Новый глава полярников Евгений Дикий: Антарктика теперь открыта для всех, независимо от пола

Снять их со станции и завезти на смену новую команду вместе с годовым запасом всего необходимого для жизни и работы надо уже в марте, пока в Антарктике стоит лед – потом сообщение прервется на долгие 9 месяцев.

Количество горючего и продовольствия на станции рассчитано ровно на год, резерв еще максимум на месяц. А дальше все закончится.

«Конечно, у нас есть план эвакуации людей, но для станции и украинской науки это была бы катастрофа», – говорит Евгений.

Между тем до сих пор даже не выбран перевозчик, не начались закупки припасов: тендер на логистическое обслуживание станции продолжается до сих пор, собственно, несколько месяцев он был «заморожен» – Антимонопольный комитет приостановил торги из-за жалобы, аргументируя тем, что заявка была прописана «под одного из участников».

– Мне немного обидно, что я оказался в этом кабинете не столько как ученый (хоть по специальности я морской биолог), а скорее как кризисный менеджер, – говорит Евгений – но, не страшно, сначала быстро «разрешим» болезненные проблемы «предшественников», а там и наукой займемся.

– А какие у вас навыки кризисного менеджера?

– Командовать ротой в «Айдаре» в 2014-м – это тот еще кризисный менеджмент!

А если серьезно, то исполняющим обязанности директора Украинского научно-исследовательского противочумного института имени Мечникова в Одессе я стал в ситуации, когда его собирались расформировывать. У меня даже должность называлась и.о. директора – председатель ликвидационной комиссии. Но все, же институт удалось сохранить – он есть и он работает.

Сейчас меня тоже позвали в ситуации, когда уже почти сорван сезон, и под угрозой пересменка зимовщиков. Но думаю, что все будет хорошо.

– Что значит «сорван сезон»?

– Пребывание на станции делится на две части – зимовка и сезон.

Зимовка – это круглогодичная вахта, которую несут 12 человек, половина из которых ученые, половина – персонал станции.

Научные исследования зимовников – это те, которые нуждаются в поддержке длинных рядов наблюдений, как климат, астрофизика, физика атмосферы.

Но много полярных исследований делается во время сезона – это тот короткий период, 2-3 месяца, когда идет антарктическое лето и вода свободна ото льда.

И вот этот «сезон» уже сорван – лето в Антарктике заканчивается.

Сейчас я стараюсь сделать все, чтобы сохранить «короткий сезон» – фактически сделать долгую пересменку. Чтобы она состоялась не за три дня, а за две недели. И тогда на две недели туда могла заехать еще одна группа ученых для краткосрочных исследований. Но гарантии, что «короткий сезон» удастся – нет.

– В чем проблема с тендером?

– Торги отодвигаются, а дата, когда станет лед – фиксированная: лед не уговоришь.

Сейчас надо сделать все возможное, чтобы провести тендер по системе ProZorro, а не так, как было в прошлом году – в авральном порядке, «у одного участника».

Я не буду оценивать, в какой степени на это повлияли чьи-то интересы, а в какой – неумение проводить торги. Я знаю, что мне досталось: третий раз остановлена процедура торгов по жалобе одного из участников.

Я проанализировал жалобы. По-моему, они обоснованы, а выводы Антимонопольного комитета – справедливые: условия прописаны с нарушением, под интересы одного из участников. Все замечания мы учли, процедуру торгов разблокировали, и за десять дней моего директорства мы уже прошли два этапа из трех, имеем трех участников, допущенных к финалу, на 22 февраля назначен аукцион.

Если не будет еще одной жалобы, то мы успеем назначить перевозчика полностью по нормальной тендерной процедуре.

– А если снова будет жалоба от того, кто проиграет торги?

– Тогда пойдем путем «закупки у одного участника» – мы же не оставим людей на станции.

Но даже в такой ситуации сделаем все максимально прозрачно: мы соберем всех претендентов в Министерство образования и науки, в присутствии антикоррупционных органов, под видеозапись проведем выбор участника.

Моя позиция: победит тот, чье предложение будет выгоднее для налогоплательщиков, и неважно, кто «чей» или кто за кем стоит.

ВТОРОЙ ПОЛЮС И ФЛОТ

– Мой первый рабочий день в НАНЦ закончился приятной неожиданностью – скайп-переговорами с Андреем Шевченко послом Украины в Канаде.

Канада очень заинтересована сотрудничать: у них есть целая сеть арктических станций и ни одной антарктической.

Канадское правительство заинтересовано в научных обменах: чтобы канадские ученые могли работать на станции «Вернадский», а украинские – в Арктике.

Это пока звучит как фантастика, но на самом деле это изначально было частью моей программы – превратить центр из антарктического региона в полярный.

Потому что в мире сейчас лучшие результаты дают сравнительные исследования в двух полярных регионах.

Арктика и Антарктика – это вроде как два пульса нашей планеты, измерения в этих двух регионах в совокупности позволяют оценить ряд планетарных процессов, и как врач всегда измеряет давление на двух руках, а не только на одной, так же большинство стран синхронно развивают науку в обоих полярных регионах.

Арктика – это не белое пятно для украинской науки, много украинских ученых проводят исследования в Арктике.

К примеру, харьковские радиоастрономы, которые работают на «Вернадском», работают одновременно и на Шпицбергене в коллаборации с норвежцами. И условия работы у них там значительно лучше, чем мы пока обеспечиваем на «Вернадском».

– Вы будете делать акцент на выход на «второй полюс»?

– Я буду делать акценты на все возможные направления международного сотрудничества – и на этом тоже.

Расположение нашей станции уникальное и в чем-то очень ценное для международного сотрудничества. Она не в высокой Антарктике, а как раз на той грани, где происходят быстрые изменения климата.

Именно у нас на станции их можно быстро отследить, и это привлекает к нам зарубежных коллег.

Вместе нам надо идти в глубину континента, на ледяной антарктический панцирь. Сами мы этого не потянем, но сейчас нормальная научная практика – би-, а то и трилатеральные станции, созданные несколькими странами вместе. Я убежден, что это наш путь.

Но, к сожалению, это путь не этого года и не следующего. Я вижу Украину не только владелицей одной старенькой британской станции, но и участницей мощных научных проектов в более высоких широтах.

А может, когда и арктической станцией разживемся…

– Вы упомянули, что ученые имеют лучшие условия, когда работают вместе с зарубежными партнерами, чем на «Вернадском». О каких именно условиях идет речь?

– Давайте я не буду сравнивать с Арктикой, но вот зайдите на сайт американской антарктической станции Мак-Мердо, вы увидите веб-камеры, работающие на станции.

Если вы зайдете на сайт Australian Antarctic Division, то увидите последние новости и видео со станции.

Для сравнения: связь с нашей станцией – один раз в неделю по средам мы передаем текстовые сообщения на станцию и дайджест новостей. А по пятницам мы получаем мейлы со станции.

И это 2018 год!

Я думаю, что смогу это исправить до следующей пересменки – на эту уже не успеем, потому что, чтобы наладить связь надо закупить оборудование.

– А по датам – это когда?

– Сейчас в марте мы должны забрать людей, если получится – то с «длинной пересменкой».

Следующий раз пойти в Антарктиду надо будет не в марте, а в декабре – чтобы иметь нормальный срок пересменки. Для сезонников это возможность выполнить полноценные исследования во время сезона.

Но это влияет и на зимовку. Сейчас из-за очень короткого срока пересменки, если ты раньше не работал на станции, то тебе просто не успеют передать приборы и научить твоим обязанностям, за три дня это невозможно.

Чем короче становились пересменки, тем меньше на станции становилось молодежи и тем более людей, которые шли уже на пятую, шестую зимовку.

С одной стороны, это замечательно, что у нас есть матерые ветераны, их опыт бесценен.

Но с другой, сейчас средний возраст украинского полярника 55 лет. А что дальше?

У нас нет ограничений по возрасту, но есть медкомиссия, и после 60-ти лет достаточно трудно удовлетворить требования медиков.

Я планирую сделать так, чтобы на каждую зимовку ехала половина состава опытных и половина новичков. Это обеспечит обновление крови и кадровый резерв.

Это не что-то новое – у британцев на «Фарадеи», который потом стал нашим «Вернадским», пересменка длилась 2-3 месяца, и все это время новички работали в паре с «дедами», что обеспечивало передачу информации и бесперебойную работу станции.

– А как насчет флота?

– Корабль в Южном океане критически необходим.

Если вы знаете историю станции, то в 1995 году британцы нам ее подарили, а если быть точными – продали за 1 фунт стерлингов.

Как вы понимаете, было много желающих заплатить этот 1 фунт. Украину выбрали среди других стран потому, что мы продемонстрировали наличие серьезного научного флота, который мог обеспечивать и логистику станции, и морские исследования в Антарктике.

Тогда у нас было 36 научно-исследовательских кораблей.

По состоянию на сегодня: на ходу ни одного, пригоден к ремонту – один.

Наиболее реалистичным путем восстановления нашего флота в Антарктике является тот, которым мы получили станцию. Несколько западных стран планируют в ближайшее время вводить в Антарктику новые корабли, я бы их назвал кораблями «космического» уровня. Но у этих стран высвобождаются вполне приличные старые корабли, нас бы они на ближайшее десятилетие удовлетворили.

НАУКА И ЖЕНЩИНЫ

– Станцию мы удержали – и это большое достижение. А дальше вопрос: что мы имеем, кроме антарктического статуса и международного престижа? А где научные результаты?

– Национальный антарктический научный центр имеет в этом году бюджет 2 млн. евро – пусть это смешная цифра по западным меркам, а по украинским – солидная сумма. За нее «выхлоп» пока почти нулевой.

Результаты анализа наукометрических данных антарктических исследований в Украине, сделанных по международной базе данных Скопус, я бы сказал, не соответствуют нашим амбициям, и это еще политкорректная формулировка.

Место Украины в антарктических исследованиях должно бы быть примерно на одном уровне с Польшей и выше чем в Чехии, которая лет на 10 позже нас пришла в Антарктику. Это в теории.

А на практике они значительно ниже, чем в Польше, Чехии, Южной Корее, а сопоставимые, например, с Турцией, которая вообще не имеет своей станции, и только пару лет, как начала антарктические исследования.

Я искал украинских исследователей, которые вне НАНЦ делали антарктические исследования. Оказалось, что в части «индивидуалов» с результатами лучше, чем у центра как учреждения.

Например, по сухопутным экосистемам у нас лучшие специалисты – Ирина Козерецкая и Иван Парникоза. Иван стал первым ученым, которого я – как директор – пригласил на работу в НАНЦ.

Я собираюсь это продолжать дальше: искать украинских исследователей, которые активно работают в полярных регионах и печатаются в международных научных изданиях, и предлагать им разные формы сотрудничества с НАНЦ.

Для начала соберем вместе все те силы, которые уже работают в украинской полярной науке, сконцентрируем их вокруг НАНЦ.

– Появятся ли среди полярников женщины?

– Гендерной дискриминации больше не будет.

Кстати, на первых зимовках женщины работали и выдавали прекрасные научные результаты. Но потом было принято решение примерно по такой, же логике, по которой ислам обязывает женщину носить чадру, чтобы не вводить в искушение мужа.

Вместо того чтобы воспитывать мужчин, было принято решение не командировать на станцию женщин.

– Я слышала, что поводом для «женского запрета» стала история, когда посреди полярной зимы вынуждены были эвакуировать на материк роженицу со станции, и что это было очень дорого…

– Я спрашивал, наши доктора эту историю не подтверждают, это скорее байка, потому что медики точно знали бы.

Но даже если бы это было правдой – то что? У нас был случай эвакуации со станции мужчины с грыжей. После этого же никто не запретил мужчинам работать на станции.

Так что к сотрудничеству приглашаются ученые независимо от пола и гендера. Антарктика теперь открыта для всех.

Автор: Леся Ганжа

Источник: Украинская правда. Жизнь

Перевод: BusinessForecast.by

При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.