Состояние украинской судебной системы в Украине не выдерживает никакой критики. Не секрет, что для получения «правильного» решения достаточно занести судье конверт – но не с поздравительной открыткой, а с деньгами. Причем часто не в национальной валюте. Уровень жизни отдельных служителей Фемиды удивляет даже бизнесменов и политиков – дорогие авто, особняки, роскошная одежда. Это никак не соответствует уровню их официального дохода от зарплаты.
Да и ведут себя, мягко говоря, неправильно – сами же нарушают закон, на страже которого должны стоять. Чего только стоит последний пример разборок пьяной судьи Виктории Кицюк с полицейскими.
Эти факты заставляют все больше говорить о судебной реформе, которую начала власть. После принятия законодательства взялись за формирование судов. Начали, понятное дело, с высшего – Верховного Суда. Сейчас продолжается конкурс на избрание судей этой инстанции. О том, как он происходит, «Цензор.НЕТ» расспросил одного из кандидатов, нардепа от «Народного фронта» Леонида Емеца.
«В КИЕВЕ АДВОКАТ СПОКОЙНО ПОЛУЧАЕТ 6-10 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ЗАРПЛАТЫ В МЕСЯЦ. ПРИ ЭТОМ НИ ПЕРЕД КЕМ ОСОБО НЕ ОТЧИТЫВАЕТСЯ»
— Расскажите, почему вы решили участвовать в конкурсе в Верховный Суд?
— Я занимался вопросом судебной реформы, видимо, всю свою депутатскую жизнь. Первый раз избирался в Верховную Раду с четкими задачами от избирателей – не допустить правления тоталитарного режима Януковича и обеспечить Украине избрание новой демократической власти на честных выборах. А на второй раз я уже шел под слоганом: «Проверенный делами». Люди были готовы доверять мне и в дальнейшем представлять их интересы в парламенте.
Программа у меня была простая. Среди основных пунктов — обеспечение украинцам честного и справедливого суда. На самом деле, ни антикоррупционная реформа, ни внедрение органов по борьбе с коррупцией не дадут результатов, если в конце не будет стоять честный и справедливый суд. Потому что коррупционер просто откупится от коррумпированного судьи. У нас война – это первый фронт, а коррупция – второй. Не преодолев ее, мы не построим сильное государство. А для этого нам нужен честный суд. Это вещи аксиоматичны, последовательность которых является понятной.
— Я так понимаю, вы решили менять ситуацию изнутри?
— Изменение судебной системы – достаточно длительный путь: нужно менять Конституцию и целый ряд законов. Мы сейчас внедряем единую судебную практику, что, на самом деле, является основным стержнем в борьбе с коррупцией (ибо заменить судей – технический момент). Я вижу, что за 6-7 лет количество судебных споров в стране вообще уменьшится в разы.
— Почему?
— Потому что не будет смысла судиться. Открываешь кодекс, судебную практику и понимаешь: у тебя есть вариант «а» или «б». Пойти, договориться с судьей и получить тот, который тебе нравится, уже не будет возможным. В этом суть судебной реформы. А кто будет эту единую практику формировать? Верховный Суд. И здесь вопрос в том, кто станет его судьями. Если те, что были раньше и своими действиями продемонстрировали, что готовы принимать десятки противоположных решений по одним и тем же спорам, ничего не изменится к лучшему. Поэтому конкурс должен быть чрезвычайно мощным. Так оно, по крайней мере, пока что и есть.
Знаете, когда открыли и запустили этот конкурс, подались очень немногие: на 120 должностей около 800 кандидатов, что не позволяло говорить о мощности процесса. Тем более что 80 процентов из них – действующие судьи. Мы поехали в научные учреждения, адвокатские конторы и союзы с призывом: «Ребята, бросайте все и идите на конкурс в Верховный Суд, потому что нам нужны новые судьи – честные и профессиональные. Дайте возможность выбрать лучших представителей. Возможно, вам это неудобно и ломает ваш жизненный уклад. Но если сейчас не обеспечить в стране справедливый суд, это ее разрушит. Если вы хотите здесь дальше жить и работать, как юристы, должны сегодня пойти на такую жертву»…
— Погодите, а почему жертву?! Зарплата у судей Верховного Суда будет 225 тысяч гривен в месяц.
— Для ученого это огромная зарплата. Но для адвоката – нет. В Киеве он спокойно получает 6-10 тысяч долларов зарплаты в месяц. При этом не заполняет три декларации и ни перед кем особо не отчитывается. У него нет жесткого графика работы, отпуска – когда хочет. Он – свободный человек. Адвокаты говорят, что не хотят себя так серьезно обязывать, ибо здесь будут отчитываться за каждый, образно говоря, «чих» и не будут иметь возможности потратить больше, чем ты заработал. Поэтому часто отказывались. К сожалению. Или к счастью – если так поступили, то, может, им там и не место.
Продолжая ответ, что побудило меня принять участие в конкурсе – как раз те, к кому обращался. Ученые спросили: Вы призываете это сделать нас, а может, и на себе испытаете конкурс?
— Но для депутата эти 225 тысяч — это довольно приличная зарплата.
— Для депутата, конечно, это хорошая зарплата. Но депутатство – это пребывание на острие государственного процесса, ощущение и понимание, что ты представляешь огромную группу людей, которые тебя выбрали и возложили на тебя обязательство представлять их достойно…
— Так зачем вы тогда хотите оставить депутатство и пойти в судьи?
— Во-первых, окончательное решение я буду принимать со своими избирателями. Ведь именно они выбирали народного депутата.
Во-вторых, и это основное – честный суд является необходимой составляющей преодоления коррупции в стране. Здесь иногда надо принимать решения о том, что является более приоритетным. Например, я уверен, что если буду судьей Верховного Суда, смогу обеспечить его честность. В случае если станет понятно, что мы не достигли тех задач, которые ставили (коррупцию не побороли, а судебная система осталась подконтрольной), я первым об этом громко заявлю. Украинский народ имеет право знать правду, что происходит.
Сейчас стоит еще не стратегическая, а тактическая задача – сам конкурс в Верховный Суд: как он будет проведен, будут ли соблюдены те процедуры, которые позволят говорить, что он прошел честно и эффективно. Пока что я вижу, что все движется неплохо. Тесты были чрезвычайно сложными. Это тысяча вопросов, к которым не предоставлялись варианты ответов. Все кандидаты должны были решить их самостоятельно. Некоторые были действительно сложными.
Потом мы имели дискуссии по поводу того, какой ответ является правильным на тот или иной вопрос. Опять же их надо было подготовить и в честном состязательном процессе пройти.
Я отдельно расскажу про работу Высшей квалификационной комиссии судей (ВККС – А.М.). Я уверен, что никто из участников не имел возможности ознакомиться с задачами до того, как они были розданы. Эти вопросы отбирались компьютером — было сформировано 120 из тысячи. Они автоматически были распечатаны и запечатаны (в присутствии Высшей квалификационной комиссии и, насколько я знаю, правоохранительных органов) в герметичные пакеты, которые невозможно вскрыть, не нарушив их целостность. Они лежали в опечатанных сейфах до следующего дня, когда их раздали. Каждый участник конкурса получил свой индивидуальный код, который тоже избирался компьютером перед тестом в случайный образ. Его накануне не знал никто из участников…
— Вообще никак подтасовать было невозможно?
— Я вижу, что нет. Более того, каждый участник получал свой вариант расположения вопросов: это одинаковые ответы, но для кого-то «а», а для другого – «б». У всех – индивидуальные места. До соседа расстояние – не меньше метра. Сотня контроллеров постоянно ходила между рядами. Плюс десятки камер наблюдения. Все транслировалось в онлайн-режиме. Если у кого-то возникнут сомнения, можно поднять видео и пересмотреть. Лично я не видел, чтобы кто-то рискнул списать или посоветоваться с коллегой.
«НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК ТЕСТЫ НЕ ПРОВЕРЯЛ. ЭТО ДЕЛАЛОСЬ ЧЕРЕЗ СКАНЕР И КОМПЬЮТЕР»
— Ваш коллега Юрий Чижмарь рассказывал, что когда участвовал в конкурсе на должность губернатора Одесской области, возникали возможности для фальсификаций. Например, у некоторых конкурсантов компьютеры были подключены к сети…
— Конкурсы на госслужбу и на судей – это огромная работа над ошибками. Когда мы писали закон, столкнулись с тем, что, например, 300 вопросов – это мало. Их очень легко выучить. Их сложность была недостаточной – они были чрезвычайно просты. Кроме того, когда предлагаются варианты ответов – это не подготовка к экзамену на знание права и закона. На конкурсе судей уже вопросы были построены так, что часть была на знание закона, другая – на понимание. Это позволяло раскрыть с разных сторон юриста.
Мы смотрим на результаты – некоторые очень почтенные судьи Верховного Суда показали худшие результаты, чем ученые или судьи низших инстанций. Это одно из доказательств того, что задачу узнать заранее было невозможно. Такие уважаемые люди не имели возможности узнать ранее поставленные перед ними задачи.
В принципе, мы уже увидели: кто есть кто. Для меня, как для народного депутата, который готовил эту реформу, очень важно смотреть, как она реализовывается. Это то же самое, как архитектор, нарисовав башню, наблюдает за ее построением – начиная с фундамента. Повторюсь: пока что вижу, что все (тьфу-тьфу-тьфу) нормально. Это ответ многим скептикам, которые говорили: «Мы хотим посмотреть, как эти законодатели, которые готовили реформу, попытались бы пройти конкурс». Так вот смотрите (улыбается. – А.М.).
— На втором этапе конкурса вы готовили судебные решения. Уже пишут о том, что у отдельных конкурсантов были несправедливые преимущества, потому что определенные задачи взяли из жизни почти без изменений. Некоторые судьи, которые принимают участие в конкурсе, их рассматривали в своей практике. Получается, у них на подготовку было не 5 часов, а несколько месяцев.
— Смотрите: та часть конкурса, которая определяет чисто объективные параметры, была эта тысяча тестов, о которых мы говорили. Там конкурсант был один на один с тестами, с которыми либо справлялся, или нет. Написание решения – этап, на котором практикующие судьи и ученые находились немного в разных условиях. Даже вопрос не в том, что они по-разному могут решить спор, а во времени. Судья это сделает быстрее, потому что у него «набита рука» на структуре решения, его формулировках и процедурах. Хотя, на самом деле, это мелочи. Я так понимаю, что не стояла задача получить идеальное решение. Конкурсная комиссия хотела убедиться, насколько кандидат может анализировать фабулу. То есть обстоятельства дела и объективно работать с этим материалом для решения спорного вопроса.
Вы говорите, что были решения по жизни? Я с ними точно не сталкивался (смеется. – А.М.). Да и не думаю, что судьи также лично имели с ними дело. По крайней мере, те, с кем мы обсуждали результаты после написания, озвучивали очень разные позиции. Здесь, действительно, присутствует субъективный фактор: происходит определенное соревнование между конкурсантом, который написал свое решение, и тем, кто будет его проверять, потому что он тоже имеет собственное видение.
— Сколько еще этапов должны пройти?
— Еще будет проверка IQ, психологический тест, который должен установить параметры, насколько кандидат склонен к обману, злоупотреблениям фактами и тому подобное. Мне даже интересно, что он покажет (улыбается. – А.М.). Ибо я уверен, что мне скрывать абсолютно нечего. Но знаю, что некоторые судьи парятся по поводу этого этапа.
— Возможно, из-за того, что являются не очень честными судьями?
— Люди иногда переживают, не зависимо от объективности ситуации. Но это уже к ним вопрос.
Дальше будет собеседование с психологом. Здесь тоже есть свой субъективный фактор. Однако мы должны доверять экспертному мнению. У меня мама десяток лет проработала в Павловской больнице детским психологом, поэтому я знаю, что психология (а, тем более, психиатрия) – это достаточно точная наука, которая основывается на фактах и объективных обстоятельствах, а не на красивых картинках, как мы это видим в кино. Поэтому, понятно, если получим качественных специалистов, то получим четкие ответы на ряд вопросов.
— Здесь ключевое «если».
— Ну, слушайте, мы можем ставить предохранители для проверки. Мое участие в конкурсе – это один из них. Мне изнутри теперь гораздо понятнее, что и как происходит. Потому что если ты находишься на должности первого заместителя руководителя комитета по вопросам правовой политики и судопроизводства, к тебе, как правило, стекается много информации. Вот сейчас кое-кто говорит, что тесты были подготовлены и розданы. Но это не так, о чем я вам уже рассказал. А по результатам каждый претендент сам уже чувствовал, как он сдался. Лично я из 120 в 100 ответах был абсолютно уверен. Еще в 10 на 80 процентов склоняюсь к правильности. Еще с десяток были под вопросом. В результате – не ответил правильно на 12. Смотрю на коллег – никто не кричит, что ему не засчитали его результат. Поэтому, сами понимаете…
Кстати, у меня здесь сложилась ироничная ситуация. Вечером печатали не фамилии, а коды, которые нам анонимно раздавали. Можно было приехать и ознакомиться с результатами на месте. Но у меня было много работы в парламенте, поэтому я этого не сделал. Вечером вернулся домой. Жена приготовила ужин. Я только беру вилку, приходит смска от помощников (они тоже за этим следят и принимают участие в моей подготовке, за что я им очень благодарен), что есть результаты с кодами. Я был уверен, что правильно помню. То же открываю перечень, нахожу его, смотрю – 41 балл. Я, мягко говоря, расстроился (улыбается. – А.М.).
Жена сразу начала успокаивать, говорить: «Мы тебя и так любим» (смеется. – А.М.). А я сижу и не могу понять, как так?! Одеваюсь, иду в машину, карточку с кодом там оставил. Достаю ее, смотрю, а у меня в коде не «69», как я думал, а «62». Немного отлегло, но результата я не знаю (улыбается. – А.М.). Тут же на улице захожу с телефона, вижу — 77,25 (это из 90). Я довольный вернулся домой (смеется. – А.М.). В принципе, эти пять минут, пока я туда-сюда ходил, того стоили: конечное впечатление имеет свою приятность. Все хорошо, что хорошо заканчивается (улыбается. – А.М.).
— Говорят, что в Администрации Президента не очень довольны тем, что вы участвуете в конкурсе. Это правда?
— Вы знаете, сейчас ходит много инсинуаций, что появляются какие-то списки (в которых, кстати, меня нет). Я их расцениваю, как провокацию. Это было бы большой глупостью готовить подобные вещи и рассылать всем членам квалификационной комиссии еще на стадии тестов, где они вообще даже не участвуют в проверке. Это делалось через сканер и компьютер. То есть ни один человек тесты не проверял. Какой смысл здесь в списках?! Тем более, ко всем членам комиссии нормальное отношение, а к некоторым даже стопроцентное доверие в том вопросе, что они не пойдут на нарушение, даже если об этом их попросят близкие люди.
Поэтому надо смотреть, на кого нацелены эти слухи. Возможно, идет банальное сведение счетов или уже борьба за должность председателя Верховного Суда, поэтому кого-то пытаются облить грязью, чтобы он не мог участвовать в конкурсе на руководителя.
— Кому выгодно таким заниматься?
— Это целая когорта представителей бывшей Администрации президента Януковича, руководители парламентских комитетов того периода, которые через себя пропустили даже не сотни, а тысячи судей. Например, в Киеве ни один не назначался без согласования с ними. Плюс огромная куча адвокатов, которые никогда не занимались своими прямыми обязанностями, а только носили в суды чемоданы с деньгами от клиентов. Поэтому сейчас речь идет о потере их бизнеса. Поэтому для них важно поставить под сомнение легитимность конкурса. Здесь борьба сумасшедшая. Это очень серьезное лобби.
У нас же еще есть представление в Конституционный Суд от Верховного Суда по отмене судебной реформы. Лично я уверен, что оно неконституционное. Они считают, что нельзя ликвидировать ВСУ, потому что есть процедура увольнения судей. Так мы же их не увольняем, а действуем в рамках своих полномочий по созданию и ликвидации судов! Например, мы решили, что в украинском судопроизводстве отсутствуют высшие хозяйственные суды. Их просто не существует! Поэтому они прекратят свое существование после того, как будет создан новый Верховный Суд. Это право Верховной Рады – исключительно она может принимать законодательные решения.
Я бы хотел надеяться, что все это агония старой системы. Для оптимизма вопрос есть, а уверенности – нет. Мы еще должны пройти эту процедуру до конца.
«МОЯ ДЕКЛАРАЦИЯ 2015 ГОДА ПОЛНОСТЬЮ СОВПАДАЕТ С ТЕМ, ЧТО ЕСТЬ СЕЙЧАС»
— Недавно в прессе появилось сообщение о том, что вы за три месяца построили дом площадью 171 м.кв., а в Государственную архитектурно-строительную комиссию не сообщили. Такая недвижимость считается самовольным строительством. О чем речь? Какова здесь доля правды?
— Все мои доходы и имущество есть в электронной декларации. Мной же они туда внесены…
— Декларация за 2015 год, а сейчас – 2017-й.
— Декларация 2015 года полностью совпадает с тем, что есть сейчас. Правда, дом не совсем 170 метров, а 150, а еще 20 – это такая деревянная терраса. Сам дом – деревянный сруб, не хонка, а обычная сосна-кругляк (смеется. – А.М.). Чтобы было понятно, жилая площадь – 54 м2.
— Разобрались: дом есть. А сообщение в комиссию было?
— Когда покупался земельный участок, у меня больше года не было своего жилья. Еще во время революции мамина квартира, в которой я жил, была продана. Никто не понимал, чем все закончится, нужны были деньги, в том числе, на финансирование, если бы мы переходили в более жесткую форму противостояния. Поэтому я жил в арендованном жилье.
Плюс, мы готовились к рождению сына. Поэтому было принято решение о приобретении квартиры. Искали на ОLX. Нашли земельный участок, на котором уже стоял дом. Бывший владелец уверял, что на момент, когда мы будем подписывать договор купли-продажи, будет оформлен. Мы внесли задаток.
— То есть вас обманули?
— Не то, чтобы обманули. Он показывал обращение и заявление. Рассказывал, что по процедуре еще нужно два-три месяца, однако ему нужны деньги, поэтому вопрос должны решить сейчас. Мы тоже хотели быстрее въехать, ибо вот-вот должен был родиться сын. Продавец обещал, что все сделает за месяц (правда, сделал за три). Мы написали доверенность, что ему разрешается оформить все эти документы, а нам вручили свидетельство на дом. Поэтому, честно говоря, я детали процедуры не знаю.
— Сейчас дом оформлен?
— Да.
— Откуда тогда пошла информация?
— Я не знаю, кто именно всем этим занимается – группы Кивалова, Портнова, тех судей, которых мы уволили, или адвокатов-коррупционеров, которые хотят оставить старую систему. Но я абсолютно спокоен. Мне нечего скрывать. Собаки лают – караван идет. Хотя, на самом деле, даже весело смотреть на их потуги, ибо они это делают как-то по-дурацки.
— Как депутат, вы могли бы к подобным вещам уже привыкнуть.
— (Улыбается. – А.М.) Да-да. Уровень психологической подготовки у нас выше. Потому что каждые выборы подобное происходит. Это все часть процесса, которую нужно спокойно воспринимать. Я по этому поводу абсолютно не рефлексирую.
Автор: Ольга Москалюк
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.