Станислав Кравченко – судья с 24-летним стажем работы. Восьмого декабря прошлого года его назначили председателем Кассационного уголовного суда, в составе вновь созданного Верховного Суда. За такое решение на собрании проголосовало большинство судей – 23 присутствующих. Еще четверо никого не поддержали, а один бюллетень признали недействительным. «Цензор.НЕТ» поговорил со Станиславом Ивановичем о планах на будущее, конкурсе в ВС, а также о судебной реформе и ее перспективах.
Читайте также интервью с Анной Вронской, Валентиной Данишевской, Натальей Антонюк, Владимиром Кравчуком, Аллой Лесько, Николаем Мазуром, Дмитрием Гудимой, Еленой Кибенко, Иваном Мищенко, Дмитрием Луспеником, Евгением Синельниковым, Татьяной Анцуповой, Михаилом Смоковичем и Ларисой Рогач.
«НЕ БЫЛО ТАКОГО, ЧТОБЫ Я СТЕСНЯЛСЯ СВОЕГО РЕШЕНИЯ»
— Выступая на собрании, вы отметили, что на новой должности нужно будет решить много проблем: от организации работы суда до обеспечения единства практики». Уже составили для себя алгоритм, как будете действовать?
— Да. Более того, уже кое-что внедрено – 14 декабря на собрании после пленума Верхового Суда мы утвердили особенности автоматизированного распределения дел. В организации работы суда как раз много посвящено именно этому вопросу. В частности, используя изменения процессуального законодательства, рассмотрения дела. Отмечу, что раньше мы не могли этого делать, поскольку мы приняли решение о том, что дела будут назначаться в течение всего рабочего дня.
Таким образом, участникам производства не придется длительное время ожидать: старое законодательство предписывало определять автоматизированной системой распределения не только судью докладчика, но и обязательно формировать коллегию. При этом законодатель не учитывал, что когда дело будет назначено к рассмотрению, то судьи, из которых сформирована коллегия, будут в это время задействованы в других делах.
Такой порядок, в частности, приводил к таким последствиям, когда участник процесса, рассмотрение которого было назначено на 10 часов, попадал в судебное заседание только в 17 часов, что приводило к обоснованному недовольству. А если выносилось решение не в его пользу, то это недовольство увеличивалось в разы.
Кроме того, изменения в УПК, которые были приняты в связи с созданием Верхового Суда, предоставляют новый инструмент для решения очень важного вопроса обеспечения единства судебной практики. Ведь одной из причин низкого уровня доверия к суду было отсутствие единства судебной практики.
Судебные решения должны быть прогнозируемые (по крайней мере, исходя из общих ориентиров). Особенно теми, кто занимается юриспруденцией – адвокатами, прокурорами и другими. Раньше этого добиться не удавалось, а отсутствие одинаковых подходов при принятии решений в схожих ситуациях обязательно приводило к недовольству обвиняемых в субъективном отношении, коррупции и прочему. Решить этот вопрос будет гораздо сложнее, чем назначать дела к рассмотрению.
Вместе с тем, возможность принятия решения в составе всей палаты, объединенной палаты, а в определенных случаях, Большой палатой, как это предусмотрено изменениями в УПК, на мой взгляд, обязательно должна привести к положительным сдвигам.
— Вы работаете судьей с 1993 года. Это первые годы независимой Украины, много проблем во всех сферах жизни. Что тогда было самым трудным в работе?
— Я начал работать судьей в первые годы независимости нашего государства, и сложности были всегда. Самой большой проблемой на то время было материальное обеспечение судов, в частности отсутствие финансирования. Канцелярия не обеспечивалась (даже конвертами, которые необходимые были для отправки почтой), была очень низкая заработная плата, и такая ситуация длилась годами. Но, несмотря на это, мы работали и старались изменить ситуацию к лучшему. Вместе с тем, было более стабильное законодательство и устоявшаяся судебная практика.
Со временем все изменилось, и вопрос трансформировался в другую проблематику, в частности нестабильное законодательство. Недавно общаясь с учеными Национального юридического университета им. Ярослава Мудрого, в котором я учился, от разработчиков Уголовного кодекса Украины 2001 года узнал, что в него уже внесено более 700 изменений.
На сегодня чтобы судье рассмотреть дело, например, связанное с коррупцией, нужно иметь перед собой кодекс в пяти или больше редакциях, чтобы отследить, какова норма действовала на момент совершения преступления, а также его динамику, если совершено несколько эпизодов преступных деяний. Но это не самое трудное для судебной власти.
Таким является то, что в обществе удалось создать негативное мнение относительно судей (где-то возможно и заслуженно, но в большинстве случаев, я убежден, что нет). Использовался тот момент, что в суде всегда есть недовольная сторона. Очень надеюсь, что с началом работы Верховного Суда все будет меняться. Хотя для восстановления доверия к суду этого будет мало.
Следующим важным этапом должно стать реформирование апелляционных судов и суда первой инстанции, который я всегда считал основным, поскольку, чем эффективнее будет работать местный суд, тем меньше люди будут обращаться в апелляционный и кассационный суд.
— За эти ваши 24 года работы судьей, были ли случаи, когда вы пожалели о своем приговоре?
— Наверное, каждый судья время от времени обдумывает моменты, правильно ли он все делал, особенно, когда слышит в свой адрес претензии со стороны общественности или отдельных граждан. Не было такого, чтобы я стеснялся своего решения или проявил какую-то слабость, сделал вывод о виновности лица, когда были сомнения, неправильно назначил наказание.
Хотя перед судьей всегда стоит вопрос о справедливости назначения наказания. Недаром законодатель подчеркивает, что оно должно быть справедливым. Кто же, как не судья, должен четко следовать закону?!
Если в законодательстве определено, что есть, например, определенная минимальная граница наказания, он обязан ее применить. Хорошо, когда есть альтернатива. Но бывает, что нет. Иногда складывалось так, что ты был вынужден использовать законодательство фактически до последней буквы, но решение воспринималось неоднозначно. Даже у тебя возникали мысли: если бы я был законодателем, то выписал бы эту норму иначе — альтернативно.
«В УГОЛОВНЫХ ДЕЛАХ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ ОЧЕНЬ ТРУДНО»
— Почему вы выбрали именно уголовную юрисдикцию? (Станислав Иванович улыбается). Ведь здесь довольно сложно даже с психологической точки зрения. Потому что одно дело, когда к тебе пришли люди, которые, условно говоря, делят корову, другое – когда речь идет об убийстве.
— С тем, как поделить корову, кстати, тоже есть своя специфика (улыбается) — и этот вопрос для человека может быть самым важным. Когда я работал в первой инстанции (и не было специализации), я рассматривал все дела. Уровень районного суда – это не такое большое разнообразие дел в кассационном или даже апелляционном суде, поэтому там можно обойтись без конкретного направления.
Длительное время чувствовал себя более цивилистом, чем криминалистом. Но так сложилась судьба: когда я девять лет отработал судьей первой инстанции в своей Черниговской области, меня пригласили на работу в Апелляционный суд города Киева. Он является очень сложным — столица, где сосредоточены все центральные аппараты правоохранительных органов.
Но таким было видение на то время председателя суда Зубца Григория Ивановича, который является авторитетным в судебной среде человеком. Он определил, что я должен работать в судебной палате по уголовным делам (на апелляционном уровне обязательно вводилась специализация).
Когда три с половиной года назад в силу изменений законодательства и тех событий, что происходили, были отстранены все руководители Высшего специализированного суда и проводились выборы, здесь уже было больше решение не мое, а коллектива. Коллеги решили, что я должен возглавить судебную палату по уголовным делам. Потом меня еще дважды переизбирали. Третий раз уже выбрали в Кассационный уголовный суд в составе Верховного Суда (улыбается).
— Трудно принимать решение по уголовным делам?
— Очень. Сколько бы ты здесь не работал, судья не должен быть черствым человеком (я думаю, это правильно), ибо речь идет о человеческих судьбах. Если ему становится безразлично, нужно уходить.
— Были ли инциденты, когда вам угрожали из-за вашей профессиональной деятельности?
— Нет, случаев, которые я мог бы оценить как реальную угрозу, не помню. Вместе с тем, надо понимать, что в нынешних условиях судья, который рассматривает дела, имеет определенные риски. Мы же видим, что происходит в Киеве или на Востоке страны, в других регионах. За эти годы было несколько случаев, когда мне звонили судьи и говорили, что просто боятся выйти из помещения суда. Тем более что мы имеем случаи, когда убийства судей или членов их семей так и не расследованы.
Однако каждый добровольно выбирает профессию. Все равно видим к ней интерес – кандидатов в судьи много, несмотря на угрозы, о которых вы сейчас говорите.
— А было такое, чтобы предлагали взятку?
— Вопрос о ситуации коррупции в судах, на мой взгляд, сильно преувеличен. Я всегда говорил: «Вы сначала попробуйте добраться до судьи, а потом еще и сделать так, чтобы он согласился» (улыбается). Если кто-то думает, что это так просто, то это не так…
— Однако есть и такие судьи, которые живут с огромным шиком не на заработанные средства.
— Как судья и обычный гражданин, я считаю: если есть претензии к судье, то с ними нужно разбираться. На сегодняшний день для этого существуют все возможности. Это и наличие контролирующих органов, необходимость представления электронных деклараций, а также существование уголовной ответственности за незаконное обогащение.
Подводя черту в этом вопросе, скажу: судейский корпус больше всего страдал в тех моментах, о которых вы говорили. Потому что когда по телевидению показывали имение судьи, происхождение которого он не может объяснить, то это бросало тень на нас всех.
Здесь должно быть все достаточно просто: нужно использовать не обобщающий подход, а каждый случай должны рассматривать отдельно. На сегодняшний день работают восемь органов, которые контролируют судей, в том числе налоговая инспекция, НАБУ, НАПК и другие. Я только «за», но способом, определенным законом, и с индивидуальным подходом, как и во всем мире.
«О ПРЕТЕНЗИЯХ ОСД КО МНЕ УЗНАЛ ИЗ СМИ»
— Кстати, насчет декларирования. Во время конкурса в Верховный Суд Общественный совет добропорядочности предоставил в отношении Вас отрицательный вывод. У него возник вопрос из-за того, что в 2012-2014 годах Вы не отмечали наличие права на собственность на земельный участок, состоящий из девяти соток в городе Козелец. Почему так произошло?
— На самом деле вы затронули больной для меня вопрос. Когда был начат конкурс, я понимал важность участия общественности в проведении, поскольку это напрямую связано с восстановлением доверия к суду. Вместе с тем, считаю, что отношение ко мне было несправедливым. Надеюсь, что это произошло из-за отсутствия коммуникации. Поскольку о том, что вы говорите, я узнал из прессы. Меня никто ни о чем не спрашивал…
— Значит, к вам ОСД не обращался за разъяснениями?
— Нет. Никто не давал возможности объяснить. После их решения я им написал, что это ошибка, но мне до сих пор никто не ответил.
Относительно земельного вопроса, то, как я уже объяснял ранее, земельный участок, о котором шла речь в решении ОСД, принадлежит мне с 1991 года, когда я даже не был судьей. Она зарегистрирована на мое имя, платились налоги, и которая использовалась мной вместе с домом и много раз указывалась в декларации.
Путаница при декларировании, возникла в связи с отсутствием четкого определения в законодательстве, была воспринята ОСД как признак недоброчестности.
— У членов ОСД была к Вам еще одна претензия. Процитирую: «Кандидат сообщил ложные сведения в декларации добродетели, поскольку не указал тот факт, что он участвовал в принятии решений с допущением нарушений Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод». На собеседовании ВККС вы объясняли, что не знали о том, что в том деле «А.В. против Украины» было обращение в Европейский суд по правам человека…
— Это, действительно, так. Догадаться о том, что 9 лет назад я в апелляционном порядке принимал участие при рассмотрении дела, которое было предметом рассмотрения в ЕСПЧ как дело «А.В. против Украины», было очень сложным. О претензии ОСД ко мне также узнал из СМИ. Почему это решение не было задекларировано? Стыдиться за него или скрывать я не собирался, поскольку оно было принято в соответствии с действующим законодательством.
Я до сегодняшнего дня убежден в правильности нашего решения. Когда началась процедура проведения проверки судей по закону «Об очищении власти», каждый из нас беспокоился о том, чтобы не было дел, которые в дальнейшем рассматривались в ЕСПЧ. По результатам проведенной проверки таких случаев установлено не было. Позже мне стало понятно, почему так произошло: проверка была завершена в июле 2015-го, а решение «АВ против Украины» было опубликовано лишь в октябре того же года.
— А что это вообще за дело было?
— Было задержано лицо по подозрению в сбыте наркотиков с шестью расфасованными пакетиками. На месте был составлен протокол изъятия, в котором задержанный написал объяснение, что это кокаин, сделав акцент, что наркотическое средство для собственного использования, а не на продажу. Количество фасовки и цена, за которую было приобретено вещество, указывали на то, что речь идет о сбыте. Хотя для собственного использования — это условный срок (что он и получил), а за продажу – большой срок.
И здесь свою роль сыграла специфика законодательства. Тогда (в середине 2000-х годов) законодатель ввел такую норму, что можно было обжаловать постановление о возбуждении уголовного дела. Поэтому на то время работники милиции были очень осторожными. Хотя лицо само указало, что это наркотик, они решили перестраховаться: составили протокол об административном правонарушении, назначили экспертизу.
Когда на следующий день получили подтверждение, что речь идет о наркотическом средстве, было возбуждено уголовное дело. Вот этот момент: согласно законодательству, если во время проверки обстоятельств дел, которые первично квалифицированы, как административные правонарушения, будут выявлены признаки преступления, они передаются для возбуждения уголовного производства и проведения расследования. Вот вся история.
Прошло много лет, и адвокаты (потому что лицо больше нигде не фигурировало и не появлялось) хотели признать этот протокол изъятия недопустимым доказательством – мол, он был составлен с нарушением. Европейский суд на это заявление сказал четко: нет, поскольку это регламентировано законодательством Украины, то изъятое вещество использовано как доказательство по делу. А уже во второй части вопроса определил: вместе с тем, если вы использовали эти объяснения в протоколе, нет препятствий, чтобы было разъяснено право на защиту. Хотя и здесь не все просто.
Поскольку судья ЕСПЧ от Украины Анна Юдковская написала по этому делу особое мнение, где определила: на эти правоотношения была наложена позиция Европейского суда, произведенная по другим делам – в отношении Турции, России. Но там была другая ситуация: лицо просило предоставить защитника, однако этого не было сделано. В нашем случае такой просьбы не было!
А украинское законодательство (как тогда, так и сейчас) не обязывает работника правоохранительных органов даже разъяснять право на защиту при составлении протокола об административном правонарушении, ибо оно появляется уже во время разбирательства. Вот в чем была проблема. Но не все разбираются в этих деталях.
Поэтому формально ОСД была использована такая формулировка: «судья не отметил, что такое имело место, значит, хотел скрыть, а здесь были нарушены права человека. Хотя я и объяснял на комиссии: оснований для того, чтобы не признавать доказательством эти его первичные показания по действующему на то время законодательству, не было. А потом эта проблема была решена Уголовным кодексом 2012 года, в котором говорится о том, что любые показания могут быть использованы, если они уже прозвучали в суде.
«СКОЛЬКО Я РАБОТАЮ, СУДЫ РЕФОРМИРУЮТ»
— Вы – человек, которому пришлось пройти через несколько попыток, когда власть пыталась реформировать судебную систему. Сейчас имеем очередной этап. «Картинка» уже более-менее вырисовывается. По вашему мнению, когда судебная реформа будет окончательно реализована? И как вообще сделать ее успешной?
— Это достаточно сложный вопрос. Знаете, когда я только начал работать судьей, необходимость проведения реформ была очевидной. Шло время. Были различные названия: «Малая судебная реформа», «Великая судебная реформа». Сколько я работаю, суды реформируют. Однако на сегодняшний день сделаны большие шаги в направлении ее реализации. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то признал их неуспешными.
Конечно, с законодательными изменениями в чем-то можно соглашаться, в чем – то, нет. Из того, что нам предложено законодательным органом, нужно все же выбирать более позитивные моменты и пытаться их реализовать. Это непросто, потому что существуют определенные сложности, но мы активно проговариваем то, как их решить, причем как можно быстрее. Бесспорно, я настроен положительно. Хотя понятно, что сделан только первый шаг. Следующий шаг — реформирование апелляционных судов и судов первой инстанции, а также внесение необходимых изменений в законодательство.
Кроме того, следует развивать механизмы, которые на сегодня уже предусмотрены в законе, в частности, такие как институт сделок, расширение института присяжных. Также необходимым является продолжение реформ правоохранительных органов, адвокатуры и прокуратуры. Нужен комплексный подход для реализации и соблюдения прав граждан. Если все вместе совершенствовать, тогда мы сможем говорить о каком-то результате…
— На это уйдут годы?
— Надо понимать, что достичь результата быстро не удастся, но мы должны двигаться вперед.
Вы же сами видели, что уже в Верховном Суде на пленуме некоторые коллеги предлагали начать работу с января. Однако было принято решение: если на подготовку нужно больше времени, то его должны находить за счет внутренних резервов, но наши шаги должны быть динамичными. Уже и так потеряно немало времени. Мы больше не можем его терять.
Автор: Ольга Москалюк
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.