Спецпрокурор Холодницкий: Я не девушка, чтобы меня к чему-то принуждать

09.02.2017 – Попасть в кабинет руководителя Специализированной антикоррупционной прокуратуры Украины Назара Холодницкого непросто. В его просторной приемной работает не только секретарша. Возле дверей, ведущих в кабинет руководителя САП, на стуле сидит мужчина крепкого телосложения. Он тщательно проверяет корреспондента «Украинской правды» металлоискателем, внимательно просматривает вещи и просит оставить мобильный телефон.

Впрочем, мобильный удается сохранить. Холодницкий предупреждает охранника, что устройство понадобится для интервью.

«Это не мои прихоти, это из управления государственной охраны. Такой порядок, ибо для этого были, скажем так, некоторые основания. Охрану предоставили в октябре. Больше ничего сказать не могу, ибо это тайна», – немного растерянно отвечает Холодницкий, удивляясь вопросу корреспондента УП.

Читайте также: Назар Холодницкий: Сейчас у нас в производстве 300-350 коррупционных дел. Из них 5-6 уже в суде

Холодницкий пытается демонстрировать уверенность и решимость, хотя за год работы на посту так и не полюбил публичность. Общаться с журналистами для него скорее вынужденная необходимость, чем собственное желание.

Поводом для этого интервью стали непростые отношения между Национальным антикоррупционным бюро Украины и САП – двумя органами, на которые общество и международное сообщество возлагают большие надежды по борьбе с коррупцией в Украине.

НАБУ обвиняет САП в том, что орган тормозит в части направления уголовных дел в суды.

Точкой кипения стала жалоба НАБУ генеральному прокурору на бездействие Назара Холодницкого во время расследования так называемого «дела МАУ».

Холодницкий пытается сохранять спокойствие и уверяет: у него нормальные личные отношения с директором НАБУ Артемом Сытником.

Читайте также: Артем Сытник: Пока работает НАБУ, ни один прокурор не может себя чувствовать в безопасности

Во время интервью руководитель НАБУ несколько раз звонил Холодницкому по телефону спецсвязи. Однако руководитель антикоррупционной прокуратуры решил не поднимать трубку в присутствии журналиста.

Во время своего часового интервью УП, которое Холодницкий давал почти все время, стоя возле кресла и с включенным телевизором в кабинете, он рассказал о визитах олигархов к нему, недоработках НАБУ, объявлении подозрений Николаю Мартыненко и Игорю Кононенко, отношениях с генпрокурором Юрием Луценко и президентом Петром Порошенко, а также о перспективах дела «черной бухгалтерии» Партии регионов.

– Первое интервью УП вы давали год назад, когда САП только начинала деятельность. Какие результаты работы?

– Изменилось многое. Пустые кабинеты и коридоры заполнились прокурорами. В феврале и октябре мы провели два конкурса, набрали 35 человек, среди них есть внешний кандидат, который ни дня не работал в прокуратуре. Сейчас он входит в курс дел. Начали около 300 производств, более 40 производств направлено в суд.

Фактически за этот год мы смогли запустить два антикоррупционных органа и смогли наладить работу. Я считаю, что это позитив для первого года работы. Конечно, если такое будет в следующие годы, то этого будет крайне мало, но на первый год, я считаю, что этого достаточно. Со мной, кстати, согласны международные эксперты.

– Мы находимся в вашем рабочем кабинете, вы здесь встречались с олигархом Игорем Коломойским?

– Да, он был в этом кабинете. Это была страстная пятница перед Пасхой. У нас на третьем этаже в актовом зале вместе с Сытником (директор НАБУ Артем Сытник – УП) проводилось совещание.

Потом Артем уехал на работу, я захожу к себе, здесь куча охраны по всем этажам. Смотрю, в приемной вместе со своим юристом сидит Коломойский. Он говорит – «А я к вам пришел». Спрашиваю «Почему?». Говорит «Познакомиться, пообщаться». Понятно, что уже не выгоню.

Пригласил в кабинет, спросил его «кофе будем пить» – отказался. Он этого вопроса просто не ожидал. Потом мы 45 минут говорили про 2014 год, революцию, его деятельность в Днепре, по делам никаких разговоров не было. Я так понял, что это был какой-то ознакомительный визит, каждый ищет какие-то подходы. О работе и делах мы не говорили, тайны в этой встрече не было.

В ноябре об этом начали рассказывать, как о какой-то измене, хотя о факте встречи я говорил в эфире «Общественного телевидения» еще в июне.

Через полтора месяца после этого визита дело Антонюка мы направили в суд, а это затрагивает непосредственно его интересы, потому что это приближенный человек к Коломойскому.

В конце концов, все кто ко мне заходят в кабинет – это не тайна. Пусть приходят журналисты, садятся внизу в холле и смотрят, кто и когда приходит. Это самый простой способ отследить все.

– После этого он к вам не звонил, не пытался встретиться?

– Не звонил, не заходил, больше не было никаких контактов.

– Другие олигархи пытались познакомиться с вами?

За весь год из олигархов, единственный кто здесь был – это Коломойский. Однажды среди толпы я видел Виктора Пинчука на приеме в английском посольстве, но мы с ним не знакомились.

– Вы упомянули о бывшем председателе Госавиаслужбы Денисе Антонюке. В «деле МАУ» также фигурируют президент и главный бухгалтер авиакомпании. Какова ситуация с этим делом сейчас?

– На сегодняшний день там не может быть согласовано подозрение. В суде мы его проигрываем. Есть решение судов предыдущих инстанций, которые прямо противоречат позиции следствия. В решениях утверждается, что та сумма, что следствие называет вредом, вредом не является. Пока есть такие решения, направлять дело в суд только за то, что там фигурирует фамилия Коломойского, нет смысла.

– НАБУ обвиняет вас в блокировании «дела МАУ». Речь идет о 150 миллионах гривен сбора с билетов, что авиакомпания не оплатила в госбюджет. Прокомментируйте подробнее, почему дело не направляют в суд?

– Все очень просто. Есть Налоговый кодекс, где четко написано, что только этим Налоговым кодексом устанавливаются все обязательные платежи, налоги, сборы и другие выплаты. Но параллельно действовало постановление Кабмина, которое обязывало авиаперевозчиков уплачивать возмещение билетов на сумму один доллар. МАУ платила эту сумму, потом не платила, а потом начала торговаться с Госавиаслужбой.

С 2015 года доллар начал прыгать. Например, 1 января он стоил 8 гривен, а 31 января стоил 25, но Госавиаслужба выставила счет за весь месяц по 25 гривен.

В МАУ говорят, что, извините, но в начале месяца люди платили по 8, мы не будем платить за них еще в три раза больше, поэтому пересчитайте нам по каждому дню. В авиаслужбе отказались перечислять и начались «частушки».

Дошло до того, что стороны подали судебные иски: Госавиаслужба – в Хозяйственный суд, а МАУ – в Административный. В Хозяйственном суде авиаслужба два суда выиграла, в Административном суде два суда выиграла компания МАУ.

Дальше дело дошло до Верховного Суда, который отменил все решения и постановил, что дело должно слушаться исключительно в рамках административного судопроизводства. То есть суды, выигранные Госавиаслужбой, признали незаконными.

Потом дело повернулось по второму кругу, 9 ноября административный суд отказал в иске МАУ, но с теми основаниями, что МАУ должна была бы оплатить, на самом деле не является обязательным к уплате, потому что это не предусмотрено в налоговом кодексе. А счета, которые выставляла Госавиаслужба, не несут для МАУ обязанностей, а являются лишь информативными документами. Таким образом, жаль, что инкриминируется, но это не является ущербом в понимании уголовного права. И с чем мне идти в суд?

– Почему тогда НАБУ критикует именно вас?

– Спросите в НАБУ. Они писали жалобы на мои действия генпрокурору, хотя перед тем рассказывали, что САП для них это конечное учреждение. Я не могу объяснить написание этой жалобы. Если так, то я бы должен был писать жалобы Порошенко, поскольку НАБУ подотчетно по закону президенту. Но я, же этого не делаю.

Не могут быть все дела выигрышными, но не нужно заставлять нас, или как в жалобе написано – заставить меня согласовать подозрение. Извините, но я не девушка, чтобы меня к чему-то принуждать!..

Подозрение было не согласовано, оно возвращено НАБУ и все.

– Из ваших слов получается, что конфликт с НАБУ продолжается…

– Абсолютно не продолжается. Он исчерпан, сейчас есть совместная работа, но есть дискуссии по разным обстоятельствам. Не может быть прокурор статистом и только согласовывать все, что хочется. Сейчас прокурора заставим согласовать, а потом «всем селом» будем вынуждать проведение судов, правда? А то, что там нет состава преступления, никого не интересует, главное заставить. Сделаем ореол, красивую пиар-картинку – Коломойский и все говорят «о, демон». А что дальше – это уже неважно.

– Вы говорили об этом с Сытником?

– Неоднократно. Буквально на днях НАБУ опубликовало часть экспертизы по Михаилу Охендовскому (председатель ЦИК – УП). Я, как процессуальный руководитель, не давал на это разрешения. Говорили-говорили и в который раз такое происходит. Я этого не понимаю абсолютно.

– Вас также обвиняли в том, что вы затягивали подписание ему подозрения.

– Я затягивал?! Конечно, легче всего сказать, что затягивал, потому что… Напишем что-нибудь, а там уже как получится. Не затягивал – я лишь хотел, чтобы там была доказательная база. Я говорил или экспертизу проводите, или найдите какие-то данные, чтобы подтвердить экономическую состоятельность «черной бухгалтерии». Мне говорят, «нет, мы не проведем, потому что экспертиза там не назначается». Так нельзя. Мне же надо идти в суд с этими доказательствами.

Чтобы идти против Охендовского, против Коломойского, против других, нужно иметь серьезную доказательную базу или надо иметь лайки в Facebook?

Должна быть железная доказательная база – это все, что прокуроры требуют. А нам говорят, нет, мы назвали Коломойского, потом сказали Охендовский – все. Общество априори готово, что они плохие и давайте будем по ним топтаться. Мы готовы сражаться, но чтобы идти на танки, надо идти с танками, а не с палками.

– Я правильно понимаю, вы сейчас намекаете, что НАБУ недорабатывает?

– Не правильно понимаете. У процессуальных руководителей, конечно, есть определенные вопросы. Например, Охендовскому объявили подозрение. Там остался один детектив в деле. Там полно работы! Я прошу руководителя подразделения «Усильте людьми, потому что дело надо закончить». Мне в ответ звучит, что нет у них людей. Ну что это за подход?

По другому делу говорю – там людей нет. Как можно отпустить детектива в отпуск, когда у него неоконченное дело, где истекают сроки следствия, ну как это можно делать? Это какой-то ментовский подход – мы объявили подозрение, наша работа сделана, а дальше прокурор себе пусть мозг компостирует, это не наши проблемы. Но это и ваши проблемы! Это наши общие проблемы и я на этом настаиваю.

– Людям все равно. Они не различают где САП, а где НАБУ, требуя результатов по борьбе с коррупцией.

Я это понимаю и хочу, чтобы все понимали. А говорить, что мы что-то тормозим…

Охендовскому подозрение было объявлено 13 декабря, я сказал: где ходатайство о мере пресечения? Пишем-пишем, а написали аж на 4 день, нам оно поступило 16 декабря в 11 часов дня. На выходных мы сели прочитали, подправили и 19 декабря начался процесс.

Мы ждали, не кричали, не заставляли, полная свобода действий. Вы говорите, что мы тормозим?

Хорошо, у вас полная свобода действий. Что я вижу – ходатайство четыре дня готовим, в деле один детектив, по поводу неоднократных настояний, чтобы дали больше людей для этого важного дела – в ответ слышим, что нет людей. Я такой подход не понимаю.

Извините, в САП работает 35 прокуроров, в НАБУ – 250 детективов. Я никогда не разделял нас и не буду этого делать, поэтому скажу, что нас вместе 285, а не отдельно каждый. В САП количество производств такое же, как в НАБУ, поэтому все надо продумывать до мелочей. Если не хватает людей, где сроки и подозрения всплывают, то может не стоит начинать новые дела, может надо эти закончить?

В конце концов, я думаю, что все будет хорошо, у нас есть общее видение ситуации, поэтому эти нюансы являются преходящими.

– Какие у вас отношения с генпрокурором Юрием Луценко, который является вашим прямым начальником. Какова его реакция на трения между САП с НАБУ, он пытается вас мирить?

– Нет, нас не надо мирить там, где требуется просто поступать по закону. У генпрокурора много своей работы, у него дела по Майдану, много других производств. Не надо лезть в нашу работу, и мы не будем лезть в их. А мирить нас никому не надо, потому что ссоры нет. Если она будет, то САП и НАБУ сами все решат без посторонней помощи.

– Вы не ответили про отношения.

– Абсолютно рабочие, я в ГПУ заезжаю, максимум раз в неделю, на прошлой неделе был, в очередной раз говорили о необходимости отделять канцелярию, но «договорились договариваться» уже в новом году.

– Складывается впечатление, что у руководителей, вновь созданных антикоррупционных органов непростые отношения с генпрокуратурой.

– Я скажу так: свой путь я выбрал сам, когда выиграл конкурс на должность руководителя Специализированной прокуратуры. Наверное, после этого поста места в прокуратуре мне уже не будет. Потому что много злобы и ненависти. Ненависти за то, что мы делаем свою работу.

Не потому, что мы хорошие или плохие, просто таковы наши полномочия, мы должны задерживать коррупционеров. В том числе среди прокуроров, и мы это делаем. Я отстаиваю независимость НАБУ и САП.

Я впервые начал говорить о подследственности. Начал писать письма в Высший спецсуд, за моей подписью поступили письма во все юридические высшие учебные заведения. Я начал этот процесс, потому что подследственность – это независимость антикоррупционных органов. Возможно на улице Резницкой (где расположено здание Генпрокуратуры – УП) есть определенное непонимание моих действий, но я считаю, что делаю правильно.

ПОКА ЧТО ОСНОВАНИЙ, ОБЪЯВЛЯТЬ ПОДОЗРЕНИЯ МАРТЫНЕНКО, НЕТ

– Давайте поговорим о Запорожском титаново-магниевом комбинате. Директора комбината Владимира Сивака задержали с подозрением в растрате 492 миллионов гривен. Это очень сложное дело, где есть интересы другого олигарха – Дмитрия Фирташа. Как продвигается это дело?

– Дело конкретно по Сиваку направлено в суд, прокуратура ориентирована на поддержку публичного обвинения, но не так как хотели детективы. Они хотели лишь отправить дело в суд и забыть о ЗТМК.

Мы выделили материалы по Сиваку, направили в суд, а именно производство расследуется. Уже отправлены международно-правовые запросы в Кипр о международной помощи. Плюс мы подали иск в Хозяйственный суд о расторжении договора между государством и кипрской фирмой Дмитрия Фирташа, а также возвращения всего имущественного комплекса в собственность государства.

Кстати, в пятницу (23 декабря – ред.) суд в каком-то тайном режиме отказался принять это заявление, потому, что якобы мы не оплатили судебный сбор, а мы его оплатили. То есть цирк начинается еще на стадии входа в гардероб. Ничего, мы к этому готовы.

– Фамилия Фирташа будет фигурировать в этом деле?

– Посмотрим, какой ответ даст Кипр.

– С Кипром вы сотрудничаете именно из-за Фирташа?

– Тайна следствия, я знаю, что подготовлены документы о международной правовой помощи, больше ничего сказать не могу.

– Фирташа физически нет в Украине, а вот, экс депутат Николай Мартыненко находится здесь. Его дело тянется около года, он приходил на допросы в НАБУ…

– Ничего, пусть еще походит, всему свое время, больше ничего не скажу.

– «Дело Мартыненко» возбудили фактически из-за расследования «Украинской правды», наших журналистов допрашивало НАБУ, мы бы все-таки хотели знать, как продвигается дело?

– Это не первое дело, которое начинали журналисты. Поймите, есть тайна следствия, больше сказать ничего не могу. Пока что оснований объявлять подозрения Мартыненко, нет.

– Международные партнеры помогают вам в этом деле? Раньше говорили, что они не слишком хотели с вами сотрудничать по Мартыненко?

– У них свои сроки, они не спешили их выполнять. Вы все увидите, больше сказать ничего не могу.

– Понятно, давайте тогда перейдем к другой политической силе. В феврале тогдашний министр экономического развития Айварас Абромавичус публично обвинил депутата от БПП Игоря Кононенко в том, что тот навязывал ему в заместители Андрея Пасишника. После этого НАБУ вызвало на допросы и Кононенко, и Абромавичуса, и Пасишника. Каково состояние этого дела сейчас?

– Дело Пасишника в суде, но слушания постоянно откладываются. Грипп какой-то начался, все по очереди болеют, а на сегодняшний день приговора нет. Относительно Кононенко, знаете, в эфире можно много чего говорить, но эти слова почему-то не легли в протокол допроса.

– У Абромавичуса и Кононенко был перекрестный допрос, что они там говорили?

– Комментировать следствие я не могу. Скажу одно: говорить на телевидении можно много, но слова, чтобы стали источником доказательств в рамках уголовного процесса, должны быть подкреплены протоколом соответствующих допросов.

– Я так понимаю, что оснований для подозрения Кононенко у вас тоже нет.

– Нет оснований, будем откровенными. Нельзя из-за того, что сто раз про него сказали, что он плохой, идти в суд. Чтобы идти в суд надо иметь доказательства и их надо собирать. И это функция органов следствия.

– Наши источники рассказывали, что Абромавичус не смог подтвердить на допросе то, что сказал на пресс-конференции. Это правда?

– No comment.

ПОДПИСИ ПОЛА МАНАФОРТА В «ЧЕРНОЙ БУХГАЛТЕРИИ ПР» НЕТ

– Перейдем к делу «черной бухгалтерии ПР». Охендовский стал первым фигурантом, кому вы объявили подозрение, но суд не удовлетворил ваши ходатайства.

– Мы ожидали, что самая большая борьба будет за отстранение его от должности, так и произошло. Прочитали постановление суда – не согласен, потому что не согласен.

Это, конечно, дело суда, мы будем обжаловать это решение, на сколько, это возможно. По «черной бухгалтерии» скажу, что так льют грязь о том, что я что-то торможу – полная свобода действий для следствия, чтобы собрать необходимые доказательства. Через два месяца закончится срок, но в очередной раз говорю, что один человек в этом деле ничего не сделает. Сейчас фактически только один человек в НАБУ занимается делом «черной бухгалтерии», хотя перед тем занималось 7-10 детективов. Где они все делись, не знаю. На мои неоднократные настояния, что группу надо усилить, я слышу от руководителя подразделения «у нас нет людей».

– Какие документы по черной бухгалтерии вообще существуют: те, что передал нардеп Сергей Лещенко, второй источник документов – передал бывший первый заместитель председателя СБУ Виктор Трепак, третий источник – это документы, которые передал министр МВД Арсен Аваков. Еще какие-то источники документов существуют?

– Я слышал только про эти документы публично.

– Не публично существуют и другие?

– Я не знаю, это тайна следствия.

– Ранее вы говорили, что кроме Охендовского подозрение объявят еще двум высокопоставленным чиновникам.

– Это те, что по состоянию на сентябрь просматривались в информации, что мне докладывали. Сейчас мы видим только Охендовского, ждем и на других подозрения.

– Экспертизы показали, что документы «черной бухгалтерии» являются подлинными?

– Чтобы не было манипуляций: экспертиза была назначена в КНИИСЭ (Киевский научно-исследовательский институт судебных экспертиз – ред.), она длилась вместо нескольких дней три месяца. Заключение эксперта не подтвердило и не опровергло почерки. Когда детектив получил неопределенную экспертизу, он абсолютно правильно назначил повторную в другом учреждении. Она была проведена в НИЭКЦ. МВД и НАБУ получило результаты, что подпись принадлежит Охендовскому.

– Предусмотрено ли наказание для НАБУ за то, что они показали часть экспертизы?

– Не предусмотрено. Так вот «реформируем» правоохранительный блок. КПК пишет, что указания прокурора являются обязательными для выполнения, но что будет, когда их не выполнить – ответа нет. Я говорю – нельзя публиковать то, не говорите то, не делайте то – и ничего.

– Объясните позицию относительно Пола Манафорта, его подписей в «черной бухгалтерии» нет. Существует другая причина, которая бы позволила признать его подозреваемым?

– Подписи Пола Манафорта в «черной бухгалтерии ПР» нет. Никакой экспертизы не назначали, потому оснований считать, что он где-то расписывался, нет. Все это спекуляции. Нельзя сравнивать дело Охендовского и дело Манафорта. У Пола Манафорта нет никакого подозрения или никакого статуса.

ОНИЩЕНКО СВЯЗАЛСЯ С НАМИ И ПРАКТИЧЕСКИ НИЧЕГО НЕ РАССКАЗАЛ

– Я лично слышал от людей из государственного сектора, которые пользуются в обществе доверием, что вас связывают с Администрацией президента. Объясните свои отношения с президентом Украины.

– Хорошее определение: люди из государственного сектора, которые пользуются в обществе доверием. Это кто присваивает? У меня такая же связь, как у каждого гражданина с президентом Украины. Посмотрите на мои последние звонки на рабочем телефоне – Сытник, Сытник, Сытник, Сытник (показывает на экран телефона внутренней связи – ред.). Это все, с кем я общаюсь.

– В АП вы часто бываете?

– За год можно на пальцах посчитать. Последний раз был 8 декабря. Там должно было быть заседание Нацсовета по вопросам реформ, которое отменили, и меня не уведомили об этом. Я пришел, мне сказали, что ничего нет.

– Когда Порошенко с вами лично общается, он пытается расспросить о производствах, что вы расследуете. Возможно, есть какие-то просьбы?

– Нет! Президент не вмешивается в нашу работу, и я бы, не советовал никому этого делать. Разговоры очень общие. Последняя беседа была о работе деятельности органов, не про конкретные производства. Но это разговоры, ни о чем. Встреч вообще было где-то пять-шесть за весь прошлый год, это все можно проверить, я не заезжаю через черные ходы, всегда захожу через главный. Это то, что даже не нуждается в разговорах, но это все муссируется. Здесь даже нет о чем говорить.

– 22 декабря САП провел допрос депутата от группы «Воля народа» Александра Онищенко. Я понимаю, что вы сейчас будете ссылаться на тайну следствия, но хоть опишите, как это происходило.

– Он сам позвонил на Skype, потом переносил, потом телефон у него сел, потом еще что-то. Связался с нами и практически ничего не рассказал. По состоянию на сегодня никаких доказательств, которые нужны для производства нет. Есть просто «бла-бла-бла».

– Он рассказал что-то новое, чего мы не слышали или не читали?

– Это фактически было его выступление, просто не на национальном телеканале. А доказательства? «А вы приедете, я вам дам». Ну что это за постановка вопроса? Лишь разговоры. По состоянию на 26 декабря мы имеем лишь «бла-бла-бла». Нет никакой информации, кому он давал деньги, за какое голосование, когда, где, с какого банка, была ли наличность – ну ничего. «А я платил, а я не помню» – вот все ответы. Наша задача подойти к этому объективно, но все выглядит как-то так. Он в очередной раз просто выговорился и на этом все закончилось.

– Вы договорились встретиться за границей?

– Мы ни о чем не договаривались. Он сказал, что у него закончилось время, и он куда-то должен идти.

– Где он находится сейчас?

– Не знаю, говорит, что в Лондоне.

– Относительно международного розыска, вы общаетесь с украинским офисом Интерпола, планируют ли его объявлять в розыск?

– Я не знаю, почему они так тянут это. Говорят, что перенесли рассмотрение на февраль, что может в феврале комиссия это решит. Мы писали письмо, нам ответили – решения нет, ждите. Мы здесь никак не можем влиять.

–Вам известно, кто из представителей украинского парламента летал к Онищенко, пока он находится за пределами страны?

– Пусть он это рассказывает сам, он с ними встречается, нам ничего не говорил.

У НАС ВСЕ ЗАНИМАЮТСЯ БОРЬБОЙ С КОРРУПЦИЕЙ — ОТ ПАТРУЛЬНОГО НА ТРАССЕ ДО АНТИКОРРУПЦИОННОГО ПРОКУРОРА

– САП расследует производство против прокурора сил АТО Константина Кулика…

– По Кулику спрашивайте моего первого заместителя Максима Грищука. Он процессуальный руководитель, я ему дал полную свободу действий, это дело его чести и его ответственности. Я его в этом поддерживаю.

– Есть слухи, что когда было открыто производство по Кулику его руководитель, военный прокурор Анатолий Матиос передал вам пакет с шампанским и сладостями.

– Ложь! Я об этом тоже слышал, но это полная ложь. Это полная глупость.

– Также разные источники говорят, что у Матиоса на вас есть компромат, якобы существует какое-то видео с вашим участием.

– У Матиоса? Видео о чем?

– Не знаю, вас спрашиваю.

– Я совершенно не знаю.

– Вы уверены, что на вас ничего нет, и никакое видео никто не опубликует?

– Какое видео, о чем? У меня в марте над спальней дрон летал, может это видео? Может он это снимал (смеется – ред.)? Не знаю. Как говорил один генерал, если за первые полгода на тебя не нашли компромата, потом будет трудно.

– По Кулику с вами не пытались договориться Луценко или Матиос?

– Не пытались. Возможно, готовились некие провокации, пусть будет это на совести тех, кто это делал.

– Провокации? О чем вы сейчас говорите?

– Это я так сказал… Пусть это будет на совести тех, кто это делал. Но пусть знают о том, что я знаю.

– То есть существует некий прокурорский конфликт?

– Никакого конфликта нет, просто каждый должен заниматься своей работой. У нас все занимают борьбой с коррупцией, от патрульного на трассе до антикоррупционного прокурора. Если ты назвался полицейским, то расследуй кражи, грабежи и разбои, если ты назвался военным прокурором, военными делами занимайся.

Если каждый будет выполнять свою работу, тогда будет какой-то результат. Поэтому меньше пиара, больше работы – это главный лозунг, который должен быть в 2017 году. Пиар должен быть, но он должен быть о результатах.

– Если бы в прошлом году, вы знали, что ваша работа будет выглядеть так, как она сейчас выглядит, вы бы согласились возглавить САП?

– Думаю, что да. Больше да, чем нет. Есть свои плюсы и минусы. Плюсы, что зарплаты достаточно высокие. Минусы, что личной жизни нет, круглосуточная охрана. Я не ожидал, что будет столько искусственных проблем по вопросам подследственности, в истребовании дел. Но поскольку так есть, значит, мы на правильном пути. Если бы не было конфликтов, жалоб НАБУ, значит, мы плохо работали.

Автор: Роман Кравец

Источник: Украинская правда

Перевод: BusinessForecast.by

При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.

Читайте по теме:

Оставить комментарий