В первой части читайте о том, что думают в мире об Украине, ждут ли на внешних рынках готовую продукцию made in Ukraine и зачем с собой возить отечественные конфеты.
Вы считали, сколько за этот год удалось открыть новых рынков для агропродукции с Украины?
— Честно? Нет. Я не считала. Здесь нужно быть осторожными, потому что возникают недоразумения. Примером является открытие рынка Китая для той же говядины. Мы подписали весной двусторонний протокол, и прозвучало это так, словно мы сразу открыли рынок. Фактически да — на национальном уровне. Но еще остаются важные шаги, которые занимают определенное время: согласование ветеринарных сертификатов, получение разрешений на экспорт для отдельных предприятий. Можно поставить «плюсик», что рынок открыт, но это длительная работа, которая должна быть завершена.
То же самое можно сказать по жому и шроту. По жому процедуры начались быстрее – буквально через месяц мне отрапортовали, что пошли первые партии. По шроту чуть дольше, ибо список предприятий-экспортеров нужно было согласовать с китайскими коллегами из «AQSIQ». Процесс занял гораздо больше времени, чем просто приехать и подписать протокол.
Возможно, десяток рынков по различным продуктам и открыли. Но что значит «открылся рынок»? Например, Саудовская Аравия сначала была открытым рынком для продукции птицеводства, потом закрытым из-за высокопатогенного птичьего гриппа, в этом году – снова открыли. Конечно, здесь можно поставить «плюсик», но я не люблю так считать. Это как приписывать победы целой команды и своих предшественников только себе.
Как вы думаете, к какому рынку Украине сейчас нужно бежать? Сначала мы открывали ЕС, потом – Китай. А вот сейчас? Сейчас многие говорят, что следующий Китай – Африка.
— Это более-менее совпадает с нашим ощущением. Азия остается в фокусе, но с определенным смещением. Индия и Китай уже являются важными рынками для нас, мы туда за 2017 год экспортировали агротоваров на более чем 2 миллиарда долларов. Но есть еще и страны, которые нами пока не очень проработаны.
Например, Корея, которая хочет покупать у нас продукты и создавать совместные проекты. Это сложный рынок. Очень закрытая страна, но «будем долбить эту скалу», потому что покупательная способность там высокая, а наших продуктов там пока еще маловато. Или взять Японию, тоже чрезвычайно перспективный рынок: в марте 2018 года там будет в Токио FoodExpo, туда едут организовано при нашей поддержке украинские компании, и я этому очень рада. Также добавляем Гонконг и Сингапур.
Но мы также фокусируемся в странах Ближнего и Среднего Востока. Те же Иран, Саудовская Аравия, ОАЭ, Катар достаточно много у нас покупают продуктов. Еще начинаем более активно работать с Вьетнамом. Здесь у нас краткосрочная задача №1 – убедить, чтобы они снова открыли свой рынок для нашей пшеницы. Уже есть позитивный сигнал, потому что их делегация аграрного министерства должна приехать в Украину в начале этого года.
Также для экспорта в Средний и Ближний Восток – нет возможности однозначно расширять номенклатуру товаров, что мы поставляем. Египет последние годы всегда находится в тройке ключевых импортеров нашей агропродукции. За 2017 год мы продали более чем на 1 млрд. долларов наших аграрных товаров.
Но рынок Египта очень непростой для нас по своим стандартам.
— А какой рынок простой? России?
— Нужно забыть об этих временах, когда он был простым. Даже если мы туда когда-нибудь вернемся. Все рынки сложные. Нигде нет такого, чтобы нас ждали с распростертыми объятиями и транспарантами «welcome!», везде есть конкуренция. Например, на том же рынке Египта очень активно работают наши восточные соседи.
Поэтому нам нужно, активно проводить работу с каждой страной на своем уровне. Пока что с египтянами у нас не имеется больших проблем именно в аграрном секторе. Но когда мы говорим об Африке, мы автоматически говорим о Египте. Я не хочу, чтобы так было. Почему мы в 2016 году были в Кении и Танзании, а в 2017 году – в Анголе, а следующие по графику – Южно-Африканская республика и Нигерия с Ганой, куда мы с МЭРТ планируем очередную торговую миссию? Потому что туда надо ехать, и не раз.
Субсахарская и Южная Африка – действительно перспективные рынки, на которых пока доминируют другие игроки, ЕС в том числе. Но предварительный анализ этих рынков говорит, что мы там можем быть конкурентными, и там достаточно быстро растет население и средний класс с достаточно высоким уровнем потребления. Конечно, Африка остается относительно бедным континентом, но мы, тем не менее, активно смотрим в сторону этих стран, потому что видим там явный неиспользованный потенциал в торговле.
В Танзанию, например, за 25 лет не было ни одного правительственного визита. Мы с Микольской были первыми украинскими чиновниками такого уровня, которые туда приехали. О каком развитии может идти речь, если там вообще почти не работали на правительственном уровне? То же самое в Анголе. Но собственно с чего открываются рынки? Из предыдущих контактов между чиновниками стран.
Нужно приезжать, рассказывать, что мы такие есть и что мы можем и хотим дать. Даже первые шаги предлагаем – например, подписать меморандумы или какие-то другие двусторонние документы. Это является рабочим моментом, который сразу результата не даст. Но «ногу в дверь» на этом рынке мы уже поставили, и это может служить импульсом для дальнейшего сотрудничества.
А что туда можно будет продавать? В отличие от Китая, там во многих странах гораздо более благоприятный климат, растительную пищу, они себе сами выращивают.
— Но у них, на самом деле, очень низкая производительность сельского хозяйства – отсутствие механизации, отсутствие технологий. Да, у них имеются благоприятные природные условия, но их агропроизводство — как наши подсобные хозяйства. На самом деле, туда можно продавать все. Вон, съездили в Кению – получили квоту на поставку 400 тысяч тонн кукурузы. Можем продавать то же масло или какие-то виды муки. Или попробовать везти туда некоторые другие переработанные продукты – молочку, крупы. А в некоторые страны — продукты животноводства.
Почему Африка, например, интересна птицеводам? Потому что там, как и в Китае, пользуются спросом разнообразные субпродукты – крылышки, ножки, хрящики. Для них это – деликатес. Нам было странно видеть, что там это стоит дороже, чем обычное филе.
В Анголу, например, сейчас идет 3 группы продукции – зерновые, сгущенное молоко и спиртовые изделия.
А о чем вы говорили в Буэнос-Айресе с Густаво Гробокопателем?
— Густаво Гробокопатель – это для меня пример «агробизнесмена здорового человека». У него есть видение и стратегия. Притом, что он «соевый король Аргентины», меня удивила его позиция, что он распродал свои несколько десятков тысяч гектаров земли и стал брать землю в аренду. Почему? Ибо он посчитал, что арендовать пашню для его бизнеса ему выгоднее. Он советовал, кстати, не ожидать, что старт рынка земли в Украине даст резкий прирост инвестиций и откроет какие-то чрезвычайные новые горизонты. Он очень осторожно к этому вопросу относится.
Говорили об агротехнологии, в основном. Его компанию уважают за то, что они являются своеобразными визионерами в агробизнесе, а сам Густаво – таким себе аграрным Илоном Маском.
Я очень хочу, чтобы они пришли в Украину. У них есть желание создавать здесь совместные проекты. Первым шагом от них стало предложение создать рабочую группу, которая в течение 3 месяцев наработает возможные варианты сотрудничества, поездит немного по стране.
А как вы думаете, каковы перспективы сотрудничества с Латинской Америкой?
— У нас иногда про Аргентину спрашивают – что вам там искать, вы же конкуренты? Действительно, они действительно конкуренты нам по многим вопросам, но есть и возможные темы для сотрудничества. Например, аргентинцы нам хотят продавать технику для малых фермеров. Но я, например, сразу им говорю – смотрите, у нас есть программы по поддержке производства собственной агротехники. Тогда почему бы вам здесь не сделать свое производство, хотя бы какие-то запасные части или крупноузловую сборку, тогда вы будете более конкурентными на рынке.
Что-то мы все равно можем туда продавать. Например, в Аргентине очень любят вареную сгущенку. Латинская Америка – это континент, с которым мы до этого времени не работали, поэтому именно из-за этого у нас в приоритетах он до сих пор не стоял. Да, есть Бразилия, и Аргентина, которые нам конкуренты. Но есть Мексика, которая восьмой в мире импортер продовольствия. Там рядом огромные США, с которыми очень сложно конкурировать.
Но в этом случае нам где-то на руку политика Трампа с его торговым протекционизмом. Если он так и дальше продолжит, то на рынок Мексики сможет протиснуться и Украина.
Ко всему нужно относиться системно, и в аграрном секторе в частности. Никакие вещи нельзя делать «с наскока».
А как насчет Индии и их «нетарифных барьеров», метил бромида и другого?
— Работаем с этим. Мы приглашали их представителей, чтобы они приехали и посмотрели, как у нас все работает. Они обещают приехать в I квартале 2018 года. Индийская сторона также заказала для себя научное исследование, сравнение обработки метил бромидом и фосфином, способы их применения. Украина также присоединилась к затронутому Сенегалом и США вопросу относительно требований Индии по фумигации метил бромидом товаров растительного происхождения, которые экспортируются на ее территорию.
А как вы думаете, глифосат может стать таким нетарифным барьером?
— Здесь на самом деле есть как минимум два фактора. Первый – глифосат является составляющей многих удобрений, поэтому применяется широко не только в Украине. Другой фактор – нужно учитывать, что сельское хозяйство должно быть одновременно эффективным и устойчивым, наносить минимальный вред окружающей среде.
Нужно просчитать, сколько у нас глифосата используется, какие возможности перехода на другие действующие вещества. Это все нужно сделать, а не просто расслабиться, что на 5 лет имеем теперь паузу. Даже если ЕС запретит глифосат, надо быть готовым к этому.
Во время дискуссии относительно формата агродотаций многие говорили, что они нужны, чтобы защитить национального агропроизводителя при конкуренции на внешних рынках. Мол, уровень поддержки ниже уровня дотаций аграриям в ЕС или даже в России. А на самом деле это влияет?
— Если и влияет, то только в положительном смысле. Зависимость от государственной поддержки играет злую шутку. Экономическая теория говорит, что секторы стоит поддерживать только, когда они зарождаются, когда хотите что-то запустить в стране.
Например, поэтому мы в следующем году хотим сфокусировать дотации в животноводстве, чтобы запустить промышленное производство говядины. А просто так массово поддерживать, как это делает Европейский Союз – на протяжении многих лет, ежегодно, вынимаются около 50 млрд. евро из кошельков налогоплательщиков или иных секторов экономики и перетекают к аграриям – я, как экономист, не поддерживаю такие системы. Потому что, в итоге, сельское хозяйство теряет свою составляющую аграрного бизнеса.
Я очень хочу, чтобы наши малые фермеры начали относиться к своему делу, как к бизнесу. Меня всегда раздражает, когда начинаешь говорить, они считают, что ты как-то негативно относишься к «родной земле-матушке». Но агробизнес – это комплексная вещь. Если ты толковый бизнесмен, то планируешь свою работу на десятилетия вперед. Конечно, тогда, например, следишь за состоянием грунта или изменениями в осадках, потому что хочешь через три года выйти на такую вот урожайность. Это, на мой взгляд, «агробизнес здорового человека».
Я не против поддержки агробизнеса. Я за фокусную и просчитанную поддержку: просчитанную, системную, чтобы ставились определенные критерии эффективности (KPI) и создавались целевые программы.
На следующий год в госбюджете заложено 200 млн. грн. на работу Экспортно-кредитного агентства (ЭКА). Планируется, что такое учреждение будет поддерживать и экспорт продовольствия из Украины. Но нуждается ли такой экспорт в финансовой поддержке из Украины?
— По большому счету, ЭКА будет работать больше как страховое агентство. Почему это нужно? Для малых и средних наших экспортеров это однозначно важно. Особенно после случая с экспортом наших овощей в Польшу – там была ситуация, когда требовалось выплатить, как страховой платеж, сразу 50% от стоимости партии.
Если мы говорим о развитии экспорта переработанных продуктов в сети супермаркетов, то всегда сталкиваемся с рассрочкой платежа 90-180 дней, и это нормально. Но как перекрыть этот период, потому что малые или средние экспортеры не имеют такой ликвидности? Как раз на такой случай и должны быть деньги от ЭКА.
А какая доля бюджета ЭКА может пойти именно на экспорт продовольствия?
— О конкретных цифрах пока говорить не могу, хотя бы потому, что нарабатываются критерии распределения. В любом случае нам в Минагро важно, чтобы эта поддержка была направлена на как можно большее количество тарифных линий пищевых продуктов, которые мы экспортируем.
Автор: Иван Киричевский
Источник: Agravery.com
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.