Как победа здорового экономического национализма в США спасла страну от распада и превратила в мирового лидера.
Несмотря на две войны против своей бывшей метрополии – Великобритании – Соединенные Штаты в начале XIX века оставались производителем и поставщиком на мировой рынок в основном сельскохозяйственных товаров, импортируя промышленные изделия из Англии и других европейских стран.
Немногочисленные промышленные предприятия были расположены, прежде всего, на Северо-востоке и занимались неглубокой переработкой сырья и производили незначительные объемы товаров для местного потребления. Стимулом для их развития были годы наполеоновских войн в Европе и между США и Британией в 1812-1815 годах, которые сопровождались вынужденными перебоями, а то и полным прекращением поставок товаров из Старого Света.
Но после завершения войны и восстановления европейского импорта их положение резко ухудшилось. Если за шесть лет с 1808-го до 1814-го молодая американская промышленность выросла более чем на 63%, то за такие же шесть лет с 1814-го до 1820-го – уже лишь на 12,6%.
Многие предприятия не выдерживали соревнования за потребителя с более дешевой европейской, особенно Британской, промышленной продукцией. Тем более, в отличие от Европы, экономика США в начале и вообще на протяжении всего XIX века испытывала постоянный дефицит рабочей силы. Это объяснялось и наличием огромных массивов дешевой сельскохозяйственной земли, где селилась большинство переселенцев, и высокой рентабельностью ориентированного на экспорт сырья агросектора.
Поэтому цена труда в промышленности была минимум на 30-50% выше, чем в Великобритании.
Однако в отличие от новых независимых государств Латинской Америки, освободившихся от своих европейских метрополий почти одновременно, в США с первых лет независимости было убеждение, что полноценная политическая независимость, единство государства и национальный успех невозможны без независимости экономической, а также развитой промышленности.
Долгое время такие взгляды в США не доминировали, и их внедрение в государственную политику было циклическим и конфликтным и стало одним из ключевых факторов, который привел к расколу страны на Север и Юг, а также к последующей гражданской войне между ними. Но, несмотря на высокую цену последней победа экономической модели Юга вполне могла бы повести современного мирового политического и экономического лидера типичным для Латинской Америки путем экономической отсталости и сырьевой специализации.
И дальнейшая американская и мировая история пошла бы совсем другим путем. Однако победу одержала модель американского экономического национализма, которую отстаивали северяне.
Фундамент настоящей независимости
Уже первый секретарь казначейства (министр финансов) в администрации Джорджа Вашингтона Александр Гамильтон (кстати, один из двух не президентов, которые изображены сегодня на американских долларах) настаивал, что обеспечение реальной независимости США требует от молодого государства осуществление политики активного государственного стимулирования экономического и промышленного развития. Чтобы не потерять завоеванную в боях политическую независимость из-за экономической и финансовой зависимости от государств Европы.
Он категорически выступал против «теории сравнительных преимуществ Давида Риккардо», которая предлагала каждой стране специализироваться на производстве того, что ей лучше всего удается, и утверждал, что если страна желает развивать новые виды экономической деятельности, ей придется временно их защищать.
Ведь конкуренция иностранных промышленников и сила привычки потребителей приведут к тому, что новые отрасли («детские индустрии»), которые за определенное время вполне могли бы стать конкурентоспособными, в США просто не появятся, если им не компенсировать более высокие стартовые затраты. А Штаты будут обречены, оставаться производителем сельскохозяйственного сырья для других государств.
Поэтому формирование сильной центральной власти, способной способствовать развитию науки, изобретений, промышленности и торговли, он рассматривал как важное средство содействия общему благосостоянию. В своем отчете о производстве, поданном в Конгресс в конце 1791 года, Гамильтон предлагал добиваться этого благодаря трем основным инструментам.
Во-первых, субсидиям для новых промышленных производств (так называемых детских отраслей).
Во-вторых, их защитой от иностранных конкурентов таможенными тарифами, пока они не достигнут необходимой экономии на масштабах производства, чтобы иметь возможность самостоятельно конкурировать с иностранными производителями.
И, наконец, прямым государственным финансированием инфраструктуры для развития внутреннего рынка. Ведь ее отсутствие в первые десятилетия независимости США приводило к тому, что доставка товаров через океан из Британии или других стран Европы часто была дешевле, чем из соседнего или даже отдаленных районов одного и того же штата.
К тому же и субсидии для поддержки национальных производств, и финансирование инфраструктуры, по идее Гамильтона, должно было происходить, прежде всего, за счет таможенных тарифов на импортируемые из Европы товары.
В отличие от новых государств Латинской Америки, освободившихся из-под власти метрополий почти одновременно, в США с первых лет было убеждение, что полноценная независимость невозможна без сильной экономики и промышленности.
Такая политика не только способствовала бы росту национального производства и укреплению экономической независимости от бывшей метрополии и других европейских государств, но и поощряла бы иммиграцию оттуда новых поселенцев в США. В том числе и владельцев капиталов и технологий. Ведь на 1790 год во вновь созданном государстве проживало менее 4 млн. жителей – почти вчетверо меньше, чем тогда насчитывалось в Великобритании (вместе с Ирландией) и в семь раз меньше, чем во Франции.
Однако политика, которую предлагал Гамильтон, с первых лет имела серьезную оппозицию со стороны конкурентной Демократическо-республиканской партии Мэдисона – Джефферсона, которые считали, что субсидирование новых производств государством или федеральное финансирование масштабных инфраструктурных проектов приведет к коррупции и неравномерности в распределении государственных ресурсов между различными штатами.
Менее категоричным, особенно после прихода к власти в 1800-х годах, стало отвержение ими только идеи повышения таможенных тарифов, которые служили не только барьером на пути европейского импорта, но и важным источником наполнения федерального бюджета.
А уже с 1820-х годов борьба вокруг модели экономического развития страны и торговли с другими странами разгорелась между двумя образованными на основе Демократически-республиканской партии организациями: Демократической партией Томаса Джефферсона, которая опиралась на аграрные круги, прежде всего плантаторов Юга, и Национальную республиканскую партию, а затем и Партию вигов, где доминировали промышленники с Севера.
Именно с республиканцами была связана так называемая «американская система» Генри Клея. В качестве развития идей Гамильтона он предлагал активную государственную политику по развитию транспортной инфраструктуры, защите национальной промышленности через протекционистские тарифы и создание сильного Национального банка.
Однако эта программа тогда имела абсолютную поддержку лишь в отдельных штатах, а на национальном уровне ее постоянно блокировали демократы. Их представители, которые почти безраздельно формировали президентские администрации США с конца 1820-х годов и вплоть до победы Авраама Линкольна и начала Гражданской войны в 1861 году настаивали, что политика защиты внутреннего рынка и стимулирования промышленности обеспечивала выборочные преимущества только для Севера.
А в 1830 году президент Джексон отклонил законопроект, который дал федеральному правительству возможность покупать акции для строительства дороги федерального значения в штате Кентукки. Чтобы заручиться поддержкой также аграрного, однако фермерского Среднего Запада, Клей убеждал их, что работники вновь созданных заводов будут потребителями все большего количества выработанных ими продуктов питания и сельскохозяйственного сырья. А Югу обещал большой рынок хлопка на Севере.
Однако, в отличие от западных фермеров, представители последнего до Гражданской войны так и не поддержали «американскую систему», поскольку ориентировались на европейских, в частности британских переработчиков хлопка и другого сельскохозяйственного сырья и стремились, как можно дешевле импортировать готовые промышленные товары из Европы.
Еще столетие назад в четырехтомнике «Развитие американской цивилизации» американский историк Чарльз Остин Бирд доказывал, что именно экономические разногласия, а не вопросы рабства вызвали гражданскую войну 1861-1865 годов. И именно в результате победы в войне в США, наконец, смогли утвердить на общегосударственном уровне свою промышленную экономическую программу, быстро осуществив ряд мер по тарифам, банковским услугам и иммиграции, что гарантировало успех северной модели развития.
И хотя оппоненты Бирда затем акцентировали внимание на наличии различных бизнес-интересов у предпринимателей на Северо-востоке США перед войной, однако так и не смогли возразить в наличии очевидного глубокого противоречия между благосклонным к свободной торговле аграрным Югом и промышленным, заинтересованным в протекционизме Северо-востоком.
Наконец это противоречие ярко манифестировало о себе еще за 30 лет до начала Гражданской войны во время так называемого тарифного кризиса 1832-1833 годов и дальнейшей острой борьбы жителей Севера и Юга в Конгрессе вокруг тарифов на импортные товары в течение 1830-1850-х годов.
Резкое повышение таможенных тарифов в 1828 году (около 60% на абсолютное большинство импортных товаров) при президентстве республиканца Джона Квинси Адамса вызвало острую негативную реакцию на Юге и привело к избранию в том же году президентом южанина и основателя Демократической партии Эндрю Джексона.
Однако когда его администрация новым тарифным законом 1832 года не удовлетворила ожиданий южан относительно радикального снижения пошлин, в Южной Каролине начали требовать полной отмены их действия на территории штата (так называемая нуллификация).
Новоизбранный законодательный орган Южной Каролины в конце ноября 1832 года проголосовал за признание тарифов 1828 и 1832 годов недействительными на территории штата. В ответ президент Эндрю Джексон объявил это актом измены и начал укреплять войска в федеральных фортах мятежного штата. Там также начали готовиться к вооруженному конфликту.
Угроза силового сценария его решения достигла апогея, после того как Конгресс США принял законопроект, который давал президенту возможность использовать федеральные вооруженные силы для обеспечения актов Конгресса. На этом этапе ни один другой штат не поддержал позицию Южной Каролины, а в нее политикуме тоже немало выступили против войны с федеральным правительством.
В конечном итоге был достигнут временный компромисс по тарифному закону 1833 года, который предусматривал постепенное снижение тарифа в обмен на его признание мятежным штатом. Компромисс предусматривал снижение средней тарифной ставки к 1842 году до 20%.
Но противостояние между Севером и Югом вокруг тарифов не утихало и в последующие десятилетия. Южные штаты импортировали из Европы или завозили с Севера огромные объемы промышленных товаров, хотя почти не производили их. Поэтому повышение ставок означало, что их жители должны были платить за них часто в разы больше и так наполнять федеральный бюджет.
Поэтому южные демократы, которые с непродолжительными перерывами доминировали в Конгрессе и контролировали президентские администрации на протяжении 1830-1850-х годов, принимали тарифные законы, которыми снижали ставки. Когда виги одержали непродолжительную победу на выборах 1840-го и 1842 годов в Конгресс, то восстановили более высокие ставки по тарифу 1842 года, который повысил среднюю ставку вдвое – до 40%, а на отдельные товары, такие как металлические изделия, почти до 70%.
Однако после возвращения контроля в Конгрессе к демократам тариф Уокера 1846 года снова уменьшил среднюю ставку до 25%. А в 1857 году новый тариф – вообще почти до 15%. Такие низкие показатели вызвали возмущение северных промышленников и рабочих, особенно в Пенсильвании. Производители и рабочие считали, что должны быть защищены от более низких зарплат и более дешевой продукции из Великобритании и остальной Европы.
Поэтому повышение таможенных тарифов для стимулирования промышленного роста стало важной составляющей республиканской платформы на выборах 1860 года. Но это стало возможным лишь в феврале 1861 года, когда представители Юга покинули Конгресс перед началом Гражданской войны. Вместо этого документы вновь созданной Южной Конфедерации и отдельных ее штатов (Южной Каролины, Джорджии) также упоминали вопрос тарифов как причину отделения.
Безусловный эффект
В то же время статистические данные об экономических изменениях в США свидетельствуют, что именно защитные таможенные тарифы играли ключевую роль в развитии американской промышленности.
Например, после введения тарифного закона 1828 года, который спровоцировал конфликт с Южной Каролиной, только за четыре года – с 1829-го по 1833-й – промышленное производство в США рвануло почти на 75% вверх.
Хотя за все предыдущее десятилетие – с 1820-го по 1829-го – выросло менее чем на 36% и, по сути, осталось неизменным в расчете на одного жителя (а население за это время выросло на треть – с 9,6 млн. до 12,9 млн.).
Следующий рывок промышленного производства так же пришелся на период действия тарифа 1842 года. Снова лишь за пять лет — с 1842-го по 1847-й — промышленное производство в США выросло более чем на 83%. Хотя за предыдущее десятилетие действия пониженного в результате конфликта с Южной Каролиной тарифа 1833 года, как и в 1820-х годах, выросло лишь на 35,6%.
Снова на уровне прироста населения, которое на протяжении 1830-х увеличилось на 32,7% (до 17,1 млн. человек). Ослабление позиций северян на федеральном уровне в 1850-х и действие низкого тарифа Уокера на промышленную продукцию привели к тому, что с 1853-го по 1861 год американская промышленность как никогда топталась на месте. Прирост за это время составил лишь 11,8%, то есть втрое меньше, чем увеличилось за 1850-е годы количество населения (на 35,6% или с 23,2 млн. до 31,4 млн.).
Именно в таких экономических условиях США подошли к Гражданской войне. И именно с ее началом, а особенно после победы в ней стало возможным беспрепятственно реализовать то, что Гамильтон и Клей отчаянно, но часто безрезультатно в свое время пропагандировали. «Старый тарифный виг Генри Клея», как Авраам Линкольн сам себя называл, ввел их идеи в реальную жизнь.
Еще в 1847 году во время полемики Линкольн заявлял: «Дайте нам защитный тариф, и мы будем иметь самую большую нацию на земле». С началом Гражданской войны резко повысили тариф даже, несмотря на то, что это вызвало конфронтацию в тяжелой для страны ситуации Гражданской войны с Великобританией.
Тамошние СМИ демонстрировали откровенную привязанность к Южной Конфедерации, а премьер-министр Генри Пальмерстон прямо заявил американскому послу Чарльзу Адамсу: «Нам не нравится рабство, но мы нуждаемся в хлопке, и нам очень не нравится ваш тариф».
Сравнение экономической динамики в США за разные годы убедительно свидетельствует, что защитные таможенные тарифы играли ключевую роль в развитии американской промышленности.
Однако позиция американской стороны была не менее категоричной. Председатель финансового комитета Сената США откровенно заявлял: «Какое вообще право имеет другая страна спрашивать нас о том, что мы решили сделать?». Несмотря на изнурительную войну, с первых же лет президентства Линкольна началось и активное государственное субсидирование масштабного общенационального инфраструктурного проекта – строительства трансконтинентальной железной дороги.
А его преемник и последователь Улисс Грант продолжил аналогичную политику и открыто апеллировал к эффективности тарифной защиты, которую когда-то имела Великобритания. «Веками Англия полагалась на защиту, доводила ее до крайностей и получала от нее удовлетворительные результаты. Нет сомнений, что именно этой системе она обязана нынешней силой», – твердил он.
30 лет республиканцам никто не мог помешать во внедрении их видения «американской экономической системы». За это время, с 1861-го по 1892 год, промышленное производство в США выросло почти в 5,5 раза (на 444%) на фоне роста численности жителей лишь вдвое (с 31,4 млн. в 1860-м году до 63 млн. в 1890-м).
К тому же все это время экспорт Соединенных Штатов и дальше оставался преимущественно сырьевым. А такой бешеный рост промышленности происходил путем ставки на защиту и увеличения вместимости внутреннего рынка. Хотя в тогдашнем мире он был далеко не самым большим по объему, особенно на старте этой политики в военных 1860-х годах.
Например, в Российской империи в 1858 году насчитывалось 74 млн. жителей, а в 1897-м – 129 млн. Даже в европейской части (без колоний) Франции в 1861 году насчитывалось 37,4 млн. человек, в Австро-Венгерской империи в 1869-м проживало 35,7 млн. жителей. А в Германской империи на время создания в 1871 году – более 41 млн. жителей.
Что и говорить о Британской империи, где по данным 1881 года насчитывалось 305 млн. жителей, в том числе 35 млн. в метрополии и 254 млн. в колониальной Индии. Значит, ни в 1860-х, ни в 1870-х годах XIX века США не отличались особенно большим по численности потребителей внутренним рынком, даже по сравнению с европейскими метрополиями тогдашних мировых империй.
Более того, и во времена пресловутого «процветания» в 1920-х годах США все еще уступали по численности населения тогдашним не только Британской, но и Французской империи. Однако это не мешало им делать ставку на развитие своей экономики с прицелом на защищенный внутренний рынок.
Апогеем политики защиты внутреннего рынка для развития американской индустрии стали тарифы Мак-Кинли в 1890 году (которые увеличили средние пошлины на весь импорт от 38% до 49,5%) и Дингли в 1897 году (более чем до 52%).
Причем на отдельные товары они достигали 100%. Избранный в 1894 году президентом демократ Гравер Кливленд попытался снизить импортные тарифы (тариф Вильсона), и как следствие американская индустрия вновь затормозила: в 1897 году она лишь на 12% превышала показатель 1893‑го.
Но после возвращения к власти республиканцев и введения в 1897 году тарифа Дингли за следующие пять лет – с 1897-го до 1902‑го – промышленное производство в США вновь взлетело на 56,5%.
Хотя высокие таможенные тарифы долгое время делали промышленные изделия для американцев значительно дороже, чем стоили бы для них импортные, их лоббисты имели очевидный аргумент для широких слоев американского общества.
Уильям Мак-Кинли (1897-1901), который еще до избрания на пост президента был инициатором принятия в Конгрессе упомянутого выше тарифного закона 1890 года, заявлял: «Говорят, если бы у вас не было защитного тарифа, вещи были бы чуть дешевле. Что ж, дешевая или дорогая вещь зависит от того, что мы можем заработать ежедневным трудом. Свободная торговля удешевляет товар по причине удешевления производителя. Защита удешевляет товар, поднимая производителя. При свободной торговле торговец является хозяином, а производитель рабом… Они говорят: «Покупайте там, где можно купить самое дешевое»… но, это касается и труда, и всего прочего… В тысячу раз лучше есть максимум защиты: «Покупайте там, где вы можете заплатить проще всего». И это место, где труд получает высшую награду».
Аналогичной была ситуация и для американских коммерческих потребителей промышленной продукции. Например, необходимость покупать более дорогую американскую металлопродукцию заставляла определенное время платить гораздо больше железнодорожные компании, потреблявшие ее в огромных объемах.
Однако это компенсировали государственные субсидии и высокая доходность грузовых перевозок сельскохозяйственного сырья и на экспорт, и в промышленные регионы. Однако с 1867-го до 1900 года производство стали в США выросло более чем в 500 раз, а цена на американские железнодорожные рельсы уже в 1897 году снизилась до $19,6 за тонну, когда английские стоили $21 за тонну, и вскоре США начали поставлять их даже на британский рынок.
К тому же в конце XIX века цель тарифной политики изменилась от обычной защиты внутреннего рынка до использования в качестве инструмента, для торгов с партнерами. В обмен на снижение или под угрозой повышения тарифов на продукцию определенных стран от них требовали снизить тарифы на чувствительные американские товары, которые могли поставляться на их рынок.
Например, тарифные законы начали предусматривать право президента, чтобы достигать цели «обеспечения взаимной торговли», восстанавливать сниженные или отмененные ранее пошлины, если товары экспортировали из стран, которые относились к экспорту США «неровным и глупым» способом.
Благодаря использованию этой дубинки удалось заключить немало договоров с разными странами, которые привели к значительному снижению их тарифов на американские товары. Лишь в 1913 году, после победы демократов, средний тариф на промышленные товары в США опять снизили с 44% до 25%, однако условия Первой мировой войны и перебои в торговле значительно уменьшили риски иностранной конкуренции.
А после ее завершения и возвращения республиканцев к власти тарифы в 1922 году снова значительно повысили.
Автор: Олесь Алексиенко
Источник: Тиждень
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.