Читайте также: Томаш Седлачек: «Экономика – новая религия людей, которые думают, что ни во что не верят»
Почему вы выбрали именно начало 2010-тых для своей книги?
Роман посвящен теме футурологии, хотя его действие и происходит в прошлом. Именно в это время в Украине и России много говорилось о возможных сценариях развития событий и вариантах конструирования желаемого будущего. Но с течением времени мы видим, что прогнозы мало чего стоят. Они могут исполниться частично или же не сбыться вообще.
Эта книга о том, что мы живем в каком-то ажиотаже ожидания будущего, в созданных иллюзиях. Когда же наши ожидания не оправдываются, мы разочаровываемся.
О каких конкретно иллюзиях вы говорите?
Если говорить о романе, то там есть несколько уровней: иллюзии делового, политического, цивилизационного, романтического и философского порядка. В широком смысле – это определенная ненадежность наших представлений, которые мы имеем в жизни. Название «Опустошение» — состояние, когда мы обнаруживаем, что в целом наша жизнь состоит из многих ожиданий, которые произошли, не приносят желаемого.
Самая глубокая наша иллюзия – это когда мы думаем, что какие-то важные вещи продвинут нас в жизни, наполнят и сделают счастливыми.
Откуда пошел образ Зоны?
Здесь есть отсылка не столько к Стругацким, как к Тарковскому. К двум его фильмам: «Сталкер», где речь идет о Зоне, которая наполняет желание, и о «Солярисе», где ты исследуешь мир, а мир исследует тебя.
Главный герой, исходя из обычной колеи своего сюжета, пытается постоянно рефлексировать тот факт, что находится не совсем в этом мире, потому, что вошел в Зону. В одном из мест он вспоминает о своем сне, где ему видится пребывание в бардо – это такое понятие чистилища в тибетском буддизме, описывает состояние, когда человек принимает за реальность свои галлюцинации.
Можно даже предположить, что герой остался в Зоне. Апогеем его пребывания там есть осознание, что она не просто воплощает его желания, а понимает его эмоции, внутренний мир и создает ситуации, которые являются этической ответом на его отношение к тем или иным событиям. В какой-то момент он оказывается полностью голым, понимая, что Зона его видит лучше, чем он сам. И он не может негде укрыться от ее всепроникающего взгляда.
Возможно, Зона – это фатум?
Я бы не сказал, что это фатальная обусловленность. Наоборот – это история об умном диалоге двух сторон.
Запрос Федора, очень расплывчатый, но, тем не менее, очень искренний. Он идет в Зону в апофеозе своего эмоционального отчаяния, когда не может положиться больше ни на что. А она в ответ дает ему ряд личных катастроф и поражений, которые все же становятся для героя каким-то достижением. Он понимает, что получил что-то существенное. Это для меня и является сутью книги. Роман открыт, но не заканчивается опустошением героя.
Я верю в то, что произведение имеет свое правильное прочтение, которое не укладывалось самим автором. Здесь я придерживаюсь литературной линии Михаила Бахтина и Владимира Рафеенка, у второго я еще и учусь литературному делу. В этой истории я посредник, а не творец – я старался не вкладывать своих идей и идеологий, а позволить произведению максимально проявить свою индивидуальность.
Что для вас сейчас значит старая элита и новая Орда?
Старая элита – это сегодняшние финансовые элиты и технократы, например как Марк Цукерберг. Технократическое видение мира предполагает возведение прогресса мира к сумме технологий, которые помогут сделать жизнь человека лучше. Начиная от Айфона, заканчивая искусственными телами, имплантами, переносом сознания в аватары. Это, грубо говоря, трансгуманистичный взгляд.
Тогда как гуманистическая перспектива указывает на кризис смыслов, то это кризис понимания, для чего мы существуем на этой планете. Специалисты, которые занимаются вопросом искусственного интеллекта, тот же Илон Маск, делают оговорку, что есть угроза технологической сингулярности – когда технологии своей сложностью будут превышать человеческое понимание.
Много философов в Украине, например, такие как Владимир Никитин, Сергей Дацюк, отмечают, что кризис современного мира в том, что те элиты, которые сегодня при власти, в т.ч. технократические, не имеют достаточного гуманитарного понимания причин возникновения этого кризиса. Они смотрят на мир как на совокупность экономических и социальных факторов, которые вырастают из материалистического мировоззрения.
Породить технологии – одно дело, другое дело – иметь соразмерное им достаточно сложное видение человека в этом мире.
Колонизация Марса или космоса не может быть достаточно сильным цивилизационным смыслом, ибо это лишь перенесение земных проблем в другую среду. У нас нет внутреннего роста.
А как можно найти этот смысл?
Есть гуманистические ориентированные модели, как например проект «Венера» Жака Фреско или теории зеленой экономики. Какие-то модели общества, которые основаны на меньшей степени конкуренции и более ориентированы на человека.
Это не утопия?
Как, по моему мнению – да, ведь она не воспринимает человека как целостное существо. Сразу после Второй мировой войны Карл Густав Юнг обозначил кризис смыслов, активное развитие материалистического мировосприятия, что в Америке, что в СССР. Юнг говорил о трансцендентной функции – то, что связывает человека с чем-то большим, с невидимой внешней реальностью. Эта связь была утрачена в магистральной науке и технологической, социальной, экономической эволюции.
Это и недостающее звено, которое мы сейчас имеем в виде целого фронта эзотерических учений, которые начали активно развиваться с 50-х годов, вспомните ту же саентологию и Рона Хаббарда. Все это явление носит очень эклектичный, синкретический характер. В конце концов, это было названо нью-эйдж, который сейчас пытается жестикулировать с психотерапией, исследованиями из области квантовой физики, биологии и тому подобное.
Это указывает на то, что элемент трансцендентного тоже хочет присутствовать в человеческой культуре, и если его не культивировать правильно, он будет оставаться на уровне нью-ейджерской эзотерики.
Сейчас присутствуют буквально единичные случаи, когда необходимость этой целостности обсуждается на достаточно высоком интеллектуальном уровне. Одним из таких голосов является американский философ Кен Вилбер с его междисциплинарной интегральной моделью, в которой он сочетает внешние формы человеческой эволюции (технологический и экономический прогресс) и внутренние – рост человеческого самосознания.
Внутренний космос человека имеет свою картографию. Психотерапевты помогают человеку работать с его вытесненным биографическим материалом. Трансперсональная психология и юнгианская психоаналитическая школа выходят за пределы индивидуального сознания и говорят о коллективном бессознательном состоянии и архетипах.
Восточные учения, йога говорят о существовании неподвойных уровней сознания, где происходит момент слияния субъекта и объекта, где человек начинает жить в мире в едином сознании. Те сообщества, которые ничего не хотят знать о внутреннем космосе, будут завоеваны новыми технологиями, харизматическими учениями и пассионарными мировоззренческими системами.
Новая Орда – это попытка колонизации внутреннего космоса людьми, которые по своему статусу соответствуют статусу варваров, кочевников. Они пассионарные, имеют порыв завоевывать, двигаться вперед. Мышление новой Орды в разы сложнее модели технократов. Я не являюсь ее сторонником, ибо она является носителем варварского сознания, просто это варварство перенесено на новые сферы – психотехнологий, эзотерики и духовного поиска. Нам все же непривычно слышать, что в таких сферах возможное варварство. Религия в тех институциональных и философских формах, в которых она есть сейчас, боюсь, не сможет держать удар.
Удар эзотерики?
Удар интеллектуальных течений, которые вырастают из сложного трансцендентного понимания человека, у которого вдруг открылся дополнительный выбор — выход в пространство сознания. Например, существует запрет Православной церкви на изучение аутотренинга, гипноза, йоги. Или, наоборот, имеет место вынужденное принятие Католической церковью научной космогонии под давлением новых научных открытий.
Церковь, не имея достаточно сильной аналитической философии и не имея, что противопоставить этим открытием, вынуждена идти на уступки и принимать модели, которые навязываются ей наукой. Православие отделяется от определенных явлений, не совсем понимая их назначение и то, как они соотносятся с духовными исканиями в самой церкви. Сейчас нет возможности согласовать глоссарий духовной жизни и научных открытий.
Вульгарная эзотерика вклинивается в это пространство между наукой и духовностью, в то время как его должна была бы заполнять адекватная внутренняя культура.
Почему вы обратились в тексте к образу «психоинженерных языков»?
С одной стороны, это пример реальных разработок, а с другой это некое дерзновение разработчиков из романа вернуться во времена Вавилонской башни, когда было больше понимания между людьми. Сообщество, которое разрабатывает язык в моей книге, называет себя новой Касталией, как у Германа Гессе. В его романе «Игра в бисер» это сосредоточие человечности, света и знания, которые сохраняли связь с традицией, глубинными наработками человеческого духа, которые отражены в мировом культурном наследии.
Они стараются оберегать тот факт, что человеческое сознание способно на значительно большее, чем привычное прозябание в ежедневных потребностях. По мере того, как развивается экстравертный мир, екстравертные стратегии, компьютерные технологии, наше мышление и эмоциональные реакции становятся простыми, примитивными. В настоящее время людей все больше привлекают короткие ролики, простые раздражители. Противоположностью этого клипового сознания является объемное сознание. В моей книге последователи профессора Гурова пытаются сохранить именно это.
Дилемма в другом – пытаясь сохранить полноту человечности, совершенства, герои обнаруживают, что лингвошолом не могут запустить другие люди, европейцы, например. И это становится основой для очередного противостояния, раскола. Желая сохранить очаг света, свою Кастилию, мы обрекаем весь другой мир на войну.
В вашем романе герои довольно часто прибегают к употреблению легких наркотиков. Почему и как достичь этого уровня сознания каким-то другим образом?
В романе наркотики вредят главному герою, затягивают его в саморазрушение.
Человечеству бы не помешало стать более интровертным, вести интроспекцию, чтобы лучше понимать себя. На этом пути может помочь психотерапия, или, в идеале, практика некой духовной традиции. Важно, чтобы человек мог получить трансцендентный опыт.
Мы можем прочитать много книг Юнга или Уилбера, но они для нас останутся интеллектуальными построениями до тех пор, пока мы сами не переживем какой-то трансформации, пикового опыта.
Но ведь у каждого свой трансцендентный опыт.
Если взять книгу того же Станислава Грофа, который много лет занимается практикой голотропного дыхания и измененными состояниями сознания, то можно увидеть, что эти состояния подвергаются определенному упорядочению – они делятся на архетипные группы, разновидности переживаний. Важно знать, какие бывают типы трансперсонального опыта, чтобы оценить, куда я двигаюсь, куда я пришел.
Часто бывает, что люди принимают за духовный опыт какие-то довольно банальные вещи. И наоборот, люди могут до определенного предела не рефлексировать, что они проходят сейчас через какое-то глубокое понимание. Существует большой недостаток образования в этом направлении.
Сферу внутреннего опыта нужно изучать на уровне с макроэкономикой или, например, политологией в школах и высших учебных заведениях.
Это элемент культуры, к которому мы не привыкли. Мы привыкли, что должны внешне выглядеть хорошо, но мы не имеем культуры внутренних состояний. Мы можем легко злиться, не знать, что делать со страхом, депрессиями, аффектами. С глубоким пониманием себя не так страшно иметь дело с искусственным интеллектом или хай-тек революцией.
Что сейчас нужно Украине?
Мы не понимаем, для какой Украины нам жить вместе. Неизвестно сколько времени будет длиться конфликт на Востоке. В целом, украинцы настроены против государства, потому что нет смысла поддерживать государство, которое не справляется со своими обязанностями. Только из большой любви, патриотизма, из последних сил это делают.
Нужно сформировать достаточно реалистичную мечту, которая бы вдохновляла всех. Мы бы тогда понимали, чем мы готовы пожертвовать ради такого общества.
Как пример такой страны есть примирение языкового многообразия. Это то, что должно возникнуть в результате коллективной дискуссии.
Сергей Дацюк говорил, что должен быть Институт стратегических исследований, который должен заниматься стратегией Украины не только в политическом, но и в культурном, социальном плане. Это и альтернативные формы образования, и новые модели городов, и более самодостаточные общины. Это синергия, которой не хватает, чтобы объединять людей.
Чем вы занимаетесь как посланник доброй воли ООН?
В рамках Украины эта программа направлена на развитие мирного взаимопонимания и роста толерантности и терпимости в Украине. В проект «Найди уважение» приглашены около 10-12 людей, которые являются достаточно известными в своих сферах.
Уже, например, у меня, у Кати Чили были выступления в Кременчуге. Концерты и мероприятия направлены на артикуляцию разговоров о мире. Я буду рассказывать истории из жизни известных людей-миротворцев. Например, Нельсона Мандолы, Махатмы Ганди. Мы слишком далеко зашли во взаимных оскорблениях, отказывая друг другу в праве, быть другими.
Автор: Ольга Кутишенко
Источник: LB.ua
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.