Жизнь, смерть и бюрократия. Как Леся Литвинова знакомила санврача Ляшко с коронавирусной реальностью

На десятом месяце эпидемии коронавируса люди, кажется, теряют не только обоняние, но и нечто большее – способность слышать друг друга и видеть реальность. Это касается как ковид-диссидентов в соцсетях или рядовых граждан, между которыми завязываются разговоры в трамваях, так и чиновников – которые ежедневно оперируют сухой статистикой. В статистике люди – «случаи». Новые или летальные.

«Украинская правда» попыталась столкнуть, в хорошем смысле этого слова, два мира эпидемии в Украине – Министерство здравоохранения в лице главного санитарного врача Виктора Ляшко и благотворительный фонд «Свои».

Минздрав как государственный орган работает вертикально – задает правила работы для медучреждений, аккумулирует статистику и инициирует карантинные ограничения.

«Свои» как благотворительный фонд – горизонтально. Выдает концентраторы и СИПАП для людей с COVID-19 – как домой, так и в больницу, консультирует пациентов и прощается с теми, которые не выжили.

О каких проблемах не знал Виктор Ляшко до визита в фонд, и какова главная претензия соучредителя «Своих» Леси Литвиновой к министерству – читайте далее.

Сиротская маска  

— Сколько времени дышать? – спрашивает у Леси Литвиновой седой мужчина, который снимает прозрачную маску с лица в офисе фонда. 

Часть комнаты заставлена концентраторами, в частности забронированными – с фамилиями на маленьких бумажках, коробками с пульсоксиметрами и прочим оборудованием. Часть отведена под рабочее пространство – столы, компьютеры, ноутбуки.

Стол и кресло-качалка – для Соломии в темно-синем комбинезоне, трехмесячной дочери Леси. Ведь почти все свое время, с 10 утра до 8 вечера и позже, пока не начинает выгонять охрана, Леся проводит именно здесь.

— Хоть круглосуточно! — отвечает она мужу и нажимает кнопку «выключить» на подсоединенном к концентратору СИПАП — аппарате.

Концентратор всасывает комнатный воздух, прогоняет его через несколько фильтров, превращает в кислород и увлажняет. Через серую гибкую трубку «готовый» кислород попадает в герметичную маску, и в итоге – в дыхательные пути человека. Подсоединенный к нему аппарат СИПАП дает дополнительное давление на дыхательные пути, чем облегчает дыхание.

Мужчина, который только что снял маску — один из трех, кто за время нашего визита приходит в фонд за концентратором и аппаратом СИПАП. Он — главный врач амбулатории.

— Единственное, что я ночью доступна только в Viber. У меня дома нет телефонной связи, – прощается с врачом Леся, объясняя, что он может писать ей, задавая необходимые вопросы. Она живет за городом.

Отпустив врача, Леся продвигает Виктору Ляшко запакованную белую маску со словами «у вас совсем она сиротская». Он отказывается и остается в своей обычной одноразовой. Несколько минут назад Ляшко поднялся в офис со своим пресс-секретарем Оксаной.

— Это отработанные фильтры из концентраторов после коронавирусного пациента, – Леся убеждает Ляшко сменить маску, – а вот это, – показывает на дверь, – заходил главный врач амбулатории, у которого полно ковидных пациентов. Здесь нормальная такая вирусная нагрузка.

Сама Леся — без маски или респиратора, как и Саломея. Она подозревает, что переболела весной, хотя тест показал отрицательный результат.

– Насколько я знаю, коронавирус аэрозолями не передается, – не очень уверенно говорит Ляшко. — Нам надо непосредственный источник, который бы доплюнул.

– Главное – верить, – отвечает Леся.

Ляшко в классическом костюме, белой рубашке и бордовом галстуке – стандартном костюме чиновника, который заметно выделяется, на фоне хлопковой худи и теплых свитеров в офисе «Своих».

Он только что со встречи с президентом. Презентовал стратегию вакцинации, которую Украина сможет провести после бесплатного получения 8 миллионов доз препарата от COVAX. Этого хватит на 20% населения страны, приоритет будут иметь работники сферы здравоохранения, военные, педагоги, пожилые люди и др.

На вопрос УП, когда Украина сможет получить вакцину, санврач отвечает: «Будем думать, что как можно быстрее». Это примерно в начале марта, уверяют в парламентском комитете по вопросам здоровья нации.

На фоне быстросменных министров Ляшко держится в Минздраве достаточно долго — работает уже при третьем руководителе органа. Работу Минздрава в коронавирусные времена оценивает на 6-7 баллов из 10, и называет это хорошим показателем. Самой большой проблемой признает нехватку хороших специалистов в министерстве.

У Леси Литвиновой несколько другая претензия – не столько в нехватке специалистов, сколько в компетентности тех, кто там работает. Особенно, на главных должностях.

«Она у вас все равно умрет, чего вы рыпаетесь?»  

Люди со всех уголков Украины узнают о фонде «Свои» через сарафанное радио.

Отправляешь один концентратор в Монастырище на Черкащину – через неделю получаешь оттуда четыре звонка, рассказывает Леся. Концентратор с наклейкой «Свои» приходит по почте к пациенту в больницу – врачи переписывают номер фонда с почтового отправления и передают его дальше, следующим пациентам.

За ноябрь фонд выдал 224 кислородных концентратора – треть из них двухпотоковые, они ушли в семьи, где болеет сразу несколько человек. Всего на балансе фонда около 250 аппаратов, в ближайшее время их должно стать 400. Концентраторы выдают безвозмездно и на тот срок, пока люди нуждаются в них.

– Павлоград! — говорит за спиной Леси исполнительный директор фонда Ирина Кошкина, намекая, чтобы Леся рассказала о ситуации с кислородом в этом 100-тысячном городе Днепропетровской области.

— Павлоград! — повторяет Леся перед Ляшко, стоящим в центре офиса. — В Павлограде жесть. Я покажу картинки, как там пользуются концентраторами – там еще и рукожопы.

Кроме недостатка кислорода и концентраторов, украинская система здравоохранения во времена эпидемии имеет еще одну проблему – врачей, которые не умеют с ними обходиться.

— Мы можем сразу проверить, в чем нам отчитываются по Павлограду, – реагирует Ляшко и достает сначала свой смартфон, а потом ноутбук из рюкзака. Ставит его на коробку с пульсоксиметрами и открывает статистику относительно свободных кроватей с кислородом.

– По официальной статистике – 238 коек, – робко комментирует санврач. — Коек под ковид с подведенным кислородом – 55, – его перебивает очередной телефонный звонок к Лесе.

Официальная статистика Минздрава на день нашего визита, на 8-е декабря, показывает по всей Украине почти 21 тысячу свободных коек с кислородом. Данные — на совести каждой больницы, медучреждения вносят их самостоятельно. И как убедился в конце ноября министр Степанов на примере Житомирской областной больницы, эта совесть иногда подводит – заведение имело 66 точек доступа кислорода для ковидных пациентов вместо указанных 117.

Леся завершает телефонный разговор и возвращается в Павлоград. Показывает Ляшко фото умершей пациентки, которую в местной больнице подключили к переданному фондом двухпоточному концентратору. Вот только подключили не ко входу с увлажнителем – пластиковым стаканом, в который наливают дистиллированную воду – а к другому. Так пациентка глотала сухой кислород.

– Фиг знает как, – подытоживает Леся работу врачей.

– Давайте хоть точечно, но будем помогать, – говорит Ляшко и фотографирует экран Лесиного ноутбука. Так он фиксирует проблемы, чтобы сообщить об этом людям, которые их должны решать. Обещает пройтись по каждому услышанному случаю.

— А это Голованевск, — подходит к Ляшко Ирина Кошкина и показывает ему на телефоне видео из Кировоградской области. Он снова фотографирует экран телефона, отказываясь, чтобы ему переслали в Viber – так быстрее.

На видео огромные кислородные баллоны, которые по правилам безопасности должны разместить в отдельном помещении в 25 метрах от людей, стоят прямо у кроватей пациентов. Уровень подачи кислорода регулируют гаечным ключом.

– Так не должно быть, — объясняет нам Ирина.

– Так не должно быть, – повторяет Ляшко, а позже добавляет – это взрывоопасно.

Об этом, видимо, хорошо помнят пациенты Луганской больницы №7, в реанимации которой в далеком 2010-м году взорвался баллон со смесью газов. 16 человек погибло, 9 получили травмы. Тогда взрывом снесло перекрытие со второго по пятый этаж.

Через 3 дня после нашего визита Леся сообщит, что после проверки из Голованевской больницы заберут не сертифицированные баллоны с кислородом. Пациента, который был подключен к баллону, переведут в терапию, где он умрет.

Леся продолжает экскурсию по миру коронавируса в Украине для Ляшко, сидя возле своего ноутбука. Движется на юг: после Днепропетровщины и Кировоградщины очередь Николаевщины.

– Это справка пациента, – открывает она одно из изображений в Viber-переписке. Документ принадлежит постковидному пациенту с одной почкой. – Он лежал в больнице более длительное время, после чего его в состоянии «можно прямо сейчас умирать» перевели в районную больницу.

В справке уже новой больницы Николаевской области указано, что уровень кислорода в крови этого человека 40%.

— 40% – это значит, что человек – труп на самом деле, — объясняет Леся. Нормальная сатурация должна быть на уровне 95-98%. С показателем менее 92% в Украине должны госпитализировать. — У пациента фигачат из баллона какое-то количество литров кислорода, у них нет редукторов, они не понимают, какой объем кислорода подают. Но подают столько, чтобы у него была нормальная сатурация.

«Свои» прислали этому пациенту в реанимацию концентратор и СИПАП-аппарат. Подключать мужа к оборудованию пришлось жене пациента, по видео-инструкции в Viber — персонал побоялся пользоваться чужим оборудованием.

Кислородный баллон в Николаевской районной больнице, как и на Кировоградщине, стоит возле пациента – только в этом случае за ширмой.

– Пациент тяжелый, пациент, скорее всего, умрет, его и перевели туда умирать, – объясняет Леся. Ляшко записывает номер телефона жены пациента.

– У нас завтра может не быть кислорода, — перебивает Лесю ее коллега Ирина. — Наш кислород в Борисполе уже три дня тусует, и перспективы растаможиться сегодня уже нет, а назавтра они туманные.

Леся и Ирина также часто вспоминают три киевские больницы – третью, восьмую и двенадцатую. Больше всего достается недавно отремонтированной третьей, на улице Петра Запорожца — она одна из опорных по ковиду.

– Я по ночам сюда езжу, выдаю концентраторы под истерики: «У меня мама умирает без кислорода», – рассказывает об этом медучреждении Леся. — Так мама и умерла на Петра Запорожца. Потому что пока они меня нашли, мама сидела, умирала с сатурацией ниже 70.

И врач прямым текстом сказала: «Она у вас все равно умрет, чего вы рыпаетесь?».

«Вот о выписке я не знал»

– … их выписывают и все – дают двое суток, так и быть, ищите концентратор, где хотите, – Ирина Кошкина рассказывает очередную ковидную историю соучредителю «Своих» и бывшей работнице Минздрава Оксане Сухоруковой, которая пришла навестить фонд.

— При какой сатурации? — перебивает ее Ляшко.

– 86, – отвечает Ирина.

Так Ирина рассказывает о еще одной проблеме украинской эпидемии. После отрицательного ПЦР-теста больница должна выписать пациента, а если он до сих пор имеет низкую сатурацию – перевести его в не ковидное учреждение. И даже если такое заведение найдется, в нем может не быть кислорода. Поэтому искать его приходится самостоятельно.

– Виктор Ляшко сейчас говорит, что нет критерия выписки по тесту, – говорит Оксана Сухорукова, которая уже успела пообщаться со своим бывшим коллегой.

– Я не знаю — их выписывают и все! — констатирует Ирина.

– Критерием для госпитализации сегодня является – сатурация ниже 92. Пациент должен находиться в больнице до стабилизации ситуации со здоровьем, – рассказывает главный санитарный врач Ляшко. Он объясняет, что, несмотря на отрицательный ПЦР-тест у человека с низкой сатурацией, его не должны выписывать из больницы до ее восстановления в норме.

В подтверждение своих слов Ирина показывает «свежачок» – справку пациента из Днепра, которого выписали с уровнем кислорода в 91%.

— Виктор, вы знали, что пациентов, нуждающихся в кислороде, выписывают в никуда? — спрашиваю у Ляшко.

— Вот о выписке я не знал, – признается санврач. – И о том, что нет, или привозят свои концентраторы. Недавно я был на интервью у журналиста-расследователя, где сказали, что в Яготинскую ЦРБ при госпитализации обязывают приезжать со своими концентраторами. Буквально в воскресенье, единственный, возможно, был бы выходной, сажусь в машину…

– О, у вас есть выходные, это круто, — шутит Ирина.

— Я думал, что будет выходной. Еду в Яготинскую ЦРБ, никого не предупреждая. Пересчитал по отчетности количество коек, коек с кислородом, открыл все кислородные точки – работают или не работают, баллоны пересчитал и посмотрел, приезжают ли люди с концентраторами.

— И что? — уточняем.

— Не приезжают. Был случай только в октябре, когда человек приехал со своим концентратором по своей просьбе. Но в октябре там реально была проблема, сегодня по больнице уже сделали разводку, значительно увеличили количество кислородных точек.

«Всех плохих убрали – и стало еще хуже» 

– Те, кто сейчас работают в министерстве, раньше очень долго говорили, что команда в Минздраве плохая, что Ульяна плохая, все у нас плохо. А потом всех, кто были плохие, убрали – и стало еще хуже, – делится впечатлениями о работе МИНЗДРАВА Ирина Кошкина.

Она сидит напротив Виктора Ляшко, пока он слушает Лесю, фотографирует справки и переписывает телефонные номера пациентов. Ляшко также застал годы Супрун, но в другой роли – как заместитель гендиректора Центра общественного здоровья.

– А эти люди в министерстве теперь плачутся в приватных сообщениях, что в МОЗ сейчас очень плохая репутация. Вы сделали это сами! — с улыбкой добавляет Ирина.

— Там вопрос информационной политики, которую ведет Минздрав, — приобщается к обсуждению репутации министерства его бывшая сотрудница Оксана Сухорукова.

– Министр выходит и говорит, что тарифы (на лечение пациентов, которые установила НСЗУ) ничего не покрывают, и за все надо платить, – продолжает Оксана, – а потом он удивляется, почему врачи берут с пациентов деньги за лечение ковида!

Оксана Сухорукова пришла в Минздрав во времена Ульяны Супрун и уволилась одной из последних из ее команды, летом 2020 года. На вопрос, почему она ушла из МИНЗДРАВА, Оксана отвечает: «Потому что меня уволили». Возвращаться на государственную службу не планирует.

После встречи в Офисе президента в середине ноября Сухорукова публично заявила, что решение об отставке Степанова – уже принято. У Зеленского тогда действительно были люди недовольны Степановым, рассказывали источники УП, но увольнять не торопились. Через несколько недель глава «Слуги народа» Александр Корниенко заявил, что отставка министра не ко времени.

На начало декабря Степанову доверяли 19% украинцев. Это на несколько процентов больше, чем Ульяне Супрун, и почти вдвое больше чем двум его предшественникам – Скалецкой и Емцу.

Сам министр заявляет, что с ним доверие к Минздраву выросло, хотя и министерство по его словам, «далеко от идеала».

Самый сдержанный из присутствующих в оценках работы министра, ожидаемо Виктор Ляшко, ведь он член его команды — заместитель. Вопрос, разделяет ли он мнение об отставке Степанова, Ляшко называет провокационным. По информации источников УП, Ляшко не против, сменить Степанова на посту.

– Согласны ли вы с тем, что Степанов провалил подготовку страны к эпидемии? — спрашиваю у Ляшко.

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – говорит санврач.

«Мы все родом с Майдана»  

– Мне не нравится то, что я занимаюсь ковидом, вообще не нравится, – признается Леся, которая кормила трехмесячную Соломию грудью на диване в фонде. Вокруг Леси – игрушечные лиса, обезьяна, лягушка, ленивец и концентраторы.

На правой руке, которая держит голову дочери, татуировка из красно-черного орнамента, сделанная в 2015 году. Это символ изменений, которые произошли с Лесей на Майдане – она почувствовала свою принадлежность к Украине и процессам, на которые может влиять.

«Свои» заработали в 2014 году с двумя основными направлениями работы – взрослая онкология и паллиатив. Имели «парк» концентраторов на 60-70 штук, и преданно делали свою работу.

— Мы же все родом с Майдана. Мы начали заниматься не свойственными нам вещами, потому что мы хотели научиться достойно, жить. А достойно жить можно и нужно не только тогда, когда ты можешь двигаться и обеспечивать себе достойную жизнь. Достойный уход, достойная смерть и достойная жизнь в последние месяцы – это тоже очень важно.

Этим почти никто не занимается. А мне нравится. Искренне нравится, когда человек за неделю до смерти едет на концерт, или когда за день до смерти выбирает себе маникюр, или когда человек, который уйдет вот-вот, рисует своим детям картину и подписывает открытки, которые они прочитают со временем, – рассказывает Леся.

Начало эпидемии толкнуло Лесю на сложный шаг – она обзвонила всех паллиативных пациентов фонда и спросила, кто из них может обойтись без концентратора.

В фонде станционарно работают три человека — Леся, Ирина и Владислав. Последнего сегодня почти не заметно в офисе – он занимается отправкой концентраторов по почте. «Новая почта» оплачивает все отправления фонда, а в начале декабря пополнила парк концентраторов фонда «Свои» на 50 штук.

Еще несколько человек работают в фонде удаленно. Каждый день команда обрабатывает несколько сотен звонков. Продолжает работать с онкологическими и паллиативными пациентами.

За кислородом обращаются разные люди. Кому-то он нужен после выписки, кому-то не хватило в больнице, а кто-то — отказывается от госпитализации и хочет самостоятельно «подтянуть» сатурацию. Последним в фонде объясняют, что самолечение – это плохо, а кислород – не лечение, а «костыль» для организма на время лечения.

– Создать себе иллюзию, что у тебя все хорошо, догнав сатурацию до нормальных цифр – это очень опасно. Без медицинской помощи человек рискует в лучшем случае стать инвалидом, в худшем – сыграть в ящик, – объясняет Леся.

Эпидемия, по ее мнению, больше разделила украинцев, чем объединила. Причем разделила буквально – Леся, сейчас не может видеться с подопечными фонда, родителями. А еще не может подержать на руках свою первую внучку, которой уже чуть больше месяца.

Она мечтает выспаться и перекрыть дома крышу. А еще – вернуться к программам по взрослой онкологии и паллиативу.

— Я хочу, чтобы люди умирали дома. Чтобы в этом не было ужаса, страха и трагизма. Чтобы это было достойно, – делится она.

«Это чрезвычайная ситуация»  

— Он остановился, потому что он умный – он знает, что им никто не дышит, – хвалит Леся СИПАП, показывая его принцип работы следующему посетителю фонда — Жене.

Женя, которому на вид лет 30-35, берет его для мамы. Она не болеет ковидом, а имеет хроническое обструктивное заболевание легких. Сейчас добавилась новая болезнь, в результате – сатурация падала до 60%.

– У нее синие губы, она умирает, можно сказать… – очень спокойно говорит Женя. — Я надеюсь, что это (кивает в сторону концентратора и СИПАП-аппарата) ее реанимирует.

Он забирает концентратор и идет к двери.

Через час придут еще два мужчины — им надо будет концентратор и СИПАП для женщины с болезнью Альцгеймера. Она лежит в частном заведении, где нет кислорода.

Тем временем Виктор Ляшко показывает в WhatsApp первую реакцию на фотографию, которую он сделал в фонде. Директор департамента здравоохранения Кировоградской ОГА Олег Рыбальченко, увидев кислородные баллоны возле коек в Голованевской больнице, называет ситуацию не иначе как «ЧП» – то есть чрезвычайным происшествием, ситуацией.

– Это у вас такое в палате, — пишет Ляшко под присланным фото.

— Как так? Разве такое может быть?? Только позавчера проверяли условия использования кислорода в заведениях. Сейчас попрошу ГСЧС и полицию проверить, это же ЧП, – отвечает Рыбальченко.

По словам Ляшко, Рыбальченко из Кировоградской ОГА четыре раза ставили задачу проверить кислородные системы. Последний раз — после ситуации в Жовкве на Львовщине.

В 19 часов у Ляшко истекает время, выделенное на посещение фонда, но он задерживается минут на 15-20. Без камеры и диктофона он выслушивает еще несколько ковидных историй и признается, что такие визиты – загоняют его в депрессию.

После увиденного и услышанного Ляшко оценивает работу Минздрава во время эпидемии на, те же самые – 6-7 баллов из 10.

– Если вы думаете, что я жил в идеальном мире и не знал о существовании проблем, то это не так. Я понимаю, что проблемы есть и будут. Система здравоохранения хронически недофинансирована.

Мы прекрасно знаем состояние больниц, но мы и понимаем, что делаем многое, чтобы ситуацию улучшить.

***

— Леся, что, по вашему мнению, сейчас должно сделать государство? — спрашиваю в конце визита санврача у Леси.

— Что у вас реально наболело? — уточняет Ляшко.

— Можно этот министр уйдет уже куда-нибудь, попробуем другого кого-то назначить? – отвечает Леся. – Я понимаю, что все страны оказались в сложной ситуации, девушки, которые передавали нам из Италии концентраторы для паллиативных больных, весной спросили – а можно их взять обратно? Потому что у них страна сыплется. Это благополучная страна, в отличие от нашей.

Да, всем сложно, но нельзя отгородиться от всех и сказать: «Да нет, у нас все зашибись!». Если человек не умеет видеть проблемы вокруг, на такого человека я опираться не могу, да и никто не может. А где брать тех, на кого можно опираться – я не знаю.

Эпидемия стала едва ли не лучшим индикатором того, что главными в стране являются люди, на которых можно опираться. И, несмотря на старания многих фондов, инициатив и бизнесов, Украине за эти 10 месяцев таких людей все еще не хватает.

Автор: Ольга Кириленко

Источник: УП

Перевод: BusinessForecast.by

При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.

Читайте по теме:

Оставить комментарий