду бесплатно. У меня есть дела, которые я веду бесплатно.
Как вы их выбираете?
Их жизнь мне выбирает. Я не мог взять денег. Самое сложное для меня было зайти в колонию и встретиться с этой женщиной.
Почему?
Потому что я известный адвокат и понимал, что, встретившись с ней, даю ей определенную надежду. Это был для меня очень сложный выбор, возможно, самое сложное из всех дел, что я вел. Но я подумал, что у человека и так шансов нет — она осуждена на пожизненное, уже 20 лет провела за решеткой, возможно, изучив ее дело, я найду то, что ей поможет. И эта мысль перевесила над тем, что я даю надежду человеку, и если что-то пойдет не так, я ее убиваю.
Вы смогли бы пережить поражение?
Я не научился признавать поражения и не мог это принять. Я рассчитывал на то, что я выиграю, бесспорно. Если бы на это не рассчитывал, не брался бы, это для меня важно. Осложнило ситуацию еще и то, что когда я зашел, она рассказала, что еще тогда, в далеком 1997 году, видела меня по телевизору и хотела такого адвоката, как я.
Также она мне заявила, что выйдет на волю. Я десятки раз говорил, что не могу разделить стопроцентно эти суждения и что шансы у нас мизерные. Но я тщательно изучил ее дело и нашел, за что зацепиться.
На сегодня я могу заявить, что она не совершала этого убийства. И я готов был доказать это в суде. Сейчас дело Кушинской не выиграно, она только помилована президентом и вышла на свободу, но в отношении ее есть приговор, который вступил в силу и не отменен. Сегодня передо мной задача номер один — этот приговор пересмотреть.
Я понимаю, что этому будут сильно сопротивляться, и это создаст прецедент. Когда человек, который более 20 лет сидела в тюрьме, имеет шанс на то, что ее дело будет пересмотрено. И если я добьюсь пересмотра этого дела, я убежден, что она будет оправдана. Я собрал для этого достаточно доказательств, которыми я буду оперировать в суде.
Мне повезло, что в этом деле есть объективные данные, которыми я могу оперировать и через 20 лет. Я рассчитываю, что такой процесс в Украине будет.
Заключение Кушинской связано с тем, что против нее выступали влиятельные лица. Возможно ли изменить в Украине ситуацию, когда влиятельность того или иного человека на судебную систему может решить судьбу другого человека в совершенно противоположную сторону?
Эту ситуацию не только возможно, но и крайне необходимо менять, потому что если ее не изменить, то мы все обречены на подобные вещи. От произвола никто в Украине не защищен — от дворника и до президента страны. Изменить это можно только через один орган — необходимо изменить суд. Чтобы суд был действительно независимым.
Я уже фактически пришел к мысли, что в сегодняшних условиях невозможно иметь в Украине независимый суд. Я уже даже готов, как говорится, пойти Сингапурским опытом и пригласить сюда судей из Лондона, например. Пусть они управляют правосудием, скажем, пять или сколько лет.
Далее формируется украинская судебная система, но судья должен быть независимым — и от президента и от премьера, и от парламента, и от Высшего совета правосудия.
А мы делаем еще хуже, чем так, как было. То, что сейчас делается с судьями, вообще умножит на ноль нашу судебную систему. Все судьи в подвешенном состоянии, потому что они не знают, окажутся в каком-то окружном суде, или вообще в суде, или их через различные процедуры выкинут из системы.
И поэтому очень многие работают по принципу «чего хотите». Сегодня у них один хозяин и они молятся ему, завтра будет другой, и будет так же.
Пока мы с вами не признаем, что нам надо действительно независимый судья, авторитету которого мы бы доверяли, который будет судить по справедливости и по совести, а для принятия решения будет применять исключительно действующий закон, у нас перспективы нет.
Скажите, как считаете, Янукович — без привязки к конкретному делу – совершал преступные действия в отношении украинского народа?
Как человек, как адвокат я могу, наверное, предположить то, что были совершены неправомерные действия. Но, во-первых, это необходимо доказывать в установленном законом порядке и совершенно четко, скрупулезно, до мелочи, как говорится, чтобы комар носа не подточил. Должен быть идеальный судебный процесс. Судебный процесс, которому поверят все. Не такой процесс, как в Оболонском суде.
Видите ли вы перспективу?
Не вижу. Я убежден, что Янукович никогда не будет привлечен в установленном законом порядке к ответственности и никогда не понесет наказания. Процессы, которые происходят в Украине, для Януковича уже не имеют никакого значения.
«В деле Гонгадзе было много дряни и политики»
Вы заявляли, что к убийству Бузины были привлечены спецслужбы. Откуда такие выводы?
Я в этом убежден и сегодня.
Спецслужбы какой страны — нашей или соседней (имеется в виду российские)?
Очевидно, что это убийство Бузины было нужно не Украине. Такое у меня убеждение. Но я не исключаю, что в этом принимали участие и представители наших правоохранительных органов. Потому что неплохо все делать чужими руками. В этом расследовании было сделано все не так, как надо. Абсолютно все.
Нашими правоохранителями?
Да.
Специально или по глупости?
Думаю, что было и то, и то. Сначала назначили таких козлов отпущения, на кого повесят ответственность (имеются в виду Медведько и Полищук, которых обвинили в убийстве). И дальше понеслось. А когда я пришел — а пришел я, как говорится, вовремя — у них (следствия) все пошло не так.
Если мы будем углубляться в дело Бузины, я цепляюсь за дело Гонгадзе, к которому вы также имели не последнее отношение.
У меня очень негативное отношение к этому делу.
В смысле?
Там расследование никто не хотел проводить. Никто. Вообще. Объективного надлежащего расследования. Там было много дряни, много политики и очень мало того, что связано с делом. После смерти Леси Гонгадзе я возложил на себя обязанность дело не комментировать.
Какое у вас соотношение дел, которые вы берете, потому что считаете нужным их взять, “бесплатным”, так сказать?
Очень мало.
Процентов 10?
Думаю, что меньше.
Это громкие дела или какие-то менее значительные?
Честно говоря, мои лучшие дела — это не те, о которых говорили по телевизору или писали.
Автор: Соня Кошкина
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.