Шокирующие, впечатляющие, невероятные примеры из жизни Билла Гейтса, одно из самых известных исследований в истории психологии – эксперимент «Термиты» Льюиса Термана. Биографии звезд канадского хоккея и привычки крестьян прошлого столетия…
БизнесЦензор публикует отрывок из книги, которая вышла в издательстве КСД, «Неординарные истории успеха» Малколма Гладуелла – канадского журналиста и поп-социолога. За свою первую книгу он получил миллион долларов аванса. Вошел в список «100 самых влиятельных людей» по версии журнала Time Magazine.
Правило десяти тысяч часов
В ГАМБУРГЕ НАМ ПРИХОДИЛОСЬ ИГРАТЬ ПО ВОСЕМЬ ЧАСОВ ПОДРЯД
В 1971 году Мичиганский университет открыл новый компьютерный центр в новом здании на Билл-авеню в Энн-Арбор. Университетские вычислительные машины стояли посреди просторной белой комнаты и имели вид, как вспоминает один член факультета, «словно одна из последних сцен фильма “2001: Космическая одиссея”». Неподалеку стоял десяток клавишных перфораторов, которые в те времена служили компьютерными терминалами. Университет Мичигана имел наиболее передовые программы компьютерной науки в мире, и за время работы компьютерного центра тысячи студентов прошли через эту белую комнату, самым известным из которых был неуклюжий подросток Билл Джой.
Джой поступил в Мичиганский университет в том самом году, когда и открыли компьютерный центр. Ему исполнилось шестнадцать лет. Он был высоким и очень худощавым, с копной непослушных всклокоченных волос. Выпускной класс в школе проголосовал за него как за «наиболее ретивого ученика», а это, как он сам говорит, означало, что он был «занудным ботаном». Билл думал, что станет биологом или математиком. Однако в конце первого года обучения он заметил компьютерный центр и увлекся.
С тех пор компьютерный центр стал его жизнью. Он программировал всегда, когда только выпадала возможность. Джой начал работать у профессора информатики, а, следовательно, мог создавать программы все лето. В 1975 году он поступил в аспирантуру Калифорнийского университета в Беркли. И там он еще глубже погрузился в мир компьютерного программного обеспечения. Во время устного экзамена на получение степени доктора философии, он на лету придумал чрезвычайно сложный алгоритм, и это, как пишет один из его многочисленных поклонников, «настолько удивило экзаменаторов, что они впоследствии сравнивали его с Иисусом, который удивляет старейшин».
Работая с небольшой группой программистов, Джой взялся переписывать ЮНИКС, которая была системой программного обеспечения, разработанной компанией AT&T для мощных центральных компьютеров. Версия Джоя была очень качественной. Такой качественной, что стала – и остается до сих пор – операционной системой, на которой работают буквально миллионы компьютеров по всему миру. «Если поставите свой Mac в тот смешной режим, когда можно увидеть код, – говорит Джой, – то увидите то, что я, помню, писал еще 25 лет назад». А знаете, кто создал большинство программного обеспечения, которое дает вам возможность входить в сеть Интернет? Билл Джой.
Закончив обучение в Беркли, Джой стал одним из основателей фирмы «Сан Майкросистемс» в Кремниевой долине, которая была одним из главных участников компьютерной революции. Там же он переписал один компьютерный язык – Джава – и легенда о нем разлетелась еще дальше. Среди «своих» в Кремниевой долине о Джое говорят с таким же благоговейным трепетом, как о Билле Гейтсе из «Майкрософт». Его еще называют Эдисоном сети Интернет. Ученый-программист Дэвид Ґелернтер из Йельского университета говорит: «Билл Джой – одна из самых влиятельных фигур в современной истории информационных технологий».
Историю гения Билла Джоя пересказывали уже множество раз, но мораль всегда одна. Он жил в мире абсолютной меритократии. Программирование не работало по принципу блата, когда можно продвинуться, имея деньги и нужные связи. Это было открытое широкое поле деятельности, в котором каждого участника оценивали исключительно по талантам и достижениям. Это был мир, в котором побеждали лучшие, а Джой стал, очевидно, одним из лучших.
Однако, если бы мы только не рассматривали примеры хоккеистов и футболистов, такую версию событий воспринять было бы легче. Их случай должен был бы быть чистой меритократией. Однако это не так. Это была история о том, как неординарные личности в определенной деятельности достигли своего высокого статуса через сочетание умений, возможностей и чисто случайных преимуществ.
Возможно ли, чтобы такой вид особых возможностей работал и в реальном мире? Вернемся к истории Билла Джоя и узнаем.
Уже в течение целого поколения психологи со всего мира ведут жаркие дискуссии относительно вопроса, который мы долгие годы считаем решенным. Вопрос заключается вот в чем: существует такая вещь, как врожденный талант? Очевидный ответ – да. Не каждый хоккеист, рожденный в январе, в конце концов, играет на профессиональном уровне. Так поступают лишь некоторые, то есть те, кто имеют этот прирожденный талант. Достижения – это талант плюс подготовка. Проблема, вместо этого, заключается в том, что, когда подробнее рассматривать карьеру талантливых и одаренных, можно заметить, что врожденный талант играет меньшую роль, между тем, как подготовка, кажется, весит больше.
Первой иллюстрацией в споре о талантах является исследование, которое провел в начале 1990-х годов психолог К. Андерс Эрикссон и двое его коллег из Берлинской академии музыки. С помощью преподавателей академии скрипачей разделили на три группы. В первой группе были звезды – студенты, которые имели потенциал стать скрипачами мирового уровня. Во вторую вошли те, которых оценивали как «неплохих». Третья группа представляла собой студентов, которые вообще вряд ли будут играть профессионально, а потому намеревались работать учителями музыки в школе. Далее всем скрипачам поставили одинаковый вопрос: когда вы впервые взяли в руки скрипку, сколько часов вы играли на ней в течение всей своей карьеры?
Участники всех трех групп начали играть на скрипке практически в одном возрасте – когда им было около пяти лет. В первые годы, они занимались музыкой примерно одинаковое время – два или три часа в неделю. Однако когда им было по восемь лет, кое-что изменилось. Студенты, которые сейчас оказались лучшими в своем классе, начали тренироваться больше, чем кто-либо другой, – шесть часов в неделю до девяти лет, восемь часов до двенадцати лет, шестнадцать часов до четырнадцати лет и так далее – то есть настоятельно и сосредоточенно играли на своем инструменте с целью усовершенствовать умение – более тридцати часов в неделю в возрасте 20 лет.
В общем до достижения двадцати лет все элитные исполнители имели десять тысяч часов практики, а будущие учителя музыки в целом практиковали около четырех тысяч часов.
Эрикссон с коллегами потом сравнили пианистов-любителей и профессионалов. Та же самая картина. Любители никогда не занимались музыкой больше трех часов в неделю в детстве, затем до двадцати лет они вообще практиковались две тысячи часов. Но в противовес им профессионалы ежегодно увеличивали время на музицирование подобно скрипачам, пока они не достигли десяти тысяч часов.
Важным моментом в исследовании Эрикссона является то, что он с коллегами не смогли найти ни одного «природного» музыканта, который двигался бы свободно, без усилий, занимаясь музыкой щепотку времени, как сверстники. Однако, не нашли они и «ботанов», которые работали тяжелее других, но не смогли достичь высот. Их исследование показывает, что когда музыкант имеет достаточно способностей, чтобы поступить в высшую музыкальную школу, то исполнителей друг от друга отличает то, насколько упорно они работают. Вот и все. К тому же, люди, которые находятся на вершине, не просто работают упорнее, они намного настойчивее других. Они работают гораздо, гораздо настойчивее.
Идея, что исключительность выполнения сложной задачи требует критического минимального уровня практики, раз за разом выплывает на поверхность во время исследования. В конечном счете, исследователи установили, что они считают магическим числом для настоящего мастерства: десять тысяч часов.
«Видим такую картину – десять тысяч часов практики необходимо для достижения уровня мастерства, которое ассоциируется с получением статуса эксперта мирового класса. Это касается любой сферы, – пишет невролог Дэниел Левитин. – Наблюдение за композиторами, баскетболистами, писателями, фигуристами, пианистами, шахматистами, преступниками высшего сорта и за кем-либо еще, дают эту цифру снова и снова. Десять тысяч часов равны примерно трем часам в день, или двадцати часам в неделю практики на протяжении более десяти лет. Конечно, это не касается того, что некоторые получают от своей практики больше, чем другие. Однако до сих пор не нашлось ни одного случая, когда бы эксперт мирового класса достиг этого уровня за меньшее время. Вероятно, мозг нуждается именно в столько времени, чтобы усвоить все необходимое для достижения подлинного мастерства».
Это утверждение является верным также и в отношении людей, которых мы признаем как гениев. Известно, например, что Моцарт начал писать музыку в шесть лет. Впрочем, как пишет в своей книге «Объяснение гениальности» психолог Майкл Гоув, по стандартам зрелых композиторов ранние работы Моцарта не являются выдающимися. Самые первые его композиции записывал, скорее всего, отец и, вероятно, совершенствовал в процессе. Много Вольфганговых детских композиций, например первые семь концертов для фортепиано с оркестром, представляют собой по большей части компоновки работ других композиторов. Из тех концертов, которые содержат музыку самого Моцарта, самый первый, который его сейчас считают выдающимся (№ 9, K. 271), был создан, когда Моцарту исполнился двадцать один год: до тех пор он писал концерты уже в течение десяти лет.
Музыкальный критик Гарольд Шонберґ идет еще дальше: «Моцарт на самом деле как композитор “развился поздно”, поскольку не написал своего лучшего произведения до тех пор, пока не создавал музыку на протяжении более чем двадцати лет».
Чтобы стать гроссмейстером, надо также около десяти лет. (Только легендарный Бобби Фишер добрался до самого высокого уровня за меньшее время: ему понадобилось девять лет.) Что же такое десять лет? Это приблизительное время, которое требуется, чтобы вложить десять тысяч часов упорного труда. Десять тысяч часов – магическое число величия.
Вот объяснение того, что так беспокоило в списках игроков чешских и канадских спортивных команд. В составе команд не было практически ни одного игрока, родившегося после 1 сентября, что, кажется, не имеет смысла. Вы подумали бы, что мало чешских хоккейных или футбольных гениев, рожденных позже этого же года, которые настолько талантливы, что они, в конце концов, прокладывают себе путь к наивысшему классу как старшие, несмотря на дату своего рождения.
Однако Эрикссон и те, кто ставит под сомнение значимость таланта, совсем этому не удивлены. Тот вундеркинд, рожденный поздно, не избирается в состав звездной команды в возрасте восьми лет, поскольку он еще слишком мал. Следовательно, он не имеет дополнительной практики. А без той практики он не будет иметь ни одного шанса тренироваться десять тысяч часов до того времени, когда профессиональные хоккейные команды начинают искать 40 игроков. А без десяти тысяч часов за плечами он не сможет усовершенствовать свои умения, необходимы для того, чтобы играть на самом высоком уровне. Даже Моцарт – самый выдающийся музыкальный гений всех времен – не достиг высокого уровня работы, пока не проработал десять тысяч часов. Практика не является тем, что вы делаете, когда достигаете мастерства. На самом деле, практика – это то, что делает вас мастером.
Другим интересным фактом о десяти тысячах часов является то, что это – огромное количество времени. Когда человек еще совсем молодой, он абсолютно не способен достичь этого. Ваши родители должны поощрять и поддерживать вас. Вы не можете быть бедным, потому что, если придется работать, чтобы свести концы с концами, вам не хватит времени на достаточную практику. В целом большинство людей могут достичь десяти тысяч часов только в случае, когда будут иметь что-то вроде специальной программы – как у команды хоккеистов-звезд – или если они получат какую-то необычайную возможность, что даст им шанс получить эти десять тысяч часов.
Вернемся к Биллу Джою. На дворе 1971 год. Билл Джой – высокий, неуклюжий. Ему 16 лет. А еще он – математический гений, именно такой студент, которых сотнями привлекают МТИ, КТИ или Университет Ватерлоо. «Малым пацаном Билл хотел знать все обо всем на свете и даже еще до того, как узнал, что хочет знать, – вспоминает Уильям, его отец. – Мы давали ответы, когда могли. Если же не могли, просто давали ему книжку». Когда пришло время подавать документы на поступление в колледж, Джой получил высокие баллы по математике на Академическом оценочном тесте. «Сложно не было, совсем нет, – говорит Билл сухо. – Была куча времени все проверить дважды».
Он чрезвычайно одарен. Однако рассуждения на этом не завершаются. Никогда. Ключом к его развитию является то, что он нашел то неприметное здание на Билл-авеню. В начале 1970-х, когда Билл только узнавал о программировании, компьютеры были размером с комнату. Одна машина (которая на самом деле имела меньше памяти и мощности, чем сейчас имеет ваша микроволновка) могла стоить миллион долларов – причем по курсу 1970-х годов. Компьютеры были редкостью. Если удавалось найти, то сложно было получить доступ к нему; если вы все же получали доступ, то понадобилось бы целое состояние, чтобы взять его в аренду.
К тому же именно программирование представляло собой очень изнурительное дело. Это были времена, когда компьютерные программы создавались на картонных перфокартах. Каждая лента кода была оттиснута на карте с помощью клавишного перфоратора. Сложная программа могла включать сотни, если не тысячи таких карточек в высоких кипах. Когда программа была завершена, вы шли к любому компьютеру, к которому имели доступ, и передавали кипы карточек оператору. Поскольку компьютеры тогда могли справиться лишь с одной задачей за раз, оператор назначал время для вашей программы и, в зависимости от того, сколько людей ожидало перед вами, вы могли получить карты всего за несколько часов, даже через день. Если вы допустили единичные ошибки – даже типографские – в своих карточках, то должны были забирать их обратно, находить ошибки и только тогда начинать все с самого начала.
При таких обстоятельствах очень сложно было стать экспертом по программированию. И, конечно, стать экспертом до двадцати лет вообще невозможно. Когда ты можешь «программировать» только в течение нескольких минут из каждого часа, что их проводишь в компьютерном классе, как вообще можно насобирать те десять тысяч часов? «Программирование с карточками, – вспоминает один тогдашний ученый, – не учило программированию. Оно учило терпению и точности».
Решение проблемы программирования пришло лишь в середине 1960-х годов. Компьютеры стали достаточно мощными, чтобы выполнять больше одной задачи за один раз. Если операционную систему можно переписать, поняли программисты, время машины можно распределить, то есть компьютер можно научить выполнять сотни задач одновременно. А это, в свою очередь, означало, что программисты больше не должны физически передавать кипы карточек оператору. Можно построить десятки терминалов, совместить их с ЭВМ телефонной линией, тогда все смогут работать – онлайн – одновременно.
Вот как одна история того периода повествует о распределении времени:
Это была не просто революция. Это было самое настоящее откровение. Можно забыть об операторе, куче карт, ожидании. С таким распределением времени можно было сидеть при телетайпе, вводить несколько команд и получать ответы здесь и сейчас. Распределение времени было интерактивным: программа могла спросить, подождать, пока вы ее введете, прорабатывать, пока вы ждете, и показать результат. И все это в «реальном времени».
Здесь к игре присоединился Мичиган, поскольку Мичиганский университет был одним из первых университетов мира, который перешел на систему распределения времени. Уже в 1967 году разработан и использован прототип такой системы. На начало 1970-х Мичиган обладал достаточной компьютерной мощностью для того, чтобы сотни людей могли одновременно программировать в компьютерном центре. «В конце 1960-х – начале 70-х вряд ли было еще какое-то место, похожее в этом плане на Мичиган, – сказал Берни Геллер. – Возможно, МТИ, возможно, Университет Карнеги-Меллон. Возможно, еще Дартмутский колледж. Сомневаюсь, что были другие».
Именно такая возможность ожидала Билла Джоя, когда осенью 1971 года он прибыл в кампус Энн-Арбор. Он не выбрал Мичиган из-за компьютеров. В старшей школе он не имел дела до них. Джоя интересовала математика и инженерия. Однако, когда на первом курсе он подцепил вирус программирования, то оказался по счастливому случаю в одном из немногочисленных мест на Земле, где 17-летний юноша мог программировать абсолютно все, что желал.
«Знаете различие между картами и распределением времени? – спрашивает Джой. – Это все равно, что играть в шахматы по почте и в обычные шахматы. Программирование больше не было досадным разочарованием. Оно превратилось в удовольствие».
Автор: Малколм Гладуэлл
Источник: БизнесЦензор
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.