Проблемы между этими структурами начались еще во время конкурса в новый Верховный суд, а апогея дошли уже во время глобального оценивания, которое должны пройти более пяти тысяч судей в стране.
Общественность обвиняет комиссию в непрозрачности, проталкивании одиозных судей, а последней каплей стали изменения в регламент, согласно которым, в частности, комиссия требует от ОСД подписей под выводами о судьях всех его членов.
В Совете добропорядочности заявили, что в знак протеста прекращают работу с ВККС, однако в комиссии считают, что смогут продолжить работу и в таком формате. Однако члены ОСД обжаловали положения регламента ВККС в Верховном суде, принцип отбора которого в свое время раскритиковали.
Читайте также: Судить по-новому. Каким будет Антикоррупционный суд
Судья Верховного Суда Светлана Яковлева: Судебную систему реформируют все, но только не судьи
Высшая квалификационная комиссия судей является коллегиальным органом, который состоит из 16 членов. Среди полномочий ВККС – отбор и подготовка будущих судей, а также проведение для них квалификационного экзамена, который будет учитываться при проведении конкурсов на должности в местные суды. Кандидат должен сдать два теста – на владение государственным языком и знание права. В дальнейшем кандидаты обучаются в Национальной школе судей.
Также законом теперь предусмотрена процедура оценивания действующих судей, которая состоит из двух этапов – экзамен, во время которого судья сдает тест на знание права и выполняет практическое задание по составлению проекта судебного решения. Тест проверяет компьютерная программа, а практическое задание – члены комиссии. Обе задачи являются анонимными. Также судья проходит многочасовое психологическое тестирование и собеседование с психологом.
Если на этом этапе судья набирает проходной балл, то он попадает в следующий этап. На втором этапе комиссия проводит собеседование с судьей по результатам исследования персонального досье.
ВККС теперь продолжает свою работу без участия общественности. Так, например, одним из последних решений комиссии была рекомендация уволить судью Окружного административного суда Киева Богдана Санина, который в день разгона студентов на Майдане запретил мирные акции с 1 декабря 2013 до 7 января 2014 года. По результатам квалификационного оценивания он набрал недостаточно баллов и признан таким, что не соответствует занимаемой должности.
Заместитель председателя ВККС и председатель квалификационной палаты комиссии Станислав Щотка в разговоре с «Главкомом» рассказал подробности сдачи экзамена и подготовки судей, изложил свое видение конфликта с ОСД и заверил, что олигархи не имеют влияния на нынешние суды.
«Говорят, что все те же судьи остались, но одновременно из судебной системы ушло 2,5 тыс. людей»
– Тема общественного контроля и активного участия гражданского общества в целом правильная. К этому надо идти и создавать соответствующие институты, – начал разговор Щетка, попивая утренний кофе в своем кабинете. – Но роль гражданского общества и волонтеров актуализируется тогда, когда государство и его институты не работают так, как должны работать.
Соответственно, если идти от обратного значения, когда орган работает полноценно и выполняет свою функцию, тогда роль общественности минимизируется.
Возьмем пример волонтеров. Когда было трудно, они активизировались, выполнили функцию, но когда армия стала той армией, которой и должна быть, роль волонтеров объективно снизилась. Так и в нашем случае с ОСД. Он является формализованной частью этого процесса, потому, что так прописано в законе. Но если комиссия способна полноценно выполнять свою функцию, то соответственно нет опасности в том, что будет какое-то дикое поле…
Дело не в том, что вы совсем не выполняете свою функцию. Представители общественности убеждены, что комиссия часто выбирает «не тех» судей.
В первую инстанцию, или местные суды, мы пока еще особо никого не выбирали. Этот процесс у нас движется, мы объявили набор, люди подали документы. Заявления поступили от 5338 человек. На экзамен доехало меньше, потому что кого мы остановили, потому что были проблемы с документами, кто-то сам не приехал. 4128 человек в один день сдавали экзамен.
Были два теста: первый, чтобы увидеть вообще, знаешь ли ты государственный язык на соответствующем уровне, второй — на правовые знания. Один немного меньше по объему, второй – больше.
Закон установил, что успешен тот, кто наберет не менее 75% от максимального количества баллов. Если это 100 баллов, надо набрать 75 и более. С этими задачами справились условно 2300 человек. Из этого количества мы выбрали 700 лучших кандидатов, в которых высокий результат, и подвели черту. Остальным сказали: «Девушки, парни, вы тоже победители, вы проверили себя, но сейчас мы не можем такое количество научить в национальной школе».
Это люди без опыта, что их надо учить?
По закону человек сейчас может претендовать на должность судьи, если ему не меньше 30 лет и у нее правового стажа не менее пяти лет. Это люди, которые работали юрисконсультами, работниками прокуратуры, детективами НАБУ… Многие из них являются судебными адвокатами, которые регулярно ходят в суд.
Это профессиональные лица, они знают, что такое суд и чем он занимается, но они не принимают решение как судьи. Теперь их обучение заключается в том, чтобы они посмотрели на свою будущую работу глазами судьи. Их учат прикладным вещам, которые должен делать судья.
Они в школе сдают экзамены?
Они в школе проходят тренинги. Обучение сейчас осовремененное, там нет этих скучных лекций, когда пришел лектор, за жизнь поговорил, полчаса все поспали, а в перерыве пошли, покурили. Есть два тренера, занятия интерактивные – задаются правовые ситуации и идет поиск путей их решения. Ученикам раздают ноутбуки, в которые уже заброшены ситуативные задачи. Они садятся, обсуждают, принимают решения, генерируют идеи.
Обучение полностью оплачивается государством?
Да. Это чисто государственная работа. Формируется государственный заказ на такое количество учеников, которые даже стипендию получают. На период обучения они не выполняют своих функций на своей прежней работе и не могут формально заниматься другой деятельностью.
Например, у помощников судей, которые сейчас проходят обучение в школе, – трехмесячный цикл. Они работают шесть дней в неделю по десять часов. Но это интенсивно, потому что они уже интегрированы в судебную систему.
А другие?
Закон предусматривает 12 месяцев обучения, если иной срок не будет определен комиссией. Мы провели переговоры с Национальной школой судей, которая настаивала именно на этом сроке. Но профессиональные юристы и все участники попросили втиснуться в меньший временной промежуток. И для судебных юристов, адвокатов, юрисконсультов, прокуроров, которые ходят в суд и которым знакома работа суда, мы предварительно договорились о девяти месяцах.
После обучения в школе нужно будет пройти квалификационный экзамен и затем будет объявлен конкурс, в котором все уже будут бороться за должности конкретных судей. То есть мы еще никого, плохих кандидатов или хороших, не выбрали вообще.
Говорят, что вот ОСД выйдет из процесса – и судебная реформа развалится. И реформа – это же не диалог комиссии и ОСД. Было четыре звена в судах – старый Верховный суд, высшие специализированные суды, апелляционные и местные. Теперь их три. Два звена из четырех убрали: старый Верховный суд Украины и высшие специализированные суды, а вместо них появился Верховный Суд, который замыкает на себе кассационную функцию и экстраординарную функцию по обеспечению единства судебной практики.
Местные суды реорганизуются в окружные. Полностью изменен состав Высшего совета правосудия. Были прекращены полномочия предыдущих органов: Высшего совета юстиции и ВККС. Так и сказали: «Господа, вы были не просто безуспешными, вы были ужас как неуспешные. Ваша деятельность законом прекращается. До свидания. Более того, ни один из вас на пороге государственного органа появиться не имеет права». То есть репутация предыдущей комиссии была на нуле.
Когда мы сюда пришли, это был замерзший паровоз, который нужно было отогреть и запустить на других условиях. Я пришел сюда из отставки, в которую подал в 2010 году как судья Верховного суда Украины, и понимал, чем придется заниматься. Мы воюем, у нас куча людей, которых надо было переместить с неподконтрольных территорий – более 400 судей с семьями, которые должны где-то работать.
Плюс реформа, которую надо делать, и разрушенная репутация старой комиссии. И деньги здесь ходили, и что угодно. Мы полностью сменили формат деятельности квалификационной комиссии.
У президента сейчас нет прямых рычагов активно влиять на судебный корпус, его церемониальная функция – он не может не подписать указ о назначении судьи, если тот прошел через ВККС и Высший совет правосудия. Парламент вообще вне процесса – туда ни один судья уже не ходит на назначение. А ранее каждый депутат мог судье сказать: «Давай работай, а придешь в сессионный зал, мы тебе расскажем про «козу в сарафане».
Теперь об очищении и обновлении судейского корпуса. Говорят, что все те же судьи остались, но с судебной системы ушло 2,5 тыс. людей. За прошедший год Высший совет правосудия освободил 594 судьи. Причем подчеркиваю, что в суды мы пока никого не взяли, а только объявили отбор. Проверяем людей, обучаем, экзамены у них принимаем.
А люди идут. Был скачок в 2016 году, когда было объявлено, что все судьи пройдут процедуру квалификации. Те, кто не хотел ее проходить, имели возможность уйти в отставку и получить достойное судейское содержание. Судьи взяли и уволились, из-за чего у нас образовалась дыра. По состоянию на 16 апреля у нас штатная численность – 8802 судьи, а вакантных должностей – почти 2,5 тысячи.
Еще почти тысяча – это судьи-пятилетки, у которых закончились полномочия. Они есть, но по закону работать не могут, потому, что приступить к работе могут только после квалификационного оценивания и нашей рекомендации.
Эта тысяча людей делает анализы в судах, работают в органах судейского самоуправления, национальной школе, но прямо свою функцию не выполняют. И работу этих 3,5 тысяч выполняют те судьи, кто остались с полномочиями, – нагрузка на них выросло в разы. Есть суды, где вообще нет судей, есть суды, где с четырех-пяти остался один судья.
В Яремче был случай, когда вообще ни одного судьи в суде не осталось.
Мы отправили туда Андрея Иванова. Он из Перевальска Луганской области. Был риск, приживется ли он там, но сейчас его отпускать не хотят.
Он до сих пор там один судья?
Один. Потому что мы никого не можем туда дать без конкурса. Надо отправлять еще кого-то. Закон позволяет отправлять судью на шесть месяцев, но не более чем на год. Вот он полгода там пробыл, продемонстрировал эффективность работы, справился с нагрузкой, сделал ремонт. Купил туи, плодовые деревья, посадил с коллективом садик возле суда.
И я не слышал, чтобы там говорили какие-то глупости про этот суд. Мы начали с того, что якобы комиссия такая-сякая. За три года работы этой комиссии вы слышали, чтобы здесь ходили деньги? Чтобы эта комиссия принимала деньги?
Деньги любят тишину.
Если бы ходили деньги, мы бы 100% что-то услышали. Потому что такие места притягивают деньги и здесь есть разнообразные соблазны. Думаю, в этом плане мы сработали эффективно, поэтому таких пустых разговоров нет. В ОСД был вопрос к нам, что не всех идеальных пропустили в Верховный Суд. Но это как тема стакана – он наполовину полный или наполовину пустой?
Нашей задачей было быстро и достаточно эффективно образовать новую судебную институцию, чтобы она начала работать. ОСД писал серьезные замечания, а мы должны были их профессионально проверить. И там, где ОСД был абсолютно убедительным, мы с ними согласились.
В некоторых случаях мы приходили к выводу, что с точки зрения юридической завершенности вопрос нам не показался законченным. Судья дает объяснения с документами в руках и говорит: «Комиссия, у меня это взялось оттуда, а это оттуда, другого же вы не доказали».
Мы выясняли, есть ли судьей нарушенные производства, скрыл ли он доходы или незаконно обогатился, привлекался ли он к ответственности. ОСД говорил, что у них есть сомнения, что он какой-то не такой. Но куда положить эти сомнения?
«Нам неважно, какая подпись членов ОСД будет стоять – цифровая или криптографическая»
Вы больше учитывали замечания ОСД или игнорировали?
Я все цифры уже наизусть знаю. Было 146 выводов от начала работы ОСД. Из них 12 они отменили сами, потому что кандидат элементарно дал объяснения, и они их восприняли. В результате в Верховный Суд с выводами прошло 27 человек, остальные же не состоялись как судьи.
51 кандидата с выводами ОСД мы признали такими, что не соответствуют должности, остальные же не вошли в «шорт — лист» конкурса. Но о людях на всю страну сказали, что они такие-сякие. Адвокатов, ученых подвергли такой обструкции, и я даже не знаю, как они сейчас работают.
Что будет с теми судьями, рассмотрение досье которых отложено из-за выводов ОСД? Вообще идет ли сейчас диалог с Советом? Или они просто сказали, что больше не работают и ушли?
Интересный вопрос и вообще интересная ситуация. Во время конкурса в Верховный Суд ОСД мог или согласиться с его результатами и замечаниями о дальнейшем устранении недостатков, либо констатировать, что произошла большая реформа и победа, или завопить «измена, все пропало, не доверяем». Почему-то заняли третью позицию.
Суд не такой, люди там не такие, комиссия такая-сякая… Но мы открыто все обсуждали, дали возможность обществу видеть этот процесс. Можно было думать, как нам некоторые моменты доработать и сделать совершеннее. Но все завершилось необоснованными обвинениями.
В ОСД было много претензий конкретно в отношении судьи Богдана Львова, который стал заместителем председателя Верховного Суда.
Я напомню, кто такой Львов. Говорят, что в Высшем хозяйственном суде в «эпоху Татькова – Емельянова» было все очень не в порядке. Прямо такие вещи рассказывают – что там и нечестно дела рассматривались, и какие-то заказы выполняли, и какие-то деньги ходили. Говорили даже, что людей туда приводили для выполнения соответствующих задач. Может, так, а может и, нет, но все об этом слышали.
Дальше стал вопрос замены руководителя через избрание коллективом. Кто пошел на выборы против, как все сейчас говорят, могучего Татькова? Львов. Кто принял суд после Татькова? Львов. За те четыре года, когда он руководил судом, вы слышали, чтобы в том суде существовала старая позорная практика? Или же она изменилась?
Вам виднее.
Да, я мониторю ситуацию. Нет той практики. Так, Львов повлиял положительно на процессы или нет? Теперь время прошло и начинаются разговоры, что Львов не такой. Давайте же объективно оценивать ситуацию и каждому отмерить по его делам.
Говорили, что Татьков организовал такой формат работы, когда никакого автоматизированного распределения дел не происходило. Они заходили в руки контролируемых судей, которые обеспечивали нужный результат. Эту практику сломали. Поэтому мы за объективный подход оценки.
Когда был конкурс в Верховный Суд, ОСД собирался, происходило обсуждение, при этом составлялся протокол заседания, где констатировали, кто на нем присутствовал, какая повестка дня рассматривается, каких кандидатов слушают. Затем происходило голосование.
Мне не важно, кто и как конкретно голосовал, просто покажите, кто принимал участие в голосовании, сколько вас было. Как разделились голоса – сколько за, а сколько против? Нам неважно, какая подпись будет стоять – цифровая или криптографическая…
В ОСД говорят, что один из членов совета живет в Сумах и не может в любой момент поставить подпись.
Роман Сухоставец говорит, что наездил 185 часов на маршрутке туда-сюда. Я ему говорю, что поверю, даже если он сделает факсимиле, потому что он ответственный парень. Когда мы говорим с членами ОСД индивидуально, все хорошо, а когда принимаются какие-то коллективные решения, я не все могу понять. Вопрос не в том, в какой форме должна стоять подпись, а в том, что документ, который они принимают, становится частью судейского досье.
Вот возьмем любое досье судьи. Здесь по разделам общие сведения о судье, связанные с его карьерой, – информация об участии в конкурсах, о прохождении национальной школы судей, о квалификационном оценивании и регулярные оценки судьи, о занятии им административной должности в судах, об эффективности осуществления судопроизводства судьей, статистика рассмотрения дел.
Я это к тому, что все эти бумаги кем-то подписаны, содержат какие-то печати. Здесь только документы, а не проекты документов. Почему? Потому что если судья будет с чем-то не согласен, у него есть простая и прямая дорога – прямо в Кассационный административный суд в составе Верховного Суда. И его решение мы как государственный орган примем.
Вот мы вчера приняли решение о несоответствии судьи занимаемой должности, которое означает, что судья должен покинуть свою должность. Он уже вне судебной системы. Причем вторым пунктом решения мы внесли представление в Высший совет правосудия, что это лицо не может быть судьей. Этому судье это очень понравится?
Далее – он идет в суд. А суд потребует получить основания, на которые комиссия опиралась, когда принимала такое решение. Мы обращаемся в ОСД – парни и девушки, не просто сделайте работу, а оформите ее соответствующим образом. Это самое простое в наших отношениях, что можно было бы сделать. Примите решение и оформите документ. Выберите, какую хотите законную форму, но мы должны понимать, что такой документ был оформлен. Тогда он ложится в эту папку.
А как это выглядит сейчас?
Вывод ОСД, под которым написано – «сокоординатор Общественного совета добропорядочности». И все. И к нему в некоторых случаях подкрепленная выписка из протокола заседания ОСД. Там даже нет фамилии судьи, о котором идет речь. А во многих случаях выдержки вообще нет.
«Если Общественный совет не хочет дальше заниматься этими вещами, то может самораспуститься»
Вы говорите, что судья может подать в суд за незаконное увольнение. ОСД подал в Верховный Суд относительно изменений регламента. Если суд решит, что ваши требования к общественности были незаконными, что тогда?
Мы выполним решение суда. Это я вам с абсолютной уверенностью говорю.
Будет ли оно иметь обратную силу в отношении уже принятых решений?
А здесь внимание! Никаких решений, связанных с выводами ОСД, мы пока не принимали. Почему я говорю, что мы выполним любое решение суда? Потому что когда потом будут возникать конфликтные ситуации с рассмотрением в судах, о которых я вам говорил, эта ответственность уже не ляжет на комиссию.
Тогда мне не надо будет глаза в пол опускать, что я, как юрист, «провтыкал» и не обеспечил завершенность процесса. Тогда у меня будет решение суда, который сказал, что эти регламентные вопросы незначимые. Поэтому, пожалуйста, комиссия, решайте это в каком-то другом формате.
Значит, умоете руки.
Правильно. Тогда спрашивать будут не с меня, а с того, кто занял такую позицию. Это при условии, если решение будет логическое, последовательное и будет вписываться в принципы верховенства права. Если оно будет отличным от этого, то у нас тоже есть право поставить вопрос перед Большой палатой Верховного Суда, чтобы она вернулась к этой ситуации. Но в принципе мы выполним правовое решение суда без каких-либо проблем.
Повторяю, что ни одного решения, связанного с заключением ОСД, у нас не принималось. Имеется в виду, чтобы мы взяли и отклонили их вывод и пошли дальше. В ОСД уже давно были осведомлены о том, кто будет идти на оценивание первым – это так называемая первая тысяча людей.
Списки с перечнем этих лиц были известны уже где-то в конце октября прошлого года. Официально мы его сформировали в декабре. Потом мы дважды направляли им письма за подписью председателя, где отмечали, какие люди идут и по какой очередности. Именно такой список мы отдали в Национальное антикоррупционное бюро.
Роман Маселко, который входит в ОСД, – член Совета общественного контроля при НАБУ, мог и с той стороны информацию получить. То есть эти люди были известны и понятны. ОСД подал нам выводы о них, но не в том виде, как мы просили, а в каком-то другом, который не совсем соответствовал нашему регламенту. Потому что все-таки мы организуем процедуру, мы ее обеспечиваем. И если вы заходите на нашу площадку, то синхронизируйте с нами свои действия.
А в случае конкурса в Верховный Суд ОСД так же оформлял решения, или была совсем другая процедура?
Немножко другая.
Но тогда вас это не смущало.
Да, они же иначе их оформляли. К тому же, это было только начало – это как мир рождался, сначала не было ничего, только темнота. Они искали форму работы, но мы видели, что работа идет. Вывод и тогда был так подписан, но протокол был другой, форма другая, смысл другой. Сам же ОСД и международные эксперты выдвигали к комиссии претензии, что у нас здесь документы, документами назвать трудно. Мы согласились, что есть возможность усовершенствовать процедуру.
И нам кажется, что и для ОСД это сложностей не составит. Где бы ни был член нашей комиссии, мы обеспечиваем, чтобы он явился и подписал решение. Если членам ОСД так сложно это сделать, пусть подпишут цифровой подписью.
Существование ОСД прописано в законе. Вы говорите, что комиссия в принципе может работать и без участия ОСД. Идет ли какой-то диалог? Вы предлагаете какие-то консенсусные варианты?
Диалог идет. Дистанционно мы общаемся. Я не хочу сейчас говорить о конкретике, как это происходит, и на какой формат мы выходим. Отмечу только, что ни один вывод ОСД не проигнорирован. Там где, они подали выводы даже в такой незаконченной форме, мы объявили перерыв в заседании, остановились в оценке этого судьи и попросили их все-таки доработать выводы. Они пока ничего не дорабатывают.
Но перерывы объявлены не только в этих случаях. У нас есть собственные претензии к другим судьям, к которым ОСД претензии не выставлял. По их выводам мы объявили перерыв в 45 случаях, а вообще перерыв на этот момент объявлен в 114 случаях.
По состоянию на прошлую неделю комиссия признала такими, что не соответствуют занимаемым должностям, по результатам собеседования 17 судей. Из этих 17 выводов ОСД были только в отношении двух. То есть в двух случаях совпала точка зрения ОСД и комиссии, а в 15 случаях в отношении этих судей замечаний от ОСД не было, хотя они вели мониторинг всей тысячи.
Далее мы заложили в регламенте, по предложению, между прочим, европейских экспертов, что вывод должен опираться на проверенные факты, источники информирования должны быть надежными.
Но я могу согласиться, что пусть они в заключении пишут, что желают, – это их право. Что же касается оформления документов, я бы хотел, чтобы ОСД пошел нам навстречу.
А вы поняли, почему они не могут соответственно оформить документы?
Тут вопрос – не могут или же не хотят? Если общественный совет не хочет дальше заниматься этими вещами, есть же другой выход. Самораспуститься и дать возможность сформировать другой общественный совет, в другом составе.
Они считают, что на их место придут конформисты…
Ждите, а у нас что – монополизированное право на какую-то деятельность? К тому же, в законе прописано: те, кто работали два года в одной каденции, могут спокойно войти в следующую каденцию. А получается так, что «сам не гам и другому не дам». Сам не буду работать, но буду обличать, стоять с дубинкой и других никого не подпущу.
Опять возникает вопрос, у нас что – уже есть определенная правильная и неправильная общественность? Эта громкая риторика как-то совпала с пиком обсуждения перспективы и судьбы Антикоррупционного суда. В итоге комиссию сделали плохой, и ее не должно быть при формировании Антикоррупционного суда.
К Антикоррупционному суду еще далеко. Пусть еще закон примут.
Я с вами согласен. Более того, если кто-то думает, что Щетка спит и видит, как бы ему принять участие в процессе образования Антикоррупционного суда, то точно не мечтаю и большого счастья от этого не вижу. Потому что этот процесс уже политизирован, мы переходим из чисто прагматического менеджерского решения этого вопроса в какую-то совсем иную плоскость. Мы здесь живые люди и кому понравится, когда его поливают грязью?
«Политическая элита прекратила влиять на судей»
Для людей, которые не вникают в тонкости судебной реформы, она должна выглядеть так: всех старых судей-коррупционеров убираем и набираем новых честных. Насколько уже обновленная система?
Я еще в 2009 году говорил, что в первую очередь, надо уничтожить старую, связанную связями модель, когда судьи уже срослись, ну, например, с олигархами. У нас было «донецкое правосудие», вырисовывалось «днепропетровское», «львовское», «закарпатское правосудие».
У каждого олигарха появлялась армия судей. Это же ужас. Задача состояла в том, чтобы отойти от этой модели максимально далеко и подобные вещи исключить. Слава Господи, мне кажется, что это удается сделать. Вы сейчас не можете сказать, что есть отдельная группа или клан судей, которые молятся такому-то, экономическому богу.
Те, кто были проводниками таких вещей, из системы ушли. Мне так кажется, я так чувствую. Я не беру несистемные вещи: кто-то брал взятку и так далее. Потому что это просто позорные явления, а системные – гораздо страшнее. О какой правовой определенности при таких обстоятельствах может идти речь? Про какую единую судебную практику может идти речь? Она никогда не возможна в той старой модели.
Какие же сейчас предохранители по «олигархизации» новых судей?
Политическая элита перестала на это влиять. Если у нас в парламенте сидело триста миллионеров, собранных в группы и фракции, то это были центры влияния на суд или нет? А сейчас этого нет. Говорят, что президент вроде бы под себя все подстраивает. Не подстраивает.
Тем не менее, поговаривают, что на главу Высшего совета правосудия Игоря Бенедисюка Банковая имеет немалое влияние.
Я в это не верю. Судебный корпус не живет исключительно тем, как ведет себя Высший совет правосудия или Высшая квалификационная комиссия. Он живет своей жизнью. Ежедневно по всей стране рассматриваются тысячи дел. Вы думаете, что неукомплектованный Высший совет правосудия в состоянии обеспечить тотальный контроль над всеми делами и так далее? Кто-то скажет, «да что ты там лапшу вешаешь, мы все знаем, что это там как-то происходит».
Я не скажу, что политическое и олигархическое влияние уничтожены вообще, но они минимизированы. Раньше же не просто ставили тех, кто пытался влиять на судебную систему и отдельных судей, а заводили в систему извне таких людей, что уже были готовы с первого дня «работать на команду». Воспитывали этих людей, формировали свой судейский корпус.
Вот надо было разрушить и каким-то чудом это удалось сделать, потому что изменили институты и законодательство. Теперь старых высших судов нет, старого Верховного суда нет, из системы ушли те, кто не был готов к серьезному мониторингу и публичной оценке, согласившись на финансовое обеспечение.
Какой, кстати размер этого обеспечения?
По-разному. Зависит от того, у кого какая выслуга, уровень суда. Но думаю, что где-то в пределах 20 тыс. грн.
Это пожизненно?
Да. Я – судья Верховного суда Украины в отставке и получаю пожизненное содержание ежемесячно – около 21 тыс. грн.
Это плюс к зарплате в комиссии?
Да. Закон определил, что я получаю одновременно то и то. Так вот 2,5 тыс. судей ушли и продолжают уходить. Это много. Причем если посмотреть, кто ушел, то вы увидите там очень, много таких фамилий, которые еще вчера что-то значили.
Такой известный как судья Родион Киреев, который приговорил Тимошенко, а затем бежал в Россию, тоже получает содержание?
Ничего он не получает. Еще не хватало! Там есть уголовное производство, которое никуда не делось. Никто из таких судей от государства ничего не получает. Но вернемся к гарантиям того, что отката к прошлому больше не произойдет. Конечно, я не Господь Бог и не могу вам сказать, что поворот к той модели невозможен.
Все может быть, но мы приложили все усилия, чтобы изменить модель формирования судейского корпуса, требования к судьям, и уборку центров влияния на судей. Это влияние может быть опосредованным, но точно не прямым.
Теперь мы отбираем судей – это многоуровневый прозрачный процесс. Очень серьезное внимание уделяется мониторингу. Раньше не было НАБУ, НАПК и информацию о кандидате или судье не было где взять. Какие у него материальные блага, чем он жил. Сколько раз пересекал границу, и в какую сторону – никто этого не знал. Сейчас все это часть формальной проверки.
Как часто судьи должны проходить у вас эти своеобразные экзамены?
Было принято уникальное решение проверить весь судейский корпус – по сути, это проверка судьи на соответствие своей должности. Это все равно, если бы сказали, что журналисты раньше были еще хуже, чем судьи, и поскольку в государстве изменения, прямо сегодня все журналисты должны пройти переаттестацию.
И если журналист Петренко или Соколенко ее не пройдут, мы навсегда выгоняем из профессии. Посмотрят, что ты писал, как писал, запятые расставлял правильно, куда ездил, какому богу ты молишься, за что жил, платил ли налоги… Для вас это было бы точно до определенной степени стрессом.
Нигде в мире в таком масштабе не принимали решений одновременно проверить всех судей. В Европе такие вещи делают, но как часть профессионального регулярного оценивания. А мы в шоковом режиме всех проверяем и пересеваем как фильтр.
Значит, это будет разовая проверка?
Эта процедура разовая и ее прописали в Конституции. Кто не подтвердил соответствие должности, то подлежит освобождению – все, другого разговора нет. Далее в законе будет заложена возможность регулярного оценивания судьи. Проводить его будет Национальная школа судей. Они будут туда приезжать, и проходить подготовку.
На перспективу закладываются такие вещи как общественный контроль или общественный мониторинг. Общественные организации смогут приходить на судебные заседания, изучать общественное мнение, давать свои документы для регулярного оценивания судьи. То есть это уже будет не комиссия делать.
«Новая зарплата судей – от 35 тыс. грн.»
На какие категории вы можете разделить людей, которые сейчас подаются в судьи?
Половина из тех более чем 4 тыс. – это помощники судей. Они работают в непосредственной близости к судье, в самом суде. Они знают судебную работу, она им нравится, они дышат одним воздухом с судьями, но не выполняют судейскую функцию, а только помогают.
Часть из них будет судьями, а часть никогда не станет. Другая категория – это люди из юридических профессий. Они работают юрисконсультами на предприятиях, государственными исполнителями, прокурорами, адвокатами, судебными и не судебными. Есть ученые.
Какая у них мотивация?
Я видел многих из этих молодых девушек и парней, слышал их разговоры на разных судебных форумах, круглых столах или конференциях. Как бы это наивно не звучало, все-таки это люди, которые хотят прийти в судебную деятельность по призванию. Работа непростая, но интересная, она стимулирует к развитию, к повышению квалификации.
Это раньше думали, что в суде тебя сделают подневольным, и ты будешь выполнять указания какого-то джентльмена, который руководит регионом, на тебя будут давить, влиять, страшить. Сейчас эти вещи уже куда-то немного деваются.
Плюс государство установило неплохое обеспечение для судей. Так, где-то люди большие деньги зарабатывают, но там другие условия – например, больший риск. А тут все-таки государственная функция, сбалансированный организм. Есть возможность жить и работать с уважением к самому себе, чувствовать какое-то уважение внешнего окружения.
Какова сейчас зарплата судьи?
Если мы говорим о новом размере заработной платы, то это от 35 тыс. грн. в местном суде и до 220 тыс. грн. в Верховном. Это если брать средние цифры, потому что у кого-то есть выслуга лет, стаж или научные звания. Эта награда неплохая, она сопоставима с размерами вознаграждения нормальных европейских стран. Конечно, это не доходы судьи в Британии, где вознаграждение в разы выше. Но это уже и не условная Монголия. Вполне нормальные условия.
Какой процент отбраковки судей, среди тех, которых вы оцениваете? И какие основные причины?
Ну вот, например, рассматривали мы за один день в четырех коллегиях 60 судей. Признали такими, что не соответствуют должности, двух — это условно 3%. Ну что это за реформа? Можно так оценить вопрос, а можно немножко иначе. Необходимая штатная численность у нас – 8 тыс. судей. А из системы, как я уже говорил, ушло 2,5 тыс. Просто так ушли, или просто не были уверены в том, что смогут работать по новым условиям?
Значит, вы их в отбраковку записываете?
Да. Нам сейчас девушки и парни с ОСД говорят, что среди тех, кто ушел, были и хорошие. Я с ними согласен. Но спрашиваю – а почему хорошие судьи ушли? Не потому ли, что мы с вами раскачали ситуацию, и угрожали всех на фонарях перевешать? Мы все вместе, и вы в том числе. И независимо от того, хороший ты или нет, только за то, что был судьей, «мы тебя кончим».
Кто-то взял и сказал «да ну вас, пойду я от греха подальше». Но таких не так много. Сейчас уже тайна великая: ушел он, потому что не достоин, или потому, что не захотел связываться.
Автор: Павел Вуец
Источник: Главком
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.