Читайте также интервью с Анной Вронской, Валентиной Данишевской, Натальей Антонюк, Владимиром Кравчуком, Аллой Лесько, Николаем Мазуром, Дмитрием Гудимой, Еленой Кибенко, Иваном Мищенко, Дмитрием Луспеником, Евгением Синельниковым и Татьяной Анцуповой.
Михаил Смокович – не новичок в судебной системе. Работает здесь с 1996 года. Занимал руководящие должности – до недавнего времени был заместителем председателя Высшего административного суда Украины. И в дальнейшем будет руководителем – 6 декабря его избрали председателем Кассационного административного суда в составе Верховного Суда. Во время тайного голосования кандидатуру Смоковича поддержали 27 судей из 28, которые присутствовали на собрании. Один воздержался.
Мы пообщались с Михаилом Ивановичем о том, что ждет судей ВС, поговорили о карьере, а также разобрались, почему во время конкурса Общественный совет добропорядочности дал по нему отрицательное заключение.
«Я ГОТОВ К БОЛЬШИМ НАГРУЗКАМ. ТАКАЯ СИТУАЦИЯ В МОЕЙ ЖИЗНИ НЕ ВПЕРВЫЕ»
— Кассационному административному суду в наследство переходят более 35 тысяч дел. Как справиться с такими объемами?
— Если быть точным, то по состоянию на 1 декабря 2017 года в Высшем административном суде Украины в остатке находятся 37 тысяч 12 дел. На сегодня они разделены по категориям. Имеем примерно такую картину: налоговых – 14 тысяч, социальных споров – 6 тысяч и споров относительно прохождения общественной службы – свыше 4 тысяч.
Они будут направлены в палаты для рассмотрения дел: в отношении налогов, сборов и других обязательных платежей; защиты социальных прав; а также избирательного процесса, референдума и защиты политических прав граждан. Это немного больше чем 60 процентов остатка.
Кроме того, земельные, регистрационные споры и прочее будут отнесены к социальным спорам. Их около 8 тысяч. Они перейдут в соответствующую палату. Остальные будут отнесены в юрисдикцию Палаты по рассмотрению избирательных споров.
Если это все поделить, то на судью по рассмотрению налоговых споров из этих остатков будет приходиться 1600 дел, из социальных – где-то так же, а по избирательному процессу – около 1200. Немножко меньше, но тут речь об избирательных процессах. Наши судьи будут работать без выходных, днем и ночью.
— За какой срок каждый из них должен рассмотреть все эти дела?
— Как вытекает из Конвенции о защите прав человека, в пределах разумного срока. Если брать новый Кодекс административного судопроизводства Украины – два месяца. Однако, конечно, при такой нагрузке судьи не успеют. Мы просчитываем, как будем рассматривать дела. Процесс продлится около года.
Хотя нужно понимать, что поступление кассационных жалоб и исковых заявлений не остановится. Будут новые. Мы же, в том числе, являемся судом апелляционной инстанции, а также первой в исках к президенту, Верховной Раде, Высшей квалификационной комиссии судей, Высшему совету правосудия, прокуратуре и др. Но там существуют фильтры допуска дел к кассационному пересмотру, которые установил законодатель. Это в русле европейских стран. Поэтому теперь мы можем остановить наплыв таких жалоб.
— Вы возглавили Кассационный административный суд. Но и в Высшем административном суде занимали руководящую должность. Значит, для вас это не новый опыт. Однако готовы ли вы к столь большим нагрузкам?
— Я готов. Такая ситуация в моей жизни не впервые – в 2005 году, когда Высший административный суд Украины начинал работу, нам пришло около 35 тысяч дел из Высшего хозяйственного суда и Судебной палаты в гражданских делах Верховного Суда. В течение двух-трех месяцев прошла эта передача. А нас на тот момент было 23 судьи…
— Еще меньше, чем сейчас.
— (Кивает). Менее на то время передачи дел. Так что я уже в подобной ситуации был. Мы выходили из нее достаточно достойно. Правда, потом штат расширялся и стал большой – 97 судей. Но в 2008 году пошло массовое представление позывных заявлений детьми войны, чернобыльцами и представителями других социальных категорий. Это все продолжалось до 2011-2012 годов. Значит, мы разобрали остатки, стали выходить на нормальные правовые ступени, и здесь – нашествие новых дел. В Украине – 4 миллиона 500 тысяч детей войны. Представьте себе, половина из них обратились в суды за защитой своих прав! Это все пошло на апелляцию, а затем кассацию.
И это только одна категория социальных споров! А еще же есть другие уязвимые слои населения.
Кроме того, поступило много налоговых дел. Все время мы работали в таком напряженном режиме. Поэтому я имею определенный опыт и навыки, как с этим справиться. Но всех предупреждаю: все дела нужно рассмотреть и принять по ним решение. Другого не дано.
«ЗА 21 ГОД РАБОТЫ СУДЬЕЙ У МЕНЯ НЕ ВОЗНИКАЛО ЖЕЛАНИЯ СМЕНИТЬ ПРОФЕССИЮ»
— Вы работаете судьей 21 год. Расскажите, почему выбрали эту профессию? Я еще не слышала ни от одного судьи: «Я с детства мечтал о такой работе».
— В детстве мне больше всего хотелось учиться в лесотехнических вузах и работать с природой. Потому что я из такого края – родился и вырос на Полесье. Но обучение в училище и армия наложили свой отпечаток, и я захотел посвятить себя механизации и поступить в автодорожный институт. После службы еще несколько лет работал водителем. Тогда в советские времена представители прокуратуры, милиции, Комитета госбезопасности и судов осматривали молодых людей, которые хорошо учились, вели себя соответственно и хорошо работали. Их дальше направляли на обучение. Так и мне предложили поступить в Харьковский юридический институт. Я согласился и пошел туда.
Когда учился, имел больший наклон к работе следователя. После окончания пошел работать в Луцкую городскую прокуратуру. Был старшим следователем, следователем по важным делам, старшим прокурором по надзору над спецподразделением по борьбе с организованной преступностью (вначале 1990-х образовывались такие специальные отделы). Впоследствии где-то год работал государственным обвинителем в судах. На то время там был «кадровый голод». Туда не хотели идти, потому что зарплата была небольшой. Председатель Луцкого городского суда предложил мне работу судьей.
Я видел, что в цепочке юриспруденции «следователь – прокурор – адвокат — судья-исполнитель» именно судья является самостоятельным и независимым процессуальным лицом. Поэтому и согласился.
— Но ведь вы говорите, что зарплата была небольшой.
— По сравнению с работой в прокуратуре зарплата была в полтора раза выше.
— У вас никогда не возникало желание уволиться и сменить профессию?
— За 21 год работы судьей такого желания не возникало. Хотя с 2007 года я имею соответствующий стаж, чтобы уйти в отставку. Но я остаюсь, потому что люблю свою работу. Мне только 54 года. Мои родители работали на тяжелых работах в колхозе до 60 лет и больше, а я в таком возрасте пойду отдыхать?! Как это будет выглядеть?! Я хочу работать и приносить пользу обществу. Поэтому даже не планирую в отставку.
— На собеседовании ВККС вас как раз и спрашивали, не слишком ли много вы работаете, потому что проводите здесь даже выходные.
— Действительно, я много работаю. Но это не значит, что мои родные обделены вниманием. Пока работал на Волыни, всегда бывал у родителей. Я люблю деревню, поэтому работа здесь для меня была отдыхом.
С детьми также достаточно общаюсь. Возможно, имею не так много времени для проведения с ними отдыха. Но то, что касается внимания к ним, то с этим все хорошо. Сын уже студент – учится на третьем курсе, дочь ходит в девятый класс. Общаемся утром и вечером.
Почему приезжаю в суд и на выходные? Получаю наслаждение от работы, потому что работаю в тишине и сосредотачиваюсь на судебном решении или ином «продукте». Но прекрасно осознаю, что сейчас будет еще больше работы.
«КОГДА МЫ СЛУШАЕМ ДЕЛО, ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ДОЛЖНЫ ОТСУТСТВОВАТЬ»
— В отношении вас Общественный совет добропорядочности представил отрицательное заключение о несоответствии кандидата критериям добропорядочности и профессиональной этики. В его первом пункте речь шла о том, что вы помогли «судьям Майдана» избежать ответственности. Почему так произошло?
— Помощи или вреда не было. Смотрите, рассматривается дело по иску судьи, которого уволили за нарушение присяги. Если брать те дела, которые у меня были, то по пяти из них я иски удовлетворил, а по двум – нет. Если мы во время рассмотрения дела пришли к выводу, что, действительно, этот судья нарушил закон настолько, что изменил присяге, то считаем, что Высший совет правосудия поступил правильно, когда его освободил.
А когда видим, что, возможно, где-то и были ошибки в оценке обстоятельств или толковании законодательства, но не на столько, что влекут за собой нарушение присяги, такой человек не может быть лишен работы – к нему применяются другие меры дисциплинарного производства. Мы – суд, понимаете?! Конечно, когда я рассматривал эти дела, как человек, думал по-другому. Но я — судья. Ко мне обратились за защитой с доказыванием того, что увольнение было неправильным.
Где-то в душе я размышлял, что если бы был на месте того судьи, то такое решение не принимал бы. Но, когда мы слушаем дело, политические предпочтения должны отсутствовать.
Общественный совет добропорядочности практически сформирован из активистов. То как они на это смотрят? С политическим уклоном. А мы – как суд в составе пяти судей. Да, можно было отказать истцу, и на том конец. Но смотрим на практику Европейского суда по правам человека – как они в подобных ситуациях решают споры (а таких по другим странам было много). Найдя соответствующие выводы, мы принимаем решение в комплексе. Потому что нельзя переступить через те гарантии, которые имеет судья. Он рассматривал дело? Да, это его обязанность. Как и вынесение решения.
Должны ли мы влезать в его содержание? Конституция говорит: Нет! Поэтому нельзя здесь говорить о какой-то помощи. Это совсем не так! Речь идет о сложных делах. Но решения не выносились «из-под ковра». Эти проблемы обсуждались на семинарских занятиях, конференциях, встречах судей Верховного Суда и Высшего административного суда. Туда приглашались члены Высшей квалификационной комиссии судей Украины, Высшего совета правосудия, ученые. У всех с точки зрения применения права – разные подходы!
Когда речь идет о такой юридической неопределенности и не урегулированности, тогда суд и должен принять решение в пользу человека. А в этой ситуации человек – это судья, который обратился в суд. Поэтому были такие решения. Обидно, что их называют помощью. Этого, как я сказал, не было. Если уже говорят о корпоративности, то по логике должны быть все одинаковые решения. А под моим председательством выносились и противоположные решения по судьям, которые рассматривали дела по задержанию участников Революции! Почему на это не обращают внимание?!
Еще одно — неизвестно, что еще по этим делам скажет Европейский суд. Потому что уже трое из тех судей подали в ЕСПЧ заявления о нарушении их прав, и с ними проводится беседа по этому поводу. А посмотрите, что было, когда были освобождены судьи Волков, Куликов и другие. Потому что в прошлом году Европейский суд по правам человека восстановил в работе 18 судей.
Здесь есть важный момент: если выносится такое решение ЕСПЧ, в котором указано, что национальный суд при рассмотрении дела нарушил права человека, то это уже является основанием для привлечения судьи к ответственности. Значит, если сейчас брать тех, кто принимал решение по Куликову и других в Украине, то в случае подачи заявлений в ВСП должны открывать дисциплинарные производства и решать вопрос, не увольнять ли судей с должности. Потому что многие из тех судей, которые решали те дела, до сих пор работают. Поэтому эта история еще не закончилась.
Подытоживая, еще раз повторю: очень жаль, что те наши решения восприняли, как помощь. Суд рассматривал дело, применил закон, принял решение и растолковал. Вот и все.
— Но ведь вы знаете, какое в обществе отношение к судебной системе. Доверия нет. Большинство граждан считают, что судьи относятся к отдельной закрытой касте.
— И есть основания для таких выводов. Однако мы движемся в европейском направлении. А в таких ситуациях основное требование – должен быть индивидуальный подход. Поэтому если к судье есть претензии и недоверие, пусть все озвучивают. А голословно всех обвинять нельзя.
Я также общаюсь со многими людьми. Среди них есть люди, которые думают так, как вы озвучили. Но они, ни разу не были в суде! Когда их спрашиваешь, откуда тогда такое впечатление? Отвечают: по телевидению такой-то политик сказал…
— По телевидению не только политиков показывают, а и то, как живут некоторые судьи – огромные здания и машины стоимостью в миллионы гривен. Понятно, что возникают вопросы относительно того, каким путем были заработаны такие средства. Но разве на зарплату судьи можно так разжиться. Вот у вас же, например, нормальная декларация…
— Знаете, когда встал вопрос подачи документов в ОСД, я им отправил все, что просили. В анкете не нарисовал ни одного пункта – даже адреса проживания. Предоставил декларацию. Я – публичный человек. Что мне скрывать?! Показал все доходы семьи за все годы. Полный расклад, сколько и когда получал. Отдельно сделал графу с курсом, сколько это было в валюте. Предложил, что могу предоставить такой же перерасчет и по жене. Члены ОСД не направили такой запрос. Но она все равно подготовила этот документ. Мы все полностью им подали.
Они заинтересовались домом брата в Харьковской области, где он проживает. Он прислал мне документы, что тот дом построен в 1940 году. Жилая площадь составляет 24 квадратных метров, а общая – 46 метров квадратных. У сестры, которая живет в Запорожской области, обычная сельская хата. Это все им тоже расписали.
Стала проблема по мотоциклу «Ява», который куплен в 1985 году, когда я еще работал водителем. Я на нем лет 20 не езжу. Приходят односельчане, хотят купить. А я не хочу продавать. Вот отдам я его за полторы тысячи гривен. И что же с того?! А так будет такая память – мотоцикл моей юности. Я его показываю в декларации. Спрашивают: Почему нет в реестре? Я объяснил.
Оказывается, когда его покупал, регистрировали только в МРЭО. Затем реестры были на уровне областей, а впоследствии – всей страны. Когда эти процессы проходили, в Госавтоинспекции связь со мной была утрачена (ведь я уже не водил мотоцикл), поэтому в новый общий украинский реестр транспорт не попал. Но это, же мое имущество, поэтому я его показал. А зарегистрирован ли он, даже не знал, ибо не было необходимости проверять.
— К вашей декларации члены ОСД как раз и не имели вопросов!
— (Кивает). Не имели. Проверили: квартира, машина, которой 12 лет, и 33-летний мотоцикл (улыбается).
— Но сетовали на круговую поруку: в 2011-2015 годах ваша жена работала в Генпрокуратуре, сестра – судьей Волынского окружного административного суда, племянник – судьей районного суда Запорожской области, двоюродный брат жены – судьей Апелляционного суда Волынской области и еще насчитали пятерых родственников среди местных депутатов на Волыни. Прямо клан какой-то!
— (Смеется). Разве что семейный клан. Дело в том, что у меня родных, два брата и две сестры, а двоюродных – 23. И все же поженились, поэтому семья все время расширяется. Но я никогда не думал, что они там, на Полесье такие политизированные (улыбается). Это депутаты сельских и районных советов.
Я поинтересовался, в каких они партиях – «Батькивщина», Украинский союз промышленников и предпринимателей, «Сильная Украина». Вообще в разных политических силах!
Один из братьев работает в лесничестве, другой – преподаватель, сестра является директором школы и так далее. Это же нормально, когда люди в политике, в органах местного самоуправления хотят сделать что-то хорошее для общества. Тем более, их же выбирают – за них голосуют! А обрисовали все, как какой-то клан.
Когда это все почитал, начал вызванивать и спрашивать, кто где. Тогда уже выяснил, что есть и те, кто в политике. Не смотря на то, что так много родственников, пришлось вносить в анкету. А вообще я очень рад, что они такие активные. Это же должно расцениваться, как обычная ситуация. А если бы все были алкоголиками или еще что-то такое?! А здесь – хорошая семья, которая заботится о других! Что же здесь плохого?!
По родных: братья – рабочие. Старший – водитель, младший – на пенсии, а работал на заводе. Одна сестра – мастер фурнитуры, другая – судья. На ее выбор я не влиял. Как мне было ее не пустить?! Да и разве существует запрет на то, что брат и сестра не должны быть одной профессии?! Это же такое дело.
С женой я начинал работать в Луцкой прокуратуре. Я уже два года был следователем, когда она сюда пришла на такую же должность. Затем была помощником прокурора, а я пошел в суд. Наши работы не пересекаются. Разве мы обсуждаем то, что происходит в правовом поле или политике? Конечно, дома, как и все. Не более того.
— Напоследок хочу спросить вас о судебной реформе. По каким показателям мы увидим, что она удалась или провалились?
— Основной показатель в судебной реформе – судья. Это должен быть профессиональный, справедливый, смелый человек, который любит свою Родину и народ. Если наши судьи будут иметь такие черты, то обязательно будет положительный результат. Вот увидите.
— Пока еще продолжается процесс отбора судей – первой инстанции, апелляционной. Выходит, еще долго ждать?
— Я думаю, в течение года все будет сделано. Сейчас Высшая квалификационная комиссия судей проводит оценивание и конкурсы. Мы же знаем, что не все их проходят. Как видим, такой тщательный контроль общественности – это только плюсы. Те, кто не может работать в установленных условиях, будут отсеиваться.
А «продуктом» реформы является только справедливое решение. Оно может быть не воспринятым, но суд должен быть уверенным, что он является именно таким, как я сказал. Это основное. Потому что, какую бы мы не делали «оболочку», если решение будет «гнилое», все «заплесневеет». Поэтому так много зависит от судей. Я убежден, что ситуация будет улучшаться, и через пару лет все будет по-другому.
Автор: Ольга Москалюк
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.