Как показала прошлогодняя декларация Д. Сологуба, в отличие от большинства членов правления НБУ, свои сбережения он держит на депозитах, причем – преимущественно гривневых.
Каким Д. Сологуб видит будущее украинской экономики, госфинансов и национальной валюты, читайте в его интервью для Finbalance.
Вскоре будет опубликована вторая часть – относительно банковской системы и, в частности, Приватбанка.
Finbalance: Какой Вы видите украинскую экономику через 3, 5, 10 лет?
Д. Сологуб: Загадывать сложно. Экономика может быть разной. Если посмотреть на тренды последних нескольких лет, радует, прежде всего, диверсификация.
Не диверсифицированная экономика была одной из ключевых предпосылок для тех проблем, с которыми столкнулась Украина. Например, внешняя торговля концентрировалась в основном на рынки России. То же самое касалось структуры экономики как таковой.
Но постепенно ситуация меняется. Доля ЕС во внешней торговле выросла с 23% до 35%, возрастает доля Азии.
То же касается товарной структуры. Сейчас доля продовольственных товаров и металлургии – 65%, это примерно столько же, как и 10 лет назад. Но номенклатура меняется. В продовольственной группе уже нет такого доминирования зерна. Украина стала больше торговать, в частности, подсолнечным маслом. На этом рынке мы покрываем 60% всего мирового экспорта этой продукции.
Удар по машиностроению был сильнейшим, но будущее у него все равно есть. Во-первых, мировой рынок меняется. С одной стороны, уже не так сильно растут Китай и другие страны, соответственно, спрос падает. С другой, на фоне автоматизации уменьшается разница между развитыми странами и странами, которые развиваются.
Во-вторых, появляется потенциал для сотрудничества в сфере машиностроения с мощнейшими мировыми игроками. Пока что примеры такого сотрудничества очень спорные. Завоевать внешний рынок сложно. Он настолько конкурентный, что только Соглашением об ассоциации все вопросы не решишь. Это дело многолетних контрактов и маркетинга.
Например, вагоностроение. Когда «РЖД» («Российские железные дороги») обновляли основные фонды в 2011-2012 гг., был существенный рост нашего экспорта. Правда, потом они резко обрезали заказы, потому не нужно забывать и о диверсификации, работу с внутренним рынком. Украина – это потенциально большой рынок. Говорят, сегодня нет средств на обновление инфраструктуры, но если создать правильные антикоррупционные инструменты, то внешняя помощь может пойти как раз на инфраструктурные проекты, как это было в Восточной Европе. Причем это не зависит от статуса страны – она член ЕС, или нет.
По поводу ИТ-сектора. Он активно развивается. Где его место и естественный «потолок» в Украине?
Вопрос правильного подсчета ВВП и места ИТ-сектора в нем сейчас остро стоит во всем мире, не только в Украине.
Даже с точки зрения валютного рынка мы не уверены, что нынешние оценки отражают его реальную долю. Он может быть большим, чем мы его сейчас видим. Хотя доля ИТ в структуре экспорта выросла, она осталась на весьма незначительном уровне – лишь несколько процентов. Однако с точки зрения потребления эта отрасль занимает достаточно высокое место, потому что у людей этого сектора высокие зарплаты.
Более того, ИТ-сфера способствует решению проблемы неравномерного развития разных регионов. Преобладает в Львове, Харькове. А за счет возможности дистанционной работы, люди, которые, например, живут в Ивано-Франковске, могут тратить деньги в своем городе, способствуя, таким образом, его развитию.
Так ли сильно Украина отстает по уровню экономического развития от стран Восточной Европы, как это считается? Безусловно, разница есть, и она ощутима. Однако, видимо, на практике эта разница не столь разительна, как показывает официальная статистика. Дело в теневой экономике?
Действительно, теневая экономика делает не последний вклад в такое восприятие Украины. Я сказал бы, что в Украине теневой сектор – это примерно 50% экономики, тогда как в Польше – около 20%. Румыния – где-то средний показатель между Украиной и Польшей.
Но, по моему мнению, это не единственная причина. Существует так называемый эффект психологической наглядности. Например, у людей, которые приезжают в маленький город в Беларуси [историческая родина Д. Сологуба, – ред.] и, живя в Украине, возникает ощущение, что люди живут совершенно по-разному. Потому что там, на центральной площади «все хорошо» – Ленин покрашен, все заасфальтировано, отремонтировано, хороший райисполком. В Украине же, во-первых, Ленина нет [улыбается, — ред.], не всегда все имеет оптимальный вид и т.д. Однако если зайти на эту картинку, в Беларуси откроется примерно та же картина, что в Украине. Возможно, даже в Украине в чем-то будет лучше.
По поводу текущей динамики украинской экономики. Почему после столь значительного падения такое медленное восстановление и рост?
Я думаю, много людей недооценивают, насколько сложной была ситуация. 25% экспорта и промышленности почти в один момент исчезли. И это на фоне других факторов, которые усиливали негативный эффект от этого, та же торговая война с Россией.
Сейчас же много разговоров, что Украина должна возрастать по 8-9% в год, но в краткосрочной перспективе это возможно при двух условиях. Если резко улучшится внешний спрос, или резко возрастет производительность труда. Как мы видим, внешний спрос или внешние цены не выросли, а резко увеличить производительность труда не так просто.
Пример Грузии, где прошли кардинальные реформы, показывает, что это удалось лишь через 3-4 года на фоне очень благоприятной внешней конъюнктуры. И плюс они начинали с гораздо более низкой точки.
Чудес не бывает. Сейчас сложно понять, откуда может взяться этот высокий рост.
МВФ и риски госдолга
2019 год. Что Вы от него ожидаете, с учетом роста выплат по внешним обязательствам государства? Будет ли повторная реструктуризация?
Все зависит от того как будет развиваться ситуация вокруг сотрудничества с МВФ. Есть разные оценки суммы выплат, поскольку существует вопрос, что именно учитывать. Имеются ли выплаты у Минфина по внешнему долгу, у Нацбанка – по обязательствам перед МВФ, выплаты госкомпаний, выплаты валютных ОВГЗ. В общем, до 2019 года нам нужно будет уплатить около 11 млрд. долл. Однако, если посмотреть на остаток финансирования по программе МВФ (около 10 млрд. долл.), то выплаты не выглядят неподъемными.
Риски 2019-2020 годов не выглядят такими значительными, если принять во внимание возможности привлечения капитала на международных рынках, программы с Всемирным банком, ЕБРР, ЕС и т.д. Хотя, конечно, если будут задержки, возможны варианты.
Программа МВФ остается ключевым элементом. Потому что это, с одной стороны, деньги, с другой стороны, отражение политической поддержки для Украины, которая в последние годы достаточно активно демонстрировалась. Кроме того, сотрудничество с МВФ является всегда сигналом для частных инвесторов.
Вряд ли Украина сможет выбрать весь кредитный лимит, предусмотренный действующей программой сотрудничества с МВФ. По вашим оценкам, какую сумму еще реально получить?
Я не готов озвучить конкретный показатель. Наши ожидания относительно поступлений за текущий год – 3 млрд. долл. Учитывая, что один транш мы уже получили, еще возможно дополучить 1,9 млрд. долл.
Чистые валютные резервы. На конец июня их было 5,23 млрд. долл. Выполняет ли НБУ маяк программы МВФ? Почему пассивно покупаете валюту, хотя ситуация на рынке этому способствует? Чтобы не подогревать инфляцию, которая ускорилась? Сколько валюты планируется приобрести до конца года?
Наши валютные интервенции преследуют три цели: пополнение валютных резервов, сглаживание курсовых колебаний, содействие выполнению инфляционных целей. Исходя из этих параметров, мы и действуем. Должен сказать, на конец июня цель [по чистым валютным резервам] с комфортом – причем достаточно существенным – превышена.
За последние несколько лет у нас существенно улучшилось инструментарий для интервенций, благодаря которому мы теперь можем реагировать на изменение ситуации на валютном рынке довольно оперативно.
Сколько покупать валюты, определяется параметрами рынка. А рынок должен работать, на рынке мы не должны играть главную роль. Если мы видим дисбаланс, мы его устраняем. Если на рынке существенное доминирование предложения валюты, это удобный момент для пополнения резервов. При этом мы учитываем цели, которые есть в программе МВФ и которые формулируются на основе прогноза платежного баланса.
Краеугольным же камнем работы НБУ являются инфляционные цели – 8%+/-2 п.п. на этот год и — 6%+/-2 п.п. в следующем году.
Сегодня население меньше реагирует на скачки курса, а инфляционные ожидания снижаются. Еще следует пройти долгий путь, пока экономические субъекты вообще не будут обращать внимание на курс или, по крайней мере, на его небольшие колебания. Но движение есть, траектория выбрана правильно, и главное теперь с этого пути не сходить.
Так, в сентябре Совет НБУ должен утвердить Основные принципы монетарной политики на 2018 год и среднесрочную перспективу. Правление НБУ считает, что необходимо сохранять последовательность в проведении политики инфляционного таргетирования, ибо только тогда мы сможем удержать достигнутый результат, еще больше снизить инфляцию и обеспечить ее стабильность на уровне 5%.
При этом, мы, как и раньше, будем уделять внимание экономическому росту, но в случаях, когда это не будет препятствовать целям по достижению ценовой стабильности. Все-таки низкая и стабильная инфляция является одним из главных вкладов в устойчивый экономический рост, который может быть снабжен центральным банком, тогда как нестабильная инфляция приводит к большей неопределенности, что негативно влияет на инвестиционную активность.
Пенсионный том земельной реформы
Учитывая, в частности, демографическую ситуацию, высокую тенизацию экономики и т.д., возможно ли теперь провести эффективную пенсионную реформу? Принципиальное ли решение проблемы реально только через применение радикальных мер – вплоть до, например, ликвидации Пенсионного фонда с выплатой из бюджета социальной помощи, например, только для одиноких людей и т.д.?
Ликвидация Пенсионного фонда – это, как я думаю, слишком радикальный вариант. Как экономист я считаю, что нынешний поиск способа реформирования системы – на фоне того, что наблюдалось последние 10 лет – это просто огромный шаг вперед.
Ситуация в пенсионной системе принципиально изменилась перед выборами 2004 года, когда Янукович инициировал существенное повышение пенсий. Когда Юлия Владимировна Тимошенко возглавила правительство после Оранжевой революции, она не развернула этого решения назад. Именно в этот момент и были заложены предпосылки для разрыва, который мы сегодня имеем. В дополнение, не последнюю роль в его появлении сыграли демографическая ситуация и тенизация экономики.
Я помню дискуссии относительно программы МВФ, которые были в 2009 и потом в 2011 году. Тогда с украинской стороны всегда не хватало понимания и желания что-то с этим делать. Желание было только получить транш МВФ.
Но и МВФ механически подходил к проблеме пенсий. Как макроэкономическая организация они видели дыру, понимали, что ее надо закрыть, а обычно такие «дыры» в различных странах закрывались повышением пенсионного возраста.
Однако если посмотреть на мировой опыт, то на самом деле при слабой демографической ситуации в развитых странах само по себе повышение пенсионного возраста ничего не дает. Там пенсионный возраст приближается уже до 67 лет, и они все еще не знают, что делать.
По сравнению с теми странами, мы одновременно и в лучшей, и в худшей ситуации. С одной стороны, мы имеем худшие показатели. С другой — у нас есть значительный ресурс для маневрирования: из 26 млн. трудоспособного населения только 16 млн. занятых, и с этих 16 млн. всего 10 млн., насколько помню, платит ЕСВ, и из этих 10 млн. около 4 млн. платит с минимальной зарплаты.
И сегодня впервые за много лет я вижу, что правительство понимает, что хочет сделать. В дополнение, к этой реформе активно подключился Всемирный банк, который имеет специалистов, имеющих опыт проведения аналогичных реформ в других странах.
Пенсионный фонд имел значительный дефицит и до 2014 года. В то же время тогда значительной была и проблема дефицита «Нафтогаза». С точки зрения госбюджета, ликвидация дыры в «Нафтогазе» ситуацию принципиально не изменила, поскольку возрос дефицит Пенсионного фонда со снижением ставки ЕСВ. Получается, сменили шило на мыло?
Почему же? Снижение ЕСВ все же в определенной степени детенизировало экономику. Просто эффект не сразу появляется.
Если ты видишь проблему и знаешь, как с ней бороться, это уже половина успеха. Хуже, когда тупик, не знаешь, как подойти к проблеме.
Чем оптимисты отличаются от пессимистов? Оптимисты все рассматривают в динамике, что сейчас плохо, но будет лучше. Пессимисты тоже в динамике, но наоборот [улыбается, — ред.].
Земельная реформа. По вашим оценкам, какой положительный эффект будет для экономики? Почему нардепы должны за нее проголосовать?
Если говорить концептуально – и пример «Нафтогаза» это доказывает: чем больше непонятных ограничений и искажений, тем легче «ловить рыбку в мутной воде». Это искажает реальное функционирование экономики. Земельная реформа призвана исправить такие искажения.
С точки зрения банковской системы нас интересует возможность использования земли в качестве полноценного актива. Скептики предлагают не позволять банкам ставить землю на баланс, потому что якобы, если дать такую возможность, они будут пользоваться ею, и таким образом скупят всю землю. Но такие предположения далеки от действительности. Если коммерческий банк выдал кому-то кредит под залог земли, и эта компания или ферма прогорели, банк не будет долго держать землю — он ее продаст.
Я думаю, что вообще, чем больше прозрачности, тем лучше.
Но пока что не стоит концентрироваться на том, сгенерируем мы на 10 или 20% больше иностранных инвестиций. Давайте сначала сформируем рынок, и дадим ему постепенно работать.
Надо же понимать, что иностранные инвесторы в других странах рассматривают предложения из 50-60 стран. И оценивают параметры, исходя из специфики рынка земли, по отношению госдолга к ВВП и тому подобное.
А все, же – какой потенциал притока инвестиций?
Если смотреть на опыт стран Восточной Европы, то в периоды активного роста прирост иностранных инвестиций был до 10% ВВП в год. Сейчас там цифры несколько другие, потому что уже все более-менее стабильно. Но все равно есть 3-5% ВВП.
Если вспомнить 2012-2013 годы, то у нас был достаточно высокий показатель роловер [рефинансирования] внешних долгов частного сектора, и это было следствием значительной оффшоризации экономики. Значит львиная доля внешних кредитов — это были средства украинских компаний, зарегистрированных в оффшорных юрисдикциях.
При этом эта оффшоризация была связана не только с выводом средств или минимизацией налогов. Часто там структурировали право собственности, потому что боялись структурировать здесь из-за значительных рисков рейдерства. И так работала большая часть украинской экономики – денежные потоки сначала консолидировались на оффшорных счетах, а затем заводились обратно в Украину через различные инструменты для финансирования производственной деятельности.
Сейчас же структура изменилась. С одной стороны, имеются валютные ограничения, которые мы постепенно смягчаем. С другой стороны, мы прикрыли много дыр по финансовому мониторингу относительно нелегального вывода капитала. Теперь формируется ситуация, когда деньги не могут выйти и, соответственно, они не заходят обратно.
Валютный рынок
Ожидаете ли существенные движения на валютном рынке до конца года?
Ранее существенным движением для нашего населения была смена курса на 10 копеек. А сейчас на подобное движение человек даже глазом не мелькнет. Мне кажется, что это важное достижение с точки зрения повышения гибкости обменного курса.
Мы часто показываем график «нарисованную» стабильность обменного курса прошлых лет, когда он будто был стабильный, а потом его отрывало. И если построить на одном графике с валютами Чехии и Польши, то да – в краткосрочном измерении там волатильность большая, но в долгосрочном периоде валюты этих стран достаточно стабильны, по крайней мере, гораздо более стабильны, чем гривна. Притом, что инфляция там была намного меньше.
Колебания курсов могут быть. Тем более что у нас традиционно экономика достаточно сезонная. Хотя и здесь есть положительные моменты – в последнее время сезонность экономики сглаживается.
Еще 10 лет назад, сезонность в сельском хозяйстве была очень ярко выражена. Только аграрии собирали урожай, сразу же бежали его продавать, обваливая цены. А потом сидели на этих деньгах и думали, что с ними делать. За последние же годы, учитывая значительный инвестиционный потенциал, было много инвестировано в строительство хранилищ. И сейчас большинство крупных компаний имеют возможность весь год продавать зерно.
То же самое происходит с газом. «Нафтогаз» в течение года постепенно осуществляет закупки, как в т.ч. и иностранные трейдеры. Газовых хранилищ у нас хватает.
Если же посмотреть на внешнюю конъюнктуру, то она достаточно благоприятна для Украины с точки зрения сырьевых цен.
Засуха в США и Канаде довольно сильно повлияла на пшеницу, цены подскочили за месяц буквально со 140 до 200 долл. Ожидания по урожаю в Украине довольно неплохие, хотя, возможно, он будет меньше, чем в прошлом году, но перекроется ростом цены.
Цены на сталь держатся на высоком уровне. В целом внешняя конъюнктура складывается достаточно хорошо. Плюс есть неплохие внутренние ожидания.
Относительно обменного курса, то мы считаем, что он должен соответствовать фундаментальным параметрам. А если есть какие-то проблемы с краткосрочной волатильностью, мы всегда готовы ее сглаживать.
По Вашим оценкам, если бы НБУ перед парламентскими выборами 2014 года меньше тратил резервов, возможно, курс не занесло бы туда, куда его занесло в феврале-марте 2015 года?
Нет однозначного ответа на такие вопросы. Все зависит от многих параметров. Например, на то время еще не было, известно, что парламентарии не смогут сформировать коалицию, чтобы своевременно получить очередной транш от МВФ.
Важным остается то, что мы делаем сегодня. И на сегодня главное – это не сходить с того пути, который мы избрали. Политический цикл никто не отменял. Чем ближе к выборам, тем сложнее будут даваться тяжелые решения. Но мы должны их принимать, должны продолжать идти путем реформ и воплощать структурную перестройку экономики. Не всем странам она удается с первого раза.
Да, полякам удалось. Словакам – со второго раза. Румынам – с третьего раза. У нас не знаю, какой это шанс – четвертый или пятый.
Будем надеяться, на этот раз все получится.
Читайте в ближайшие дни вторую часть интервью с Дмитрием Сологубом — о ситуации в банковской системе.
Источник: Finbalance
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.