Модератором был Андрей Яницкий, редактор экономического отдела издания LB.ua.
Предлагаем вашему вниманию стенограмму выступлений участников мероприятия.
Андрей Яницкий, редактор экономического отдела LB.ua: Здравствуйте. Мы начинаем круглый стол на тему нового транша МВФ. Во многих СМИ звучало, что нам уже не следует ожидать нового транша в ближайшие месяцы или даже до конца года. Чтобы обсудить, с чем это связано, Институт Горшенина, и издание LB.ua пригласили уважаемых экспертов, которые разбираются в макроэкономической тематике.
Начнем с Игоря Бураковского, директора Института экономических исследований и политических консультаций. Почему Украина медлит с реализацией ключевых реформ, предусмотренных в меморандуме с МВФ? Какие именно реформы мы не провели? Все слышали о земельной реформе, но, возможно, есть другие.
Игорь Бураковский, директор Института экономических исследований и политических консультаций: спасибо за приглашение. Ваш вопрос относительно того, почему мы медлим с реформами, во многом философский, гамлетовский.
Мы традиционно долго тянем с реформами. Если вспомнить историю экономических реформ в Украине, то нас или заставляли к ним обстоятельства, когда была точка невозврата, или заставляли иностранные доноры, как это есть сейчас. Мы видим, что риторика многих наших политиков и чиновников сводится к тому, что мы не получим деньги от МВФ, если не сделаем что-то и не получим деньги от Европейского союза, если не будем имплементировать Соглашение об ассоциации.
Пока что, к сожалению, в нашем парламенте и, возможно, в правительстве в широком понимании этого слова нет критической массы реформаторов. Отдельные люди, которые проводят реформы, не составляют критической массы, отсутствует реформаторская команда.
Андрей Яницкий: значит, коалиция у нас не реформаторская?
Игорь Бураковский: Я бы на это ответил таким деликатным вопросом: «Коалиция – это что?» Проблема даже не столько в отсутствии реформаторов. Реформатор, с моей точки зрения, — это человек, который, во-первых, понимает, что надо делать. Во-вторых, он настроен, это делать, и настроен это делать, именно в интересах общества. К сожалению, много людей, которые входят в разные коалиции, — это люди со своими конкретными бизнес — политическими интересами. А бизнес — и политические интересы в нашем понимании никогда не совпадали с интересами государства.
Относительно того, какие реформы мы должны сделать, то это пенсионная реформа, земельная реформа, продолжение реформы налогообложения, особенно в части администрирования налогов, потому что можно играть со ставками и разного рода налогами, но вопрос администрирования является на сегодня ключевым.
Я также думаю, что мы не начали большую реформу, результаты которой мы смогли бы почувствовать через несколько лет, — реформу образования. Согласно результатам опросов, которые мы проводим среди представителей малого и среднего бизнеса, все жалуются на нехватку рабочей силы. Идея о том, что у нас на сегодня есть эффективная, квалифицированная, но дешевая рабочая сила – это во многом экономический миф, который нам создает проблемы, и это надо осознать.
Еще одна важная комплексная реформа, которую мы должны провести, — это реформа системы социального обеспечения. Мы должны понять, кому и как мы помогаем. Речь идет о многих вещах, не только о пенсиях. Но и о системе субсидий, которые сегодня предоставляются тем людям, которые не могут заплатить за коммунальные услуги. Речь идет о субсидиях бедным людям, которые не всегда могут заплатить за продукты питания.
Должна быть введена система управления разного рода классами или социальными группами людей, которые получают помощь. К таким людям добавились внутренне перемещенные лица, которым надо помогать. Это ветераны АТО, которым тоже, безусловно, надо помогать, и осталась большая категория льготников еще со времен Советского Союза, которой надо каким-то образом оптимизировать условия.
Также должна быть завершена децентрализация, хотя эта реформа не совсем связана с требованиями МВФ, но она является принципиально важной. Децентрализация – это, прежде всего, с моей точки зрения, умение местной власти – это область, или район, или объединенная территориальная община – быть экономическим и финансовым менеджером своей территории. В этом суть.
Андрей Яницкий: Передаю слово Дмитрию Яблоновскому, старшему экономисту Центра экономической стратегии.
Дмитрий Яблоновский, старший экономист Центра экономической стратегии: про реформы можно до вечера обсуждать. Как минимум, еще стоит упомянуть антикоррупционную реформу. В структурных маяках, прописанных в последнем меморандуме с МВФ, упоминается и о расширении полномочий НАБУ, и о создании антикоррупционных судов, и о формировании финансовой полиции (ботанов в очках, которые должны прийти вместо вооруженных людей). Честно говоря, я, по крайней мере, из открытых источников, не слышал, чтобы мы активно продвигались в этом направлении.
Сейчас в первую очередь говорят о пенсионной реформе как об очень важной для транша. Она действительно важна, но прежде всего для нас. Относительно земельной реформы, тоже очень важной для Украины, говорят, что, к сожалению, вроде бы ее из списка требований МВФ уберут.
Еще один важный момент – это приватизация. Вот в этой сфере как раз правительство очень быстро определенные изменения одобрило. Прежде всего, речь идет о разделении предприятий на те, которые должны быть либо приватизированы, либо ликвидированы. Когда этот шаг будет сделан, давайте дождемся, тогда будут опубликованы списки. Там, если не ошибаюсь, 15 стратегических и более 300 важных предприятий. По моему мнению, идея была в том, чтобы выделить стратегически важные предприятия, а у нас почему-то выделили и стратегические, и важные, которые мы не можем продавать.
Еще есть вопрос относительно списка на концессию, с ним тоже интересно будет знакомиться, чтобы понять логику правительства при его составлении. Но хорошо, что этот шаг сделан, по крайней мере, мы как эксперты сможем дать оценку этому списку, когда он будет обнародован.
Второй аспект, тоже связан с реформой государственных предприятий, — это новый закон о приватизации. На самом деле проект нового закона о приватизации был разработан еще в марте, еще тогда Фонд государственного имущества говорил, что документ готов для внесения. Вот этот документ, наконец-то вместе с триажем попал на заседание правительства и, насколько я понимаю, был утвержден.
Относительно этого законопроекта, то, мне кажется, он базируется на философии «один раз что-то продать — и все». Там есть пункт о том, что государство или государственные учреждения, которые владеют или предприятиями, или любым имуществом, должны постоянно объяснять, зачем они им владеют. Если, например, какое-то министерство имеет санаторий, и он никаким образом не помогает ему выполнять обязательства и задачи, возложенные на министерство, то оно должно избавиться от этого имущества, такая общая логика. По моему мнению, это шаг вперед – то, что мы не только должны избавляться от предприятий, но и от всего непрофильного имущества, принадлежащего государственным учреждениям.
Также в законопроекте предусмотрена возможность покупателя обращаться с просьбой включить объект в приватизационный перечень. Включит ли государство или нет – это другой вопрос, но сама возможность, важна.
Значит, к тому, о чем говорил Игорь, я бы добавил антикоррупционную и приватизационную реформы. И высказал бы пожелание, чтобы земельная реформа, несмотря на то, что она, возможно, будет удалена из списка МВФ, остались на повестке дня, потому что она очень важна для украинцев.
Андрей Яницкий: Прошу Александра Паращего, руководителя аналитического отдела инвестиционной компании Concord Capital, высказаться. Перечень реформ, которые мы не провели, уже назван. А как насчет графика? Когда мы должны были получить очередной транш, когда мы получим его на самом деле?
Александр Паращий, руководитель аналитического отдела инвестиционной компании Concord Capital: Среди реформ, которые не были упомянуты, — судебная реформа. Мы знаем, что якобы год назад она у нас началась, но, честно говоря, не понятно, или она уже закончилась, или она будет у нас бесконечной, как и большинство других реформ.
По графику, в соответствии с первым меморандумом от марта 2015 года, мы транши должны получать ежеквартально. Фактически несколько дней назад мы уже должны были получить восьмой транш, а мы сейчас думаем, дадут ли нам пятый. Отставание у нас очень серьезное. Кроме того, мы должны были получить намного больше денег — последние два транша были фактически наполовину урезаны только потому, что мы не выполнили всех обязательств.
Кстати, я удивляюсь, почему была бурная реакция на сообщение в одном иностранном издании, что нам, оказывается, транш не дают. Мы же ничего не сделали для получения этого транша! Есть четыре главные вещи, которые мы должны сделать до конца мая. Это назначить консультанта по переговорам с бывшими владельцами Приватбанка по восстановлению кредитов Приватбанка. Это было сделано, хотя и с задержкой в месяц: в плане предполагалось сделать это до конца апреля, а сделано было в конце мая. Все остальное – не сделано. А это утверждение парламентом пенсионной реформы, утверждение парламентом сельскохозяйственной земельной реформы, принятие закона о Службе финансовых расследований. Выполнен только один пункт из четырех.
Я согласен, что земельная реформа для нас всех является важной, но я думаю, что это хорошо, что сейчас ведутся дискуссии о том, чтобы в этот раз исключить из повестки дня именно эту реформу. Потому что я, честно говоря, не вижу, как действующий состав парламента за любой вариант земельной реформы сможет проголосовать.
Остальные пункты – а это пенсионная реформа, это Служба финансовых расследований, это триаж, это приватизация, прогресс в борьбе с коррупцией (возможно, наконец-то, кого-то из коррупционеров посадят) – реальные, а земельная реформа пока что, как мне кажется, нет. Если вопрос земельной реформы будет исключен, я буду намного более оптимистично смотреть на то, что в сентябре или в октябре мы все-таки получим следующий транш МВФ.
Андрей Яницкий: Господин Паращий, почему, по вашему мнению, невозможно принять земельную реформу сейчас? Вот господин Гройсман говорил, что надо продавать по 200 гектаров, высказывались предложения о долгосрочной аренде – на 49 лет. Можно же было найти какой-то компромисс по этому вопросу.
Александр Паращий: МВФ требует, чтобы был свободный оборот земли, я так понимаю, здесь об аренде речь не идет. Инициатива Гройсмана о 200 гектарах в одни руки без юрлиц, мне кажется, является компромиссной, по крайней мере, для большинства людей, которые почему-то боятся, что придут китайцы или россияне и скупят всю землю. С другой стороны, она является абсолютно неинтересной аграрным холдингам.
Какова цель наших аграрных холдингов? Мы знаем, что они контролируют у нас немало земли, хотя формально ею не обладают. Они хотят закрепить формальный статус владения землей. Значит, их не устраивает ситуация, когда они рассказывают во всем мире своим инвесторам, что они не владеют землей, а просто арендуют ее. Единственное, что они могут сейчас рассказывать инвесторам, — мол, да, мы ее арендуем, но имеем больше прав, чем так называемые пайщики, и платим за аренду смешные деньги.
Земельная реформа, которую предлагает Гройсман, этот последний пункт просто удаляет, значит, у них уже не будет возможности арендовать землю за небольшие средства. Потому что придут люди, возможно, такие, как мы, будут скупать по 200 гектаров, они будут понимать стоимость этой земли, будут сдавать в аренду тем же холдингам уже не за тысячу гривен за гектар в год, а по нормальным рыночным ценам. Агрохолдинги не получат в собственность землю, потому что закон это им не позволит, однако получат увеличение расходов. Им такое точно не нужно. Поэтому я думаю, что именно из-за сопротивления наших крупных аграриев эту реформу будет очень трудно провести.
Дмитрий Яблоновский: Земля – уже частная собственность. Говорить о земельной реформе в контексте приватизации достаточно опасно. Многие эксперты в этом контексте вспоминают пример приватизации 1990-х годов и то, где оказались проданные тогда активы. Думаю, что непродуктивно будет сейчас эту аналогию снова проводить или пытаться понять отличия.
Если же говорить собственно о земле, то в чем вообще цель этой реформы, зачем мы ее проводим? Мы хотим, чтобы владельцы земли получили справедливую цену. Рынок земли, когда он появится, и рынок аренды связаны. Если в Киеве стоимость квартир растет, то стоимость аренды тоже растет, противоречий здесь нет. Так и в вопросе земли: если появится возможность купли-продажи земли, фактически возрастет спрос на землю, потому что появятся покупатели, возрастет как следствие цена на эту землю, как следствие, вырастет и аренда. И эти 7 млн. владельцев земельных паев получат больше денег за свою землю.
Действительно, арендаторы, как господин Паращий отметил, не очень хотят повышения цены, по которой они арендуют землю. Но, с другой стороны, как думаю я, более высокая стоимость земли – это высокая цена на их ресурс производства. Если цена на ресурс производства растет, то его начинают более эффективно использовать. Я вижу в этом и стимул.
Чего еще мы хотим, кроме того, чтобы владельцы земли получили справедливую цену за свои паи? Мы хотим привлечения инвестиций. Я думаю, если вы будете путешествовать по трассе Киев – Одесса или Киев – Николаев, вы увидите много подсолнечника, кукурузы, рапса. Идея заключается в том, чтобы все-таки дать возможность мелким фермерам развиваться. Какой продукции мы бы хотели иметь больше? Продукции с большей добавленной стоимостью.
Мы бы хотели, чтобы фермеры инвестировали в производство, переработку и хранение. Как раз открытие рынка земли создает эти возможности. Во-первых, у вас будет больший горизонт планирования, если вы собственник, а не арендатор. Это, я надеюсь, даст стимулы инвестировать в другие культуры, например, заниматься садоводством, вкладывать деньги в орошение земель.
Еще один результат, который мы ожидаем от открытия рынка земли, – это увеличение инвестиций, потому что должно начаться кредитование под залог земли и тому подобное. Какая должна быть конфигурация, что должно быть 200 га в одни руки только физическим лицам, это другой вопрос. Кстати, некоторые владельцы агрохолдингов утверждают, что они, в принципе, готовы к открытию рынка земли, по крайней мере, были такие публичные заявления от Веревского и Бахматюка. По моему пониманию, это означает, что у них, наверное, хорошая ликвидность благодаря росту украинского аграрного экспорта. Возможно, они лукавят, а возможно, они действительно готовы к открытию рынка земли.
Александр Паращий: Веревский, кажется, выступал против.
Дмитрий Яблоновский: Нет. Он сказал: «Если мы открываем рынок земли, то давайте открывать, в частности, возможность и для юридических лиц». Конечно, статус кво их устраивает больше всего. Но они говорят, что если вводить рынок земли, то надо давать возможность юридическим лицам покупать землю. Как, по моему мнению, это является значительным сопротивлением среди фермеров средней руки, которые являются юридическими лицами с земельным банком 1000-2000 га. Они заинтересованы в том, чтобы ресурс, то есть земля, был для них дешевым, у них, наверное, нет свободных средств, чтобы покупать землю для дальнейшего использования.
Но, опять же, с одной стороны, они бы могли лоббировать какой-то вариант рынка земли, где были бы защищены их интересы: гарантировалась бы покупка в рассрочку государственных земель, о чем шла речь, или был бы механизм кредитования, возможно, с привлечением средств международных финансовых организаций.
Вместо этого произошло что? В Киеве появились палатки. Один из моих коллег с VoxCheck взял в одной из таких палаток брошюру. Мы ее проанализировали, и с 10 тезисов 10 оказались манипуляциями. Значит, это на самом деле наша очень большая проблема: вместо того, чтобы говорить, как открыть рынок земли так, чтобы это максимально приносило экономические преимущества, мы инвестируем средства, по сути, в манипуляции.
Я думаю, это одна из наших самых больших проблем на текущий момент. Действительно, как говорил господин Паращий, если позиция политических сил сводится к тому, что они скорее будут тратить время и средства на манипуляции, а не на обсуждение, то, наверное, политической воли и достаточного количества голосов в парламенте для принятия любой конфигурации земельной реформы мы, увы, не найдем.
Андрей Яницкий: Господин Бураковский, возможно, вы еще можете осветить такой аспект: насколько я знаю, рынок земли – это теневой бизнес, у нас нет нормального земельного кадастра, мы не знаем, кто на самом деле использует землю, кому она принадлежит. Также у нас есть различные коррупционные моменты в законодательстве, которые позволяют местным властям раздавать землю ветеранам АТО. То, что раздают, — это хорошо, но под видом предоставления земли ветеранам АТО ее на самом деле отдают фермерам, меняют целевое назначение земли. Возможно, надо сначала убрать всю эту коррупционную составляющую, и только после этого можно открывать рынок земли?
Потому что если сейчас открывать, то это хаос будет.
Игорь Бураковский: Знаете, когда мы обсуждаем, открывать или не открывать рынок земли, мы должны четко понять, как он будет открываться. Мы это сразу поймем, когда у нас будет прописан механизм. Значит, куда мне идти, что заполнять, кому платить деньги за земельный участок. Только когда этот механизм будет прописан, можно будет говорить, что и как сработает. Пока что мы говорим о реформе в целом, фактически, вся идея этих законов заключается в том, что мы законодательно фиксируем, что мы землю будем продавать. А механизма на сегодня нет. Сейчас я не знаю, куда мне идти, если я захочу купить 200 га земли: в кадастр, или к нотариусу, или к Гройсману непосредственно.
Другой вопрос заключается в том, что на сегодня у нас земля не разграничена до конца, есть большие проблемы. Но мы должны понимать, что даже в таких странах, как Великобритания, вопросом разграничения занимаются уже давно, также есть свои проблемы. Вопрос в том, когда мы можем открывать рынок? Когда у нас земля не разграничена, условно говоря, 5%, 7% или 75%?
Также есть вопросы, связанные с кадастром. Ясно, что местные органы власти и местная община сегодня влияют на распределение, и в процессе децентрализации, очевидно, надо определить, как они будут в дальнейшем влиять. Ясно, что должны быть какие-то механизмы, связанные с контролем, потому что во многих странах мира, давайте честно говорить, все же контролируется использование земли как ресурса.
Мы знаем, что разные культуры по-разному истощают землю, и есть проблема в том, что экономическая эффективность не всегда соответствует экологической.
Андрей Яницкий: Насколько я знаю, в России есть рынок земли, но если ты не обрабатываешь землю три года, то власть ее имеет право забрать.
Игорь Бураковский: Есть разные варианты, в той же Британии есть много землевладельцев, которые не хотят обрабатывать землю, но при этом они не хотят платить большие налоги, поэтому они передают эту землю в пользование, например, университетам или структурам с социальными функциями.
Еще вопрос, а что у нас будет с налогообложением? Так же у нас появляется новый актив, новая собственность, и как мы будем ее облагать, вообще, как это будет работать? Вопросов можно задать очень и очень много, но, по моему мнению, проблема заключается в том, что сама по себе земельная реформа – это очень технологически сложный механизм. Здесь мало сказать, что мы будем землю продавать или покупать. Сразу возникает вопрос, как это все будет выглядеть на практике.
И здесь я с господином Александром согласен в том смысле, что многим нашим предпринимателям, а еще больше политикам, этим просто не интересно заниматься. Потому что надо сидеть, изучать кадастры, формулировать свою точку зрения на то, надо или не надо определенные вещи делать. Это действительно проблема.
У реформы есть несколько компонентов. Первый компонент – это принятие решения, что мы будем делать эту реформу. Второй – это имплементация этого решения. А имплементация этого решения – это большое количество, я сказал бы, бухгалтерских выверенных шагов. И они, опять-таки, многим политикам просто не интересны в силу определенных причин. Третий компонент – это вопрос мониторинга. Когда мы создаем институт (например, институт продажи земли или институт землевладельца, или институт борьбы с коррупцией), мы должны понимать, что он не будет работать уже завтра.
Логика международных реформ показывает, что должно пройти определенное время, пока институт найдет свое место в системе общественных институтов. Поэтому мне кажется, что чем раньше мы примем решение и начнем вводить элементы реформы, тем быстрее мы получим результат. Поиски идеальных вещей, мол, давайте все станем честными и тогда запустим рынок земли, неоправданные. Многие предприниматели говорят: давайте государство не будет заниматься коррупцией, тогда мы будем платить налоги. Мне кажется, что это движение в никуда, все надо решать параллельно.
И здесь как раз очень важна так называемая политическая воля и политическая ответственность за возможные проблемы, связанные с той или иной реформой. Никто не хочет эту политическую ответственность нести.
У нас на сегодня фактически есть два правительства — правительство Гройсмана и парламент. Я вам могу привести несколько законов, которые парламент навязывал правительству. Например, новый закон о так называемом налоге на выведенный капитал. Кабинет министров стоял на четырех конечностях, пытаясь, скажем так, повлиять на принятие этого закона. Закон об экспортно-кредитном агентстве еще можно упомянуть, это также стопроцентная инициатива непосредственно парламента, как и запрет экспорта леса кругляка. Это все вопросы экономической торговой политики, которые фактически были приняты в парламенте. И вот возникает такая ситуация, когда трудно сказать, а кто крайний или главный.
Андрей Яницкий: Значит, эти три закона, которые вы назвали, родились в парламенте и были навязаны правительству?
Игорь Бураковский: Эти законы – это парламентские инициативы. Многие парламентарии продвигали эти законы, возможно, из лучших побуждений. Я хочу сказать о том, что если мы хотим, чтобы у нас реализовывались реформы, то должно быть доверие к правительству и должна быть ответственность коалиции за правительство, а не попытка поучать правительство и контролировать его таким способом, за который наши парламентарии не несут никакой ответственности.
Андрей Яницкий: Да, очень странно, потому что коалиция выдвинула этих людей и назначила, они должны слаженно работать. Дмитрий, давайте поговорим о макроэкономическом уровне. Хватит ли Украине денег без транша МВФ? Допустим, в октябре мы его не получим, потому что опять ничего не сделаем. У нас есть ресурсы для того, чтобы встретить 2018 год с газом, углем и достаточным количеством денег?
Дмитрий Яблоновский: Мы вообще очень богатая страна, у нас много ресурсов, вопрос в том, кто и как их использует. Если посмотреть на условный график выплат, то пик приходится на 2019 год.
Андрей Яницкий: значит, еще год можно ничего не делать?
Дмитрий Яблоновский: Нет, там вопрос в другом. Понимаете, 2019 год – это год выборов, парламентских и президентских. Обычно транши МВФ связаны с выполнением определенных реформ. А наши парламентарии и правительство не любят что-то мучительное делать во время или накануне выборов. Поэтому чем дольше мы откладываем получение этих траншей, тем больше мы себе создаем обязательств по погашению долгов на 2019 год. Кроме того, надо понимать, что чем ближе к выборам, тем политической воли для реформ будет все меньше. Я не знаю, как развяжется этот узел, когда, с одной стороны, надо делать реформы, потому что МВФ денег не даст, а с другой стороны, надо готовиться к выборам.
Андрей Яницкий: Очень просто – можно провести выборы в 2018 году, а потом заниматься реформами.
Дмитрий Яблоновский: Я не политолог, поэтому я не могу комментировать такие гипотезы. Возможно. Но, по моему мнению, в этом как раз сейчас и вопрос: наше промедление с траншами, не приведет ли к сложной экономической ситуации?
Андрей Яницкий: есть проблема 2019 года. Если мы ничего не сделаем, в 2019 году траншей мы не получим.
Дмитрий Яблоновский: Мне кажется, что у нас уже прошло время quick wins, когда реформа – это win-win для всех. Все реформы, которые мы должны сделать сейчас, непопулярные, затрагивающих интересы политиков, тяжелые. Из-за этого их внедрение не двигается с места. Ибо если бы можно было просто что-то принять, и все бы были счастливы, то, наверное, парламент бы проголосовал, он за такие законы готов голосовать.
Но он не готов голосовать за законы двух типов: когда депутаты должны чем-то поступиться, создать для себя конкретные риски попадания за решетку, например, или потерять денежные потоки; когда это вредит избирателям в начале, хотя и будет иметь хороший эффект через два-три года. И чем ближе к выборам, тем менее склонны будут депутаты голосовать за те законы и реформы, при которых избирателям нужно будет чем-то пожертвовать в краткосрочной перспективе.
Андрей Яницкий: Значит, с каждым месяцем мы теряем окно возможностей.
Дмитрий Яблоновский: Окно возможностей мы теряем последние три года, по-моему.
Игорь Бураковский: Когда мы говорим о деньгах МВФ, мы сразу начинаем говорить о долгах. И это абсолютно правильно. На сегодня проблема Украины в том, что почти три четвертых нашего долга – это краткосрочный долг, его надо будет выплачивать в ближайшее время. Если посмотреть на другие наши проблемы, то это вопросы, связанные с разного рода деятельностью государства, с дефицитом платежного баланса, например, с обеспечением возможности иностранным инвесторам заводить и выводить капитал отсюда. Потому что инвесторы должны иметь возможность прийти на валютный рынок и купить валюту, если им нужно выплатить дивиденды, например.
Есть очень интересные цифры, которые показывают, что в 2017 году, по оценкам МВФ, наши общие потребности в финансировании в широком понимании этого слова будут составлять примерно 34,1 млрд. долларов. При этом прогнозная оценка валютных резервов на конец 2017 года — примерно 22 млрд. долларов. Значит, даже если мы потратим все резервы, мы не покроем наши потребности во внешнем финансировании.
Если посмотреть на 2018 год, то, по оценкам МВФ, потребность в финансировании — 34,5 млрд. долларов – примерно та же, при этом фонд ожидает, что наши валовые резервы вырастут до 30,2 млрд. долларов. Мы видим, что у нас есть дефицит, наши потребности не закрываются полностью. Это к вопросу, выживем мы или нет без МВФ. По логике, эти потребности должны закрываться работающей экономикой.
С другой стороны, вопрос не в том, получим ли мы деньги от фонда. В конце концов, есть много бедных стран, которые нормально существуют и в которых индекс счастья – есть такой очень интересный показатель в мировой экономике – значительно выше, чем в Украине, хотя они беднее, чем Украина. Вопрос в том, что благодаря Международному валютному фонду мы пытаемся что-то делать, во всяком случае, нас заставляют что-то делать, есть морковка и палка. Если пойдут международные доноры, международные финансовые организации, то я не верю в то, что Украина сама себя мобилизует и, как барон Мюнхгаузен, сама себя за волосы вытащит из того болота, в котором мы находимся.
Международное сообщество как якорь – это очень важно. Но международное сообщество не может все время быть на высоком уровне мобилизации, не может быть такого, что все время Украина будет на первом месте со всеми нашими проблемами, которые нам кажутся очень важными. Если мы не будем давать международному сообществу аргументы в нашу пользу, ничего не будет. Никто нам не обязан купить территориальную целостность, никто не обязан обеспечить наше благосостояние, никто не обязан сюда прийти, навести порядок, и отдать нам счастливую, свободную, демократическую, процветающую страну.
Андрей Яницкий: Недавно США высказались, что не будут спасать душу Украины деньгами, если она будет тратить эти деньги на коррупцию. Александр, расскажите, пожалуйста, о проблеме 2019 года. Есть ли риск, что Украина снова фактически объявит дефолт и попросит своих внешних кредиторов еще раз урезать 20% долгов и т.п.?
Александр Паращий: Если учесть политические нюансы, то, что у нас выборы могут быть раньше, сказать трудно, будет ли это на самом деле. Если рассматривать базовый сценарий, по которому 2019 год – это год выборов, то очевидно, что 2019 год мы пройдем без дефолта, без реструктуризации. Потому что подобные разговоры, рейтинг наших граждан имущих власть, будут уменьшать.
Если мы вдруг не получим больше траншей МВФ, или даже получим один, но больше не получим. Стоит учитывать то, что сегодня у нас резервы до 18 млрд. долларов, а в следующие три года нам нужно заплатить 16 млрд. Значит, мы долги погасить сможем. 2019 год, даже если не будет международного финансирования, мы пройдем, но «сожжем» резервы.
Однако в 2020 год мы войдем примерно в том же состоянии, в котором мы были в 2015 году, когда было падение резервов, нарастали долги и тому подобное. Поэтому я думаю, что у нас будет «проблема 2020», если не будет существенного прогресса в реформах, в сотрудничестве с МВФ, в привлечении инвестиций. Которые могут, на самом деле, заменить МВФ, потому что нам все равно, откуда придут деньги от МВФ или от инвестора, нам даже лучше, чтобы они пришли от инвестора, потому что их не нужно будет через 5 лет отдавать. Значит, если этого всего не будет, нам придется что-то делать с долгами.
Примерно 6 млрд. долларов в 2020 году нам нужно выплатить. Большая часть этих денег – это возврат кредитов МВФ, перед которым мы просто не можем быть в дефолте. Примерно 2 млрд. долларов – это то, что мы потенциально можем реструктуризировать. Это не так много. Даже если мы уменьшим сумму долга на 20%, это нас не спасет. Значит, на самом деле в 2020 году нас может даже не спасти реструктуризация. Поэтому надо уже что-то думать сегодня.
Есть простые пути выхода: можно, например, пытаться уже сегодня гасить долги, погашение которых наступает в 2019-2020 годах, — привлекать деньги, выходить на международные рынки капитала. Почему наше правительство этого не делает. Можно ожидать в 2019-2020 г.г., надеяться на то, что МВФ нам поможет, что, возможно, придут еще Всемирный банк, Китай или еще кто-то, как, например, было в конце 2013 года, когда появился Владимир Владимирович Путин и подкинул нам 3 млрд. долларов.
Можно надеяться на чудо, но, по моему мнению, лучше эту проблему начинать уже сегодня решать. Нам стоит показывать прогресс во внедрении реформ и начинать думать наперед. Так уже это делают некоторые частные заемщики. Например, у аграрного холдинга «Мироновский хлебопродукт» тоже есть большие погашения в 2020 году и в этом году он долг частично погасил, взяв более длинный кредит. Мы также должны думать о таком пути.
Я думаю, что мы можем «проблему 2020» решить, но без МВФ будет очень тяжело, потому что МВФ – это фактически арбитр, который скажет всему миру, всем инвесторам, можно ли нам доверять деньги. Если МВФ скажет, что нельзя, что транша не даст, это будет означать, что нам нельзя доверять, и ни о каких других кредитах речь не будет идти, как и ни о каких инвестициях.
Андрей Яницкий: Переходим к вопросам журналистов.
Журналист: Вы ожидаете, что Верховная Рада осенью в вопросе пенсионной и земельной реформ будет искать определенные договоренности, компромиссы? Ведь именно пенсионная и земельная реформы являются наиболее раздражающими. Или депутаты будут искать определенные договоренности, чтобы эти реформы все же провести?
Александр Паращий: С земельной реформой, если правда то, что МВФ готов подождать, я думаю, что никто спешить не будет. Я думаю, что все-таки МВФ понимает и видит данные социологических опросов, которые свидетельствуют о том, что большинство населения сегодня не поддерживает эту реформу. Я просто не вижу, как народные депутаты, осознавая это, будут голосовать за земельную реформу.
Относительно пенсионной реформы, то мы видим в последний месяц очень активную пиар-кампанию со стороны правительства о том, что пенсионная реформа, которую должен проголосовать парламент, означает повышение пенсий для всех 5-6 млн. пенсионеров. Я думаю, что такой аргумент сработает, потому что ни один депутат не захочет подписать себе смертный приговор, не поднимая пенсию для миллионов пенсионеров. Я думаю, что компромисс там можно найти, мы договоримся относительно пенсионной реформы и получим транш МВФ где-то осенью.
Дмитрий Яблоновский: Действительно, похоже на то, что земельная реформа будет с повестки дня снята. А что касается пенсионной реформы, то здесь главное, чтобы правительство и МВФ разговаривали про одну и ту же пенсионную реформу. Как господин Паращий сказал, сейчас пиарится именно увеличение пенсий. Но цель МВФ – не увеличение пенсий, а сбалансирование поступлений и расходов Пенсионного фонда. Можно ли совместить эти две вещи, вопрос.
Игорь Бураковский: Потенциально компромисс возможен. Но вопрос в том, какова будет цена этого компромисса, о чем они готовы между собой договориться.
Для меня наиболее возмутительным является то, что, к сожалению, в нашем парламенте сохранилась старая система принятия решений. Кто-то кому-то за что-то обещает, абсолютно конкретные вещи, и так они работают.
С другой стороны, мы видим у нас начали активно работать прокуратура и другие антикоррупционные органы, они массово «наехали» на парламент, — давайте вещи называть своими именами. Но это может вызвать обратную реакцию, мол, если мы такие нечестные, то давайте тогда играть по правилам. Здесь очень интересная ситуация: давайте честно говорить о том, что много решений, в том числе реформаторских, которые были нужны, принимались в парламенте, я так мягко скажу, с определенным нарушением регламента. Поэтому здесь есть очень много вещей, которые имеют абсолютно субъективный характер.
Но, учитывая разного рода варианты контроля со стороны Банковой и других улиц, теоретически мы можем выполнить требования МВФ, но, опять же, возникает вопрос, насколько эти системы контроля будут работать, насколько они сохранятся.
Логика политики, с моей точки зрения как теоретика, ибо я не специалист по политологических вопросах, является очень простой: есть правительство, которое должно быть способным интеллектуально и технологически предлагать реформаторские решения. Правительству должна быть оказана помощь со стороны парламента. Парламент, конечно, должен контролировать предложения правительства, речь не идет о том, чтобы парламент автоматически их одобрял. Но ясно, что здесь кто-то должен быть лидером. При определенных условиях нефундаментальные решения можно отдавать на усмотрение парламента, но готовить их все равно должно правительство.
Скажу еще одну, весьма непопулярную вещь. Пока мы не изменим механизмы принятия политических решений, мы не достигнем того, что Украина в своих реформах пройдет точку невозврата. Вот, мне кажется, больше всего волнует всех наших доноров: если что-то надломится, мы можем откатиться назад. Необязательно, что вернется Янукович, но мы вернемся в ту передрягу, из которой мы пытаемся вылезти. Историческая задача Гройсмана, Порошенко и других – чтобы мы прошли эту точку невозврата и дальше уже обеспечивали экономическое развитие.
Андрей Яницкий: На этом наш круглый стол завершен. Спасибо всем.
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.