Врачи: Ковид приводит к огромным изменениям в крови. Люди имеют тромбоэмболии, инфаркты миокарда, инсульты. Смертность высокая. Ранее таких изменений вирус не давал

коронавирус в России, коронавирус, COVID-19, пандемия

«Ты никому не можешь дать гарантий. Люди приходят с хорошими показателями сатурации, но уходят в штопор, и ты их уже оттуда не вытянешь». О главных загадках в поведении коронавируса — непредсказуемости и агрессивности, об истощенности медиков, готовности больниц к новым волнам, локдауне как необходимости, но не панацее, и вакцинации как надежде на укрощение ковида.

Начальник структурного подразделения «стационар» КНП Коломыйская ЦРБ, врач-анестезиолог, Игорь Клапко 

— Сколько сейчас попадают в больницу тяжелых больных в день?

— В пик было 190 пациентов на 175 койках. По всей области все стационары были заняты. Сейчас у нас оттепель. Хотя в реанимации ее не было в течение года – там пациенты есть всегда. Но в целом пик пока что кончился. Это закономерно. Начиналось все с Западной Украины – в Черновицкой, Франковской, Львовской области. Сейчас те же проблемы в Киеве, дальше идет Восточная Украина. Мы наблюдаем уже третью волну. И они будут и впредь.

— От чего зависит, что эта болезнь идет волнами?

— По-моему, от массового скопления людей. Свадьбы, похороны, гуляния, такие как Рождество, Пасха, церкви, базары. Это и вызывает массовое инфицирование.

— Персонала в пиковый момент хватало?

— Не очень. Да и желающих работать было немного. Ясно, что люди не очень хотят иметь дело с ковидом. Когда все начиналось, в бригады вообще было трудно насобирать желающих. Медики были очень напуганы. Мне самому приходилось по шесть суток отбывать вахту с пациентами. И я принес ковид домой — переболел сам, болела жена, ребенок. Я ежедневно в контакте с невидимой инфекцией. Это опасно и после болезни, потому что ты не знаешь, как во второй раз она себя поведет в твоем организме.

Сейчас, несмотря на доплаты, которые осуществляются регулярно, все равно желающих трудно насобирать. Все очень устали, и даже финансовая мотивация для многих уже отошла на задний план. Кстати, изначально никто не верил в то, что это будет дополнительно оплачиваться. И именно тогда фильтровались те медики, которые работают не по призванию. Остались настоящие.

— Что делать, если следующий пик будет еще более жестким? Есть ли какой-то план действий на такой случай?

— Мы оказываем помощь, как ковидным, так и другим больным, там, где требуется хирургическая, кардиологическая, неврологическая терапия. Но если бы ковидных пациентов было еще больше, пришлось бы перевести стационар в режим монолечения. Были бы только сводные пациенты и все. А другие патологии возились бы в область. Но, надеюсь, что такого не будет. У нас в области открыли много дополнительных больниц для пациентов с ковидом, это немного разгружает нашу больницу.

— С обеспечением отделения у вас все нормально, всего хватает? 

— До этой волны у нас было достаточное количество лекарств и все, что есть по протоколу, мы давали пациентам. Но во время последнего резкого наплыва больных частично были дефицитными определенные группы препаратов.

— Рекомендации для населения относительно средств защиты, я так понимаю, еще надолго будут актуальными. 

— У нас с этим ментальная проблема. Пока человек не встретится с этой бедой лично, пока не будет лежать на сипап-аппарате (СИПАП — CPAP от англ. Continuous Positive Airway Pressure, устойчивое дополнительное давление воздуха – метод, который используют для лечения различных типов дыхательной недостаточности путем инвазивной и не инвазивной вентиляции легких) или ждать известий о родственниках, об этом мало кто задумывается. Здесь беда — в полевом госпитале, а в городе жизнь кипит.

Вспомнил интересный случай, у нас есть субподрядчик, который вел работы по монтажу кислородного оборудования. Как-то говорю ему: «Богдан, ты думаешь, что ты для меня делаешь этот кислород? Ты делаешь его для себя». И он все-таки был нашим пациентом, тяжело болел и выжил. А потом припомнил мне, что я хорошо помню твои слова, что я делаю это для себя. После болезни люди по-другому смотрят на жизнь.

Но больше всего меня пугает то, что пусть у нас такая безответственность, но в Европе население придерживается правил, а волны все равно есть. И, несмотря на их дисциплину, уровень заболеваемости у них все равно остается высоким. Я даже специально сравнивал географические карты – количество населения на квадратный километр. Возможно, так происходит, потому что плотность населения больше. Но в то же время есть такие страны, как Япония, где очень густо заселенные места, а заболеваемость меньше.

— Может, это как-то можно объяснить на генетическом уровне? Другой ген, который меньше подвергается инфицированию.

— Возможно, вон китайцы говорят, что они уже справились с этим. Кто знает.

— Разделяете ли мнение, что это новый штамм вируса?

— Мы делали ПЦР молодым пациентам и отправляли их в Люксембург. Получили результаты, что это действительно новый штамм. Ту же картину мы имеем с гриппом — постоянно новые штаммы, поэтому каждый год вакцину от него приходится комбинировать и изготавливать новую, то есть прогнозировать, какой штамм будет в этом году.

На сегодня вырос процент молодых тяжелых пациентов, и нельзя сказать, что молодой выживет, а старший умрет. Осенью у нас был случай с двумя братьями – 1979-го и 1983-го годов рождения. И оба умерли. Это здоровые молодые ребята. Есть случаи, когда через небольшой промежуток времени умирают муж и жена. Такого рода смерти подтверждают, что эта болезнь касается иммунитета.

И, вероятно, чем он сильнее, тем агрессивнее реагирует на возбудителя и происходит цитокиновый шторм (Гиперцитокинемия — потенциально летальная реакция иммунной системы, ненесущая защитной функции). А цитокиновый шторм неконтролируемый, и ты часто не можешь его остановить.

Однако насчет иммунитета — это мое предположение, официально утверждать подобное я не могу, но постоянно вижу у нас в стационаре. Кто агрессивно с лихорадкой реагирует на коронавирус в более тяжелой форме его и переносит. Меня, например, поразило, что пневмония была и у меня. Хотя у меня нет сопутствующих заболеваний. Еще в этой волне было много детей. Но они легко переносят ковид.

— У вас есть какие-то последствия после болезни?

— Трудно сказать, потому что мне даже не дали возможности добыть на больничном и отлежаться. Как только смог — ушел на работу. Тогда был период, когда заболели врачи — некому было выходить на смену. И то ли последствия коронавируса, то ли летнего марафона на работе, но я не могу сказать, что на сегодня хорошо себя чувствую. Еще я сделал прививку. Реакция на вакцину была бурная — целую ночь лихорадка, температура под 40, но это расценивается как хорошо — организм увидел, идентифицировал и уничтожил инфекцию.

— Сколько в таком режиме вы готовы работать?

— Трудно сказать сколько. Я уже год в постоянной работе. У меня фактически нет ни субботы, ни воскресенья. И для семьи это тоже непросто.

— Что скажете в целом о вакцинации?

— Думаю, что это стоит делать. Но относительно ее темпов — это все та же песня о культуре людей. У нас вообще постсоветский менталитет по отношению к своему здоровью. Хотя в советские времена вакцинация была обязательной. А сейчас как? Хочу, делаю вакцину, хочу, нет. Такой вакциной буду, а такой не хочу. Вот и имеем такой результат. Не хотели индийской вакцины — будет китайская. Но в принципе, какая разница, какого цвета спасательный круг, если надо спасаться.

Мы имеем довольно низкую культуру относительно осознания многих вещей, в том числе и таких, как вакцинация. Я веду беседы с персоналом о том, что надо прививаться и слышу, что если бы вы нам раньше сказали, мы бы уже пошли и сделали, а так — никто не спешит. Было бы логично обязать прививаться тех, кто работает с коронавирусом, но у нас пока нет таких механизмов.

Однако все, что происходит сейчас в стране, учитывая отношение к пандемии, это процесс эволюции – он не такой быстрый, как нам бы хотелось, но нормальный. Кажется, что все тянется очень долго, а для вечности это просто отблеск.

— Что сейчас для вас является самым трудным в работе?

— Это абсолютная не прогнозируемость этой болезни. Ты никому не можешь дать никаких гарантий. Нет закономерности в смертности. Люди как будто приходят с добрыми показателями сатурации, но уходят в штопор — и ты их оттуда не можешь вытащить. Я много насмотрелся за год. Постоянно общаюсь с теми, кто завтра может умереть и часто умирает, с их родственниками. Это непросто.

Сейчас у нас есть пациент 1975-го года рождения, который лежит с 22 декабря. Он на постоянной СИПАП — поддержке, потому что иначе не может дышать. От маски у него сделался пролежень на носу, поэтому теперь он дышит в шлеме. И перспектива у него печальная, потому что уничтожено 80% легочной ткани.

— Значит, теперь ему необходима постоянная пожизненная кислородная поддержка?

— Пока он выживает только так. Вчера у нас выписали несколько женщин, которые лежали по полтора месяца – они с кислородными генераторами поехали домой. И сколько таким способом людям надо дышать дома — неизвестно, возможно, и до конца жизни. Адаптируется ли организм к тому объему легочной ткани, что у них есть, или нет – никто не знает.

Очень много постковидных осложнений. У нас лечился молодой человек 1978-го года рождения. После месяца пребывания отправился домой, там допустил чуть больше физической нагрузки — случился пневмоторакс, то есть треснуло легкое и, к сожалению, его потеряли.

Поэтому нет никаких гарантий, что все будет хорошо, если человек выписался из стационара. Ты боишься за каждого пациента, был ли он легкий, средней тяжести или тяжелый. Потому что такие осложнения, как тромбоэмболии, инсульты, инфаркты очень часто идут сателлитами коронавируса независимо от возраста больного.

— А у тех, кто болели год назад, сейчас есть какие-то последствия после ковида?

— Некоторые наши медики вроде ничего себя чувствуют, но делали КТ – и там определились оставшиеся фиброзы в легких. А еще от ковида мы потеряли двух врачей и три медсестры – они заболели и умерли.

— На каком этапе чаще обращаются люди? 

— Кто слишком поздно, а кто и рановато. Но в этой волне большие молодцы семейные врачи, потому что они сдерживали пациентов и лечили какую-то часть на догоспитальном этапе. Если бы не это, людей просто не было бы, куда класть. Но, возможно, из-за этого концентрация тяжелых пациентов в больнице и была очень высокой.

— Среди медиков есть версия, что этот вирус изобретен в лабораторных условиях. Что скажете об этом? 

— Вполне вероятно, что это боевой вирус, который вышел из-под контроля и теперь джина в бутылку обратно не засунешь. И судя по его проявлениям, я все больше склоняюсь к этому. Хотя не отклоняю и вероятность того, что это какая-то там летучая мышь.

Но главное, что надо понимать — ковид нас уже никогда не оставит. Лишь когда появится коллективный иммунитет, возбудитель потеряет хозяина, как говорится. Тогда он перейдет в разряд гриппа. Смертность будет все равно, но тяжелых случаев будет меньше. С гриппом человечество уже прожило сто лет и научилось выживать, так же и с ковидом — нужно время.

Сергей Цинтар. Генеральный директор Черновицкой областной клинической больницы. 

— Что сейчас происходит в отделении реанимации? 

— Сейчас наша больница является первой и мощной госпитальной базой в Черновицкой области по оказанию стационарной помощи больным ковидом. У нас развернуто наибольшее количество коек для ковидных больных, в частности, в реанимации. Там сейчас 19 мест. И за последний месяц у нас 100% загруженность тяжелыми больными.

— Значит, больше никого нельзя положить?

— Мы можем взять нового пациента тогда, когда переводим больного в другое отделение. Последний месяц у нас постоянно 17-18-19 тяжелых пациентов. Есть такие пациенты, которые находятся в инфекционном отделении на центральной подаче кислорода. Они, возможно, тоже нуждались бы в интенсивном лечении, но надо ждать, пока освобождается место.

— А куда увозят больных, если нет мест? 

— Все контролируется экстренной медицинской помощью. Разработаны маршруты. Машины «скорой помощи» связываются с больницами, где утром всегда есть информация, сколько свободных коек во всех госпитальных базах. И госпитализация проводится туда, где есть места на данный момент. Это все регулируется в телефонном режиме и позволяет правильно и вовремя госпитализировать человека.

— Если случаев будет становиться еще больше, больница готова к этому? 

— У нас самый большой опыт работы с ковидными пациентами, потому что первый больной появился третьего марта прошлого года. Мы имеем наработки реаниматологов, которые они сделали, при лечении самых первых пациентов. Они знают, где и что изменить, при каких состояниях перевести человека на СИПАП-маску, когда нужна интубация, потому что есть шансы, что больной выживет.

У нас очень хорошее сотрудничество с реаниматологом, профессором Сергеем Дубровым. Доктором медицинских наук, профессором кафедры анестезиологии и интенсивной терапии Национального медицинского университета им. А.А. Богомольца. Президентом Ассоциации анестезиологов Украины. Он делится своим опытом, мы своим. И, насколько мне известно, показатели смертности от ковида в нашей области, одни из самых низких по Украине.

Но что будет — прогнозировать трудно. В начале последней волны я думал, что это уже максимум, а оказалось, что нет — и пришлось добавлять кровати. Пока мы справляемся, но коллектив очень истощен — все на грани. Стараемся отпускать людей в отпуска. И если это будет тянуться еще долго, думаю, начнутся кадровые проблемы. У медиков большие физические и психологические нагрузки. Особенно у реаниматологов, в чьих отделениях чуть ли не каждый день случаются смерти.

Но кроме палат интенсивной терапии, есть другие тяжелые отделения. Наша больница собирает больных с любой сопутствующей патологией. И сейчас появилась куча пациентов, которые имеют хирургические патологии, их надо оперировать. Эти больные запущены, потому что мы уже почти год не проводим плановых госпитализаций и плановых оперативных вмешательств. Люди нередко попадают в больницу в тяжелом состоянии, и поэтому происходит большая послеоперационная летальность.

— Была ли у вас сортировка больных, и что делать, если такая потребность возникнет?

— Не была, и не дай Бог, чтобы такое случилось. Вопрос кого интубировать, а кого – нет, никогда не стоял. Мы помогаем каждому больному, кто у нас есть согласно протоколам. Нет такого, что, ага этот пациент безнадежен, поэтому мы будем заниматься другим.

Ковид приводит к огромным изменениям в крови. Люди имеют тромбоэмболии, инфаркты миокарда, инсульты. Смертность высокая. Ранее таких изменений вирус не давал, — врачи опорных больниц Коломыи и Черновцов о борьбе с коронавирусом  

— Какие сейчас больные? Много пожилых, молодых, всех вместе? 

— Ситуация очень сложная. Последняя волна была самой мощной из всех. Весной прошлого года случались в основном пожилые люди с сопутствующей патологией, сейчас появилось больше молодежи без сопутствующих хронических заболеваний, которые умирают от осложнений, вызванных ковидом. Это связано либо с мутацией вируса, либо с новым штаммом, который ведет себя очень агрессивно.

Вообще, я, мои коллеги, друзья, являющиеся медиками, склоняемся к мысли, что этот вирус не естественный, а искусственно созданный в лаборатории, ибо природные вирусы себя ведут по-другому.

Если еще до лета коронавирусные больные почти не нуждались в такой большой дотации кислорода, то сейчас почти все зависимы от него. Пациентам нужен либо концентратор, либо подача прямого кислорода через маску, через носовой катетер – высокопоточная назальная оксигенотерапия. Но часто болезнь протекает очень быстро.

Есть случаи, когда больного положили с поражением 15-20% легких, он своими ногами пришел в больницу, и буквально через неделю умер. И это на фоне лечения по протоколам и оказания интенсивной помощи.

Сейчас специфика лечения изменилась, протоколы изменились, потому что изменился сам вирус. Такой смертности, как сейчас, не было с начала пандемии. Если раньше у нас умирал один человек в три, четыре дня, то сейчас почти каждый день.

Был случай, что у нас умерла молодая женщина, 28 лет, которую муж привез на руках, она была почти без сознания. После того, как женщина поступила, буквально через час анестезиологам пришлось ее переводить на ИВЛ — и за сутки человек умер. Не знаю, почему они так долго сидели дома. На что-то надеялись. Понимаю, что у этой семьи маленькие дети, но они упустили время. Возможно, если бы обратились раньше – можно было бы ее спасти.

Но в принципе все очень специфично и индивидуально. Наши анестезиологи до последнего стараются не переводить больного на ИВЛ, и держать на неинвазивной вентиляции легких. Потому что мало кто с аппаратного дыхания снимался живым. Хотя за весь период есть несколько положительных случаев.

— К чему еще приводит вирус? 

— К огромным изменениям в крови – гиперкоагуляции (повышенная свертываемость крови, когда увеличивается риск развития тромбоза), и это на фоне массивной антикоагулянтной терапии. Люди имеют тромбоэмболии, инфаркты миокарда, инсульты. Смертность достаточно высока. Еще в самом начале эпидемии таких изменений вирус не давал.

Сейчас мы проводим пациентам так называемый тромболизис (процесс растворения тромба под воздействием введенного в кровяную систему фермента) и есть положительная динамика — больные после этого выживали. Учитывая все это, думаю, что будут внесены изменения в протоколы оказания помощи этим пациентам.

Есть много случаев тромбозов мезентеральных сосудов (инфаркт кишечника) – это хирургическая патология, которая заканчивается оперативным вмешательством, резекцией кишечника и имеет большой процент смертности.

Есть случай с молодым человеком, который на фоне тяжелой пневмонии имел нарушение микроциркуляции, тромбоз и гангрену сигмовидной кишки, которая закончилась выведением стомы (искусственное отверстие, сформированное на передней брюшной стенке, вследствие хирургического вмешательства, например для выведения каловых масс или мочи.)

Вообще, осложнения возникают на разных органах: у кого-то на сердце, у кого-то — полинейропатии, энцефалопатии. Есть такое выражение «постковидный синдром». Сейчас мы нередко видим отдаленные осложнения после перенесенного ковида. И еще многое мы будем видеть через некоторый период.

Если человек лежит две недели в реанимации большей частью на животе, не встает, потому что любое движение приводит к падению сатурации, то через эти две-три недели он будет иметь атрофию мышц конечностей, то есть не сможет ходить. Такому человеку необходима реабилитация. И у нас уже есть такие пациенты, которым мы проводим массажи, лечебную физкультуру. Понятно, что у людей после переноса тяжелых форм, реабилитация очень длительная и тяжелая.

— Знаю, что нередко люди получают кислород в домашних условиях. Это эффективно? 

— Если сатурация позволяет, можно, но надо быть под постоянным наблюдением семейного врача, который бы ежечасно измерил сатурацию. Потому что есть случаи, когда сейчас сатурация 90, а буквально через 3-4 часа 70. И можно дышать дома, не понимая, как ты понемногу сдаешь — падает сатурация, и поражение легких увеличивается.

Есть такие больные, которые дышат дома уже после больницы. До того они месяц-полтора были у нас, имели большое поражение легких, но выжили.

Но сейчас, насколько мне известно, всплывает еще одна проблема в государстве — предприятия, которые занимаются производством кислорода в Украине, не могут обеспечить требуемое количество. Сейчас потребность превышает возможности его производства. И у нас бывают проблемы со снабжением. Насколько знаю, в нашей области есть Машзавод, который когда-то вырабатывал кислород и вроде бы сейчас его пытаются восстановить.

— Кроме проблем с кислородом, больница всем обеспечена?

— То, с чем мы встречали эту пандемию, и то, что есть сейчас – это небо и земля. Мы многое приобрели за этот год: ИВЛ экспертного класса, мониторы, полностью поменяли кислородное обеспечение нашей больницы. Если в начале пандемии у нас был кислород только в реанимационном отделении в хирургических блоках, то сейчас мы имеем его почти во всех отделениях.

У нас имеется много точек доступа с прямым кислородом, много закупленных концентраторов. Проводятся ремонтные работы в реанимационном отделении. Сейчас завершается реконструкция кислородной станции. Благодаря финансированию мы обеспечены новыми генераторами и проводим работу, чтобы было автономное питание на всю больницу, потому что раньше автономны были только хирургический блок и палаты интенсивной терапии. С этой стороны положительных моментов много.

— Как стране, по вашему мнению, выходить из ситуации, которую вызвала эпидемия? 

— Если мы не проведем нормально вакцинацию всего населения, можем еще не один год бороться с этим вирусом. И этот вопрос надо поднимать на государственном уровне. Я считаю, что можно было бы закупить достаточное количество качественной вакцины и сэкономить больше средств, чем сейчас идут на преодоление этой пандемии.

— Пока у нас нет массовой вакцинации, что надо делать, чтобы снизить количество заболеваний? 

— На фоне жесткого карантина или локдауна количество пациентов однозначно уменьшается, поэтому эти меры действительно необходимы. Хотя я понимаю, что долго в таком режиме страна не может держаться, значит, должна быть какая-то поддержка на государственном уровне.

Автор: Вика Ясинская

Источник: Цензор.НЕТ

Перевод: BusinessForecast.by

При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.

Читайте по теме:

Оставить комментарий