Об архитектуре, которая рождается через дискуссию, о феномене глобального города, а также о новых тенденциях использования общественных и жилых пространств «Тижденю» рассказали швейцарские архитекторы, основатели Форума теории архитектуры (F.A.T.) в Цюрихе Марко Зелли и Фабио Дон.
Какие темы сегодня требуют обсуждения в сообществе архитекторов?
Фабио Дон: Основные актуальные во всем мире вопросы – это рост количества населения, а также проблемы, связанные с уровнем бедности. Думаю, они связаны с направлением в архитектуре.
По свидетельству Всемирного банка, сегодня около 10% людей живут ниже черты бедности: они тратят сумму, что составляет $1,9 в сутки, а 50% населения планеты живет на $5 в день. Это непосредственно касается потребности изменений в архитектуре, потому что когда говорим об уровне бедности, то речь идет не только о продовольствии и чистой воде, но и о жилье.
Между жилищными условиями и ростом населения есть прямая связь. Сейчас популяция планеты растет на 80 млн. человек ежегодно, что по количеству равняется всему населению Германии. Согласно статистике, 25% населения мира живет в трущобах: фавелах, нелегальных поселениях. Это очень много, к тому же в перспективе их количество будет расти. Нам как архитекторам нужно понять свою роль в такой тенденции.
Марко Зелли: Я бы посмотрел на этот вопрос иначе. Думаю, архитекторы имеют дело с двумя типами проблем. Первая находится в рамках архитектурных традиций и современного мышления. Сейчас мы много говорим о жилье для бедных людей, проблеме экологии и циклической экономике. Но такие явления кажутся скорее диагнозами.
Решение проблемы, о которой идет речь, похоже, противоречит определенному количеству уже существующих стратегий, таких как повторное использование зданий, частей зданий, новых типологий, большей плотности и тому подобное. Это те вопросы, ответить на которые может современный, но не модернистский подход к тому, что такое архитектура. Это произойдет, или нет – другой вопрос.
Если у нас есть новая проблема, можно внедрить новый язык – это ничем не отличается от научного процесса, когда вводят новые данные, возникают новые вопросы и новые решения. Улучшение условий проживания бедных людей — интересный вопрос, он заставляет задуматься о стратегии сотрудничества. Речь идет об изменении пропорций пространств общего и частного пользования, об усилении взаимодействия между жителями, чтобы они могли надеяться на более высокие стратегии, чем те, которые предлагает индустриальное общество.
Но есть еще один уровень проблем, это вопросы техники и технологий. Например, проблема данных. Это технология, которая меняет правила уже устоявшейся в архитектуре игры, ставит гораздо радикальнее вопрос о дизайне и роли его творца. Данные делают эту сферу более глубокой и содержательной. Это также вопрос о том, что такое человек и как определить, что человеческое, а что нет. Некоторые компьютерные программы создают свой язык.
Философ Анна Арендт как-то сказала, что когда технологии начинают создавать собственный язык, они уже не принадлежат лишь человеку. Самое типичное, что может сделать человек, – это именно дизайн. Вместе с тем следует уточнить, есть ли у нас гуманистическое видение архитектуры. Наверное, технологии, которые оперируют big data, не нуждаются в человеческих архитекторах для проектирования городов, коммуникаций и тому подобное.
Искусственный интеллект может стать новым конкурентом и для архитекторов, и для представителей многих других профессий. Но хотели бы люди жить в зданиях и на просторах, спроектированных не человеком?
М. З.: Как-то мы обсуждали этот вопрос с историком архитектуры Марио Карпо. Действительно интересно, что мы можем проследить эту траекторию отбрасывания, начиная с настоящего времени. Однако в своем кругу значительно больше проникаемся вещами, находящимися в коротком поле зрения. Речь идет о проблемах, которые мы можем решить, когда начинаем о них думать.
Если же говорить об искусственном интеллекте и его влиянии на будущее архитектуры, то это то, о чем шла речь на воркшопе, который мы провели в Лиссабоне. Это был практикум для студентов с названием «On Automation» на Лиссабонском триеннале 2019 года «Поэтика ума».
Ум обеспечивает чем-то вроде общего языка для всех нас. Мы можем видеть ту самую сферу разума, но в, то, же время она обеспечивает самостоятельность явлений. Интересно, что в западной традиции архитектурной культуры серьезно исследуют правила, порядок, максимально ограничивают возможное своеволие. Есть вещи, которые существуют параллельно, пока определенное правило по проектированию превращается в настоящий акт дизайна. Созидание нового в архитектуре не всегда происходит по устоявшимся правилам.
Вы указываете на то, что архитектура сейчас меняется. На первый план выходят не создатели строительных шедевров, а те, кто создает практические и социально направленные решения в строительстве, которое затрагивает широкую общественность. Что сегодня, по вашему мнению, можно назвать примером хорошей архитектуры?
Ф. Д.: Есть так называемые архитекторы-звезды, большие имена. Мы знаем, кто построил Парфенон в Афинах, не хватало крупных архитекторов также в эпоху Возрождения. Наверное, это один из тех углов, под которым можно взглянуть на архитектуру.
Думаю, нам интереснее шире смотреть на социальные вещи, в частности на проектирование большинства зданий и роли архитекторов в этом процессе. Статистика свидетельствует, что во время сооружения зданий архитекторы причастны лишь к 2% от всего объема сооружений. Это очень малое количество зданий.
Нам интересно обратить больше внимания и начать дискуссию о роли социального жилья в обществе, а также об общественных пространствах и дизайне городов и тому подобное. Сегодня мы видим миграцию населения из сельских территорий в города. Сейчас 55% всех людей мира проживают именно в городах. Через десять лет их количество может составлять 69%. Значит, будет все больше и больше крупных городов, а значит, стоит все активнее говорить о том, какими именно мы их проектируем, какие существуют правила и способы их создания.
Конечно, мы соглашаемся, что обществу важно иметь памятники, спроектированные такими величинами, как Мимар Синан, Заха Хадид и другие. Я использую слово «достопримечательности» для их произведений, потому что они являются символами, знаками для современного общества.
Отмечу также, что реальное влияние таких архитекторов на общество очень маленькое. Меня больше интересует, как архитектура влияла на людей в повседневной жизни. На улице никто не занимается зданиями, созданными Захой Хадид, но жизнь в городских трущобах – это большая реальная проблема.
Возможно, у этих людей есть интерес жить иначе. С точки зрения культуры я не думаю, что именно звездные архитекторы вызывают изменения, подталкивая общество вперед. Архитекторам следует прекратить быть консерваторами. Наша дисциплина, возможно, не такая, как другие научные дисциплины.
Мы преодолеваем долгий путь к достижению результатов, поэтому меня интересует новизна в способах планирования жилья, современных условиях проживания и тому подобное. Мы должны ответить на эти вопросы и создать перспективу на будущее. Обычно архитекторы стараются строить для элит или подходить к этому делу консервативно, строить для части общества, которая может себе позволить работу архитектора.
Думаю, что наша роль значительно шире. Мы имеем специфические навыки, и нам следует служить более широкому кругу общества, а не только элитам.
М. З.: Вопрос должен быть таким, как внести качественные изменения в жизнь людей? Сейчас много говорят о различии между жильем и общественными пространствами, но на самом деле архитектор должен заботиться, прежде всего, о пространстве, а не о здании. Жилье может сильно влиять на общественное пространство.
Интересно, что сегодня кооперативные здания в Швейцарии также имеют некоторые черты общественного пространства. Там существует определенный переход от частного к коллективному пространству, общему для всех жильцов.
Я считаю, что архитектор должен думать об освоении пространства, но не о сооружении высоких знаковых зданий. И даже когда он проектирует определенный вид институционального сооружения, то должен сосредоточить внимание на том, что его возведение будет означать для публичного пространства, для пространства города.
Жилье имеет потенциал и для города, и для создания качественного общественного пространства. Что же касается публичных пространств, то речь идет не о каких-то программных вещах, то есть не о том, что когда-то должно произойти, а о различии между хорошей и плохой архитектурой. Для меня архитектура – это инструмент познания.
Мы много раз обсуждали вопрос новизны, которая, кажется, очень нужна архитекторам. Не верю, что новизна является ценностью сама собой. Она полезна для развития знаний. Но новизна в этом плане — это не создание того, чего не существовало, а предоставление совершенно новых черт тому, что уже есть. Речь идет о беспрецедентной компоновке уже известного.
Сегодня в Киеве можно увидеть довольно много закрытых жилых комплексов. Речь идет о мировой тенденции или банальном подражании не лучшим моделям градостроительства?
Ф. Д.: Такая практика очень распространена, например, в Бразилии. Там, прежде всего речь идет о безопасности. В Украине, думаю, эта тенденция интересна с точки зрения гуманизма. Здесь речь идет о городах в черте города. В более широком контексте – об островах, жители которых имеют отличный от общего способ жизни.
Глобализация городов и огромный уровень урбанизации вызывают беспокойство. Осталось ли сегодня место для меньших форм поселений?
М. З.: Вопрос о глобальном городе касается еще двух дополнительных вопросов, что такое глобальность и что такое город. Определение города, которое мы обсуждали между собой, таково: это открытая форма, которая может надеяться на трансформацию и изменение своих состояний. Она может интегрировать новые параметры. В ее основе находится концепция постоянной нестабильности.
В то же время это создает большую жизненную силу. Сложность, незавершенность и неопределенность – решающие для нас свойства города. Это выход на такую культурную траекторию, как универсальная западная философская основа. Я сказал бы, что глобализация является следствием длительного движения по этой траектории.
Глобализация содержит также абстрактный компонент, но абстракция делает явление глобализации, возможно, менее ощутимым. Однако очень угрожающим моментом является высокая стандартизация определенных аспектов города и его отдельных пространств. Здесь стратегически важно уравновешивание этой специфики, это то, что многие города начали, наконец, принимать во внимание. Идея измерения города довольно относительная. Вы можете быть в очень крупных городах, но не почувствуете этого.
Большие города, основанные на факте полярности, опираются на разное масштабирование. Это также стратегия, которая может противодействовать тому, что города являются бесконтрольно растущими субстанциями.
Ф. Д.: Из моей перспективы есть что-то, чем, безусловно, руководит рынок. Тенденция того, что город глобальный, подталкивает нас к его вертикальному видению, сверху вниз. Это проект Ле Корбюзье о очень принципиальных особенностях зданий, которые через 50 лет после него стали распространенным типом жилой застройки, что связано с климатическими условиями, экономикой, культурной ситуацией и тому подобное.
В то же время проект Ле Корбюзье, я имею в виду его дом «Дом-Ино», возможен только из бетона. И этот материал является вторым по количеству потребления во всем мире. Первый – вода, второй – бетон. Наверное, присутствует давление со стороны рынка и определенных элит. Бетон — это ответ на многие вопросы и проблемы.
Я вижу соотношение между рыночным обществом и определенными деятелями, как, например, Ле Корбюзье, который спроектировал нынешние города. Они везде одинаковые: в Каире, в Сан-Паулу и тому подобное. Это один и тот же тип города, глобальный город. И глобальная архитектура. Есть ли способ переосмыслить эти вещи? Ведь если есть глобальный город, видимо, должна быть и своеобразная глобальная архитектура.
В крупных городах мира с почти 20 млн. жителей сейчас есть проблема одного центра, где все люди работают или собираются. Сегодня целью является создание многих центров вокруг такого города: культурных, экономических, административных и политических. Создание множества городских центров может снизить напряжение в инфраструктуре мегаполиса. Вы не можете все больше генерировать, но можете сделать что-то другое.
Берлин – хороший пример того, как работает набор различных центров в пределах одной границы. Нет там единого городского центра. Один центр города – это не ответ для мегаполисов.
Сегодня много разговоров идет о коворкингах и общем жилом пространстве. Где пролегает видимая граница между публичной и частной жизнью? Как архитекторы реагируют на такой вызов?
Ф.Д.: Тенденция заключается в том, чтобы преобразовать себя и быть способным к производству и работе в любое время в любом месте. Потому что мы всегда в интернете должны реагировать и на самом деле всегда находиться на работе. Из общей перспективы давления, которое оказывают на нас новые медиа, заключается в том, что они подталкивают каждого изменить себя, быть всегда на работе.
Они дают нам ощущение якобы большей свободы (вы не должны сидеть в офисе, чтобы работать), но уже никто не считает количества часов, потраченных на определенные рабочие дела, а оценивают результат. Итак, это иллюзия свободы.
Эта тенденция интересна с точки зрения урбанизма. Одна из стратегий Швейцарии – меньшее количество потребляемой энергии. Она нужна не только для перелетов и жилья, а и для переезда в городах, где вы живете и работаете. В Швейцарии люди работают из дома. С одной стороны, такая работа смешивает рабочее и свободное время, но с другой – с точки зрения потребления энергии в глобальном масштабе – это может быть ответом.
М. З.: Это приводит к другой тенденции. Происходит изменение нашего понятия роскоши. Сейчас речь не о материальных вещах, а о наличии свободного времени. Стратегия работы архитектора также движется именно в этом направлении.
Автор: Анна Трегуб
Источник: Тиждень
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.