Представляем вашему вниманию вторую часть интервью с министром окружающей среды Украины Романом Абрамовским.
— Насколько я понимаю, что главное замечание, которое у вас было от президента, это работа Государственной экологической инспекции.
— Повторяю. Центральный орган исполнительной власти… Трижды я предлагал главе ГЭИ подумать об отставке по соглашению сторон.
— Почему? Что вас не удовлетворяет в его работе?
— Коррупция в регионах. Возможно, есть и в центральном аппарате. В Одесской области сотрудники Управления «К» СБУ, задержали два человека за неделю. Я понимаю это. Вы думаете, я не понимаю причинно-следственную связь?
— ГБР, кажется.
— Они ведут следствие. Давайте по-другому поговорим. А что можно сделать? Заменить людей?
— На самом деле я видела не одну новость о том, что задержали на взятке. Я видела минимум новостей о задержании сотрудников Госэкоинспекции, которые требовали, например, с владельцев АЗС идентичную взятку в 5 тыс. долл. Это напоминает ставку, которая существует в рамках организации.
— Да, абсолютно. Вполне возможно. А вы спрашиваете, почему я просил его написать заявление?
— Вам приходили такие жалобы?
— Такого не было. Жалобы не приходили. Но я же общаюсь с правоохранителями, в частности. Я знаю, что происходит. Поэтому и было предложено. Во-первых, давайте даже формально. Президент на одном из заседаний СНБО очень неодобрительно высказался в адрес руководителя экологической инспекции. На следующий день я ему посоветовал написать заявление. Конечно без всякого давления. Нет. Через месяц еще раз. После Одесщины. Нет. Нет у министра юридических рычагов, чтобы сделать что-то с руководителем центрального органа исполнительной власти.
— Вы не можете уволить в связи с системными нарушениями в ведомстве?
— Не могу. Надо расследование провести, насколько он лично виновен. Человек, который совершает коррупционное преступление, например, берет взятку, это его личная вина. Есть кадровые недостатки — есть. Уволен-уволен. Законодательство так построено, что можно или дисциплинарное производство (например, в командировку уехал неправильно, не согласовал с министром) или в результате ежегодного оценивания. В ноябре будет оценивание. Увидим.
— В прошлом году было же такое?
— Было. Но тогда не было таких претензий.
— Не было историй с взятками?
— Взятки могли быть. Не было реагирования, реализации. Правоохранительные органы вопроса тоже не поднимали. В принципе они работают превентивно в большинстве случаев. Обращают внимание, тут и тут есть проблема. За те полгода, даже меньше, которые я тогда работал с Андреем вместе — хотя назначал его не я, — таких значительных негативных случаев не было.
Причем у меня вопросов к эффективности мер контроля, которые инициировал премьер-министр или министерство, тогда не было. Они отрабатывали достаточно эффективно. Но общее бездействие руководства экологической инспекции заключается в том, что система этого взяточничества никогда не исчезала.
— Как вы относитесь к законопроекту №3091 и трем статьям, которые НАПК признаны как раз создающими дополнительные коррупционные риски? В частности это возможность закрывать, останавливать работу предприятий, непонятные рейды вместе с полицией.
— Сейчас к доработанному законопроекту таких замечаний нет. Все рекомендации НАПК учтены. Исключена возможность для чиновника, который проводит проверку, остановить деятельность субъекта хозяйствования по собственному решению. Также запрещено проведение проверок в ночное время, выходные и праздничные дни. Я изначально говорил, что неправильно, закрывать предприятие без решения суда. Мы это исправили и в тексте к другому чтению внесено дополнение, что закрыть предприятие можно в исключительном случае, по соответствующему решению суда.
Мы просто нивелировали то, что было. Теперь это законопроект комитета. И фактически на сегодняшний день там никаких замечаний от НАПК или антикоррупционного комитета нет. Это законотворческий процесс. Кто-то считает это коррупционным риском, а общественность считает, что такие полномочия должны быть у экологической инспекции.
— Это какая общественность? Знайте, общественность бывает тоже разная, за чьи-то деньги в частности.
— Вся общественность. И общественный совет министерства, крупнейшие экологические организации: «Экология. Право. Человек», Всеукраинская экологическая лига, «Хватит травить Кривой Рог», Save Dnipro. Они все считают, что полномочия должны быть мощными. Чтобы инспектор мог прийти и закрыть предприятие. Как в Европе, кстати. Просто там не злоупотребляют этими полномочиями.
У нас же уровень развития общества не такой, чтобы одному человеку отдела, двум, трем предоставить полномочия закрыть крупное промышленное предприятие и оставить людей без работы. Или даже вообще разрушить технологический процесс, где он является непрерывным. И неизвестно, будет ли в дальнейшем доказан факт наличия нарушения экологического законодательства. Поэтому только по решению суда. Пока что так. Дальше разовьемся как общество в демократическом правильном русле, — изменим.
Но в этом законопроекте, кстати, мы заложили создание нового органа экологического контроля. В моем понимании, надо полностью заменить всех, кто сегодня работает, и сформировать новый орган. Дать им достойное материальное обеспечение. Сегодня инспектор получает зарплату 10 тыс. грн. Когда мне говорят, что поменяйте одного на другого. А какой смысл? 10 тыс. грн и безумные полномочия, даже сегодня.
Но есть и против. Не пустить инспекцию на предприятие, чем очень часто пользуются наши предприниматели, стоит 780 гривен штрафа. Вы же понимаете, мы должны найти баланс между полномочиями и ответственностью.
— В законе увеличили эту сумму штрафа?
— Значительно. До 1,5 миллиона за не допуск.
СО ШМЫГАЛЕМ НЕДОРАЗУМЕНИЕ БЫЛО ИЗ-ЗА НЕХВАТКИ ОБЩЕНИЯ
— В прошлый раз, когда вас пытались уволить, насколько я понимаю, был конфликт, попытка перетянуть полномочия. Это касалось Государственного рыбного агентства, которое отошло с территории Минагро, и государственных лесхозов?
— Другие причины были.
— Какие?
— Это было просто недоразумение с премьер-министром, которое основывалось даже не на разных мнениях или взглядах на ту или иную проблему, а в том, что общение было ограниченным. А когда не общаешься с руководителем, то возникают какие-то мысли. Потому что кто-то за тебя общается обязательно. На этой почве возникли некоторые недоразумения.
— Это были порой не мысли о том, что вы можете стать преемником премьер-министра?
— Нет. Такого точно не было, даже в моих мыслях. Я тоже слышал эту версию. Сейчас могу в аргументах сказать, что она не подтверждена. Никаким премьер-министром я не хотел становиться. Фактически недоразумение было из-за нехватки общения. И премьер принял такое решение. Фракция его не поддержала. Мы встретились с ним, сели, проговорили. Полностью объяснились.
— Но некоторые народные депутаты тогда довольно откровенно говорили о том, что министр лоббировал определенного руководителя Государственного лесхоза и в результате вы остались на посту, а его протеже оставил эту должность.
— Я хотел снять того руководителя, меня не устраивала его работа. Но рычагов у меня не было, как и с экологической инспекцией. Я не могу прийти и снять руководителя.
— Что его лоббировал премьер-министр?
— Да нет, не было такого. Никого он не лоббировал. Его назначал я.
— То, что вы не общались — это была лично ваша история или это такая практика со всеми министрами?
— Да нет. Проблем было очень много тогда. У него были и экономические, и финансовые. Там было чем заниматься. Я знаю четко, что мы выполняли все, что должны выполнять. У меня не было оснований слишком отнимать его время. И у него не было вопросов ко мне.
— Тогда откуда возникло желание вас освободить?
— Потому что есть люди рядом, которые подают информацию. Не знаю. Мы с ним это не обсуждали. Кто что доносил, мы не обсуждали в лицах точно. А в Государственном лесном агентстве действительно был назначен руководитель, который не справился, по моему мнению. Результаты ротации все демонстрируют. Я же вам обещал рассказать о результатах. Новый руководитель был назначен в феврале этого года. В течение 9 месяцев работы — плюс 5,5 млрд. доходов в государственных лесхозах. В том числе — 1,7 млрд. налогов в государственный и местные бюджеты. Это более чем впечатляющие показатели.
— Я так понимаю, что он назначен только на время карантина. А дальше опять будет конкурс?
— Кстати, конкурс продолжается сейчас. Три человека, три номинанта уже определены комиссией из высшего корпуса государственной службы. Собеседование должно быть завтра-послезавтра. Посмотрим!
— Его нет среди финалистов или есть?
— Он прошел точно и еще два человека. В частности, и бывший заместитель.
— Бондарь?
— Бондарь. Посмотрим. Пообщаемся. Я думаю, что в принципе, в экологической сфере вообще нет быстрых решений. Это очень трудно. Я сейчас не в свою защиту это говорю. Можно сделать любую программу финансовую и получить результаты завтра. Можно поднять пенсии завтра и получить результат. Одобрение или не одобрение. В экологии нет таких решений. В мыслях общества министерство должно тушить пожары, чистить реки, реагировать на то, что кто-то куда-то что-то сливает.
Во-первых, это не так. Министерство формирует государственную политику. А за ее имплементацию на местах, например, за отходы отвечают органы местного самоуправления и местные государственные администрации. По закону отвечают. За загрязнение — те самые.
Вы сказали, что мало претендентов, что их не могут найти. Это не очень благодарная работа, я вам скажу. В принципе, если делать проекцию на политическую карьеру, оценивать эту степень в карьере, то это шаг назад. Однозначно. Вернуться в политику после того, как был министром защиты окружающей среды, или Минприроды, или экологии очень сложно. Никто, мне кажется, не вернулся. Это очень трудно.
— Вы думаете, у Остапа Семерака есть какой-то негативный шлейф от его работы министром экологии?
-Через два года — нет. Он забывается. Сразу необходимо перейти куда-то дальше. Он же хотел остаться, насколько я знаю. Это невозможно. А какой положительный путь? Что из положительного вы вспомните? Внесение лося в Красную книгу Украины? Так нами внесены также новые виды растительного и животного мира, в частности сурок, против внесения которого активно выступали охотники.
Кроме занесения в Красную книгу мы разработали планы действий по сохранению осетровых, китообразных, бурого медведя, рыси, работаем над планом действий по сохранению зубра, завершается подготовка стратегии по сохранению биологического разнообразия. Мы просто не пиарим это. У меня другой подход. Очень многое сделано на самом деле командой. При руководстве Остапа Семерака, кроме лося, тоже было немало сделано, объективно.
— Кстати, я читала замечания о разработке Красной книги.
— Перечни растений и видов животных, занесенных в Красную книгу, утверждены приказами министерства, еще в начале года. Видите? Вы просто не знаете.
— Нет, что она не очень качественно была сделана, что не учтены все виды… Я Василюка читала.
— Что касается включения или исключения того или иного вида в Красную книгу Украины, то предложения министерству предоставляет комиссия по Красной книге, которая создана при Национальной академии наук. Эта комиссия изучает обоснования и исследования различных ученых, одобряет их на своем заседании и дает рекомендации министерству.
Действительно по некоторым видам были противоречия между научными институтами и общественностью, однако мы провели более 10 встреч, где выслушивали аргументы сторон и находили компромиссы. В результате все противоречия были сняты, а Национальная академия наук согласовала приказ министерства.
Что касается замечаний Василюка, то помимо утверждения перечня видов предусматривается издание самой Красной книги. Мы также проводили консультации по этому вопросу с общественностью и с учеными, обсуждали различные рабочие варианты, по очеркам, описаниям. Все это научная работа по каждому виду. Он так придумал, что мы это сделаем, некачественно, ссылаясь на то, что в третьем издании есть ошибки. На самом деле, мы такого не сделали. Вы видите напечатанную Красную книгу? Нет. Мы эту научную работу ведем, чтобы это было не с бухты-барахты.
Вы упомянули об экологическом сообществе. Оно тоже разноцветное. В принципе, к сожалению, оно в основном финансируется за счет грантов международных организаций или проектов. Фактически они не могут молчать. Если они молчат, то все хорошо. Если ты критикуешь – есть поле для деятельности. Я нормально это воспринимаю. Они скорее помогают, чем мешают. Даже когда критика не попадает в цель, все равно мы это воспринимаем.
Вот спрашивают, что было сделано. Да просто титаническая работа была проведена в формировании климатической политики. Два года от полного непонимания вообще, о чем говорится почти во всех звеньях власти. Просто у всех. К одобрительному отношению к окончательному документу финального HBB2. Это одобрено и поддержано всеми. И нашими международными партнерами, всеми банками, Всемирным банком, который говорит, что они готовы финансировать наши мероприятия для достижения целей.
Мы внедрили систему отчетности, мониторинга и верификации парниковых газов. Она уже работает. Мы абсолютно правильно наладили работу согласно Монреальскому протоколу с веществами, разрушающими озоновый слой. Это было в какой-то стадии. Но на самом деле системной работы не было. Что еще? В лесной политике, я вам сказал.
Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ ЭКСПОРТА ЛЕСА-КРУГЛЯКА
— В лесной политике нас ждут перемены. Мы должны преодолеть мораторий на вывоз леса-кругляка в Европу. Как вы относитесь к этой идее?
— Это решение арбитражной панели. На самом деле вопрос заключался в том, что этот мораторий был внедрен на основании экономических факторов, а не экологических. Это неправильно было сделано, когда он внедрялся в 2015 году. Фактически, например, я категорически против экспорта леса-кругляка.
— Почему? Вы же понимаете, что он может быть либо белый или серый? Или легальный или нелегальный?
— Нет никакого нелегального. У нас чтобы вывезти лес сегодня…
— А у Икеи на стулья, какой лес был?
— Что вы имеете в виду?
— Прошлогодний скандал.
— Готовы слушать сначала? Что такое нелегальная древесина? Там есть несколько аспектов. Первый. Это древесина, которая срублена в сезон тишины. Это незаконно? Да, это незаконно. Такой сезон тишины в Украине имеется. Он 2,5 месяца длится весной и немножко захватывает лета. Санитарные рубки запрещены. При этом рубки главного пользования не запрещены. Эта коллизия была с 2015 года, мы это изменили в июле этого года, и распространили на все виды рубок, но ограничили самые ценные участки, это поддержали и экологи и лесоводы.
Другой. Оценка воздействия на окружающую среду не проведена. Или оценка проведена с замечанием, а лесхоз начал рубить, не учтя их. Незаконно? Незаконно. Третий. Санитарные рубки с недостаточным обоснованием. Незаконно? Незаконно. Они серые или черные? Серые. Окей, пусть будут серые. Но они явно с лесорубным билетом. Они соответствуют материалам непрерывного лесоустройства десятилетним.
Это не лес, который нельзя было рубить, а его срубили. Нет. Это лес, который нельзя было рубить в определенное время. Это лес, который нельзя было рубить без оформления соответствующих документов. Это лес, который нельзя было рубить таким видом рубок, например. Такое тоже бывает. А Икея — это первый и второй аспект. Это лес, срубленный в сезон тишины и санитарными рубками без ОВД. И мы тоже обращаем внимание лесхозов на необходимость соблюдения всех аспектов законодательства, наказываем виновных руководителей, в том числе.
Лесхозы, в которых нет рубок главного пользования, такие тоже бывают, они вынуждены жить только за счет этих санитарных рубок. А жить надо. И финансовые показатели выполнять, и зарплату надо платить. И тут кого-то «срывает» и начинают рубить в сезон тишины. Категорически это незаконно. Категорически. Но это было бы сделано на два месяца позже так же. Какова мотивация таких решений? Если я это сделаю на два месяца позже, то вынужден буду срубить санитарными рубками не гектар, а 10.
Вредитель будет уже на 10 гектарах – он размножается, распространяется. Вот и все. Здесь очень тонкая грань. Я никого не защищаю, наоборот подготовленный нами и согласованный правительством проект изменений в Уголовный кодекс вводит отдельную статью для таких ситуаций, 246-1 «Нарушения правил заготовки древесины».
— Они прямо такие хорошие-хорошие и никогда ради денег не рубят?
— Надо быть просто не в духе, чтобы рубить против материалов лесоустройства. Это категорически тюрьма. Возможно, когда-то делалось. Но такого сейчас не происходит.
Когда говорят о лысых Карпатах — действительно, как доказать это людям? Давайте посмотрим на лысые Карпаты в Румынии или на лысые Карпаты в Словакии! Действительно, когда делают рубки главного пользования – исчезает целый массив леса. Сразу происходит высадка сеянцев, новый лес вырастает. У нас, кстати, в Украине, процентов, наверное, 30 – это спелые и перезрелые леса, которые за пределами заповедных территорий надо рубить.
Сосна, которая не срублена и достигла определенного возраста, — она сгорит. Такая вот аксиома. Но надо применять бережливые виды заготовки, выборочные и постепенные, не надо рубить в местах поселений редких видов животных и популяций растений.
Сплошных рубок за этот год в Карпатах уже стало меньше на 18%. Сейчас, кстати, готовится постановление КМУ подготовленное министерством и лесным агентством об упорядочении этих видов рубок. Чтобы в горных массивах только постепенные выборочные рубки применялись, чтобы не было этих пятен, чтобы не возмущать общество.
Но не все плохо. Нет, нет белого или черного. На самом деле, за счет чего мы сделали такие финансовые показатели? За счет того, что отменили прямые договоры, когда директор лесхоза по своему усмотрению продавал по цене, на которую договорился. Сколько там денег проходило — никто не знает. Сейчас все исключительно через открытые электронные аукционы, которые проводит лицензированная биржа.
— Но сейчас существует только одна биржа продажи леса.
— Две уже. Энергетическая и универсальная, кажется. Две получили лицензию. Биржа — это площадка. А брокеров там может быть 500 или 50.
Знаете, в чем тут проблема, и какое требование нарушают? Что оплату за проведение торгов получает монопольно одна биржа. Мне все равно, кто получает эту маржу. Мне важно, чтобы торги проходили прозрачно, чтобы максимально поднималась цена, чтобы мы получили рыночную цену. Кто получает маржу? Во-первых, не наша система лесхозов ее платит, а покупатель. А во-вторых, какая мне, по сути, разница? Это вопрос антимонопольного законодательства. Пусть разбираются. Для меня это позитив, учитывая показатели.
— Есть еще такой законопроект №5650. Там устанавливается ограничение для общины на то, сколько они могут брать леса под коммунальные предприятия в 100 га. Как вы относитесь к этой норме? Потому что со стороны общин это воспринимается как определенное урезание их прав.
— Немножко не так. На самом деле те, кто готовили это заключение, либо не профессионально готовили или прочитали поверхностно, не анализируя. Законопроектом, хочу акцентировать внимание, предоставляется возможность гражданам и территориальным общинам на землях площадью до 100 га независимо от их категории вести лесное хозяйство. Здесь не нужно тратить средства на разработку документации из землеустройства по смене целевого назначения, подавать кадастровому регистратору документы, и ждать его решения, как это делается сейчас.
Хочу привести пример, у вас как гражданина есть пай, который не обрабатывается, и на котором вырос лес, сейчас вы обязаны этот лес уничтожить, потому что вас могут оштрафовать за нецелевое использование земельного участка, или заказать документацию по землеустройству, потратив десятки тысяч гривен и около года времени, чтобы изменить целевое назначение. Что предлагаем мы, мы предлагаем защитить таких граждан от штрафов и не обязывать их менять целевое назначение, и тем самым спасаем лес от уничтожения.
Что касается органов местного самоуправления, то им в этом году передали в коммунальную собственность государственные сельскохозяйственные земли. Значительная часть этих земель — деградированные или малопродуктивные, которые подлежат консервации, в том числе и путем облесения.
Однако согласно действующему законодательству вновь возникает необходимость разработки проекта землеустройства по изменению целевого назначения и расхода средств местного бюджета. Наш законопроект отменяет такую необходимость, что даст возможность более активно внедрять мероприятия по охране земель.
Так в чем тут нарушение прав? Учитывая то, что я отметил в начале, что это не обязанность, но возможность.
Там нет никаких ограничений. Там действительно есть вопросы, определенных предохранителей, чтобы перевести под застройку, например, было сложнее. А сейчас закон так построен, что областная государственная администрация может изменить без Кабмина даже статус земель и отдать под застройку или под сельское хозяйство. Это точно ненормально. Мне все равно, именно в этом случае, что там с общинами. Я за окружающую среду отвечаю.
— Как это вам все равно, что с общинами? Вы же были заместителем министра Минрегиона.
— Сейчас я отвечаю за окружающую среду. Для меня КРИ сохранение лесов. Конечно, мы знаем, что мы делаем. Мы ограничиваем общины, чтобы они не вырезали самостоятельно леса. Вы за или против? Нормальный человек скажет за, потому что это леса. Конечно, общины хотят эти земли отдать в аренду. Да, это источник доходов. Я их тоже понимаю. Они получили полномочия. Они хотят ими сполна распорядиться.
А я хочу сохранить лес. Здесь существует конфликт общественных интересов. Я считаю, что я прав. Пусть они доказывают, что правы они. Для чего высаживать миллиард деревьев или увеличивать площадь лесов на миллион гектаров, потеряв 400 тыс. га существующих природных лесов? Где логика?
— Вопрос о вашей судьбе в Кабмине. Как так случилось, что вы из Минрегионстроя оказались в Министерстве экологии?
— Так случилось. Предложили. Мне было интересно. Я диссертацию писал уже к тому времени. Она больше на юридическую тему, но экологическая направленность была в части того, что была тема об административно-правовых основаниях доступа общественности к экологической информации, участии в судах и принятии экологических решений.
Мне это было очень интересно. Я выбрал тему, потому что ничего подобного не видел нигде. С нуля начал разбираться, а тут поступило такое предложение. Тогда же было объединенное министерство — Минэкоэнерго. Я немножко определенным образом разбираюсь в энергетике, в вопросах рынка газа.
Здесь очень интересно. Фактически благая миссия на самом деле. Я даже не могу вспомнить, что я делал в Минрегионе, если честно. Я занимался направлением строительства по распределению обязанностей. Это для меня более рутинная работа. Хотя были законопроекты, которые запомнились, где децентрализованные полномочия центральных органов отдавались на места, очень много нормативных документов, правил. Это интересно было на тот момент. Но сейчас, возвращаясь, я бы не занимался этим.
— А где более высокие коррупционные риски? Там или здесь?
— Да Бог его знает. Здесь наверняка.
— Почему?
— Когда я пришел, мы начали разбираться. Я хотел, кстати, заниматься природно-заповедным фондом, биологическим разнообразием. И тогдашнему министру так и сказал. Он внимательно выслушал и отдал мне лицензирование, оценку воздействия на окружающую среду, разрешения на выбросы. Все самое коррупционное, что может быть. Я, честно говоря, думал отказаться. Я неделю был неуверен, нужно ли оно мне на самом деле. Я еще раз сказал, может ПЗФ? Нет, говорит, это лайт. Надо заниматься этим. Ну, окей, думаю, позанимаюсь, посмотрим.
Я считаю, что мы преодолели на 100% коррупцию в разрешительной системе, сейчас никаких проявлений коррупции не наблюдается. Никаких даже оснований считать, что где-то есть коррупция, нет. Я еще раз подчеркиваю, что и ГБР и НАБУ работают превентивно. Никакой информации, что где-то есть какие-то проявления коррупции в министерстве не было. Были вопросы по оценке воздействия на окружающую среду, и бизнес обращался, что там направляют на определенные структуры. Но когда мы разобрались, выяснили, что эти направления создавали друзья бывшей команды.
— Друзья бывшей команды – это кого? Оржеля или Семерака?
— Семерака. Мы когда разобрались, то поняли… я не хочу никого обвинять, тем более безосновательно, у меня нет твердых оснований. Ситуация изменилась к лучшему за время деятельности нашей команды. Еще когда министром даже Оржель был. А сейчас у нас вообще нет просрочек по ОВД (оценка воздействия на окружающую среду) потому что такое прострочка? Это уже что-то ждут. Время прошло, а заключения нет. Для меня это сигнал, что что-то происходит. И такие проявления были, даже уже при мне.
Мы распрощались просто с руководителем департамента, который это допускал. У меня нет доказательств, что там была какая-то коррупция. Но были прострочки. Для меня это четкий сигнал. Очень много мне рассказывали таких историй во времена прошлого министра, позапрошлого, что там все было на абонентной плате. У нас действительно 100% такого не было. Если бы было, это было бы известно.
Я всех своих заместителей предупредил, если кого-то не устраивает – действительно небольшая зарплата, но это такой лифт, я считаю, что они все глубоко мотивированные люди. Они молоды и амбициозны.
— Как вы вообще попали в Кабмин? Вы были помощником народного депутата от Партии регионов?
— Когда-то давно, да. Это вообще была история такая, я занимался строительством, хорошо разбирался в строительном законодательстве, строительных нормах, в том числе. И уже когда сформировался Комитет по вопросам строительства, кто-то, уже не помню кто, посоветовал меня как специалиста народному депутату Александру Бобкову. А у того не было вообще никого по этому направлению. Предложил, говорит, можешь раз в месяц проконсультировать? Мне было интересно. Согласился. Так оно и пошло.
— Как вы оказались в суде над сепаратистом Белогородским? Были там материалы, что вы были в суде.
— Это мой кум. Почему он сепаратист? Кто его признал? Он же был оправдан судом. Он такой сепаратист, как большинство тех, что называли сепаратистами для того, чтобы, например, отобрать бизнес. Это абсолютно его случай. Пока он был в СИЗО, весь бизнес был переписан до последней компании на других людей. Вот вам и сепаратист. Как оказался в суде? Меня вызвали как свидетеля. Поэтому я и поехал в суд, давал свидетельские показания. Он потом был оправдан. Прокуратура подала апелляцию. Сейчас идет процесс. Уже сколько лет? Лет 5, наверное.
— Как вы думаете, может так статься, что Верховная рада снова не поддержит вашу отставку?
— Я не знаю. Я никогда ни с кем об этом не разговаривал. Я буду выступать, расскажу, что было сделано.
— Вы придете с отчетом?
— Почему нет? У нас очень много хороших результатов, но я принял четкое окончательное решение оставить должность.
— Вы отрицаете тот тезис, что были непослушным министром?
— Это вообще чепуха.
— И у офиса не было возможности на вас влиять?
— Влиять на меня в том смысле, что вы наверняка имеете в виду, вообще ни у кого нет возможности. Если бы на меня начали влиять, ставить какие-то сомнительные условия — я бы сразу отказался и ушел с должности. Это тогда без меня. В данном случае, я ухожу не потому, что на меня давят. Я ухожу, потому что моя работа по выполнению указов президента оценена в негативном ключе единогласно всеми членами СНБО. Хотя в моем понимании, министерство далеко не самое худшее в этом смысле. Но есть ли формально невыполнение определенных задач в указах? Стоит ли спорить? Нет, не стоит.
Автор: Татьяна Николаенко
Источник: Цензор.НЕТ
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.