В среду под зданием Высшей квалификационной комиссии судей Украины было не скучно – Общественный совет добропорядочности устроил перфоманс. Несколько активистов нарядились в судейские мантии, балаклавы и взяли в руки пустые папки с надписью: «Не твое дело». Так протестовали против того, что ВККС не предоставляет досье на кандидатов в судьи Верховного Суда. Об акции было известно заранее. «Цензор.НЕТ» встретился с членом ВККС Андреем Василенко, чтобы узнать, что происходит, спросить, существует ли конфликт между комиссией и Общественным советом, а также как вообще проходит конкурс.
«ВСЕ КАНДИДАТЫ НА КОНКУРС НАХОДЯТСЯ В ОДИНАКОВЫХ УСЛОВИЯХ»
— На прошлой неделе состоялся второй этап конкурса отбора судей в Верховный Суд. После этого в Общественном совете добропорядочности сообщили, что некоторым претендентам выдали задание в виде судебных дел, которые они ранее рассматривали в своей практике. В частности, вспоминали нынешнего председателя ВС Ярослава Романюка. Хотя он потом говорил, что не помнит деталей того дела. Почему вообще так получилось?
— Ярослав Романюк, скорее всего, не помнит деталей, потому что Верховный Суд отказал в принятии к рассмотрению данного дела по причинам несоответствия юрисдикции. Оно вообще не рассматривалась по существу. Было постановление об отказе. Все! Единственный вопрос, который изучал, возможно, докладчик – это вопрос юрисдикции. Не исключено, что кто-то и запомнил, но не фактические обстоятельства и не суть дела. Это первое.
Второе. Вы спрашиваете, как так произошло? Ни для кого, кто участвовал в процессе, это обстоятельство не было секретом. С самого начала было решено, что за основу модельных дел будут взяты дела из жизни. Вот, кстати, одно из них (Андрей Владимирович показывает несколько листов распечатки с постановлением, написанным от руки – О.М.). Это работа кандидата, который (или которая) выполнял практическое задание. Оно здесь не потому, что вы пришли, а из-за того, что мы как раз заняты проверкой.
— Почерк совсем непонятный. Как тут можно что-то разобрать?
— Приходится разбирать. Вот у нас база (показывает на мониторе. – А.М.), она защищена. Нам «отрубили» Интернет, Wi-Fi – все.
— Чтобы невозможно было вмешаться?
— Да. Давайте откроем еще один документ (показывает на мониторе сканированную копию работы в электронном виде, где почерк более разборчив. – А.М.). Вот здесь немного лучше (улыбается. – А.М.).
— Вы же не знаете, чья именно это работа, правильно? Есть же только номер?
— Не знаю. Причем здесь даже не код, который стоял в тетради кандидата (у каждого свой). Здесь – другой код, присвоенный работе программой. Он для того, чтобы нам во время проверки было легче сравнивать работы. Мы не видим кода, который знает кандидат.
— А как потом можно будет увидеть, где, чья работа, если коды не совпадают?
Программа сама сопоставит. А я должен открыть, прочитать, выставить оценку работы (показывает окошко, где написано «оценить» и «отменить», и есть место для нескольких цифр. – А.М.), нажать «оценить», и все идет в систему.
— Во сколько баллов можно оценить?
— До 120. Так вот после того, как оценка отправлена в систему, я уже не могу к ней вернуться.
— И как успехи в проверке?
— Проверяем. Видите, читать трудно. Я в компьютере изучаю.
— Но ведь одним из условий на конкурсе был именно разборчивый почерк.
— Мы написали это условие. Но вы понимаете, что кто-то может сказать: А я легко могу прочитать и этот документ.
— Например, врач. У них такой почерк.
— Да-да, или адвокат, как у нас Павел Луцюк (член комиссии). Он говорит: «Если я всю жизнь разбирал почерки следователей и милиционеров, то для меня это вообще не проблема» (улыбается. – А.М.). Так что это вопрос спорный.
Возвращаясь к вопросу, который вы задали. Так вот с самого начала было принято решение, согласованное со специалистами, что на заданиях будут дела, которые имели место в реальной жизни. Потому что выдуманное модельное дело тоже вызвало бы много вопросов. На месте тех, кто нас критикует, в таком случае я бы тоже сказал: «Вы разве такие специалисты, что с нуля можете придумать модельное дело?!». Поэтому принято такое решение, о котором я вам сказал.
Обратите внимание: почему-то все говорят только о судьях. Но и адвокаты также могли в реальной жизни принимать участие в тех делах, которые были на тестах. Есть такая вероятность. Всего дел было 40 – по 10 на юрисдикцию. Одну из них выбирала, опять же, автоматизированная система, а не комиссия. Конечно, когда дело, которое прошло первую инстанцию, апелляцию, кассацию и Верховный Суд, то его видел определенный круг лиц. А задача готовилась до того, как нам был известен перечень кандидатов, которые к нам пришли. А это свыше 800 человек. И предусмотреть, что на конкурс придет кто-то, кто принимал участие в каком-то из дел, просто невозможно. Никакого здесь мошенничества (как написала «Украинская правда») не было, и быть не могло.
Далее. Мы объясняли членам ОСД, что качество модельного дела, возможно оценивать только в комплексе с методикой оценки, которую разработали эксперты (показывает распечатку с названием «Методические рекомендации». – А.М.).
— Кандидаты не видели ее?
— Ясно, что не видели! И не могли! Даже я получил их только во вторник. До того материалы были на флешке в сейфе. Так вот если дело рассматривать в комплексе с методикой, то получается совсем другая картина. То решение, которое было принято в реальной жизни, не является для нас эталоном. То, что написал кандидат, мы сравниваем не с ним, а в соответствии с этими методиками. Мы смотрим, каким образом решение обоснованно, оцениваем элементы его мотивировочной и результативной части, смотрим, как они написаны, логику и подходы кандидата. Поэтому если решение отличается от «живого», это не является ошибкой или тем более «незачетом». Кандидат может написать и другое решение, а мы не поставим за это низкую оценку, если оно будет отвечать всем требованиям закона, и будет изложено обоснованно и грамотно.
Кстати, я не буду называть фамилий, но скажу, что после того, как кандидаты обсудили задачи между собой, то некоторым из них (которые участвовали в рассмотрении дел в жизни, правда, по другой юрисдикции) их коллеги высказали претензии. Потому что на конкурсе они написали решения противоположные тем, которые принимали в жизни. Поэтому, я думаю, в некоторых случаях то, что судья рассматривал определенное дело, больше мешает, чем помогает.
— Насколько я понимаю, в ситуации с Романюком возмущались потому, что у него на задании было дело, которое попало именно в Верховный Суд, а не в какой-то другой. Поэтому началась конспирация.
— Послушайте, конспирацию можно «раскрутить» по любому поводу. Даже если не брать во внимание эти методики, давайте посчитаем: в Верховном Суде сейчас — 21 судья, из них 19 пошли на конкурс. До последнего времени при штатном расписании 48 их всегда было меньше. У них было много дел. Мы разве на конкурс должны были брать те дела, которым, например, больше чем десять лет? Так это неправильно, потому что за это время изменилось законодательство. Поэтому речь шла о последних годах.
Получается, нам не нужно было вообще допускать этих судей к участию? Потому что вероятность того, что кто-то из них какое-то из этих дел рассматривал, высокая. То какой выход был?! Члены ОСД нам о таком говорили – надо было останавливаться на апелляционных делах, а не брать кассационные дела и дела Верховного Суда. И самому придумывать решения, так что ли?! А тогда бы нам сказали: «что-то вы не то придумали, потому что нет, с чем сравнивать». Опять же, вот вам – конспирация.
Еще один наш подход: мы не брали уникальные дела, о которых все знают. Мы выбрали сложные, но типовые. У них подобные только правоотношения. Разве тот же судья апелляционного суда, который за год рассматривает около тысяч дел, зайдя в зал сдачи экзамена, будучи в стрессовой ситуации, с ходу вспомнит его в деталях?! Это просто нереально! Поэтому я здесь не вижу никакой проблемы и считаю, что все кандидаты находятся в одинаковых условиях.
«У НАС С ЧЛЕНАМИ ОСД СЛОЖИЛИСЬ ХОРОШИЕ ОТНОШЕНИЯ. У НИХ С НАМИ – НЕ ВСЕГДА»
— Я так понимаю, у вас отношения с Общественным советом добропорядочности состоят не очень хорошо? Конфликты есть?
— У нас с ними складывались хорошие отношения. У них с нами – не всегда. В ОСД работают люди очень разные по возрасту, жизненному опыту, характеру и образованию. Они еще даже друг к другу не притерлись. Для некоторых из них мы пока не выглядим партнерами, а некими бюрократами. Мы же совсем недавно сотрудничаем с этим уникальным в мировой практике квази-государственным органом. Что-то не нравится им, что-то не нравится нам.
Вот, например, в адрес кандидатов на должность судьи Верховного Суда поступило письмо за подписью «Общественный совет добропорядочности», а не за подписью уполномоченного лица.
— Без фамилий?
— Да, без фамилий. А на наш взгляд, если деятельность ОСД является частью процедуры, то нужно применить действующие в государственном делопроизводстве правила. И об этом мы сообщили коллегам из ОСД на общей встрече.
О том, что что-то не нравится нашим коллегам с ОСД, они нас информируют иногда во время совместных встреч, а иногда на митингах под окнами комиссии, или путем громких публичных заявлений. За последние семь дней это произошло дважды.
Объясню функции и полномочия Совета. Статья 87 Закона «О судоустройстве и статусе судей», по которой был создан этот совет, дает исчерпывающий перечень того, для чего он создавался, и какие имеет полномочия (берет распечатанный закон, листает, находит нужную страницу. – А.М.). Вот он (зачитывает. – А.М.): «Общественный совет добропорядочности образуется с целью содействия Высшей квалификационной комиссии судей в установлении соответствия судьи (кандидата на должность судьи) по критериям профессиональной этики и добропорядочности для целей квалификационного оценивания».
Далее объясняется, что ОСД собирает, проверяет и анализирует информацию в отношении судьи (кандидата). Предоставляет ее комиссии. При наличии оснований готовит вывод о несоответствии такого человека названным критериям. Также она делегирует своего представителя для участия в заседаниях ВККС относительно квалификации. Имеет право создать информационный портал для сбора информации о профессиональной этике и добропорядочности судей (кандидатов на должность). То есть никаких полномочий по контролю деятельности комиссии и процедур, которые она проводит, получению от нее информации, у них нет. Однако представляется, что некоторые члены ОСД продолжают пребывать в уверенности, что их задача заключается и в контроле деятельности комиссии и за ее процедурами.
На одной из упомянутых встреч было заявлено, что, поскольку ОСД — не государственный орган, а «закон несовершенен», то некоторые члены Совета не считают нужным этого закона придерживаться. Они будут выполнять «Миссию», которую они сами себе определили: принять участие в квалификационном оценивании и контролировать комиссию.
На мой взгляд, это, возможно, считают своей миссией те общественные организации, которые делегировали представителей для работы в ОСД. А вот непосредственно члены ОСД должны действовать на основании, в пределах полномочий и способом, предусмотренным Законом «О судоустройстве и статусе судей».
Общественные советы, которые создавались при преступной власти при каждом государственном органе для легализации посредников, которые «решали вопросы» и статуса ОСД. ОСД и ее членам законодатель не предоставил функции контроля или надзора и тем более исполнения полномочий комиссии. Не предоставил, учитывая печальный опыт предыдущих общественных советов и то, что такие функции не могут выполняться на общественных началах людьми, которые не подпадают под действие законодательства о публичной службе и предотвращении коррупции.
ОСД имеет право и обязан собирать, проверять, обрабатывать и предоставлять информацию относительно квалификационного оценивания. Причем в рамках содействия в оценке критериев этики и добропорядочности в отношении кандидатов.
Роман Маселко недавно в Фейсбуке заявил, что у них много материала, призвал всех граждан обращаться в ОСД. Это очень хорошо и мы всячески поддерживаем такой подход.
Но комиссия хотела бы узнать о том, будет ли применена любая методология при разработке выводов ОСД, какой будет структура выводов, будут ли в них обоснования и доказательства, как Совет будет предоставлять нам информацию, и как будет ее проверять? Для результатов конкурса в Верховный Суд это важно еще и потому, что деятельность ОСД согласно действующего закона фактически является частью процедур комиссии. А, значит, мы вместе должны помнить о судебной перспективе наших решений. Эти вопросы мы обсудим в ближайшее время.
Некоторые из членов ОСД говорят, что основная их проблема – это закрытость комиссии. Я не знаю, какой еще должна быть открытость, потому что все, что мы делаем, выкладываем заблаговременно на сайтах. Как мы оцениваем, прописано в основательных и детальных нормативных документах. Тестовая база и база практических задач разрабатывались с помощью экспертов под эгидой проекта ЕС и при содействии других проектов международной технической помощи. Организация и проведение теста и экзамена проходили под эгидой USAID. На конкурсе были журналисты, наблюдатели, видеокамеры, шла прямая трансляция в Интернете. Что же еще нужно?!
— Так они же досье требуют.
— Досье должны быть на сайте комиссии в электронном виде. Но, к сожалению, принимая закон, законодатель не продумал разумные сроки исполнения предписаний закона и вопросы бюджетного финансирования. То есть для того, чтобы это реализовать, нужно было сделать две главные задачи: создать автоматизированную систему формирования и ведения досье (включая программное обеспечение) и получить у наших соседей (Службы защиты) все сертификаты на эту систему. Разработать техническое задание, документацию, предоставить им. В законе написали, что все должно быть сделано за два месяца. А они (Служба защиты информации) только полгода берут на изучение технической документации. Я уже не говорю о финансировании.
Да, нам помогают доноры (мы им за это благодарны). Но у них тоже есть свои бюрократические процедуры, подходы и другие проекты. Поэтому эта норма о размещении досье в электронном виде не была обеспечена ни организационно, ни финансово, ни институционально. Мы стараемся решить этот вопрос. Мы это сделаем, потому что я, например, тоже хочу работать с электронными документами, а не бумажными.
К тому же, практически вся информация, содержащаяся в досье, и касается этики, добропорядочности кандидатов есть в открытом доступе, в частности на сайтах комиссии, НАПК.
— Если следовать их логике, то не проще ли было бы дождаться, хотя бы завершения этапа собеседований с психологом, когда уменьшится количество кандидатов?
— (Пожимает плечами. – А.М.) Я не знаю. Возможно, так было бы логично. Но они хотят это сделать завтра.
«ЗАДАЧА – СОЗДАТЬ НОВЫЙ ВЕРХОВНЫЙ СУД, ДАЛЕЕ – ДРУГИЕ СУДЫ»
— Чувствуете ли вы сопротивление в проведении конкурса?
— Вообще, обратите внимание, как только мы успешно провели первые процедуры и получили положительные отзывы СМИ, юридического союза, судей, участников конкурса и, даже ОСД, как по команде, буквально через пару дней, появились заявления, эфиры, сотни оскорблений в интернете (в том числе и персональные) и тому подобное. Это похоже на скоординированный ответ определенных реакционных сил, которые не хотят действительно глубоких и решительных перемен в судебной системе.
Цепляясь за мелочи, которые бывают в каждом масштабном деле, кричат о том, что конкурс проваливается, и что надо его останавливать. И это притом, что несколько чрезвычайно важных процедур уже проведено безупречно с организационной точки зрения: допуск, спецпроверка, тест, практическое задание. И все это с беспрецедентной прозрачностью!
Кстати, о возможных недостатках мы сами предупреждали еще до начала конкурса. Именно поэтому мы его объявили конкурс лишь на 120 должностей, а не на 200, как это позволяет закон. Это сделано для того, чтобы исправить ошибки, и еще лучше провести следующий конкурс для остальных 80 вакансий.
— С какой целью спланирована кампания по дискредитации конкурса?
— Давайте посмотрим с самого начала. Был проект, который я называю «Уволить всех» — предложения и законопроекты радикального крыла народных депутатов по сиюминутной замене всех судей. Новых судей предлагали назначать с помощью «конкурсной комиссии», которую они сами и хотели назначать. Она должна была действовать на общественных началах, не подпадать под действие антикоррупционного законодательства, значит, фактически члены этой комиссии освобождалась от любой ответственности за свои действия.
То есть вот эта институция должна была принимать решение по судебному корпусу. А когда вышло как-то не так, сказать: «Извините, ошиблись». И никакой ответственности! Лоббистов и исполнителей этой схемы (не претендую на известный медийный бренд), совершенно не волновала остановка правосудия в стране на неопределенный срок.
Идея создания безответственных «общественных» органов, с существенными полномочиями в отношении влияния на государственные органы продолжает лоббироваться. Идея не нова (вспомним пресловутую Тендерную палату), но продолжает жить. Посмотрите, например, законопроект 6011 о создании Высшего специализированного антикоррупционного суда, и кто его внес. Там вновь следует конкурсная комиссия по отбору антикоррупционных судей, которая принимает кадровые решения на общественных началах.
Кстати, я считаю, что нужно вносить изменения в закон «О судоустройстве и статусе судей» относительно распространения на членов Общественного совета антикоррупционных норм и тех, которые касаются конфликта интересов. А он здесь может быть. Например, адвокат из ОСД приходит в суд. Как вы думаете, является ли это давлением? Судья или коллегия судей, рассматривающих дело, знают, что он – член ОСД, а им нужно будет идти на конкурс, и он может принимать участие в подготовке информации по ним.
Закон, правда, предусматривает, что такой адвокат не может принимать участия в подготовке отрицательного заключения, но не очерчивает ответственности за нарушение этой нормы. Необходимо также предусмотреть порядок ответственности членов ОСД за соблюдение пределов полномочий Совета в соответствии с законом, например, отзыва соответствующей общественной организацией своего представителя в ОСД.
К счастью, Конституционная комиссия, Совет по вопросам судебной реформы, парламент, Венецианская комиссия и другие институты ЕС не позволили воплотить схему «Уволить всех» в жизнь. Вместо этого была предложена процедура первичного квалификационного оценивания судей, а затем и конституционная реформа в части правосудия.
Не останавливаясь на сути конституционной реформы (это уже сделали многие специалисты), лишь подчеркну: благодаря этой реформе политическое влияние на судебную систему теряют президент и Верховная Рада. А с созданием нового Верховного Суда путем открытого конкурса с одновременным введением в действие новых процессуальных кодексов будут в значительной мере ликвидированы возможности бизнес воздействий не только на верхний эшелон, но и на всю судебную систему. Это очень волнует не только тех, кто контролировал судебную систему три года назад (да и сейчас сохраняет определенное влияние), но и тех, кто хотел бы воспользоваться и создать новые возможности для такого влияния.
Успех конкурса по формированию нового Верховного Суда будет означать победу судебной реформы и фактический крах большой политической и бизнес коррупции, а также радикалов. Поэтому они делают все, чтобы этому помешать. И опять-таки их не волнует, что торможение реформы сохраняют старую судебную систему. Чем хуже, тем лучше. Верю, что члены ОСД это понимают не меньше нас.
Знаете, у нас же с ними одна задача – создать новый Верховный Суд, далее – другие суды…
— Но к этому конкурсу очень пристальное внимание. Мне Леонид Емец рассказывал, что хотел посмотреть на процесс изнутри, ведь Верховная Рада принимала решение по судебной реформе. И если здесь будут нарушения, то не будет доверия, когда будем формировать суды низшей инстанции.
— Мы это понимаем! Именно поэтому делаем все, чтобы двигаться в правильном направлении. Мы бы могли закрыться и в законодательном поле ограничить доступ в информационное пространство. Мы же этого не делаем! Наоборот – открываем. Стараемся вытянуть ситуацию. Да, помогают и международные партнеры, и Кабмин, и Верховная Рада, и силовые органы – все.
Вот вы ссылаетесь на Леонида Емца. Так он недавно сказал, что все в порядке! Знаете, мы готовы к любой проверке. Мы работаем нормально. Я в юридическом бизнесе (и не только) – с 1989 года. Был советником многих министров, принимал участие в переговорах относительно активов бывшего СССР, по реструктуризации газовых долгов с «Газпромом», относительно «Киотского протокола». Имею представление о системе и процессах (улыбается. – О.М.). Так вот скажу вам: мы работаем честно и по-новому. Поймите, я не оправдываюсь. Объясняю: на законодательном и общественном уровне поставлена задача – сделать все правильно. Мы ее и выполняем.
— Вы лично не хотели принять участие в конкурсе?
— Нет. Я отработаю здесь четыре года и вернусь в профессию. Она мне нравится. Да, здесь тоже интересно, но не в суде. Для того чтобы быть судьей, нужно приобретать опыт в молодые годы. У каждого из нас есть своя ниша и профессиональная деформация (в хорошем смысле этого слова). Судья – это тоже призвание. А у меня его нет. Это не мое. Я – юрист. Кто-то – химик. Если он любит свою науку, то не пойдет в адвокаты, а я – в Научно-исследовательский химический институт. То же самое с должностью судьи.
Автор: Ольга Москалюк
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.