Пока продолжается конкурс на главу Специализированной антикоррупционной прокуратуры, его обязанности исполняет Максим Грищук. Именно он подписывал подозрение заместителю главы Офиса президента Олегу Татарову, после чего появилась информация, что Государственное бюро расследований открыло против него уголовное производство. А само дело Татарова передали из НАБУ в СБУ, лишив САП процессуального руководства в нем.
О том, что с этим делом стало потом, в чем подозреваются скандальные судьи Окружного административного суда г. Киева, на каких основаниях закрыли дело бывшего министра доходов и сборов Клименко. Чем завершилось расследование в уголовном производстве о большой взятке и за что прокуратура судится с народными депутатами, он рассказал в интервью «Цензор.НЕТ».
«ЭТО ТОЖЕ ОСОБЕННОСТЬ УКРАИНСКОЙ СУДЕБНОЙ СИСТЕМЫ, КОГДА СУДЬЯ С ПОДОЗРЕНИЕМ В ПОЛУЧЕНИИ НЕПРАВОМЕРНОЙ ВЫГОДЫ РАССМАТРИВАЕТ ДЕЛА О ВЗЯТКАХ»
— Недавно стало известно, что Печерский райсуд Киева обязал прокуратуру закрыть уголовное производство в отношении судей Окружного административного суда, записи разговоров которых были обнародованы НАБУ. Как вы оцениваете такое решение?
— Мне трудно прокомментировать, я не видел этого решения. К тому же, это дело расследует Офис генпрокурора, у нас – другое.
– Сколько всего дел имеется относительно Окружного административного суда г. Киева?
— У нас есть дело, в котором фигурирует 11 человек. Следствие по нему завершено, лица, которым предъявлено обвинение, знакомятся с материалами. Это дело, в котором председателю суда, судьям и другим лицам было сообщено о подозрении в прошлом году в июле.
– Это дело, в котором речь идет о создании преступной организации, о чем говорилось ранее публично? Можете рассказать немного подробностей? В чем именно обвиняют судей и кто остальные подозреваемые?
— Да, это именно это дело. Там разные статьи и разная квалификация. Кто участник схемы, кто пособник, детали узнаете, когда дело будут слушать в суде.
— Могли бы кратко сказать, в чем заключалась преступная деятельность этих людей?
– Участие в преступной организации, злоупотребление влиянием, препятствование деятельности Высшего совета правосудия и Высшей квалификационной комиссии судей. Также части лиц инкриминируются действия, направленные на захват государственной власти. Это основные статьи.
— Кто-то из членов ВККС или ВСП привлечен к ответственности?
— Нет, не привлечены. Подозрения предъявлены 7 судьям ОАСК, 2 адвокатам, бывшему председателю Государственной судебной администрации и судье в отставке.
– Когда НАБУ были обнародованы так называемые первые пленки, называли разных собеседников судей ОАСК, среди которых – и уполномоченный Верховной рады по правам человека. Но до подозрения, как я понимаю из вашего ответа, не дошло. Экспертиза не подтвердила предположения?
— Мы не можем рассказывать, что и как проверяем. На основе тех материалов, которые есть в деле, определена достаточность доказательств для предъявления подозрения 11 лицам, о которых я сказал. Конечно, все обстоятельства были проверены. Но они либо не нашли подтверждения, либо является недостаточным количество улик, чтобы предъявить подозрение еще кому-то. Но мы работаем дальше, поскольку еще есть дело, которое находится в производстве НАБУ под процессуальным руководством САП, по нему следствие продолжается.
– Весной этого года Юрия Зонтова – брата главы ОАСК Павла Вовка и еще одного адвоката задержали на взятке в 100 тысяч долларов. Как известно из открытых источников, деньги они якобы должны были передать за принятие «нужного» решения. О ком из судей идет речь? Ему предъявлено подозрение в этом деле?
— Когда его задерживали, была информация в части получения неправомерной выгоды за влияние на судью и получение решения одного из судей ОАСК. Речь шла о судье, которая рассматривала одно из административных дел. Была информация, которую мы проверяли. Во время обысков установили, что основание для подозрения есть только в отношении двух лиц. Оснований для предъявления подозрения судье нет.
— Во время обысков по этому делу обнаружены большие объемы иностранной наличности. Как отмечается в сообщении пресс-службы НАБУ, это более 3,7 млн. долл. США, 840 тыс. евро, 20 тыс. фунтов, 230 тыс. грн и 100 шекелей. Они принадлежат задержанным адвокатам? Проверяете ли происхождение этих средств?
— На эти средства наложен арест. На сегодня происхождение данных средств проверяется, с учетом в частности полученной информации, что фактическим приобретателем жилья, в котором хранились средства, был один из подозреваемых. А также с учетом других данных, полученных в ходе расследования.
— Как вы считаете, дело в отношении судей ОАСК получится довести до приговора? Ведь речь идет о достаточно влиятельных в судебной системе людях.
— Дело действительно непростое, хоть простых дел, в общем, у нас и нет. И расследование завершено, и, как я уже говорил, подозреваемые знакомятся с материалами дела, которых немало. Это происходит не быстро. У многих из них по несколько защитников. Кто-то вообще не считает себя подозреваемым и просто игнорирует. Мы пока ждем, поскольку должны учитывать практику Высшего антикоррупционного суда и предоставить определенное время для ознакомления, прежде чем просить ограничения.
— Наблюдала за расследованием дела и поведением причастных лиц к нему. Когда речь идет о каком-либо уголовном производстве и подозреваемый игнорирует заседание суда, применяют привод. Почему не применяли его к фигурантам этого дела, которые постоянно игнорировали заседания? Со стороны это выдавалось как бессилие правоохранительной системы.
— Мы заявляли такое ходатайство, и оно было удовлетворено. Проблема в том, что нет механизма реализации такого постановления. Судья имеет иммунитет. Мы обсуждали этот вопрос с детективами, спрашивали, есть ли у них возможность выполнить такое решение. Пришли к выводу, что если привести, так сказать, за руку в суд, это уже будет задержание. На задержание судьи требуется разрешение Высшего совета правосудия.
Даже если бы мы определенным образом судью доставили в суд, на этом повод заканчивается. У него больше никаких обязательств нет. Он разворачивается и выходит из судебного заседания. Максимум, что может сделать судья, председательствующий на заседании, наложить на него штраф.
Из-за несовершенства законодательства имеем ряд проблем не только с ОАСК. У нас есть дела, которые уже слушаются в суде. Те же дела в отношении Восточного горно-обогатительного комбината, там бывшие представители отдельных партий. Так там адвокаты уже год затягивают процесс, не приходят на заседания, заявляют ходатайства, безосновательные отводы.
Судьи районных судов имеют полномочия, позволяющие расценить такое поведение как неуважение к суду и привлечь лицо к административной ответственности. И это может быть не только штраф, но и 15 суток административного ареста. ВАКС не имеет такой опции. Когда его создавали, этого не прописали. Была попытка исправить, но соответствующий законопроект пока не принят.
Так же трудно отстранить судью, находящегося под следствием от должности. Это можно сделать на два месяца, потом продлить еще на два во время досудебного расследования – и все.
— В отношении судей ОАКС и этого не удалось добиться. Высший совет правосудия не дал согласия, приводя целый ряд причин, в частности нарушение процессуальных норм во время вручения подозрений, также были аргументы, что подозрения не обоснованы и тому подобное.
— Да, в определенной степени даже взяли на себя полномочия судей, говоря о необоснованности подозрения.
— Это повлияло на расследование?
— По большому счету, это средство обеспечения действенности производства, и фактически не влияет на собирание доказательств. Единственное — это может усложнить работу органа досудебного расследования.
– И еще вопрос того, что человек, находящийся под следствием, осуществляет правосудие.
— Это тоже особенность украинской судебной системы, когда судья с подозрением в получении неправомерной выгоды рассматривает дела о взятках. В целом судебная система нуждается в реформах.
— О реформе судебной и антикоррупционной системы много говорят и международные партнеры Украины. В частности, президент США Джо Байден заявил, что Украине следует преодолеть коррупцию и провести ряд реформ на пути к членству в НАТО. Кое-кто из «Слуг народа» заявил, что не понимает таких упреков, и нужны четкие индикаторы, до какого предела нам нужно преодолеть коррупцию. А на ваш взгляд, Украина сможет выполнить такое условие, и что для этого нужно сделать?
— Она не новая. Нам об этом говорят, наверное, лет двадцать. Если мы хотим интегрироваться в западный мир, должны разделять важные для них ценности. Среди них — нулевая толерантность к коррупции. Нет страны, где бы полностью искоренили коррупцию. Мы также не сможем искоренить ее полностью, и должны ограничить коррупционные проявления правилами, законами, реформами, ментальным отношением. И мы движемся в этом направлении.
Со времени создания антикоррупционных органов этот процесс ускорился. Его невозможно остановить, разве что замедлить, и наши оппоненты это пытаются сделать.
Борьба с коррупцией – это не только 150 дел и 150 осужденных чиновников. Это неприятие коррупции как явления. Это правила и традиции. Когда человек не будет благодарить врача или учителя, неся конфеты.
— Это бытовая коррупция, которую нереально побороть.
— С бытовой коррупции все и начинается. Когда все кричат, что надо бороться против коррупции, и при этом хотят иметь влиятельного кума.
Антикоррупционная стратегия, предложенная НАПК, – это большой шаг вперед. Ее нужно, наконец, утвердить. Этого Верховная рада не может, к сожалению, уже год сделать.
Мы боремся с последствиями, а надо работать на предупреждение. Практика западных стран доказывает, что борьба с последствиями — это лишь 20% успеха. Да, это наказание и предупреждение для других, кто только планирует преступление, что отвечать придется обязательно, и главное здесь – предотвратить.
И тут важен комплекс мер, начиная с прозрачных правил во всех сферах и заканчивая лишением чиновников любых потенциальных коррупционных факторов. Чтобы у них не было возможности злоупотреблять своим служебным положением. Поэтому процесс цифровизации – это также очень важный шаг на пути преодоления коррупции.
«ЗА МЕНЯ ПРОГОЛОСОВАЛИ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ЭКСПЕРТЫ И НЕ ПРОГОЛОСОВАЛИ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПАРЛАМЕНТА. КАК, ПО-МОЕМУ, РЕШЕНИЕ КОМИССИИ НЕСПРАВЕДЛИВО«
— До сих пор не удалось привлечь ни одного международного эксперта в комиссию, которая выбирает руководителя Государственного бюро расследований. Так же было и когда пытались создать комиссию по отбору членов Высшей квалификационной комиссии судей. Теперь будет еще одна попытка. САП в этом отношении повезло больше. Но все равно работа этой конкурсной комиссии вызывает немало вопросов и критики со стороны общественных активистов. Говорят о том, что Офис президента пытается сорвать конкурс и будет новый.
Вы также в нем участвовали. И не прошли дальше из-за результатов проверки на полиграфе, которые были обнародованы. Будете ли обжаловать решение комиссии? И как в целом оцениваете этот конкурс?
– Наверное, благодаря тому, что в комиссию вошли международные партнеры, мы имеем возможность говорить о нем, поскольку ничего невозможно скрыть. О работе комиссий, где нет международных партнеров, мы вообще ничего не знаем. Их присутствие обеспечивает более высокие стандарты, а соответственно выше должно быть и качество кандидатов, а также прозрачные правила – мы видим, кто и как выбирает.
Мне трудно давать оценку членам комиссии, поскольку я участвовал в конкурсе и являюсь заинтересованным лицом. Единственное, что могу сказать, что присутствие международных партнеров – это огромный плюс, потому что они привносят свой опыт.
— А что с полиграфом не так? Почему не прошли его?
— Я прошел полиграф. Просто отдельные члены комиссии решили, что не будут за меня голосовать, потому что им не понравился результат. Хотя я объяснял, почему давал именно такие ответы.
У меня нет какой-то методологии прохождения полиграфа, я, в общем, второй раз в жизни прохожу такой тест, отвечал на все вопросы. Просто вопрос был сформулирован так, что нуждался в объяснениях, почему человек сказал «да» или «нет».
— Например?
— Есть ли у вас родственники на неподконтрольных территориях? В России? Были ли вы на неподконтрольной территории? Не вербовали ли вас агенты иностранных стран? Платили ли вам деньги лица из иностранных представительств? Да, я был на неподконтрольных территориях, потому что я там воевал в 2014 году. В России у меня есть дальние родственники. Понимаете, почему такие ответы требуют объяснений?
Кроме того, когда САП только начинала работать, нам организовывали встречи с нашими партнерами за рубежом, чтобы мы могли ознакомиться с опытом работы антикоррупционных органов в других странах. Это делали посольства Великобритании, США, Еврокомиссия. Они нам помогали, в том числе и оплачивали эти поездки. Можно ли считать, что они платили нам деньги?
Вот поэтому я все объяснял максимально подробно. Поднял все документы, которые просили. Копии предоставил. У своих родственников объяснения брал (улыбается). Например, был вопрос относительно квартиры, которую мать купила в 2007 году. Спрашивали, где она взяла деньги. Она 19 лет живет и работает за границей. Прислала декларации, которые подает в Италии.
За меня проголосовали международные эксперты и не проголосовали представители парламента. По-моему, решение комиссии несправедливое.
– Когда обнародовали результаты полиграфа, нарушили закон?
— Формально да.
— Так все же будете, оспаривать решение комиссии или нет?
– Я напишу обращение в комиссию, чтобы они разъяснили, почему именно такое решение и чем руководствовались, когда его принимали, придерживались своего же положения. Если же дальше оспаривать, надо это делать через ОАСК. Поскольку я вхожу в группу прокуроров по производству, о котором мы говорили, риторический вопрос, идти ли мне в ОАСК или не идти.
— Я бы пошла. Это принципиальные вещи. Как думаете, будет ли новый конкурс на руководителя САП?
— Подозреваю, что может быть. Его уже обжаловали в суде. Да и сами члены комиссии наверняка чувствуют, что есть вопросы к справедливости их решений.
— Когда речь идет о борьбе с коррупцией, у нас критикуют, прежде всего, антикоррупционные органы, ожидая от них «посадок» и задержания «крупной рыбы». У вас есть контраргументы? Если говорить о совместных результатах работы НАБУ и САП, какие из кейсов вы считаете успешными?
– Все дела, которые направлены в суд, мы считаем успешными. С соглашениями у нас уже более 50 приговоров.
Но люди ждут мгновенных результатов в виде «посадок». Не получая их сразу, разочаровываются. Но, по-моему, вопрос немного в другом. Мы — один из органов прокуратуры. А прокуратура у нас всегда ассоциировалась с представителями государства, то есть властью, которую традиционно не любят. И как только человек читает название, у него сразу возникают ассоциации с представителями предыдущей прокуратуры. Не все понимают, в чем именно заключается специфика работы Специализированной антикоррупционной прокуратуры.
К тому же, фигуранты дел – это преимущественно топ-чиновники. Они могут нанять дорогих адвокатов, заказывают против нас негативные информационные кампании.
– Один из самых резонансных кейсов — дело Татарова. Что сейчас происходит в этом деле? Оно вообще где?
— Где-то «висит» в просторах ЕРДР. Как только в любом случае мы предъявляем подозрение, в течение следующих 60 дней должны принять одно из трех решений: направить дело в суд, закрыть его или продлить срок расследования, если не хватает времени.
Он получил подозрение. Отсчет, как говорится, пошел. И один раз срок досудебного расследования был продлен. В следующий раз, насколько мне известно, следственный судья отказал. В частности по основаниям, что неуполномоченный орган расследует.
— Можно ли считать, что расследование прекращено?
— Трудно комментировать, не наше дело. Нас исключили из процессуального руководства. По решению Печерского райсуда Киева изменен орган расследования, от НАБУ это дело перешло в СБУ.
– Но именно вы подписывали подозрение Татарову. После чего Государственное бюро расследований открыло против вас уголовное производство. Что с этим делом сейчас? Вас вызвали на допрос?
— Читал об открытии дела в СМИ. На допросы по этому делу не вызывали.
– А это законодательство у нас такое, что можно привлечь к ответственности прокурора за то, что он подписал подозрение?
– В Уголовном кодексе есть статья «Привлечение заведомо невиновного лица к уголовной ответственности следователем, прокурором или другим уполномоченным лицом». У нас были обоснованные основания и доказательства полагать, что он подозревается в совершении преступления, которое ему инкриминируется.
— Вы общаетесь с Татаровым? Он же курирует правоохранительные органы.
— Я его видел несколько раз на публичных мероприятиях – на заседаниях Консультативного совета по антикоррупционной реформе.
– Когда началась эта история, вам не звонили из Офиса президента, не советовали остановиться?
– Нет.
— Не думаете, что ваш провал в конкурсе – это в определенной степени эхо?
— Не хочу это связывать. Да и другого решения в деле я бы не принял. Я проверял все обстоятельства, подписал не сразу.
— Не каждый день подписываешь подозрение чиновнику такого уровня.
— У нас все равны перед законом. Мы с коллегами пришли в эту прокуратуру в 2015 году, понимая, что должны противодействовать топ-коррупции. Не для того, чтобы каждый раз переживать: а что же мне будет, если я это подпишу.
— Бывает страшно? Мы же все живые люди.
— Здесь? Нет.
– Задавать такой вопрос «киборгу», который защищал Донецкий аэропорт, немного странно, наверное. Но там, на Донбассе, все было понятно, а здесь слишком много манипуляций и политики.
— Там было страшно во время первого обстрела. Физиологически страшно настолько, что аж руки тряслись. Спустя нескольких дней адаптировался.
Здесь никогда не знаешь, откуда может «прилететь» негатив. Но надо работать и отстаивать свою позицию, в том числе и в судах.
– Бывают провокации, попытки подловить на взятке? Предлагают договориться?
— Только в начале работы были какие-то намеки. Но быстро поняли, что не буду ни о чем, ни с кем договариваться. Обидно, что пытались выходить на меня через собратьев.
«МЕХАНИЗМ ГРАЖДАНСКОЙ КОНФИСКАЦИИ, КОТОРЫЙ АКТИВНО ПРИМЕНЯЕТСЯ В ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАНАХ, ТЕПЕРЬ ЗАРАБОТАЛ И У НАС»
– Недавно, когда публично стало известно о том, что Специализированная антикоррупционная прокуратура закрыла уголовное производство по подозрению бывшего министра доходов и сборов Александра Клименко, мне позвонила коллега, которая работает на одном из телеканалов, и возмущенно заявила: «Это что, Грищук на пенсию собрался и так себе ее устраивает?». Потом я прочитала заявление одного из прокуроров САП о превышении максимального срока досудебного расследования еще в 2018 году и невозможности собрать новые доказательства.
А что вы можете сказать об этом решении?
— Действительно, там закончились сроки досудебного расследования. Нам пришло уже дело из Офиса генпрокурора. Они это дело начинали и расследовали. Они открыли материалы для ознакомления. Они признали, что доказательств достаточно, чтобы предъявить обвинение и направить дело в суд.
А через год неожиданно вспомнили, что это подследственность НАБУ. Так дело попало к нам, но в нем уже нельзя было проводить расследование. Мы могли его только направить в суд или закрыть.
Когда же прокуроры тщательно изучили материалы, а их более полутора тысяч томов, они пришли к выводу, что там не хватает доказательств, чтобы идти в суд. А собрать дополнительные материалы мы тоже уже не можем, поскольку не имеем права из-за исчерпанных сроков инициировать какие-либо следственные действия. Поэтому и было принято такое единственное возможное в такой процессуальной ситуации решение.
– Можете объяснить подробнее с просроченными сроками? Не очень поняла, как так получилось.
— Было два дела с подозрениями относительно Клименко О. В., и соответственно со сроками. Их объединили, сроки прибавились. Это все еще было в Офисе генпрокурора, точнее тогда в Генеральной прокуратуре Украины. Мы писали об этом Руслану Рябошапка.
Мы предлагали прокурорам, расследовавшим дело, присоединиться к группе наших прокуроров в этом деле, чтобы они подписали обвинительные акты и шли в суд, ведь понимали, что в случае закрытия производства все обвинения в якобы незаконном принятии решения будут направлены на прокуроров САП. Но никого из предыдущих прокуроров в группу прокуроров в производстве включено не было и никто из них не изъявил желания доказать в суде свое решение о достаточности доказательств для доказательства обвинения в открытом соревновательном процессе.
— А что с арестованными имуществом и средствами по этому делу? Аресты снимаются?
— Да, отменяются.
— Там же немало уже успели продать или передать в управление. Чтобы государству не пришлось еще компенсировать материальный и моральный ущерб. А как повлияет закрытие этого производства на дело, которое слушают в суде, относительно действий бывших руководителей налоговой милиции и налоговых площадок? Они же были, насколько я помню, связаны с преступной организацией.
– До того момента как дело, о котором вы указываете (в отношении налоговиков и налоговых площадок) было направлено в суд – в нем расследовались и эпизоды в отношении Курченко.
УПК позволяет прокурорам выделить материалы, если это не повредит делу. Если прокурор в свое время выделил материалы в отдельное производство, то выходит, он пришел к выводу, что любая процессуальная судьба выделенного производства не повлияет на то производство, с которого оно выделено, то есть на то, что сейчас передано военной прокуратурой в суд. В переданном в суд деле публичное обвинение прокуроры САП не поддерживают.
– Недавно стало известно, что Елена Мазурова, бывший чиновник ГФС, которая подозревалась в том, что в июне 2020 года принимала непосредственное участие в организации попытки подкупа руководства Специализированной антикоррупционной прокуратуры и НАБУ, признала свою вину в совершении этого преступления и заключила сделку со следствием. И уже даже получила приговор. Как это повлияло на расследование дела? Что с другими фигурантами?
— Расследование по этому делу завершено, оно в суде. Вообще по этому делу проходит четверо подозреваемых лиц. Трое, которые давали взятку, четвертый – заинтересованный в этом.
— Другие участники этой истории на сделки со следствием пойти не захотели?
— Пока нет. Это их право.
— Венедиктова вас не вызвала в связи с закрытием дела Клименко?
– Мы направили копию решения о закрытии дела в Офис генпрокурора. Генпрокурор имеет право в порядке 36-й статьи УПК отменить. Также может изменить подследственность.
– Что с «посадками» представителей действующей власти и народных депутатов? Когда же будет та самая весна, о которой говорили в команде президента?
— Что касается депутатов, то у нас есть несколько дел по не декларированию и два иска по гражданской конфискации. Гражданская конфискация — это новый для нас институт. Его особенность в том, что мы движемся не через уголовное производство, и в этом случае нет презумпции невиновности – лицо должно доказать, что законно получило денежные средства или другие активы.
Механизм гражданской конфискации, который активно применяется в европейских странах, теперь заработал и у нас. Теперь постепенно анализируем информацию и готовим иски.
– На какую сумму поданы эти два иски?
– Один на 1,2 млн. грн, второй – около 7 млн. грн. Относительно «посадок», то было разоблачение народного депутата, которому предъявлено подозрение за лоббирование интересов при изменении экологического законодательства. Расследование по этому делу завершено, в настоящее время подозреваемые знакомятся с материалами дела. Там, кроме депутата, еще его помощник.
– Но ведь бывший член фракции «Слуга народа», а ныне нефракционный народный депутат Александр Юрченко заявил недавно о намерении доказывать свою невиновность в Европейском суде по правам человека.
— Это его право. Многие так говорят.
– Смотрели видео-обращение бывшего судьи Чауса?
— Только первое. Он, таким образом, делает какие-то заявления о намерениях и общается с женой.
С момента, как стало известно, что он находится в Молдове, мы направили запрос об экстрадиции. У нас была хорошая коммуникация с молдавскими прокурорами. Но он обратился к президенту Молдовы с просьбой о политическом убежище, а когда ему отказали, оспаривал это в судебных инстанциях. Поэтому экстрадиция была заблокирована. Мы ждали, пока он пройдет все судебные инстанции. А потом узнали о его исчезновении.
— У меня сложилось впечатление после просмотра его видео-обращений, что дело в отношении него может развалиться. Как-то он загадочно о нем говорит.
– Это особо тяжкое преступление, срок привлечения к ответственности — 15 лет. Сейчас он находится в международном розыске. И если будет установлено его место нахождения в другой стране, мы будем настаивать на экстрадиции. Сейчас мы просто теряем время, но пока не можем его найти.
– Если это все же похищение, как вы считаете, какой может быть его конечная цель?
– Это точно не ускорило расследование нашего дела, только навредило. Во-первых, мы не знаем, где он. Во-вторых, если повторится история с политическим убежищем, то это может снова растянуться на годы.
– Адвокаты бывшего главы правления «Приватбанка» Дубилета говорят, что их клиент проживает в Израиле, и детективам НАБУ об этом было сообщено. Начата ли процедура его экстрадиции?
— Мы приняли меры по обращению в Интерпол и объявлению его в розыск. Решением детектива НАБУ он объявлен в розыск. Теперь ждем решения по его розыску по каналам Интерпола.
— Сколько еще подозреваемых по делу «Приватбанка» выехали за границу? Кого объявили в розыск?
— Всего подозреваемых лиц — пятеро. В розыске – двое. В отношении второго лица мы также приняли меры для обращения в Интерпол.
– Верховная рада поддержала во втором чтении законопроект о налоговой амнистии. С нулевой декларацией и уплатой налогов все понятно, а как быть с проверкой легальности происхождения активов?
Давно известно, что часть не задекларированного имущества сообразительных чиновников и политиков записана на подставных лиц. Не случится ли так, что во время этой амнистии все доходы, полученные коррупционным путем, будут еще и легализованы? Вы можете объяснить, как будут проверять происхождение активов? Многим задавала этот вопрос, но ответа пока не получила.
— У меня тоже больше вопросов, чем ответов. Давайте начнем с того, что такое налоговая амнистия и для чего это делается.
У нас расследуются дела по незаконному обогащению и не декларированию. Те же решения Конституционного суда 2019-2020 годов – это тоже своего рода амнистия. Тогда лица, которые не задекларировали имущество и в отношении которых дела мы направили в суд, просто получили амнистию, что называется, одним росчерком пера. Уже нет оснований их привлекать к ответственности, а все средства, которые они получили до того, легализованы.
Все, что было приобретено до этих решений КС, мы не можем инкриминировать даже в рамках новых статей о незаконном обогащении и не декларировании. Та же ситуация с гражданской конфискацией. В законе четко написано, что не ранее 28 ноября 2019 года. Все, что было приобретено до сих пор, под конфискацию не подпадает.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос, скажу так, что замысел хороший, возможно, экономика действительно получит дополнительные средства. Но как избежать попыток легализовать имущество и активы, приобретенные преступным путем, пока непонятно. Это вопрос добропорядочности граждан.
Автор: Татьяна Бодня
Источник: Цензор.НЕТ
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.