«Два главных правила рынка власти: «услуга за услугу» и «око за око, зуб за зуб»… Ники занимает ключевую позицию, то есть два других самца вложились в его власть и в определенной степени разделяют ее. Власть была поделена непропорционально, но все же она не осталась в одних руках».
Нет, это не новые политические распределения сил и сфер влияния на Печерских холмах. Автор цитаты – 72-летний Франс де Вааль не имеет отношения к политике, хотя одна из его книг попала в список литературы, рекомендованной конгрессменам США в первый год работы.
Шесть лет ученый-приматолог посвятил изучению колонии шимпанзе. В 1982 году из печати вышла первая его книга – «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов». Потом были – «Мораль без религии: в поисках человеческого у приматов», «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?», «Последние объятия мамы. Чему нас учат эмоции животных».
Де Вааля избрали иностранным членом Национальной академии наук США, Нидерландской королевской академии наук, почетным доктором Йельского университета, профессором университета Эмори в Атланте. В 1997 году он попал в список 100 самых влиятельных людей мира по версии «Time».
«Я не провожу прямых параллелей между тем, как конкурирующие шимпанзе пытаются завоевать благосклонность самок, занимаясь грумингом и щекоча их потомство, и тем, как политики-люди поднимают и целуют детей, что они, как правило, делают только во время избирательных кампаний», – утверждает де Вааль.
Действительно не проводит – он предоставляет эту возможность читателю, который безошибочно узнает в героях его книг топ-персонажей мировой политики.
Франс де Вааль рассказал «Украинской правде», что общего у обезьян и участников акций протеста Occupy Wall Street, как выглядели бы соцсети для шимпанзе, откуда появляются «серые кардиналы» в колониях приматов и на политическом Олимпе. И есть ли коррупция у человекообразных обезьян, и чему нам стоит поучиться у бонобо, чья главная заповедь «Make love, not war».
«Как и молодежь 1960-х, обезьяны бонобо предпочитают заниматься не войной, а любовью»
— Исследователи, которые десятилетиями изучают поведение животных, часто становятся мизантропами. В отличие от них вы критикуете идею, что люди от природы эгоисты, а мораль – это тонкий слой на поверхности человеческих страхов. Как вы умудрились сохранить веру в человека?
— В 1970-1980-е, времена, когда я формировался как биолог, самыми популярными были книги, изображавшие человечество в темных тонах. Продвигались идеи, что новая мировая война может вот-вот вспыхнуть, ведь мы ненавидим друг друга. Мы плохие, мы ничто от природы, у нас звериные инстинкты, но у нас есть фасад, который можно цивилизовать – говорили сторонники теории, которую я называю «фанерной».
Да, в истории человечества были темные страницы, были геноциды. Но это всего лишь одна сторона. Мы, люди, имеем немало положительных черт, которые имеют и другие биологические виды. Но мы фокусируемся на плохих чертах. Эти агрессивны, те ленивы. Но, присмотревшись, вы увидите дружбу, приязнь, сочувствие в поведении других видов. Эти свойства есть в человеке также, они часть человеческого духа, часть эволюционного бэкграунда.
Если хотим построить лучшее общество – особенно сейчас, когда все так проблематично, лучше присмотреться к этим положительным чертам. Они есть, их не надо выдумывать.
– Присматриваться в первую очередь, пожалуй, лучше к обезьянам бонобо, поведение которых вы описали в книге «Бонобо: забытые приматы»?
– Многие из исследователей использует шимпанзе, как пример человекообразных обезьян, которые подтверждают, что человек биологически агрессивный как вид, склонный к конфликтам и войнам, у людей должны доминировать особи мужского пола. Мы знаем, что шимпанзе убивают друг друга во время конфликтов между группами, иногда в пределах одной группы.
Большинство этих исследователей упоминают о бонобо – обезьянах, которые живут в тропических лесах Центральной Африки: «Есть еще бонобо, но это не важно, давайте сфокусируемся на шимпанзе». По моему мнению, очень обидно, что так происходит. Ведь генетически бонобо столь же близки к нам, как и шимпанзе.
— В своей книге вы так описываете бонобо: «Я не хочу обидеть шимпанзе, но у бонобо больше стиля. Небольшая голова на узких плечах, плоское открытое лицо, длинные черные волосы, разделенные аккуратным пробором. Питаются фруктами, и в отличие от своих сородичей, никогда не охотятся на других обезьян. Не уступая в интеллекте шимпанзе, они превосходят их в чувствительности. Во время Второй мировой войны все бонобо из одного немецкого зоопарка умерли, не выдержав грохота канонады».
Итак, есть агрессивные шимпанзе, и есть любвеобильные бонобо. Ближайшие родственники, с генетической точки зрения. Генетикой эти различия не объяснишь. Что повлияло на них?
– Когда-то у шимпанзе и бонобо были общие предки. Затем развитие этих видов обезьян пошло разными путями. Шимпанзе более агрессивны, у них командуют самцы. Бонобо — миролюбивые, у них лидируют самки. Как и молодежь 1960-х, они предпочитают заниматься не войной, а любовью. Они свято соблюдают заповеди: «Make love, not war». Бонобо используют секс для разрешения конфликтов и примирения.
Нам неизвестно, почему они настолько разные. Одна из возможных причин — бонобо живут в местах, где много еды. А шимпанзе живут в более бедной среде, где за еду приходится конкурировать с гориллами.
Шимпанзе-самки вместо того, чтобы искать пищу группой, странствуют наедине, чтобы избежать конкуренции за нее. Когда одинокая самка встречает самца, он физически доминирует над ней. В бонобо самки путешествуют вместе как группа, поддерживают друг друга, и поэтому доминируют над самцами. Физически, каждая в отдельности, они не смогли бы этого добиться. Но коллективно им удается.
О коалиции
Из книги «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов»:
«Когда две обезьяны доходят до драки или угрожают друг другу, любая третья обезьяна может решить вступить в схватку и встать на сторону одной из них. Результатом оказывается коалиция двух против одной. В среднем в день формируется от пяти до шести коалиций, и наша команда, внимательно наблюдая за ними, способна зафиксировать в общей сложности от 1000 до 1500 коалиций в год. Они записываются в виде длинных списков – в формате «C поддерживает A против B».
– Бонобо избегают конфликтов, которые люди считают неизбежными: войны между полами, поколениями и стаями. Почему этот опыт не работает в человеческом обществе?
— Это не так. Представьте обычный день. Вы выходите на прогулку по городу, встречаете людей. Допустим, 50 контактов. Большинство из них будут нейтральными или приятными, разве нет? Возможно, один — два станут неприятным опытом: кто-то обидит вас или косо посмотрит, возможно, придерется с неприличным предложением или попытается ограбить.
То же самое с новостями. Вы включаете телевизор, чтобы послушать последние новости. Вам всегда покажут убийство или другой ужас, который случился. Но в тот же день произошло немало позитивных вещей. Просто они не тянут на сюжет для новости, поэтому вам их не покажут. Просто давайте помнить, что когда мы делаем обобщения и называем людей ужасными, в большинстве случаев они таковыми не являются.
«Поиски козла отпущения свойственны обезьянам, так же как и человеку»
– Вы утверждаете, что шимпанзе чувствуют несправедливость. Приведите пример.
— Мы давали двум обезьянам разные награды за выполнение одной задачи. Одна обезьяна получала огурец, а другая – виноград. Обезьяна, которая получает виноград, вполне довольна вознаграждением, а обезьяна, которая получает огурец и видит, что у другой виноград, возмущена. Она активно реагирует. Если шимпанзе имеет достаточно еды, но не делится с другими, те начнут кричать, бросать в него чем-то, попрошайничать – пока счастливый владелец не поделится с ними хоть чем-то.
Ситуации из реальной жизни не замеряешь и не проконтролируешь, как при лабораторном эксперименте. Но даже без замеров отчетливо видно, что обезьяны хотят, чтобы другие делились и настаивают на этом.
— Вы в шутку сравнили протестующих обезьян с протестующими на Уолл-стрит. Какова доля шутки в этом сравнении?
— Нет, это была не совсем шутка. Акции протеста Occupy Wall Street были именно об этом. В США достаточно сильно озабочены проблемой неравенства доходов в обществе и несправедливостью их распределения. Это подрывает способность общества кооперироваться.
– Разделение на своих и чужих, поиски козла отпущения – все это свойственно обезьянам, так же как и человеку?
— Поиск крайнего очень распространенное явление среди приматов. Особенно, если имеем дело с нестабильной группой. Например, когда в неволе создается новая группа обезьян, которые не знакомы между собой, будьте готовы к конфликтам. В этот период они придумывают себе козла отпущения — низкорейтинговую особь, которую коллективно атакуют. И это объединяет группу. И только за два-три года, когда группа стабилизируется, отношения между членами группы налаживаются, им больше не нужен крайний.
Об объятиях противников
Из книги «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов»:
«Когда мы собирали данные о том, что происходит после конфликтов в колонии шимпанзе, мы выяснили, что бывшие противники притягиваются друг к другу как магниты… Буквально через минуту после завершения драки два бывших противника бегут навстречу друг к другу, целуются, долго и страстно обнимаются, а потом начинают обыскивать друг друга».
— Если бы обезьяны имели соцсети, как бы те выглядели? И чем их реакции отличались бы от наших?
— (Смеется.) У них было бы много друзей, как у нас. Но они очень социальные.
Сейчас, во время пандемии, мы все осознали, насколько важны соцсети. Ранее мы жаловались: «Все эти дети днем и ночью сидят в соцсетях, как ужасно!». Наступила пандемия – и вот, мы все в соцсетях. Это показывает, насколько важно строить и развивать отношения.
И мы точно поняли во время пандемии, что цифровой контакт не заменяет реальный. Мы недооценивали возможность прикоснуться к человеку, почувствовать его запах, – это все о физическом контакте. Нам не хватает этого. Особенно детям, которые в течение дня должны проводить время со сверстниками в школе.
— К чему это приведет нас после пандемии?
– Однажды мы заперли наших шимпанзе, а их было 25, в одном здании, но в отдельных клетках на неделю или две. Мы ремонтировали площадку для них, строили новую деревянную конструкцию, которой они смогут карабкаться и спускаться.
Когда мы, наконец, открыли двери всех клеток, то думали, что шимпанзе обрадуются новой конструкции и сразу начнут ее исследовать. Мы очень гордились тем, что построили. Но мы открыли все эти дверцы – а шимпанзе даже не посмотрели в ту сторону. В течение целого часа они обнимались, целовались, гладили друг друга, обменивались мурлыканьем – восстанавливали контакты. Их нисколько не волновала новая площадка. И только насладившись общением, они начали обращать на нее внимание.
Поэтому даже если у приматов были бы соцсети, они не зависали бы там слишком долго, отдали бы предпочтение реальному общению. Сейчас много говорят о буме путешествий сразу после завершения пандемии. Вот только я думаю, что после пандемии на первое место выйдут социальные связи. Мы посвятим немало времени именно восстановлению этих связей, это будет важнее новых развлечений.
«В периоды, когда альфа-самцы шимпанзе могут потерять власть, они становятся очень щедрыми»
– В Арнеме, где вы шесть лет исследовали приматов, альфа-самцом долгое время был импотент Йерун. После того, как его сбросили после мятежа, он не потерял власти, а стал «серым кардиналом», управляя колонией с помощью коалиций с другими самцами. Какие еще обезьяньи истории легко сравнить с миром политики?
– В мире шимпанзе самцы считаются взрослыми, когда им исполняется 16. Это период, когда они попадают в иерархию: получают «должность», начинают доминировать над самками. С 22 до 30 лет они на пике своей жизни, могут стать альфа-самцами. А потом младшие самцы занимают их место в иерархии. Это напоминает игру в футбол: игроки классные, когда им по 25, но когда им исполнится по 35, они больше не нужны.
Потом, когда шимпанзе взрослеют, некоторые из них начинают собственные игры. Они поддерживают молодых самцов, которые отчаянно хотят в топ. Иногда поддерживают одного, а потом другого. В результате, «пенсионеры» становятся ключевыми игроками. А еще они становятся kingmakers – теми, кто делает из молодого самца альфу. Молодой альфа зависит от такого самца, поэтому тот становится важной фигурой, получает немало привилегий. Это происходит как в дикой природе, так и в неволе. Шимпанзе Йерун стал тому примером.
Он сделал самца Ники альфой, и тот должен был делиться с наставником привилегиями. Однажды Ники стал слишком уверенным в своих силах и начал проявлять нетерпимость к старому Йеруну. Он разорвал коалицию. На следующее утро Ники потерял свою позицию. Она досталась другому самцу.
Однажды я посетил японского ученого, изучавшего 50-летнего самца. Несмотря на очень почтенный для шимпанзе возраст, он продолжал играть в эти игры с младшими самцами и оставался очень важным в своей группе. В Штатах этим занимаются экс-президенты и старые политики – например, Клинтон, Буш. Думаю, каждая страна имеет своих политиков, которые продолжают играть в подобные игры.
– Что общего и чем отличается иерархический порядок в колонии обезьян, за которой вы наблюдали, от иерархии в политике?
— Мы можем говорить о политике у шимпанзе, потому что они не только имеют иерархию, но и умеют создавать коалиции. Исследование иерархичности — не новы, им сто лет и все началось с цыплят. Сначала ученые обнаружили, что куры имеют ранговое разделение. Но у кур никакой политики, все просто: самая большая и жестокая курица доминирует. Все решают индивидуальные физические характеристики.
Что касается шимпанзе, это именно политика. Иногда альфа-самцом может быть самый маленький самец. Потому что дело не в том, как ты выглядишь, а в твоих политических связях. Это значительно усложняет ситуацию. Как и человеческая политика — это целиком и полностью о коалиции, а не о физической силе.
О «серых кардиналах»
Из книги «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов»:
«Власть старого самца шимпанзе, вроде Йеруна, напоминает власть пожилых государственных деятелей. В каждой стране есть свой, Дик Чейни или Тед Кеннеди, которые действуют за кулисами. Такие опытные мужчины стоят над схваткой и эксплуатируют ожесточенную борьбу между более молодыми политиками, приобретая в результате огромную власть».
— Как насчет коррупции? Есть ли в жизни человекообразных обезьян коррупция?
— Есть известный пример о шимпанзе мужского пола, который был альфа-самцом в течение 15 лет. Это было очень необычно – в большинстве случаев, «пост» альфа-самца кандидат занимает 5 лет. Он был лидером так долго, потому что имел систему взяток. По данным японских ученых, работавших с ним, это был не лучший охотник. Однако он всегда делился добычей с теми, кто его поддерживал. И не делился с теми, кто его не поддерживал. Он выбирал, с кем делиться едой. Ученые назвали это взяточничеством, ведь таким образом он пытался купить поддержку.
— Это уникальная ситуация или есть и другие, показывающие коррупцию в мире человекообразных обезьян?
— Не уникальная. Я собственными глазами видел, как в неволе самцы шимпанзе, которые были при власти, пытались добраться до деревьев, что находились близко к игровой площадке. Они умудрялись выдвинуть руки, не касаясь защитных проводов, сломать ветки с дерева, которое росло вне их территории, и сбрасывать их вниз, на пол, где ими могли играть другие шимпанзе. В периоды, когда они могли потерять власть, эти шимпанзе становились очень щедрыми и сражались за внимание своей группы.
О мятежах и смене власти
Из книги «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов»:
«В своем исследовании я уделял особое внимание бесчисленным, но почти незаметным социальным маневрам, которые вели к свержению вожака. Стабильность группы подрывалась постепенно. У каждой особи была своя роль, разыгрываемая в цепочке интриг. Предстоящий новый вожак подзуживает других, однако он никогда не может действовать самостоятельно; он не может навязать свое лидерство в группе просто своим решением.
— Что поразило или стало инсайдом для вас во время исследований?
— Самое первое, что меня поразило — это то, как после драки самцы-шимпанзе приходят мириться. Они целуют друг друга, гладят, поддерживают. Когда я впервые зафиксировал и заявил об этом, никто не хотел верить. Было принято наблюдать, как шимпанзе дерутся, показывают агрессию – и все. Что было дальше – никто не интересовался.
Я назвал это reconciliation behavior, «поведением примирения», и объяснял, что они ценят свои отношения и хотят их восстановить. А теперь мы имеем около 500 научных работ о примирении и знаем, что такое поведение характерно для многих социальных животных: собак, дельфинов, некоторых видов птиц и приматов.
«Я постоянно сравниваю людей и приматов — потому что для меня люди являются приматами»
– Люди время от времени рефлектируют: что можно было сделать иначе, как обернулась бы жизнь, если бы попробовали себя в чем-то другом. Вы переигрывали в голове свой выбор профессии и возможные последствия? Например, «какой была бы жизнь, если бы я стал инженером»?
– В школьные годы я хотел заниматься физикой и математикой. Но лишь потому, что имел ужасного учителя-биолога. На меня повлияла моя мать. Она сказала: «Нет-нет, ты всегда ухаживал за домашними любимцами». У меня жили рыбки, птички, собаки, коты, саламандры – всех не упомнишь. Я держал дома целый зоопарк, поэтому она решила, что мне следует заниматься биологией. Думаю, она была права. Это сработало. Впрочем, это не значит, что я не был бы счастлив, если бы стал физиком.
Я встречаю немало новых людей в жизни. И когда они слышат о моей профессии, реакция одинакова: «Как интересно! Хотел бы я заниматься чем-то таким, а не работать бухгалтером». Мне становится грустно от таких разговоров. Я ни разу не пожалел, что стал биологом. Я работаю над своими проектами, и даже не замечаю, что работаю – то, чем я занимаюсь, это часть меня.
– В 2012 году вы и американский исследователь Дженнифер Покорны получили Ig Nobel Prize, более известную как «Шнобелевская премия» за открытие того, что шимпанзе могут узнавать других шимпанзе по фотографии их зада. Вы это серьезно? И как вы отнеслись к вручению этой сомнительной для научной репутации премии?
— Нет-нет, я искренне радовался той награде. Ее вручают за открытия, заставляющие рассмеяться, а потом задуматься. Мы тестировали шимпанзе на способность распознавать лица на компьютерном экране. И в этом тесте начали использовать фото со спины.
Я подумал, а почему бы не показать им фото самца и самки со спины и исследовать, что из них они ассоциируют с лицом? И тут случайно мы сделали открытие. Если на фото сзади была та же самка, что и на портрете, они легко их сводили. А если ягодицы принадлежали одной самке, а голова – другой, они не находили связи. Думаю, что мы, люди, делаем то же самое: возможно, не так зацикливаемся на ягодицах, но можем узнать человека со спины. Имеем в голове полную картину тела.
– Сравниваете ли вы людей со своими подопечными? Может у вас промелькнуть мысль: «Мой ассистент Джек напоминает одну гориллу, с которой я работал на днях»?
— Я постоянно сравниваю людей и приматов — потому что для меня люди являются приматами. Но не конкретных людей с конкретными животными. Самое смешное то, что приматолог не обидится на такое сравнение. Я мог бы сказать студенту: «Ты выглядишь как Джимми. А Джимми — шимпанзе». И он не обидится – потому что вероятность быть похожим на Джимми есть у каждого из нас.
– Наверное, вашим коллегам сложно продолжать исследования во время локдауна?
— Я вышел на пенсию незадолго до начала кризиса – в 2019-м. Мне повезло, потому что коллегам сейчас очень сложно. Даже на полевые исследования в Африку не поедешь, потому что ограничили возможность путешествовать. Лаборатории многих ученых — это маленькие пространства, где вмещается куча людей, и где сейчас невозможно работать.
Я проделал большую часть своей работы на наружной станции, находящейся на свежем воздухе. Но даже этот вариант не является полностью безопасным. Ведь человекообразные обезьяны тоже могут подхватить ковид. Они настолько похожи на нас, что все, что влияет на нас, влияет на них также.
— Как вы относитесь к научно-популярным книгам и фильмам об умных человекообразных обезьянах, воюющих с людьми? Что нравится или раздражает в серии фильмов о Планете обезьян?
— В последнем фильме показали три примирения между обезьянами. За основу взяли мою научную работу о поведении примирения. И даже жесты, которые делают герои, взяты оттуда. Мне очень приятно, что эти фильмы снимают без реальных животных. Анимация — прекрасное решение. Ранее кинорежиссеры использовали животных для съемки. Я против этого. Приматы — плохие актеры. Чтобы заставить их делать то, что тебе нужно, придется контролировать их и наказывать. Они заслуживают большего вознаграждения.
Еще один момент, который меня неприятно поражает — количество насилия в кадре. И то, что в центре внимания самец с оружием, которое использует против мужчины с оружием. Война, взрослые самцы. В реальной жизни приматов важную роль играют и самки, и молодняк. Я понимаю, это то, что они продают. Но надеюсь, что однажды появится фильм с более реалистичными буднями приматов – теми, где есть время на романтику, любовную линию и детей.
— Опишите, как выглядят те самые будни человекообразной обезьяны, которые стоило бы показать на экране.
— Большую часть жизни занимает поиск пищи. Путешествия в поисках пищи. Иногда бывает агрессия между группами – но это около 5% от их жизни. Гораздо больше времени занимают игры между молодыми шимпанзе, сидения вместе, нежности, секс, оснащение гнезда для сна, сон, страх напороться на хищника – ведь в джунглях живут леопарды. Так много интересных вещей! А они показывают шимпанзе, что маршируют с оружием, как в армии.
– Последний вопрос, не отвечайте, если считаете это слишком личным. Если представить шкалу, с одной стороны – религиозный фундаменталист, с другой – воинствующий атеист. Вы на этой шкале, где находитесь?
— Думаю, проблема возникает, если воспринимать Библию буквально. Многим удается верить, но не быть фундаменталистом. Они смотрят на Библию как на источник вдохновения или справочник, как надо себя вести. Они ходят в церковь, потому что это сообщество единомышленников, где они со всеми знакомы и где им комфортно и уютно.
Я не вижу проблемы в том, чтобы вдохновляться религией, но понимать, что за миллионы лет многое могло измениться, и мы можем быть следствием эволюции. Я лично верю, что мы эволюционировали. И нет, это не вяжется с историей про Эдемский сад. Я считаю, что эта история очень красивая, но это лишь история.
Автор: Анна Синящик, Михаил Кригель
Источник: УП
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.