Государственная служба Украины по вопросам безопасности пищевых продуктов и защите потребителей является очень молодой структурой. Создали ее в прошлом году. Руководителем назначили Владимира Лапу. До этого он год проработал заместителем министра агрополитики. Сюда же пришел из бизнеса.
– Я не просто знаю проблемы изнутри, но и имею возможность оперативно реагировать, – рассказывает нам Владимир Иванович. – И меня люди из бизнеса знают, и я их. Если что-то идет не так в том или ином регионе, всегда есть feedback. Это в значительной степени помогает.
«МЫ ВНЕДРЯЕМ ПИЛОТНЫЙ ПРОЕКТ ПО ВИДЕОФИКСАЦИИ ПРОВЕРОК, ЧТОБЫ ПОТОМ МОЖНО БЫЛО ПОСМОТРЕТЬ, КТО ПРАВ, А КТО – НЕТ»
— Вы почти год являетесь руководителем Государственной службы по вопросам безопасности пищевых продуктов и защите прав потребителей. Какие выводы для себя сделали за это время? Что самое трудное в работе?
— Давайте начнем с того, что было основанием для создания службы. Потому что это решение – неординарное. Столь широкое объединение таких контролирующих функций не является типичной практикой в большинстве стран. Здесь ветеринария, безопасность пищевой продукции, санэпидемический, фитосанитарный контроль, защита потребителей и контроль над ценами, рекламой и туризмом. Более-менее похожа голландская модель. Но в мире, как правило, эти службы разобщены.
Насколько я понимаю логику, которая закладывалась в 442-е постановление в 2014 году – путем объединения служб создать новый орган, потому что антикоррупционные реформы слабо происходят эволюционным путем. Мы это видим на примере Национальной полиции: милицию ликвидировали, создали полицию, что дало возможность частично обновить принципы и кадры. Примерно такой подход закладывался в постановление, которое я назвал. Это первое.
Второе, если говорить о плановом контроле, то вместо пяти институтов к хозяйствующему субъекту будет приходить один. Это уменьшает нагрузку со стороны проверяющих бизнес институтов.
В-третьих, за счет создания новой службы должны быть заложены новые качество и потенциал. Это достаточно условно. Потому что по закону, в тех органах, которые ликвидируются и реорганизуются, мы должны были всем работникам предложить работу. Единственное, чем могли влиять: «играть» уровнем должностей. Например, руководителю, который не является профессиональным или имеет негативный бэкграунд, мы предлагали должность главного специалиста. Как не странно, в некоторых случаях люди соглашались.
— А сокращения были?
— Сокращение происходит на уровне создания самого института. Потому что в тех органах, которые «влились» в службу, работало порядка 12,5-13 тысяч человек. У нас же предельная численность предусмотрена на уровне 10 тысяч 153 человека. Соответственно, здесь произошли определенные элементы сокращения. Также, работая с нашими территориальными органами, мы их стимулируем к тому, чтобы они не нанимали 100 процентов персонала там, где нет в этом необходимости.
По логике, которая работает в бизнесе и государственных органах власти, как правило, эффективно работают не более 30-50 процентов людей. Проще держать таких работников, чтобы за счет меньшего кадрового насыщения давать им надбавки к зарплате, чтобы были финансовые стимулы. Потому что, понятно, когда речь идет о функции государственного контроля, и есть отношение к бизнесу, существуют коррупционные соблазны. Без должной финансовой мотивации говорить о реальной борьбе с коррупцией очень сложно.
Вообще, если затрагивать эту тему, то вспомню крупный форум после второй революции, куда пригласили много известных мировых реформаторов. Мне понравилась довольно четкая схема борьбы с коррупцией, которую озвучил бывший премьер-министр Грузии Николоз Гилаури, который работал при президентстве Саакашвили. Он сказал: «Есть три простые вещи: прозрачные процедуры, надлежащая мотивация (то есть зарплаты) и неотвратимость наказания».
— У нас с двумя последними пунктами есть проблемы.
— Я бы сказал, что из трех этих составляющих у нас присутствует максимум одна – половинка прозрачных процедур и более-менее нормальные зарплаты. Этот уровень мы сейчас немного подняли в том русле, о котором я сказал. Но, бесспорно, здесь еще есть над, чем работать.
Если сравнивать наши функции с работой министерства, то там речь идет о формировании политики, когда закладываются основные принципы. А здесь – больше того, что называется real management. Например, если возникает вспышка какой-то болезни, а служба на нее эффективно не реагирует, то эта зараза распространяется на всю территорию Украины и ставит под вопрос, как здоровье людей, так и развитие животноводства. Поэтому ответственность у нас большая.
— Вы упомянули о болезни. Сейчас на Буковине — вспышка птичьего гриппа. Писали и об африканской чуме свиней на Харьковщине и о бешенстве.
— Последний случай бешенства был в Киеве. Здесь непростая ситуация, потому что были вопросы и по закупке вакцин, и по их наличию. Мы во второй половине прошлого года запустили процесс прививки домашних животных. Я бы сказал, что теперь он восстановлен.
Многое зависит от бюджетного финансирования. Потому в 2014-м мы имели 56 миллионов гривен на осуществление профилактических мероприятий против всех болезней. Для сравнения: такая небольшая страна, как Македония, в прошлом году потратила четыре миллиона евро только на борьбу с нодулярным дерматитом. Можете сравнить масштаб финансирования. Понятно, что без наличия эффективной вакцинации бороться с болезнями сложно.
Кстати, в этом году, благодаря нормальной коммуникации с Министерством аграрной политики, правительством, аграрным и бюджетным комитетами Верховной Рады нам вдвое увеличили финансирование: с 56 до 113 миллионов гривен. Это намного меньше, чем нужно, но есть и позитив, хоть и не очень простой шаг, учитывая, какую мы имеем ситуацию с бюджетом. Думаю, за счет этого финансирования мы будем иметь возможность закрыть наиболее критические проблемы.
Если говорить о птичьем гриппе, то ключевой момент – это эффективность по ликвидации болезни. Однако источники ее занесения – это дикие птицы. Контролировать их перемещение крайне трудно. Мы присоединились к Европейской модификации системы нотификаций о болезни, поэтому имеем оперативную информацию, как ситуация развивается в Европейском Союзе, где количество случаев заболевания является достаточно высоким. Так же заносим свою информацию. Вообще ситуация с заболеванием животных непростая не только в Украине.
С африканской чумой свиней ситуация намного сложнее. Если взять динамику последних трех лет, то она увеличивается: 16 случаев, потом – 40, теперь – 91. Идет распространение заболевания, которое имеют уже 20 областей Украины. Здесь мы видим системные проблемы. Начиная от того, что ранее одну из основных ролей по ликвидации таких болезней играла ветеринарная милиция. У людей, которые там работали, был не очень однозначный имидж…
— Коррупционеры?
— Да. Они ходили по предприятиям параллельно с нашими инспекторами. Соответственно, со всеми вытекающими последствиями. Поэтому два года назад было принято решение о ликвидации ветеринарной милиции. Но система не может иметь пустоты. Понятно, что в Нацполиции свои функции. Они в меру своих сил и возможностей прибавляются. Но все-таки должна быть целенаправленная работа.
Мы провели неплохую коммуникацию с Константином Бушуевым (заместитель руководителя Нацполиции. – А.М.), выработали общие подходы. Министр аграрной политики вышел на правительство с инициативой создания совместной мобильной группы вместе с Нацполицией. Будем выезжать и контролировать. Более того, есть серьезные настроения относительно наказания виновных там, где недорабатывают — начиная с сотрудников нашей службы, заканчивая родственными учреждениями.
Плюс, есть пробелы, например, в законодательстве о дорожном движении: нет такого основания, как перевозки скота, для остановки транспортного средства. Это означает, что не существует возможности ее проверить: откуда она – из инфицированной зоны или нет, сопровождается ли надлежащими ветеринарными документами. В этом аспекте борьба малоэффективна, включая неактуальный размер штрафов, как для хозяйствующих субъектов, которые не придерживаются законодательства, так и для должностных лиц, если они не выполняют свои обязанности должным образом.
— А каковы размеры штрафов?
— Как правило, от 50 до 300 гривен. Это два килограмма мяса. Понятно, что в такой ситуации сложно говорить об эффективности борьбы.
Далее – место забоя. Для собственных нужд можно забивать на бойнях, которые имеют эксплуатационное разрешение. Это создает теневой рынок. Две трети свинины проходит через какие-то непонятные бойни. Потом свинина появляется на рынках. А там проверить продукцию на африканскую чуму – чрезвычайно дорогое удовольствие. Одно исследование стоит около 400 гривен и длится полдня.
Поэтому мы подготовили законопроект относительно штрафов, ответственности за не проведение идентификации и ограничения возможности подворного забоя. Правда, кроме этого, там есть ряд стимулирующих мероприятий. В частности, мы предлагаем ввести программу компенсации для хозяйствующих субъектов, которые пострадали вследствие африканской чумы свиней. Мы хотим через нее стимулировать повышение уровня безопасности на фермах.
Еще один блок – антикоррупционная деятельность. Мы сейчас внедряем пилотный проект в Киеве и Киевской области по видеофиксации проверок, чтобы потом можно было посмотреть, кто прав, а кто нет. Вы же знаете, что часто есть жалобы на инспекторов. Но когда посмотришь видео той же Нацполиции, то не всегда, мягко говоря, корректно себя ведет другая сторона. Так вот, чтобы снять спекуляции на эту тему, мы в течение первого квартала «откатаем» этот режим в столице и области, а дальше будем запускать по всей Украине. Планируем завершить эту процедуру в течение текущего года.
Также по Киеву сейчас отрабатываем пилотный проект по онлайн-системе, чтобы заявитель мог увидеть, на каком этапе рассмотрение его заявки. Здесь также надо быть максимально открытыми.
«С ВЫНОСНОЙ ТОРГОВЛЕЙ ВООБЩЕ БОЛЬШОЙ ВОПРОС. КАКОЙ ЖЕ КОНКРЕТНЫЙ АДРЕС НАПИШЕШЬ В ЗАЯВЛЕНИИ, КОГДА ЭТО «БЛУЖДАЮЩИЙ СТРАННИК»?!»
— Мы с вами говорили о болезни животных, мясо которых затем поступает на реализацию. Но есть много вопросов и по качеству другой продукции. Лично неоднократно сталкивалась с этой проблемой. Например, открываешь детское пюре, а оно с плесенью. Писать жалобу?
— В таких случаях чек и заявление от физического лица: фамилия, имя, отчество, адрес, дата, подпись, суть обжалования и правильное название юрлица. Здесь часто делают ошибку, указывая название магазина. Как правило, есть уголок потребителя, где указано юридическое лицо. Так вот тогда мы выходим на внеплановую проверку. Это касается реализации просроченной и фальсифицированной продукции, потому что очень часто, к примеру, под видом масла продают спреды и так далее.
— Еще часто в колбасу добавляют сою, но на этикетке об этом не пишут.
— Здесь речь идет о нарушении прав потребителя в части информирования. Если там есть растительный белок, пожалуйста, напишите об этом на этикетке. Если ты этого не делаешь, то вводишь в заблуждение потребителя, что также является нарушением. Это тоже наша компетенция, поэтому можно обращаться.
Но мы уже чувствуем, что на уровне бизнеса возникает вопрос о более эффективных проверках. Основные компании, которые работают в рамках правового поля, также испытывают дискомфорт от действий «махинаторов» этой работы. Если ты ведешь себя корректно, производишь продукцию согласно нормативно-технической документации, информируешь потребителя и соблюдаешь все требования, а рядом на полочке стоит твой конкурент, который, мягко говоря, злоупотребляет либеральным регулированием, то страдаешь от этого. Поэтому, разумеется, здесь есть предмет для работы.
Другое дело, что в рамках нынешнего законодательства речь может идти только о плановых контроле и надзоре. Также есть проверка по заявлению потребителя.
— Крупные супермаркеты уже штрафовали за такие нарушения?
— Мы собираем информацию и делаем годовую форму примененных санкций. На конец месяца ее опубликуем.
— То есть прецеденты есть?
— Да. Хотя, понятно, как шел процесс. Служба создана в апреле прошлого года. Несколько месяцев ушло на улаживание технических деталей. Законодательство требует унифицированной формы актов. Если их нет, мы не можем применять штрафные санкции. Сейчас по большинству направлений они утверждены или находятся на финальной стадии. Моя логика заключается в том, чтобы не просто добиться проверок, а гармонизировать меры, чтобы получить результат. В том числе и в части антикоррупционных действий. Также нужно обеспечить неотвратимость наказания в случае нарушений пищевого законодательства.
— А что с фастфудами?
— Они также являются операторами рынка и подлежат контролю. Другое дело, если говорить о плановых проверках, то, как правило, они происходят по критериям риска. Мелкие хозяйствующие субъекты проверяют, в большинстве, раз в пять лет. То есть плановый контроль – достаточно условный. У нас магазины и фастфуды с красивыми названиями, а посмотришь чек – оказывается, речь идет о мелком бизнесе, в отношении которого действует достаточно либеральная система контроля. Однако, в принципе, они являются объектами проверок.
Мы бы хотели сделать систему более гибкой. Например, если у тебя в ходе внеплановой проверки по жалобе потребителя выявлены определенные несоответствия, ты автоматически попадаешь в план на следующий год. Это даст возможность проверить, учел ли ты все замечания, которые были. С другой стороны, мы хотим таким образом дать бизнесу стимул, чтобы не допускали нарушения законодательства и придерживались его требований.
— Вы смотрите программы «Ревизор», «Инспектор Фреймут»? Реагируете?
— У нас с некоторыми такими программами есть предварительная договоренность, что мы синхронизируем наши усилия. То есть проверки могут проводиться с участием наших инспекторов. Или, если они проводят отбор продуктов, то могут направлять не просто в любую лабораторию, а в государственную, чтобы результаты исследований имели официальный статус. Мы приобщаемся к этим проектам, там, где идет инициатива, потому что не хотим потом быть статистами, просто сидеть и наблюдать за тем, что происходит. Мы стремимся выполнять свою функцию, которая на нас возложена.
Таких проектов много и в регионах Украины. Бывает, мы видим сюжет, обращаемся к журналисту и объясняем, что мы хотим отреагировать на увиденный сюжет, но закон требует жалобы физического лица, и просим ее написать. Тогда мы выходим и проверяем.
— Пишут?
— В большинстве случаев, да.
— Скажите, а кофемашины безопасны?
— С выносной торговлей вообще большой вопрос. Как я говорил, основанием для проверки является заявление, где указывается конкретный адрес. Но как же напишешь, когда это «блуждающий странник»?! Поэтому они на данный момент находятся в «серой зоне». Во всяком случае, с точки зрения государственного контроля. Хотя, по логике, если они осуществляют реализацию пищевой продукции, как минимум, должны быть зарегистрированы. Они подпадают под низкую степень риска, поэтому в отношении них действует либеральная модель. Но, как минимум, должны быть зарегистрированы и содержаться в реестре.
«В ИНТЕРНЕТ-ТОРГОВЛЕ МЫ УЖЕ ДОЖИЛИСЬ ДО РУЧКИ»
— На что граждане жалуются чаще всего?
— Чаще всего речь идет о защите прав потребителей. Понятно, что в развитых странах государство не занимается этим вопросом в такой форме, как в Украине. В некоторых случаях это вообще «отдано на откуп» судебной власти. В других – переданы негосударственным институтам. К сожалению, здесь мы в значительной степени отличаемся. У нас, несмотря на эффективность работы судебной власти, отстоять свои права потребителю в судебном порядке достаточно сложно. Поэтому апеллируют все же к государству.
Сейчас больше всего нарушений прав в интернет-торговле. Здесь отстоять интересы потребителей очень непросто. Тебе по почте что-то прислали, а вернуть обратно проблемно. Мы думаем, как это урегулировать. Потому что доменное имя, условно говоря, за пределами Украины. Субъект предпринимательской деятельности непонятный, пересылка почтой, и «ищи ветра в поле». Минимум на сайте нужно указывать название, адрес юридического лица, которое является владельцем интернет-магазина.
Если вы прячетесь и не декларируете элементарных вещей, предусмотренных законодательством, то мы будем готовить законодательные предложения, чтобы в таком случае компетентные органы имели право блокировать домен. У нас доходит до нонсенса и крайностей: та же «левая» водка свободно продается через интернет. Здесь уже, как говорится, дожились до ручки. Государство должно отреагировать. Поэтому на уровне законодательных предложений этот вопрос прорабатываем.
— В последнее время в Украине очень чувствительным является языковой вопрос. Поступают ли жалобы на русскоязычное меню?
— И на меню, и на маркировку продукции, надписи. У нас исторически этот вопрос является чувствительным. Законодательство говорит, что должна быть государственная или региональная речь. В некоторых случаях органы местного самоуправления приняли решение о том, что русский, венгерский или болгарский – региональные. Тогда есть возможность такой маркировки. Там, где таких решений нет, она должна быть украинской. У нас была непростая дискуссия и в центральном аппарате по этому вопросу. Исторически писались отписки. Теперь от этого переходим к необходимости соблюдать законодательство. Закон есть Закон.
Также есть жалобы на язык обслуживания. В некоторых случаях человек обращается и объясняет: «Я хочу, чтобы продавец общался со мной на украинском, а взамен получаю «непереводимую игру слов на местном диалекте» (улыбается. – А.М.).
— Знаю, что таким грешили крупные спортивные комплексы.
— (Кивает. – О.М.) Эта ситуация сейчас вышла на другой уровень. Проверки возобновились, хоть пока и в усеченном варианте. В бизнесе крупные сети это уже почувствовали. О чем мы сейчас ведем дискуссию? В принципе, они признают, что с точки зрения культуры обслуживания у них не везде все может быть в порядке. Не всегда своими внутренними инструментами могут все проконтролировать.
Мы говорим, что важным является не карательная функция, а результат. Очевидно, кое-где могут возникать проблемы, потому что не можем ручаться за все 100 процентов работников – есть человеческий фактор. Но просят информировать о примерах, чтобы могли оперативно реагировать. То есть в этом плане мы вышли на коммуникацию с бизнесом, а не на увеличение количества проверок.
— Просто хочется, как минимум, качественного обслуживания.
— Безусловно. В старой Европе вы не найдете магазина, где вам не улыбнутся, не поздороваются, не попрощаются и не пожелают всего наилучшего.
— Может, у нас еще проблема в ментальности?
— Николоз Гилаури, которого я сегодня упоминал, интересно отреагировал на презентацию наших реформ и объяснение, что не все так просто сделать – мол, коррупция в ментальности. Так вот он сказал: «Не смешите нас, грузинов. Это у вас коррупция в ментальности? Вспомните Грузию 1990-х годов. У нас тогда она была национальным видом спорта, как в Бразилии футбол до матча с Германией (улыбается. – О.М.). При наличии воли и четкой стратегии все решается». Поэтому есть вопрос ментальности, но только им не следовало бы прикрываться.
— У вас на сайте много информации. Есть раздел с записью: «Вас обкуривают в ресторане — напишите жалобу в Госпродпотребслужбу». Много ли было таких жалоб?
— Сейчас пошли жалобы на курение. Мы исходим, опять же, из тех законодательных предписаний, которые касаются государственного контроля.
— А в зоне АТО вы проводите проверки? Качество пищи или одежды?
— В зоне разграничения относительно мелких хозяйствующих субъектов действует мораторий.
— Авиакомпании – ваша компетенция?
— Нет. Государственной авиационной службы. Нам поступали несколько жалоб на качество питания. Это уже наше.
— Одна большая известная авиакомпания вообще перестала кормить пассажиров.
— Вы же можете купить бутерброд за два с половиной евро (насколько я помню). Поэтому возможность покушать остается (улыбается. – А.М.).
Автор: Ольга Москалюк
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.