29.07.2018 – Нынешняя вступительная кампании подходит к концу. Теперь на повестке дня Минобразования – организация начала нового учебного года. Он станет особенным в первую очередь для первоклассников. Они с 2018-го будут учиться по новым государственным стандартам.
Министр образования и науки Лилия Гриневич вынуждена заниматься не только привычной «текучкой». Последний год она приобщена к международной политике. Значительную часть своего времени чиновник, делегированный в правительство «Народным фронтом», проводит в переговорах с венгерскими коллегами, возмущенными языковыми нормами нового украинского закона «Об образовании».
Читайте также: Образование для национальных меньшинств на украинском языке. Как это будет, объясняет министр Лилия Гриневич
Иванна Коберник: Тихие и послушные люди больше не нужны. Очень скоро их заменят компьютеры
Виктория Брынза: Сегодня школа хорошо учит имитации
В разговоре с «Главкомом» госпожа министр рассказывает, как она преодолевает сопротивление Венгрии, почему исчезают частные вузы и как заставить выпускников школ выбирать дефицитные рабочие специальности вместо «модных», но никому ненужных.
Чем нынешнее ВНО отличается от предыдущих? Насколько активно оспаривались его результаты?
Оно отличалось тем, что на ВНО украинского языка и литературы пришли также учащиеся профессионально-технических учебных заведений. Они впервые обязаны сдавать ВНО, чтобы получить аттестат о среднем образовании. Как следствие, мы имеем большее количество тех, кто не сдал ВНО по украинскому языку. В этом году это 14%, а в прошлом году было 7,55%, то есть почти вдвое меньше.
Мы также впервые добавили аудирование по иностранному языку. Без сомнения, тревожность по аудированию вылилась в большую дискуссию о том, что «дети не слышали», «не понимали», «было сложно». Но результаты показали совсем другую картину – лишь 0,02% от общего количества участников не смогли дать, ни одного правильного ответа при аудировании. Это около 18 человек с более чем 86 тысяч участников. При этом все ответы правильно дали 1,4% участников.
Анализ показывает, что кривая полученных результатов абсолютно традиционная, то есть низкие, средние и высокие результаты по аудированию пропорционально получило типичное для таких тестов количество участников. Кроме сложности задач, были нарекания на условия проведения теста. Так вот, их обжаловали 66 участников. Когда рассмотрели эти апелляционные заявления, то оказалось, что лишь в четырех аудиториях был сбой, технические проблемы.
Значит, проблемы только технические?
Да, а именно аудирование по содержанию, по скорости начитки было правильным и имело разные уровни сложности. Но эта тревожность относительно аудирования также демонстрирует, что в школах мало учат детей слушать речь и понимать ее на слух. А это очень важный коммуникационный навык. По большому счету, мы еще должны обеспечить, чтобы на экзамене была возможность разговора и его проверки. Но это очень дорого, потому, что надо научить огромное количество людей, которые будут выслушивать и оценивать по общим критериям.
Например, открытые задания украинского языка проверяют два независимых экзаменаторов и смотрят, совпадает ли оценка. Если нет, то выполненное задание должно оценить третий экзаменатор, который и решит, какая оценка наиболее правильная. Это очень серьезно и увеличивает стоимость тестирования, но я уверена, что рано или поздно мы придем к тому, что сможем протестировать еще и произношение.
Я не могу сказать, что нынешнее ВНО имело какие-то особенности, кроме этих двух моментов. Однако более глубокий анализ результатов будет в августе. Сейчас можно сказать, что на заседании апелляционной комиссии 13 июля апелляций было не больше, чем ежегодно. Просто много вопросов мы снимаем еще до получения результатов.
В частности, в английском языке был один нюанс – в одном из вопросов была ошибка в слове. Поскольку это слово надо было использовать в ответе, была тревога, что ребенок, даже если знал, как правильно пишется слово, может записать как в задании. Комиссия Украинского центра оценивания качества образования сразу приняла решение не засчитывать этот ответ как ошибочный. Поэтому и апелляций по этому поводу не подавали.
Приходилось ли вам во время ВНО лично вмешиваться в ситуацию? Были ли случаи, которые нужно было разруливать именно министру?
Я лично вмешиваюсь только через медиа, чтобы людям высказать позицию, снять непонятные вопросы, или же, например, когда у нас было столько шумихи вокруг теста по английскому языку, я обратилась на совещании к директору центра оценивания, и попросила особое внимание уделить оперативному решению этих вопросов. Но я не могу, как министр, принять, ни одного решения относительно ВНО, потому что все вопросы контента, содержания, ответов, апелляций – это компетенция независимой комиссии.
Информации об успеваемости выпускников в каждой конкретной школе еще нет?
Такая аналитика всегда презентуется в конце августа — начале сентября. При этом рассчитываются различные показатели каждого задания. Таким образом, ежегодно мы совершенствуем тестирование. Идея ВНО заключается в том, чтобы найти те задачи, которые лучше всего различают участников и демонстрируют, кто имеет лучшие учебные достижения, а кто хуже. Каждый год выходят такие довольно толстые аналитические отчеты, которые есть в доступе на сайте.
«Результаты ВНО не всегда показывают качество работы школы»
Какие выводы делаете после того, когда видите, что из года в год выпускники школы показывают плохие результаты. Меры должно принимать министерство или местная власть?
Конечно, основатели заведения (в основном это органы местного самоуправления), а также руководство школы должны выяснять причины таких результатов. Они могут быть, например, в неэффективном преподавании конкретного учителя. Надо также помнить, что нельзя абсолютизировать ВНО – его результаты не всегда является релевантным показателем качества работы школы. Например, родители в богатых семьях нанимают репетиторов, и так называемые престижные школы, где учатся дети из очень богатых семей, могут иметь очень высокий рейтинг. Но что за этим стоит – труд учителей или дорогих репетиторов? Никто не знает.
Это если результаты очень хорошие. А если плохие?
Причины плохих результатов могут быть разные. Например, у нас снова в этом году, как и в прошлом, более 70% выпускников школ Береговского района, которые учатся в заведениях с венгерским языком обучения, не смогли сдать тест по украинскому языку и литературе. В этом виноват учитель? Очевидно, что нет. Мы вмешиваемся в эту ситуацию. Нужно просто увеличивать количество часов на преподавание украинского, а также постепенно для детей старшего возраста, которые уже лучше изучили украинский язык, внедрять часть предметов на нем.
Потому что в действующей системе наши дети венгерского происхождения, не развивают терминологическую базу, не практикуют, очень мало говорят на украинском языке. Они дома говорят на венгерском, на улице на венгерском, потом в школе все время на венгерском языке. У них физически не хватает часов на овладение украинским языком.
Мы сейчас имеем огромные дискуссии, в т.ч. международные, вокруг вполне правильного положения нашего закона «Об образовании» – о том, что мы должны увеличить количество часов украинского языка в частности на преподавание предметов на украинском языке в школах с языками национальных меньшинств. Это, между прочим, является реакцией на плохие результаты ВНО.
Но Венгрия упрямо стоит на своей позиции относительно нашего образовательного закона.
Я думаю, что это вопрос большой политики, а не вопрос качества образования детей. Были переговоры на уровне министров иностранных дел и образования, и глава МИД Венгрии господин Сийярто четко ответил на пресс-конференции, что они требуют от Украины выполнить рекомендации Венецианской комиссии. Это большой прогресс на самом деле с их стороны. Потому что сначала они говорили: никаких изменений, держим статус-кво – 100% предметов на венгерском языке. Но в чем заключается другая сторона медали? Они сказали еще одну вещь: вы должны договориться с венгерской общиной.
У нас недавно были эти переговоры, они были длинными, но мы нашли много положительных решений. Например, как совершенствовать изучение украинского языка. Но представители общины продолжают стоять на позиции – 100% предметов на венгерском языке. То есть они заявили о рекомендации Венецианской комиссии, но эти рекомендации не требуют вносить изменения в языковую статью закона «Об образовании». А наша венгерская община, ее лидеры, которые непосредственно контактируют с господином Сийярто и с Венгрией, настаивают на этих изменениях.
Я очень надеюсь, что в этой истории поставит точку Конституционный суд, который должен рассмотреть языковую статью закона осенью. И мы готовы защищать позицию, что она соответствует украинской Конституции. Еще одна вещь: если послушать риторику Венгрии, то они уже, кроме закона «Об образовании», начали извлекать другие вопросы: проекты законов «О языке», проект закона «О двойном гражданстве». То есть они все время будут искать причины для этой риторики «Великой Венгрии».
Потому что сам факт, что граждане другой страны, в частности украинцы венгерского происхождения, голосуют на венгерских выборах, создает условия, в которых важной целью деятельности власти становится создание информационных поводов, которые бы сигнализировали о готовности защищать права общины, даже если эти права не нарушаются. Мы не можем идти на какую-то другую позицию, вопреки интересам детей, ставя под угрозу качество их образования.
Венецианская комиссия утверждает, что позиция Украины правильная – дети должны знать государственный язык, ведь это фактор общественного согласия и сплоченности в стране. И сейчас мы уже начали процесс имплементации языковой статьи. Для первого класса мы увеличили количество часов украинского языка практически вдвое.
В этом году правительство дало деньги на оборудование кабинетов украинского языка в школах с языками нацменьшинств, а также установили обязательную 20% надбавку учителям украинского языка в этих школах, ведь они были годами униженные. Но чтобы эти изменения стали необратимыми, их нужно делать правильно и постепенно. Это касается и повышения квалификации учителей.
Тот учитель, который все время преподавал не просто на венгерском, даже на русском, в частности математику, не может без повышения квалификации резко переключиться на украинский язык. Он будет говорить или ужасным суржиком, или все это опять будет для галочки. Когда скажут, что уже преподают на украинском языке, а в классе за закрытыми дверями будут говорить на русском. А нам нужно реально, чтобы эти учителя умели и преподавали на украинском языке.
Как-то прорабатываете систему контроля этого процесса?
Раньше и частично сейчас контроль относится к функции местной власти. Местные органы политически очень пестрые и часто имеют свои отношения со школами. Например, на востоке страны есть представители политических партий, которые не являются властными. Так же и на западе. Это нормально, мы – демократическая страна. Но нам также нужен независимый контроль, который может предоставлять объективную информацию в центр.
Так вот, на базе инспекции учебных заведений создана Государственная служба качества образования. Если раньше она была только в Киеве, то сейчас будет иметь региональные подразделения, которые смогут на местах мониторить ситуацию и собирать адекватную информацию.
«Модель «60 на 40» предусматривает, что в конце получения среднего образования дети изучают не менее чем 60% предметов на украинском языке»
Кроме Венгрии, «беспокойство» законом об образовании и румыны высказывали, и болгары.
Когда мы приняли закон, то через все зарубежные СМИ был сформирован (очевидно, что не украинцами) месседж: мол, Украина хочет закрыть все школы с языками нацменьшинств. И перевести их с пятого класса исключительно на украинский язык. Поэтому дети потеряют национальную идентичность, а ребенок с венгерским языком изучения, который еще не знает хорошо украинский, никогда не сможет изучить другие предметы и останется без образования. Эту медийную рамку сразу навязали и мощно поддержали в информационном пространстве.
У меня побывали министры образования Польши, Румынии, Болгарии. Мы им предоставили адекватную информацию, особенно когда получили рекомендации Венецианской комиссии – арбитра, решение которого авторитетное для международного сообщества. Я лично ездила на заседание комиссии, и это был непростой разговор. Но мы защитили статью и доказали, что при этом не будем нарушать прав детей из числа нацменьшинств. И со всеми странами у нас происходит диалог.
С Польшей и Болгарией уже подписаны документы, где четко объясняется наша позиция, и с ними мы продолжили нормальное плодотворное сотрудничество. Есть вопросы с Румынией. Там оно обостренное, потому что речь идет о детях другой языковой группы, и они имеют больше сложностей при овладении украинским. Например, в венгерском языке нет падежей, а для славянских языков это естественно, поэтому их носителям легче учить украинский язык.
Для россиян вообще нет никаких проблем: они с нами не просто в одной языковой группе, а еще и в одной подгруппе. Поэтому мы предусмотрели разные модели употребления языка и темпы введения предметов на украинском языке. Где-то может быть быстрее, где медленнее. Эта модель называется «60 на 40» и предполагает, что в конце получения среднего образования дети изучают не менее чем 60% предметов на украинском языке. Если хотите, можно больше. Но не меньше. И это касается, собственно, тех школ, где язык обучения принадлежит к языкам ЕС.
Скандальная писательница Лариса Ницой сравнила вас с Дмитрием Табачником из-за вашего соглашения с болгарским коллегой относительно языковых квот как раз по модели «60 на 40». Но на уровне парламента вопрос этих квот до сих пор не утвержден…
Послушайте, я выполняю свою работу, функции, возложенные на меня государством. И двусторонние переговоры – одна из таких функций. На этих встречах мы обсуждаем рабочие вопросы и медийно их полностью освещаем. Эта модель уже применяется европейскими странами, и именно поэтому Венецианская комиссия на нее согласилась. Из этого делают какую-то политику. С одной стороны, некоторые, как, например, Лариса Ницой, говорят о том, что мы ущемляем украинский язык, что абсолютно бессмысленно.
Для того чтобы украинский язык утверждался в образовании, мы сделали шаги, которых не было сделано за все предыдущие годы независимости. С другой стороны, лидеры венгерского меньшинства говорят, что мы хотим, чтобы их дети потеряли национальную идентичность и грубо нарушаем их права. Разумеется, мы ни тех, ни тех не удовлетворим полностью. Поэтому наша идея одна – выполняя Конституцию, обеспечить наилучшую модель качественного образования.
Не может быть гражданин Украины привязан только к одному району проживания и не уметь даже прочитать или заполнить налоговую декларацию, потому что ему в украинской школе не дали адекватное образование. Мы это будем менять, хотя и с той, и с другой стороны к нам будут претензии.
«Частные ВУЗы могли располагаться даже в двухкомнатной квартире»
Сколько частных ВУЗов закрылось в последнее время и как Минобразования контролирует качество образования в этих заведениях?
Начиная с 2014 года, было закрыто 24 частных ВУЗов. Особые проблемы у нас были с филиалами частных вузов. Они могли располагаться даже в двухкомнатной квартире. Теперь при лицензировании и получении аккредитации изменены нормы по площади заведения и поэтому было закрыто много филиалов. Сейчас мы сделали новый шаг – обновили условия для лицензирования ВУЗов.
С одной стороны, упростили процедуру лицензирования, но при этом повысили качественные требования получения лицензии. В частности, у нас ранее самая маленькая площадь заведения образования (ЗИО) для подготовки бакалавров и магистров была 1000 кв. м, а сейчас — 2000 кв. м. То есть увеличили вдвое.
Это постановление совсем свежее, принятое месяц назад. Это большой предохранитель для того, чтобы не выдавались лицензии снова конторкам, которые невозможно назвать ВУЗами.
У нас же есть проблемы с качеством обучения не только в частных ВНУ, но и в государственных. Сейчас ректоры и часть нардепов, которые защищают их интерес, борются за то, что мы должны хранить маленькие вузы, в частности в регионах. А мы ввели широкий конкурс, чтобы государственные деньги шли в лучшие учебные заведения за студентами с наибольшими баллами ВНО.
В первую очередь, место достается тому, кто имеет лучший результат ВНО, – его место идет в выбранный согласно расставленных абитуриентом приоритетов ВУЗ. Таким образом, маленькие плохие вузы, которые дают хорошее образование, утратили возможность иметь хороших студентов, потому что хороший студент с хорошими результатами может выбрать любое учебное заведение.
Мы должны прийти к слиянию маленьких региональных учреждений в классические многопрофильные университеты, которые будут региональными. Но очевидно, что регионы нельзя лишать вузов, так как их наличие влияет на интеллектуальный потенциал местности. Но заведения нужно оптимизировать.
Закон 2014 года дарил вузам достаточную автономию. Проблема в том, что вместо того, чтобы использовать автономию, чтобы идти вперед и развиваться, много заведений законсервировалось. Я смотрю по выборам ректоров – как правило, побеждает ректор, который работал здесь до того 10-15 лет. Впервые мы ввели ограничение — максимум две каденции. Первую они отбыли, и сейчас идут выборы.
Поскольку закон полностью устранил министерство от этих выборов, мы должны формально подписать контракт с избранным кандидатом, который набрал большинство в университете. Выбирает трудовой коллектив университета, представители студентов, преподаватели. Результат в большинстве случаев побеждает предыдущий ректор. Это означает, что они воспроизводят сами себя, боятся чего-то нового.
Но тогда третья каденция «ректорам-старожилам» уже в любом случае не светит?
Очень надеюсь. Главное, чтобы к тому времени кто-то не поменял закон и не снял это ограничение.
В каком состоянии находятся сейчас вузы-переселенцы с неподконтрольных территорий?
Когда эти заведения были вынуждены переместиться в 2014 году, мы для них сняли много разных требований – например, соотношение количества студентов на преподавателя. Мы понимали, что в этих заведениях не может быть много студентов. Они не имеют адекватного места для работы, фактически их подселили в другие вузы или дали неприспособленное помещение, потому что все это на тот момент могло быть временным.
Но прошло уже четыре года. Некоторые из этих заведений работают, ищут гранты, мы создали образовательные центры «Донбасс-Украина» на базе перемещенных учебных заведений для детей с неподконтрольных территорий. Но мы видим, что они развиваются неравномерно. Одни развиваются, и их стоит поддерживать, а другие, наоборот,- приходят в упадок.
Сейчас перед нами стоит политически сложный вопрос. Мы считаем, что часть этих вузов нужно объединять с другими университетами. Как самостоятельные университеты они не способны к росту, они просто начнут дискредитировать сами себя и систему в целом. Пока мы делаем анализ.
Идеология наша такая – мы не говорим: это заведение закрыть и уволить преподавателей. Мы ценим шаг каждого, кто уехал из Донбасса и продолжил свою работу на территории свободной Украины. Никто не ставит вопрос об увольнении преподавателей или чтобы студенты остались на улице. Мы говорим о присоединении, которое помогает увеличивать ресурсную базу университета. Мощный университет имеет больше шансов, что его выберут дети по государственному заказу и туда пойдет больше государственной поддержки.
«70% вакансий – рабочие специальности. А 80% выпускников школ пытаются поступить в университеты»
Очевидно, сейчас в стране не хватает рабочих рук, а тенденция их оттока только усиливается. Как вы будете стимулировать выпускников школ осваивать технические специальности, выбирать среднее профтехобразование, а не идти в престижные вузы? А то вокруг сплошные юристы, а канализацию некому отремонтировать.
У нас сложилась такая ситуация, что на рынке труда 70% вакансий – рабочие специальности. При этом фактически 80% выпускников школ пытаются поступить в университеты. К сожалению, в Украине профессиональное образование всегда рассматривалось как не престижное. Это не соответствует действительности – если смотреть на уровень зарплат, то по многим профессиям можно заработать значительно больше, получив образование в ПТУ, чем в вузе.
У нас уже есть профессиональные учебные заведения, которые меняют судьбы детей. Ребенок мог быть неуспешным в школе, не справлялся, опустил руки, а приходит в заведение профессионального образования и получает новый толчок к обучению, овладению профессией. И получается успешным после ПТУ. Но это, скорее, исключение, чем правило.
Если вы сделаете срез по Украине, то у нас сегодня износ оборудования и помещений в учреждениях профессионального образования составляет 60-70%. То есть мы обучаем детей современным профессиям на оборудовании 70-80-х годов. Поэтому правительство начало программу создания центров профессионального образования. Там мы ставим современное оборудование по наиболее востребованным современным профессиям.
Эти центры становятся базой и для других учреждений профессионального образования – туда можно прийти и поучиться. В прошлом и позапрошлом году на это было выделено 50 млн. грн., в этом – 100 млн. грн. Но этого еще мало на такую большую систему.
Мы с ЕС договорились, что помимо сотрудничества в высшем образовании, есть еще и инфраструктурный проект профессионального образования. Речь идет о предоставлении средств именно на закупку современного оборудования и ремонты.
Второй шаг – будем работать в правительстве над диверсификацией финансирования профессионального образования. Потому что у нас сейчас так: дается государственная субвенция на получение общего среднего образования, и учреждениям местные органы дают региональный заказ, ориентируясь на нужные в данной местности профессии. Но мы хотим ввести еще две опции. Первая – отраслевой заказ. Например, у нас на дороги выделяются огромные средства, но не хватает украинских рабочих, которые могут это строить.
Мы же не можем на строительство местных дорог приглашать турок или еще кого-то. Нам нужны наши сотрудники, а для этого нужно вложить деньги в подготовку кадров. Мы считаем, что Мининфраструктуры должно дать от этих денег на дороги хотя бы 0,02% на подготовку по этим профессиям. Такой отраслевой заказ некогда был, и он вполне себя оправдывает. Ведь отраслевые министерства еще больше заинтересованы, чтобы эти специалисты были приспособлены к рынку труда.
Еще один источник – привлечь больше средств работодателей. Но тогда работодателям надо создать соответствующие условия. Если они вкладывают деньги в подготовку специалистов, то должны быть уверены, что потом этот специалист придет к ним, а не уедет в Польшу. Для этого мы должны согласовать возможность заключения сделок с учащимися заведений, которые учатся за средства работодателей, что они, как минимум, два года отработают.
В Беларуси нечто подобное есть. И в Украине в советские времена было…
Это несколько другое. Тот механизм предусматривал, что если вы учитесь за деньги госзаказа, то автоматически должны потом пойти туда, где вам дадут место работы. И это превратилось в сплошную фикцию. Выпускники брали всевозможные справки с места направления, что для них нет там работы, брали так называемое открепление, и государство не могло применить никакие санкции, потому что есть свобода выбора места труда.
Здесь совсем другой механизм – за твое обучение платит работодатель. Это означает, что в начале обучения ты подписываешь соглашение с ним. Он платит за тебя и претендует, что ты два года у него отработаешь.
Мы очень надеемся, что эта система начнет действовать с нового учебного года. По крайней мере, сейчас мы готовим соответствующее правительственное решение, чтобы это стало возможным.
Среди специальностей, в которых наиболее заинтересовано государство – медицина, компьютерные науки и правоведение. Как изменилась структура госзаказа в этом году?
Правоведение, кстати, мы каждый год сокращаем, а в этом году еще и не дали государственный заказ на заочное обучение. Учитывая ситуацию и потребности рынка труда, примерно на 5% в абсолютных величинах был уменьшен заказ по специальности «Право». Уменьшен госзаказ по отраслям знаний «Управление и администрирование» – примерно на 5,7% в абсолютных величинах, «Социальные и поведенческие науки» – примерно на 13,4%, специальности «Гостинично-ресторанное дело» – примерно на 9%.
Увеличиваем госзаказ других специальностей. Так, для вузов, которые находятся в сфере управления МОН, был увеличен государственный заказ для подготовки учителей – до 17,6% от общего объема госзаказа, по специальностям знаний «Аграрные науки и продовольствие» и «Информационные технологии». Заказ по естественным наукам вырос на 2,4% в абсолютных показателях по сравнению с прошлым годом, по математике и статистике – на 4,4%, вдвое увеличен объем госзаказа на специальности «Материаловедение».
Каких новаций ждать в новом учебном году в школах?
Этот год для нас очень важен. Стартует новая украинская школа. 1 сентября все первоклассники будут обучаться по новым государственным стандартам начальной школы, который ориентирован не только на знания, а на развитие компетентностей. Это и знания, и умение их применять для жизни, и формирование ценностей. Стандарт также предусматривает развитие критического мышления и требует внедрения активных методов обучения, которые соответствуют возрастным особенностям детей.
22 тысячи учителей – классных руководителей и 18,5 тысяч учителей иностранных языков, которые будут работать в первых классах, прошли специальное обучение. Это было смешанное обучение, у них был дистанционный курс и очные тренинги по этим методикам обучения.
Мы отдали власти на места миллиард гривен для оснащения первых классов. Они должны еще дофинансировать из своих бюджетов: если это село – 10% средств должны добавить, если большой город – 30%. Надо поменять парты там, где они устарели, купить учебное оборудование. То есть мы серьезно вложились в эту реформу и сейчас важно, чтобы она правильно началась.
У нас есть изменения, которые связаны со школами нацменьшинств, где мы делаем акцент на изучении украинского языка в начальной школе. У нас продолжилась программа относительно опорных школ. Мы предоставили средства местным общинам, чтобы они купили дополнительные автобусы, обеспечили доступ к лучшему образованию детям, особенно старшеклассникам.
Потому что если посмотреть на результаты ВНО, все еще прослеживается плохая тенденция: у нас поступает в вузы только ориентировочно 12,2% сельских детей (это данные прошлого года). Это притом, что мы сделали им повышающий коэффициент 1,02.
Масштаб проблемы качества образования на селе очень серьезный. Желание сохранить маленькие школы, в которых 10-классники учатся в классах до 10-ти детей, а один учитель преподает одновременно пять предметов, приводит к ситуации, которая влияет потом на судьбы этих детей. А за всем стоит простое желание директора этой школы и учителей сохранить место работы, чтобы не ездить на работу в другую соседнюю школу.
Конечно, мы имеем сейчас много вопросов и проблемных ситуаций внутри общин. Особенно когда включаются политики в эту историю: все они, особенно накануне выборов, хотят показать, как защищают интересы общин. Но ориентируются они на узкие интересы группки избирателей, в частности, на директора и учителей конкретной школы. И гордятся – «мы сохранили школу»! Поэтому голосуйте за нас. Но результаты таких действий крайне печальные.
Сколько еще школ не откроют свои двери в сентябре?
На августовской конференции мы объявим статистику, есть ли у нас к новому учебному году закрытые школы. Сейчас не это основное, а скорее – понижение ступеней школ. Мы ориентируем так: начальная школа должна быть ближе к месту жительства ребенка. Мы не за то, чтобы полностью закрывать школу, тем более, она может стать в селе образовательно-культурным центром.
Мы не хотим, чтобы старшеклассники учились в условиях, когда нет кабинетов и учителей, которые специализируются в данном предмете и могут дать лучшее качество образования. Если это была школа I–III ступеней, она может стать I–II. Или была I–II – стала первой. То есть остается только начальная школа.
А мы предлагаем – освободите помещение, организуйте дошкольное образование. У нас огромное количество населенных пунктов, где нет возможности получить дошкольное образование. Перенесите сельскую библиотеку, которая, как правило, на местах находится в полуразрушенном состоянии, в школу.
Сельский клуб закрыт, на нем колодка висит: сделайте соответствующие кружки во второй половине дня в школе, в которой есть зал или сцена. Таким образом, сохранив школу, можно учить маленьких детей, которых еще нельзя далеко возить. И дайте возможность старшим детям получить качественное образование.
Что делать с таким бедствием, как мобильные телефоны у школьников? В престижных частных школах Киева есть «железное» правило: при входе дети сдают смартфоны, при выходе забирают. Почему же в простых государственных школах не остановить это издевательство над педагогами. Министерство должно как-то реагировать на это?
Школа должна иметь хоть какую-то автономию. Не может министерство все регулировать в 16 020 школах. Есть какие-то стандартные требования. Если мобильные телефоны мешают учебному процессу, школа может разработать правило относительно их использования, потому что каждая из них имеет свой устав и внутренний распорядок. Я, например, убеждена, что нельзя лишать родителей возможности общения с ребенком в течение учебного дня. Но для этого могут быть только перерывы.
Поэтому решение может быть таким: дети заходят в класс на урок, складывают в ящик свои мобильные телефоны, отключив звук. А на перемене – пожалуйста, возьмите свой мобильный телефон и перезвоните родителям. Здесь важно предостеречь права всех, но такие вещи не могут регламентироваться министерством.
Авторы: Павел Вуец, Николай Пидвезяный
Источник: Главком
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.