Статья посвящена систематизации современных теоретических взглядов на роль институтов в общественном развитии. Актуальность определяется необходимостью детального анализа современных взглядов на роль и место институтов в общественном развитии в рамках концептуализации различных подходов к развитию институциональной теории.
Новизна же заключается в обосновании направлений в отечественной науке и практике современных подходов к институционализму в целом и различных институтов в частности с целью совершенствования экономического и социального развития страны, ее регионов и общин.
Таким образом, цель статьи – обобщить основные новейшие теоретические взгляды на институциональную теорию и практическое использование ее составляющих при формировании государственной политики развития в различных сферах общественной жизни. Рассматриваются научные подходы к ключевым составляющим институциональной теории. Освещены основные характеристики понятия институтов как распространенного феномена в социальной, политической и экономической сферах.
Использование системного, мульти дисциплинарного, а также сравнительного анализа позволило в полной мере исследовать и обобщить многоаспектный и комплексный характер составляющих направлений институциональной теории, ее использования.
В работе акцентировано внимание на координационной роли институтов, важности исследования влияния на формирование публичной политики как формальных, так и неформальных институтов. Систематизирован подход к анализу институтов с точки зрения рациональной и социологической поведенческих моделей.
Охарактеризованы и проанализированы различные научные трактовки институциональной теории на междисциплинарной основе – с точки зрения организационного институционализма, институциональной экономики и компаративного институционализма.
Определены положения актуальных теоретических подходов, представляющих наибольший интерес для ученых, политиков, практиков в рамках институционального анализа. В частности, отмечена важность социально-ответственного инвестирования в развитие человека, отдельной территории, страны в целом – взаимосвязанных и взаимообусловленных процессов, характеризующих развитие саморегулирования бизнес-среды как формы существования неформальных институтов.
Выяснено, что с точки зрения формирования и реализации публичной политики органами власти различных территориальных уровней, важным является использование идей компаративного институционализма, в частности по взаимной обусловленности и взаимной зависимости институтов в различных сферах общественной жизни.
Осуществлено обобщение исследований по имплементации странами различных институциональных форм для улучшения политики развития, на основе чего определена важность комплементарности институтов, диалектически связанных между собой. В этом контексте охарактеризованы ключевые функции институтов, критически важные для формирования и реализации политики развития.
Проанализировано внедрение такого подхода к оценке эффективности институтов, как «институциональное расстояние».
Ключевые слова: институты, институционализм, институциональная теория, институциональные формы.
Постановка проблемы. Современные исследования институциональной теории осуществляются на широкой междисциплинарной основе и охватывают практически все сферы общественной жизни. Вместе с тем, они традиционно опираются на базовые положения нового экономического институционализма. Основная роль, определяемая для институтов в обществе — установление «правил игры» с целью структуризации человеческого взаимодействия.
Экономической основой внедрения институтов является их влияние на уменьшение транзакционных издержек, возникающих в рамках отношений различных субъектов институционального процесса. Между тем, активизация теоретических поисков, посвященных институционализму, значительно расширяет трактовку институтов.
В этом контексте полезным для ученых и политиков является определенная систематизация различных подходов к пониманию роли и использованию институтов в качестве инструментов общественного развития.
Прежде всего, речь идет о существующей недооценке важности неформальных институтов, существенно влияющих на возможность осуществления публичной политики. Важно рассматривать и оценивать конфигурации формальных и неформальных институтов в диалектическом единстве.
Другим проблемным вопросом являются безуспешные попытки безоглядной трансплантации различных институциональных форм, которые внедрены в свое время в развитых странах. Особенно актуальными, в том числе для украинских реалий, остаются замечания Д. Норта относительно того, что формальные правила мало что значат, если они не могут быть внедренными. Чрезвычайно важными остаются и методологические подходы к оценке эффективности осуществления функций различными институтами.
Актуальность темы определяется необходимостью детального анализа современных взглядов на роль и место институтов в общественном развитии в рамках концептуализации различных подходов к развитию институциональной теории.
Анализ последних исследований и публикаций. Различные аспекты современной институциональной теории исследованы в трудах таких всемирно известных зарубежных ученых, как Д. Норт (D. North); О. Уильямсон; К. Эрроу (K. Arrow); Е. Остром (E. Ostrom), Дж. Марч (J. March); В. Скотт (W. Scott). Существенный вклад в контексте адаптации и выдвижения проблематики институционализма осуществили также отечественные ученые, в частности П. Саблук (P. Sabluk), Т. Лозинская (T. Losinska), Н. Обушна (N. Obushna) и ряд других.
В то же время систематизации современных подходов к институциональной теории уделено недостаточно внимания, что сужает направления использования научных разработок для общественного развития.
Новизна работы заключается в обосновании направлений в отечественной науке и практике современных подходов к институционализму в целом и различных институтов в частности с целью совершенствования экономического и социального развития страны, ее регионов и общин.
Цель статьи — обобщить основные новейшие теоретические взгляды на институциональную теорию и практическое использование ее составляющих при формировании государственной политики развития в различных сферах общественной жизни.
В процессе подготовки статьи использованы следующие основные методы исследования: системный и мультидисциплинарный, а также сравнительный анализ, совместное применение которых позволило в полной мере исследовать и обобщить многоаспектный и комплексный характер составляющих направлений институциональной теории, ее использование.
Изложение основного материала исследования. Значительное количество современных исследований по институционализму базируется на теоретических взглядах разработчиков и сторонников нового экономического институционализма.
В частности, отечественными учеными воспринимаются основные положения научных работ лауреатов Нобелевской премии Д. Норта и О. Уильямсона, которые касаются институтов и их экономического содержания. Институции (Institutions) рассматриваются как «правила игры в обществе», или более формально, это ограничения, введенные человечеством, формирующие человеческое взаимодействие.
Как следствие, они структурируют стимулы в человеческом обмене – политическом, социальном или экономическом. Институциональное изменение формирует путь, по которому общество эволюционирует со временем, и это ключ к пониманию исторических перемен. Этим подчеркивается важность институтов и их эволюция для развития общества, что подтверждается многочисленными исследованиями.
Основная роль, которая отведена институциям в обществе это «снижение неопределенности через установление стабильной (но не обязательно эффективной) структуры человеческого взаимодействия». Экономика уменьшения неопределенности заключается в создании институтов, которые влияют на сокращение транзакционных издержек, возникающих при взаимодействии субъектов рынка, формально наделенных одинаковыми правами.
В общих чертах к этим расходам относят расходы на формирование правил, установление фактов их нарушений и осуществление соответствующих наказаний. Однако Д. Норт подчеркивал, что ряд существующих институциональных ограничений повышают транзакционные издержки. Поэтому рынки в целом представляют собой ряд институтов: некоторые из них повышают эффективность обмена, а некоторые ее снижают.
А. Уильямсоном определено понятие институциональной среды как совокупности правил, норм и санкций, образующих политические, социальные и юридические рамки, в которых находятся участники институциональных отношений.
Две характеристики позиционируют институты как чрезвычайно распространенный феномен. Первая – это то, что институты могут быть как формальными, так и неформальными ограничениями.
Данное положение дает возможность определять институтами практически весь спектр человеческих отношений (индивидов и групп в рамках организаций) в любой общественной сфере – социальной, экономической или политической, на любом уровне (местном, национальном, мировом) и любого масштаба, начиная от семьи и заканчивая отношениями между государствами и их объединениями.
Институциональная структура общества (формальная и неформальная, в диалектическом сочетании) формирует относительно ограниченный спектр поведения юридических и физических лиц. Разница между формальными и неформальными институтами заключается в том, что формальными ограничениями являются зафиксированные нормы, правила, законы, решения судов и т. п. Неформальные ограничения – это конвенции, моральные и этические правила поведения, неофициальные кодексы и тому подобное.
Вторая характеристика заключается в том, что институты всегда организационно оформлены. По этому поводу ученые имеют разные взгляды.
К организациям Д. Норт относит все группы лиц, связанные какой-то общей целью и объединенные в рамках реализации собственных интересов. Это политические органы (политические партии, сенат, местные советы, регулирующие агентства). Экономические органы (фирмы, профсоюзы, семейные хозяйства, кооперативы). А также социальные органы (церкви, клубы, спортивные общества). Образовательные органы (школы, университеты, центры профессиональной подготовки) и другие.
Ученый настойчиво отличал институты от организаций: последние существуют в рамках, определенных институциями. Такая позиция Д. Норта относительно различий между институтами и организациями неоднократно становилась предметом критики некоторых исследователей, которые отмечали нечеткость подобного разграничения.
В то же время О. Уильямсон фокусировал внимание на организациях как институциональных формах – системах управления для снижения транзакционных издержек, что предусматривает существование «фоновых условий», таких, как право собственности, законы, нормы и договоренности.
Ряд ученых считают, что термин «институция» касается органов, которые создаются и являются ответственными за коллективные дела – ассамблеи, исполнительные органы власти и судебные органы власти, а также правила относительно их формирования и функционирования.
Несколько иного мнения относительно организаций был выдающийся ученый-экономист К. Эрроу, который причислял к организациям не только органы власти и фирмы: он придерживался точки зрения, что организации – это средство достижения выгод коллективного действия в ситуациях, где рыночная система терпит неудачу.
Организациями К. Эрроу считал политические партии, революционные движения, университеты, церковь – все объединения, которые формируют общие характеристики необходимости коллективного действия и распределения ресурсов через нерыночные методы.
По его утверждению, формальные организации – неисчерпаемый перечень их видов. Этические кодексы и рыночная система также интерпретируются как организации; рыночная система имеет сложные детальные методы коммуникации и совместное принятие решений. Это делает очевидным мнение, что участниками организаций могут быть как сами организации, так и индивиды.
Важно подчеркнуть, что индивиды, как правило, входят во многие организации. Цель организаций — использовать то обстоятельство, что многие решения (фактически все решения) нуждаются в участии многих индивидов для их результативности (eff ectiveness), особенно в случаях слабости рыночной системы.
И все эти организации К. Эрроу причислял к институтам, замечая, что кроме них, существует другой ряд институтов – так называемые невидимые (invisible) институты: принципы этики и морали. Эти принципы являются соглашениями, осознанными или нет, относительно получения взаимных выгод.
Лауреат Нобелевской премии Е. Остром в работе «Эволюция институтов для коллективных действий» определял институты как совокупность рабочих правил, которые используются для определения того, кто имеет право принимать решения в определенной сфере. Какие действия разрешены или ограничены, какие правила будут использоваться, каким процедурам необходимо следовать, какую информацию нужно или не нужно предоставлять и какие платежи будут назначаться лицам в зависимости от их действий.
Все правила содержат предписания, запрещающие, разрешающие или требующие определенного действия или результата. Рабочие правила фактически используются, контролируются и применяются, когда люди делают выбор в отношении действий, которые они будут осуществлять. Иными словами, рабочие правила являются общеизвестными, контролируются и выполняются с применением принуждения.
Рабочие правила могут напоминать формальные законы, которые отражаются в законодательстве, административных нормах и судебных решениях. Формальное законодательство, очевидно, является главным источником рабочих правил во многих ситуациях, особенно когда активно контролируется их соответствие, и применяются санкции за несоблюдение.
Когда говорят о системе, что регулируется верховенством права, это выражает мысль о том, что формальные законы и рабочие правила тесно согласованы и органы принуждения несут ответственность, как и другие, за выполнение правил.
В ряде случаев рабочие правила могут значительно отличаться от законодательного, административного или судебного регулирования, то есть от формализованной системы законодательства. Следовательно, об организациях как институтах речь здесь не идет.
Отсутствие общего согласованного подхода ученых по институционализму относительно того, могут ли организации признаваться институтами, или учреждениями считаются только правила и нормы, при этом оставляет открытой дискуссию по этому поводу.
В пользу определения организации как институциональной формы свидетельствует то, что она сама в своих пределах создает определенные ограничения для реализации своих интересов, и, таким образом, подпадает под широкое определение институции. Организация выступает объектом ограничений (не институцией), когда эти ограничения – институции − являются внешними для организации «правилами игры».
Важно также подчеркнуть, что институты, определенные как «правила игры», часто рассматриваются исследователями как координационные инструменты и с этой целью должны быть поняты в их взаимоотношениях с другими институтами и субъектами (индивидами и организациями). Ведь эффекты влияния институтов всегда зависят от их устроения в сеть других институтов и субъектов.
Координационное свойство институций распространяется на формальные и неформальные формы ее существования, которые иногда рассматриваются как альтернативные способы координации. В современных государствах формальные институты, как правило, фиксируются в законодательстве.
Неформальные институты часто функционируют неявно и их можно наблюдать «задним числом», или они становятся явными из-за конфронтации или нарушения прав. Не все неявные правила (например, правила культуры) являются неофициальными. Они могут быть столь же требовательными, как закон, и могут быть превращены в закон, когда существуют соответствующие условия.
Кроме формальных и неформальных институтов, основатели эволюционной теории управления предлагают рассматривать так называемые мертвые институты (dead institutions).
Подобные институты ранее были формальными правилами, законодательными актами, которые фактически утратили координационную функцию, однако еще не изъяты из законодательства и официально не отменены и в свое время могут быть возрождены. «Мертвые институты» важны для эволюции управления. Поскольку они могут восстанавливаться в качестве передаточного механизма между субъектами, различными институтами или придавать игрокам, предметам новые значения и приобретать большую актуальность.
Формальные и неформальные институты, формирующие друг друга, не могут быть понятыми без отношений между собой. Формальность уничтожает и создает просторы для не формальности; первая создает функции для не формальности и условия для перехода формальных к неформальным.
Формальность не может существовать без не формальности, для ее генезиса и ее имплементации. По этой причине нецелесообразно говорить о последствиях не формальности или формальности. Отдельно следует рассматривать конфигурации формальных и неформальных институтов, которые должны оцениваться как одно целое.
Приведенное утверждение является чрезвычайно важным для органов власти при формировании и реализации публичной политики, когда необходимо учитывать диалектическое единство формальных и неформальных институтов. Особое внимание следует уделять неформальным институтам, поскольку они имеют, главным образом, спонтанные происхождения; это означает, что с обдуманным просчитанным видом (формальным) они связаны минимально.
Следует также заметить, что различные версии нового институционализма привели к различной трактовке институтов в зависимости от характеристики человеческого поведения, с точки зрения рациональной и социологической моделей.
В рациональной модели поведения предпочтения являются экзогенными: человек решает, какая альтернатива лучше всего максимизирует выгоды и затем соответственно действует. Ученые Дж. Марч и Дж. Олсен назвал это логикой последовательности.
В социологической поведенческой модели предпочтения эндогенны: индивидуальное социализировано в определенные ценности и нормы, которые определяют поведение. Индивид оценивает ситуацию и действует соответственно тому, что подходит в данной ситуации больше, чем рассматривает последствия. Ученые назвали такое поведение логикой соответствия.
Е. Остром аргументировал, что эти две модели могут быть концептуализированы как основной подход к анализу институтов. Его точка зрения заключается в том, что все ограничены культурными ценностями и нормами. В этом смысле мы осознаем, что определяет уместность действия.
В то же время нормы и ценности нечасто дают нам конкретное указание относительно того, какое действие точно выбрать. Внутри правил, в которых мы существуем, мы можем выбрать между различными направлениями действия. Индивидуальный выбор ограничен тем, что является подходящим, но мы выбираем среди разрешенных действий, используя логику последовательностей.
В этом смысле два поведенческих предположения не просто используют разные подходы для анализа институтов. Они оба формируют предположение, что поведение ограничено правилами, и ключевая задача для конституционного анализа в идентификации правил, которые являются релевантными для политического явления, которое анализируется.
Следовательно, для человека homo economicus институты являются инструментами, которые усиливают и ограничивают реализацию экзогенно развитых целей и деятельности, а в случае homo sociologicus институты, прежде всего, играют роль в установлении идентичности индивидуальных игроков и соответствующего восприятия и мотивации.
Институции должны усиливать возможности трансакций, которые homo eco-nomicus преследует осуществить, что означает: а) обеспечение информации для снижения неопределенности; б) четкие правила принятия решения, в) меры контроля для субъектов сделки.
Институты должны обеспечить для homo sociologicus: а) подсказки, которые помогают выявить предыдущие точки отсчета в ситуации с целью уменьшения неоднозначности; б) стимулы, что мобилизуют индивидуальные действия; в) особенности, что вносят согласованность в совместных действиях и взаимодействии коллективных игроков.
Рассматривая различные подходы к определению институтов, целесообразно также учитывать, что институциональная теория формировалась и продолжает формироваться на междисциплинарной основе, и, как результат, институты определяют с учетом различных концептуализаций.
В частности, Дж. Хото и Т. Педерсен различают три составляющие в институциональной теории: организационный институционализм, институциональную экономику и компаративный институционализм.
Организационный институционализм возник от попыток объяснить отношения между субъектами (индивидами или организациями) и их средой (социальной, культурной, экономической или политической) для того, чтобы определить степень, к которой институты ограничивают поведение этих субъектов.
Согласно утверждениям ряда ученых, подобные ограничения могут иметь три формы: миметическую, принудительную и нормативную. Когда условия среды не определены, организации стараются вести себя так, как и им подобные для снижения возможных негативных последствий внешнего воздействия.
Принудительное давление часто исходит от влиятельных игроков, доминирующих в институциональной среде, таких, как власти или другие крупные организации, которые также контролируют ресурсы, использующие менее мощных игроков.
В этом контексте одним из выводов организационного институционализма является тот факт, что в нестабильной или неоднородной институциональной среде субъекты, которые имеют выгодные социальные позиции, могут действовать как «институциональные предприниматели» и успешно влиять на то, какие организационные формы и практики воспринимаются как легитимные.
Наконец, нормативные ограничения возникают, когда определенные ценности подвергаются сомнению или направления действий являются нечеткими и организации стремятся найти более надежную основу собственной легитимности.
Дискуссии о корпоративной социальной ответственности могли бы служить подходящей иллюстрацией. В этой связи полезным дополнением к организационному институционализму оказываются теории социальных движений – для обобщенного объяснения изменений (организационных и социальных) и распространения практик, рассматриваются как легитимные для участников в их институциональных сферах.
Данный контекст также является чрезвычайно важным для такого феномена, как социально-ответственное инвестирование в развитие человека, отдельной территории, страны в целом – ведь это взаимосвязанные и взаимообусловленные процессы.
Факт того, что множество вызовов, с которыми имеет дело человечество, не могут быть решены исключительно одним игроком – государством, что создает предложения, по которым управление должно стать мультистейкхолдерским процессом (multistakeholder endeavour).
Подобный сдвиг в управлении также возникает, поскольку органы власти и политики сами становятся ограниченными в реагировании на быстрые технологические инновации. Это обусловливает новую роль для частного сектора и научных кругов, работающих вместе с должностными лицами во власти, для осуществления экспертизы технологий, которые они продвигают, их применения и потенциальных последствий.
Несмотря на отсутствие политического мандата, пионеры технологий активно формируют частные правила, сертификатные схемы, стандарты, социальные нормы или политику по умолчанию, воздействуя, таким образом, на образ жизни общества.
Промышленное саморегулирование является одним из важных примеров социального управления, вводится самим частным сектором в условиях новых технологий. Оно может принимать разнообразные формы: от введения условий рынка (ценовой контроль, условия вхождения на рынок, производственные требования и стандартные сроки контрактов) в социальных обязательствах (контроль окружающей среды, регуляторы безопасности или требования к маркировке и рекламе).
Саморегулирование имеет много особенностей, которые делают его более маневренным, чем формальное законодательство. Формирование правил, мониторинг, процессы внедрения и исправления могут осуществляться быстрее через саморегулирование, чем официальное законодательство, и это означает, что потребители могут быть защищены быстрее. Саморегулирование создает гибкую регуляторную среду, где наставления продолжают эволюционировать все время, обеспечивая пространство для инноваций.
Саморегулирование помогает бизнесу интернационализировать этическое поведение и принципы, поскольку правила базируются на социальных нормах и дают возможность взаимодействовать на равных с другими партнерами, чем подчиняться прескриптивным правилам «сверху — вниз», тем самым, увеличивая влияние на регулирование.
Первоклассные регуляторы (super regulators) – понятие, введенное профессором университета Южной Калифорнии Г. Хэдфилд. Она аргументирует, что правила и регулирование, которые применяются конкурентными частными регуляторами, при необходимости могут использоваться при наблюдении государственными регуляторными органами.
Есть осознание, что частное упорядочивание использования новых технологий находится под влиянием, которое формируется за пределами традиционной сферы корпоративного управления.
Платформы технологий должны играть более активную роль в менеджменте внешнего управления их систем.
Для научных школ по публичному управлению подобные социальные движения особенно полезны, поскольку рассматривают политические условия диффузии альтернативных путей в подходах к институциональному строительству и в объяснении процессов институционализации.
В публичной политике и государственном управлении в рамках организационного институционализма ряд вопросов являются центральными: как определить межинституциональную границу конфликтов при формировании и реализации определенной политики.
Как обеспечить организационную адаптацию к конфликтам и распределению полномочий в организационных уровнях (в частности, в сферах оказания публичных услуг) и как лучше понять последствия изменения социальных норм и ценностей, влияющих на поведение отдельных работников организаций или профессиональных ассоциаций для сопротивления или продвижения реформ.
Институциональную экономику рассматривают как одну из ключевых составляющих институциональной теории. Центральный ее принцип базировался и базируется на том, что анализ экономических проблем должен принимать во внимание социальную систему общества.
Широкое распространение представлений о роли институтов в экономике приходится на 1970-е и 1980-е годы благодаря работам Д. Норта и О. Уильямсона, как уже отмечалось выше.
Возобновленный интерес к институтам под заголовком новой институциональной экономики базировался на приверженности неоклассического взгляда на рынки как на механизмы распределения, что руководствовались рациональными агентами с совершенной информацией. Новая институциональная экономика утверждает, что характер процессов обмена и количество «преград» зависят от институционального контекста, в котором они осуществляются.
В частности, мера, в которой институциональная среда гарантирует права собственности и обязательность выполнения контрактов, влияет на уровень транзакционных расходов.
В новой институциональной экономике результативность или качество институциональной базы имеют непосредственное влияние на функционирование и форму рынков и организаций, а также экономическую деятельность.
Признавая существование формальных и неформальных институтов, новая институциональная экономика сосредотачивается на формальных правилах и регулировании и как эти правила и регулирование влияют на выбор управленческого механизма, через который организована экономическая деятельность.
В этом контексте существенное различие между старыми и новыми институциями заключается в том, что последние больше рассматривают институты как относительно приспособленные ограничения, чем как средство индивидуального выбора.
Расширением теоретических возможностей новой институциональной экономики стало использование подходов, базирующихся на теории игр по пониманию появления и функционирования институтов. Они привлекают внимание к взаимозависимой среде результатов игр в различных экономических сферах. Новые институциональные экономисты все больше определяют и исследуют когнитивное значение институтов, а также взаимозависимости среди них.
Третьим доминирующим институциональным подходом является компаративный институционализм, который сформировался в политической науке, социологии труда и компаративной политической экономии.
Подобно новой институциональной экономике, он имеет дело преимущественно с институтами национального уровня, хотя институты на субнациональном уровне также в центре внимания. Компаративные институциональные подходы ищут объяснений в различии социально-экономических организаций между странами.
Этот подход доказывает, что неявные различия существуют среди рыночных экономик, и что эти различия могут иметь существенное влияние на структуру и практику различных обществ.
Целесообразно также заметить, что в рамках компаративного институционализма важное значение имеют и взаимосвязи между различными субъектами развития внутри страны. Государство и община всегда выступают как взаимодополняющие институциональные формы общества.
Социально-экономическое развитие в общине происходит за счет существования необходимых основных условий: обеспечения макростабильности, общих правил игры (государство) и формирования условий обеспечения микроэкономической эффективности, соответствующей социальной политики, что поддерживает эту эффективность.
А также за счет эффективного решения возникающих для экономических субъектов проблем, конфликтов (община). Это создает так называемая микроэкономическая институциональная среда, что сокращает транзакционные издержки, снижает риски, сопровождающие экономическую деятельность.
Особенностью компаративного институционализма является то, что институты в различных социальных сферах, таких, как образовательная система, здравоохранение, а также финансовая система и рыночные отношения считаются взаимообусловленными и взаимозависимыми. Отсюда компаративный институционализм утверждает, что институты в обществе часто развиваются взаимосвязано, и взаимно поддерживая друг друга.
Как результат, институты в развитых странах часто формируют относительно стабильную и комплементарную конфигурацию, которая помогает формировать такие специфические стратегии, подходы к проблемам и общие правила принятия решений, которые создают предсказуемые модели поведения субъектов внутри системы.
Компаративный институционализм рассматривает институты не как независимые ограничения, а как часть взаимосвязанных, культурно обоснованных решений для решения проблем экономической и социальной координации. При таком подходе формы, практики, структуры и способности фирм, других организаций отражают институциональный контекст, в который они встроены.
В связи с этим компаративные институционалисты традиционно полагаются на характеристики взаимодействия между институциями в социальной и экономической деятельности.
Кроме вышеуказанных составляющих институциональной теории, ряд ученых выделяют также несколько вариаций нового институционализма. В частности, к нему относят институционализм рационального выбора, исторический институционализм, социологический институционализм. Хотя все они сосредоточены на институтах, их предположения, интерпретация и точки зрения различны.
Так, институционализм рационального выбора основан на предположении, что институты влияют на предпочтения рациональных людей для максимизации их полезности. Поэтому формальная и неформальная структура институтов приводит индивидов и разработчиков политики к стратегиям, которые будут максимизировать их выгоды в рамках конкретного контекста, основываясь на информации, которую они имеют.
Согласно институционализму в рациональном выборе, институции существуют так долго, сколько они служат потребностям индивидов, и исчезают, когда они прекращают обслуживать эти потребности.
Исторический институционализм фокусируется на исследовании современных аспектов и исторических корнях социальных и политических интересов, а также на властных отношениях между разными игроками и их группами. Он также исследует политические структуры, которые создают, поддерживают и изменяют институты.
Отдельные представители этого направления утверждают, что хотя приемлемее рассматривать институты как экзогенные относительно процесса политики, на самом деле они переплетаются. Государственная политика влияет на институты и одновременно находится под влиянием институтов. Поэтому они не являются отдельными образованиями.
Социологический институционализм фокусируется на взаимодействиях между игроками и институтами. Он уделяет внимание важности различных норм и культур в отношении их влияния на человеческое восприятие и поведение.
Этот подход использует конструкции, которые создают нормы и эффект когнитивных элементов, которые влияют на поведение и выбор в организациях и обществе. Эти нормы – общепринятые правила поведения и социального отношения в пределах социальной группы.
Хотя они могут быть менее заметными, чем кодифицированные законы, эти нормы оказывают значительное влияние на поведение субъекта. Научная литература убедительно показывает, как социальные нормы, которые вытекают из общественных и идентичных групп, профессиональных ассоциаций, деловой практики и тому подобное регулируют подавляющее большинство человеческих поступков.
Социальные нормы — это фундаментальный способ активизации социально-экономической деятельности путем согласования ожиданий людей относительно того, как будут действовать другие социальные санкции. Так, позор, потеря репутации или, в определенные времена, санкционированное насилие, является мощным средством побуждения к сотрудничеству, чтобы предотвратить то, что считается асоциальным и девиантным поведением.
Следовательно, различные теоретические институциональные подходы обусловливают отличную трактовку содержания, форм и характеристик институтов. Это важно осознавать и учитывать, когда речь идет об исследовании влияния институтов на развитие различных обществ.
Роль институтов в экономическом развитии считается чрезвычайно важной: нет экономики без соответствующей «экономической конституции», что означает взаимозависимость между действующими политическими институтами и выгодами рынка.
Страны, которые являются более безопасными, развитыми и справедливыми, имеют лучшие значения индикаторов, свидетельствующих об эффективности ряда институциональных форм. Это означает, что определенные типы институций однозначно определяют более высокий уровень развития, и это побуждает к внедрению институциональных реформ, имеющих целью достижение тех институциональных стандартов, которые часто относят к институциональным трансплантатам (institutional transplants).
Другими словами, успех развития определяется характеристиками формальных институтов. В то же время, когда речь идет о том, что трансплантированные институциональные формы не приводят к желаемым результатам, вина падает на институциональные слабости и предлагаемым решением является «улучшить институции».
Как свидетельствует мировой опыт, не все так однозначно относительно «лучших» институциональных форм и их безоглядной имплементации. Различие возникает непосредственно между институциональными правилами, которые могут быть оптимальными относительно экономической теории или относительно того, как более успешные и совершенные страны ими оперируют, и правилами, которые могут быть действительно введены в данных исторических и политических условиях конкретных стран.
Д. Норт отмечал, что существование формального правила мало что значит, если оно не может быть введено в действие. Значением этого высказывания часто пренебрегают. Большинство развивающихся стран имеют много правил, которые являются хорошими правилами на бумаге. На практике реальность часто довольно разная.
И если не считается правдоподобным ввести в действие ряд из этих правил любым эффективным способом в конкретной стране или осуществить улучшения в возможностях управления, что могло бы улучшить введение в действие правил в разумные временные рамки, эти правила могут оказаться неприемлемыми как приоритеты политики в практическом смысле.
Развивающиеся страны часто критикуют за попытки введения слишком амбициозных интервенционных программ. Нередко одни и те же страны регулярно призывают начать программы улучшения верховенства права, уменьшения коррупции, улучшения подотчетности власти и другие амбициозные меры. Исследователи утверждают, что этого нельзя достичь в среднесрочной перспективе в той мере, чтобы оно имело существенное влияние на экономические преобразования в стране.
Итак, переход на совершенные правила, которые являются нормой для развитых стран, должен быть ключевым в стратегии роста развивающихся стран, как первоочередная цель. Ускоренный рост даже в среднесрочной перспективе действительно требует соответствующих политик и институтов, и это соответствие требует специфических требований к различным комплементарным институтам, диалектически связанным между собой, если они должны быть успешно реализованы.
С другой стороны, чрезвычайно важным считается необходимость уделять больше внимания тому, как институты на практике функционируют, чем тому, какую форму они приобретают.
Всемирный банк идентифицирует обязательства, координацию и сотрудничество (commitment, coordination and cooperation) как три ключевые функции институтов, необходимые для гарантирования того, что правила и ресурсы направлены на то, чтобы получить желаемые результаты развития. Результативность политики может быть объяснена тем, насколько и как успешно институты осуществляют эти функции.
Обязательство является залогом долговременной поддержки политики для гарантирования, что обещания выполняются. Координация заключается в формировании ожиданий для обеспечения взаимодополняющих действий. А сотрудничество – в ограничении оппортунистического поведения для обеспечения безопасности проезда без билета.
Координация и сотрудничество предполагает добровольное согласие, то есть желаемое социальное действие – это то, что индивиды действительно желают принять. Эти термины исходят из теории игр, которая доказывает, что в интересах каждого игрока совершать определенное действие, если существует уверенность в том, что все остальные игроки поступают так же.
Достижение координации требует формирования политики, которая бы предоставляла понимание, что каждый субъект будет предпринимать желаемые действия. Иногда это сопровождается предоставлением стимулов для отдельных субъектов, которые первыми совершают определенные действия, чтобы другие подражали их поведению.
В теории игр также известна «дилемма заключенного», когда коллективная выгода, которая является результатом сотрудничества, всегда находится под риском соблазна каждого игрока иметь больший стимул для «безбилетной поездки» (пользование общим благом без соответствующих затрат).
Стимулирование сотрудничества предусматривает формирование надежного механизма вознаграждения или штрафа за соблюдение/несоблюдение желаемых действий. Обязательство касается способности субъектов выполнять соглашения.
Отсутствие механизмов соблюдения каждых из субъектов взятых на себя обязательств существенно влияет на выполнение соглашений во имя коллективной выгоды. Механизмы привязанности позволяют субъектам трансформировать игру таким образом, чтобы стимулы для каждого были выровнены.
Механизмы выполнения обязательств позволяют гарантировать надежность политики со временем, даже при возникновении изменения обстоятельств. В этом смысле институты могут рассматриваться как технологии, позволяющие обществу и индивидам участвовать в достижении долгосрочных целей, даже при изменении обстоятельств.
Теоретически выполнение обязательств со временем формирует доверие к институтам и повышает добровольное соблюдение определенных правил. Эмпирические результаты исследований свидетельствуют о том, что обязательность обязательства приводит к усилению сотрудничества субъектов.
Доверие является центральным аспектом достижения развития. Доверие причисляют к положительным результатам в сроках экономического роста, так как и деятельность власти. Но что такое доверие, откуда оно берется и почему имеет значение?
Всемирный банк определяет доверие как вероятность того, что игрок обязуется совершить перед другими игроками, исходя из их прошлого поведения. В теории игр это понятие известно как репутация. В литературе различают два вида доверия: межперсональное и институциональное доверие.
Межперсональное доверие касается доверия среди индивидов. Оно может появляться от таких отношений, как общие связи или это может быть социальной нормой.
Институциональное доверие означает доверие общества к организациям, правилам и механизмам. Оно может появляться от элементов, основанных на отношениях, или может быть функцией повторяющихся обязательств. Этот тип доверия важен, поскольку он усиливает легитимность, и в конечном итоге он позволяет сотрудничать и координировать деятельность в условиях добровольного соблюдения норм и правил.
Следовательно, обязательства, координация и сотрудничество составляют ключевые институциональные функции, которые влияют на эффективность политики.
Измерение того, насколько успешно реализуются эти функции институтов в конкретной стране, является предметом постоянного внимания политиков, ученых, экспертов, бизнеса.
Ведь от эффективности функционирования институтов зависит конкурентоспособность государства, его регионов и общин по сравнению с другими странами и на мировом уровне в целом. К подобным оценкам приковано внимание иностранных инвесторов и мультинациональных компаний (MNC), которые оценивают возможность работать в той или иной стране.
В связи с этим длительное время идет поиск наиболее приемлемых индикаторов оценки институциональной способности стран. Одним из таких индикаторов является так называемое расстояние страны от других стран в различных национальных сферах: культурной, географической, экономической и других.
Термин «институциональное расстояние» (institutional distance) начинает внедряться с середины 1990-х гг. и набрал распространение в международных бизнес-исследованиях. Этот термин широко известен как различие между институциональными контурами/профилями двух стран, как правило, страны родной и принимающей страны для мультинациональных компаний.
Институциональное расстояние быстро стало одним из самых распространенных в использовании типов расстояний с усилением глобализации. MNC входят в развивающиеся страны, рынки которых характеризуются неопределенностью и неоднозначностью с высокими политическими и экономическими рисками, сложностью и недостатками, что обобщенно определено термином «институциональные пустоты».
Понимание различий между странами и их влияние на бизнес, а также исследование того, как ориентироваться успешно среди различных сред, стало центральной задачей для глобальных менеджеров.
Институциональное расстояние обеспечивает широкий взгляд на национальные контексты, рассматривая не только культурные, но и регуляторные и когнитивные элементы. Подобные индикаторы также позволяют сосредоточиться на динамических аспектах контекста, отражая важные институциональные изменения в странах мира.
Центральная идея исследования институционального расстояния – то, что компании, которые делают бизнес через национальные границы, встроенные и подвергаются многочисленным и различным институциональным средам у себя дома и в принимающих странах, и, как результат, имеют дело с уникальными сложностями и рисками.
Степень таких различий (то есть институционального расстояния) определяет специфические вызовы перед стратегиями компаний и менеджерскими решениями и действиями.
Многочисленные исследования, которые проводят ученые и практики относительно институциональных расстояний, свидетельствуют о необходимости использования для оценок различных интерпретаций институтов и различных институциональных перспектив. Измерения институционального расстояния существенно отличаются, варьируя от отдельных абсолютных или относительных показателей до сложных синтезированных и интегральных показателей.
Они регулярно публикуются международными организациями и фондами: Всемирным банком, Фондом наследия, Всемирным экономическим форумом. Среди них – индикаторы управления, индекс экономической свободы, глобальный отчет конкурентоспособности, рейтинг Doing Business и другие.
Показатели институционального расстояния, которые используются наиболее широко для построения вышеуказанных индикаторов – это «право голоса и подотчетность», «политическая стабильность и отсутствие насилия», «качество регулирования», «контроль коррупции», «верховенство права», «свобода рынка труда», «монетарная свобода» и много других.
Вместе с тем, еще существуют существенные разрывы в методологических подходах измерения институциональных расстояний, их интеграции с другими показателями и интерпретации полученных в результате моделирования итогов. Свидетельством чего является недавнее решение Всемирного банка временно приостановить публикацию рейтинга Doing Business в связи с методологическими проблемами.
Выводы и перспективы дальнейших исследований. Динамическая активизация междисциплинарных исследований по проблемам институализации последние три десятка лет значительно расширила теоретические возможности институциональной экономики и, как результат, ученые все больше привлекают внимание к пониманию функционирования институтов как чрезвычайно распространенного феномена общества.
Появление различных концептов институциональных отношений существенно повышает роль координационных свойств институций, присущих как формальным, так и неформальным их формам, образуя диалектическое единство и существенно влияя на процессы формирования и реализации публичной политики.
Все больше внимания уделяют другой – социологической − модели поведения индивида, как альтернативной и одновременно дополняют доминирующий рациональный подход к анализу институтов.
Значительный потенциал понимания новых институциональных форм имеет различия в институционализме нескольких основных теоретических направлений организационного институционализма, институциональной экономики и компаративного институционализма. Каждое из этих направлений по-разному концептуализирует институты, их потенциал и свойства.
В частности, организационный институционализм служит основой распространения практик такого феномена, как социально ответственное инвестирование в человеческое развитие. Бизнес активно формирует частные правила, стандарты, социальные нормы, влияя, таким образом, на образ общественной жизни.
Практически неисследованным и неиспользованным, по крайней мере, в отечественных реалиях, остается потенциал новой институциональной экономики в части решения проблем совместного использования природных ресурсов, сохранения экологии, качественного предоставления публичных услуг.
Компаративный институционализм может служить научной основой создания эффективных механизмов интеграции институтов в различных социальных сферах, что позволяет формировать относительно стабильную и комплементарную конфигурацию стратегий развития с предполагаемыми моделями поведения субъектов внутри системы.
Важными также являются выводы о нецелесообразности безоглядной реализации институциональных правил, которые эффективно работают в развитых странах. Переход на совершенные правила и нормы развитых стран должен происходить со временем, с учетом осуществления соответствующих политик и институтов, и это соответствие предусматривает специфические требования различных комплементарных институтов, диалектически связанных между собой.
В этом контексте актуальным является утверждение уделять больше внимания тому, как институты функционируют, чем их форме. Измерение того, насколько успешно реализуются эти функции институтов в конкретной стране, является предметом постоянного внимания политиков, ученых, экспертов, бизнеса.
Одним из индикаторов институциональной способности стран является «институциональное расстояние», что обеспечивает широкий взгляд на национальные контексты, рассматривая не только культурные, но и регуляторные и когнитивные элементы.
Подобные индикаторы также дают возможность сосредоточиться на динамических аспектах контекста, отражая важные институциональные изменения, в том числе, в Украине. С учетом этого спрос на дальнейшие теоретические и практические исследования институциональных отношений только расширяется.
Автор: С.А. Романюк, доктор экономических наук, профессор кафедры публичного управления и публичной службы, Национальная академия государственного управления при президенте Украины, E-mail: rosand@i.ua, ORCID: 0000-0003-1219-1513
Источник: Журнал «Демография и социальная экономика»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.