Андрей, вы начинали год вице-спикером, а завершаете председателем парламента. Помните свое первое решение на этой должности?
Мое первое решение было – открытые двери в президиум. Они закрывались и открывались кнопкой. А я себя чувствовал вахтером. Поэтому мое первое управленческое решение – убрать эту кнопку. Хотя в аппарате мне говорили – будет ужас…
… депутаты будут бегать в президиум…
Да, но ничего страшного не произошло (смеется).
Какие планы, которые вы для себя поставили на должности спикера, вам удалось реализовать в 2016-м году?
Вспоминаю свою первую пресс-конференцию на посту спикера и вопросы, которые я на ней отметил. Среди них были декоммунизация, вопросы судебной реформы, вопросы безвизового режима с ЕС (выполнение всех требований Евросоюза). Именно на этих вопросах я был больше сконцентрирован в этом году. Хотя, скажу откровенно, декоммунизация была для меня самым значительным вопросом.
Почему?
Я называю это украинской повесткой дня. То есть, существует повестка дня, в которой огромный перечень вопросов во многих сферах – дерегуляция, энергетическая сфера, судебная реформа. Но я очень четко понимал, что вопрос декоммунизации является моей обязанностью здесь. И с точки зрения моих взглядов и убеждений, и с точки зрения продолжительности и стратегии этого вопроса. Не все до конца оценивают его важность и стратегическое значение.
Такие вещи трудно оценить на коротком промежутке времени, разве нет?
Да. Надо понимать, что люди рождались, ходили в садик, учились в городах и городках, которые носили имена убийц их дедов. Считаю, когда именами палачей нашего народа названы города, села, улицы, это – травма ментальности целой нации. Теперь ситуация начинает меняться. Десятилетия и века будут проходить, будут проводиться реформы во всех сферах, но это вопрос уже будет неизменным. Он фундаментальный.
Мы изменили названия около 1000 населенных пунктов, два крупных города – Днепр и Кропивницкий. Кстати, было очень непросто. Вынося вопрос о переименовании в зал, я не всегда был уверен, что за это найдутся голоса. Я знал, что в зале есть люди, которые категорически выступали против таких изменений, против новых названий.
Противники были в оппозиции, были ли такие люди и в коалиции?
Скажу так: это были люди из разных политических сил. И действовали они таким образом по разным мотивам – для кого-то это было по мотивам привычки, для кого-то это было российским миротворческим мотивом, но оппоненты декоммунизации были всегда.
Поэтому, когда по Днепру и Кропивницкому на табло появились цифры больше 226 (247 и 230 голосов депутатов, соответственно, – УНИАН), для меня это было глубокое чувство победы и справедливости. И если бы вы спросили, какой самый большой вклад Верховная Рада сделала в этом году, несмотря на то, что было проведено много других важных реформ, я бы назвал декоммунизацию как ключевое направление.
Еще одним вопросом, который вы в свое время инициировали, была отмена безвизового режима с Россией. Что помешало Верховной Раде принять такое решение в 2016 году?
Я являюсь автором соответствующего законопроекта, и, когда я еще был секретарем СНБО, выходил с этой инициативой. Считаю, что с Россией должен действовать визовый режим. Это мое глубокое убеждение.
Относительно того, насколько этот вопрос был готов для восприятия сессионным залом, возникала дискуссия. После того, как некоторые фракции попросили перенести это решение, я предложил председателям парламентских фракций и МИД продолжить обсуждение и проработку этого вопроса, чтобы была выработана позиция по нему. Ведь отрицательное голосование по такому вопросу могло бы стать большим имиджевым ударом по Украине.
Мне приятно, что сейчас дискуссия продолжается. И сейчас министр иностранных дел заявил, что допускает такую возможность.
Я надеюсь, что в 2017 году мы сможем достичь согласия относительно введения виз с Россией. Этот вопрос остается под моей личной опекой. Я буду на нем настаивать, чтобы он нашел поддержку в сессионном зале.
Какие еще вопросы 2016-го года вы считаете провальными?
Думаю, что это также вопрос, связанный с визами – мы, все же, рассчитывали на получение безвизового режима с ЕС в этом году. И, подчеркиваю, украинский парламент со своей стороны выполнил все условия, которые были поставлены. Но, несмотря на это, до Нового года, как мы этого ожидали, безвизовый режим получен не был.
А если сосредоточиться исключительно на работе Верховной Рады? Что помешало парламенту, например, принять Избирательный кодекс, или назначить новых членов Центральной избирательной комиссии?
По избирательной реформе – я являюсь одним из авторов Избирательного кодекса. И главная суть работы в Верховной Раде: не только разработать закон и зарегистрировать его, но и найти для него голоса, и предыдущее решение фракций по тому или иному вопросу является важным.
Чтобы быстрее продвигаться в избирательной реформе, одним из первых моих решений на посту спикера стало создание рабочей группы, в которую вошли известные эксперты по избирательному законодательству. Прошло 7 или 8 заседаний, на которых мы смогли рассмотреть все законопроекты, касающиеся изменения избирательной системы, проанализировать их, сделать сравнение. Фактически, профессиональную оценку рабочая группа сделала.
Затем было предложено, чтобы такая же дискуссия прошла во фракциях, чтобы фракции определили и дали предложения, что для каждой из них является приемлемым, какие вопросы можно обсуждать, а что является совершенно неприемлемым в избирательном кодексе. То есть, например, это предложение – номер один для нас, это также принимается, а это – категорически неприемлемо. Тогда мы сможем видеть, какая из этих систем имеет наибольшую поддержку между фракциями, и понимать, в каком виде и когда выносить этот вопрос на рассмотрение.
И что решили фракции?
Насколько мне известно, такая дискуссия прошла еще не во всех фракциях. Но считаю, что это вопрос большого значения. Он важен для функционирования системы социальных лифтов в Украине. Поэтому, надеюсь, мы выйдем на положительный результат. Но политические силы должны дать свое видение и понимание.
Так же, как по поводу назначения новых членов ЦИК?
По этому вопросу ко мне обратились две фракции с просьбой его перенести, пока не завершатся политические дискуссии по этому поводу.
Я уже говорил, что самая большая опасность, когда будут сняты предыдущие члены ЦИК, а новые не будут назначены. И я неоднократно говорил по этому поводу с президентом. Мы даже договорились, что он допускает замену того или иного кандидата в дискуссии с фракциями, чтобы кандидатура на должность члена ЦИК все же нашла поддержку в сессионном зале.
Сейчас ваши опасения начали сбываться. НАБУ продолжает расследование дела в отношении председателя ЦИК Михаила Охендовского…
Последние события могли бы ускорить процесс рассмотрения и согласования нового состава ЦИК. Я лично настроен на то, чтобы мы поскорее смогли выйти на принятие решения.
Весной парламент признал рекомендации Еврокомиссии основой для реформы Верховной Рады. Произошло ли что-то дальше?
С реформой парламента ситуация лучше, чем ситуация, которую мы обсуждали в предыдущем вопросе. В общем, эта реформа включает в себя как перечень вопросов, которые нуждаются именно в голосовании Верховной Рады, так и ряд вопросов, которые не требуют вынесения решений парламента как органа, а могут решаться решениями спикера Верховной Рады. Например, электронная повестка дня – это то, что было решено распоряжениями спикера – и Гройсмана, и моими.
Еще одно – «Открытая Рада». Публичность, свободный доступ к документам парламента, на мой взгляд, является наиболее открытым по сравнению со многими европейскими парламентами. Особенно для меня было очень важным, чтобы были опубликованы все запросы, которые подают депутаты. Ведь, если были вопросы относительно каких-то коррупционных или лоббистских (в плохом смысле этого слова) составляющих, то, в основном, они касались именно депутатских запросов. А когда есть открытый доступ, каждый журналист, эксперт, гражданин, может увидеть, есть ли в работе депутата коррупционная или лоббистская составляющая. Поэтому, считаю, что «Открытая Рада» – важный шаг в реформе парламента.
Наверное, выделил бы как весомый фактор так называемые тематические дни. Когда мы составляем повестку дня не по количеству законопроектов из разных сфер, которые «накопились» для рассмотрения, а делаем разбирательство по темам законопроектов. Так, в начале осени я ввел эту традицию – и вопросы рассматриваются по блокам.
Происходит это так: комитет предлагает, что имеет такой-то набор вопросов, выносимых на рассмотрение, и любой мог наблюдать, как осенью парламент, например, до обеда рассматривал один тематический блок вопросов, а после обеда – другой. Мы увидели, по моему убеждению, существенное увеличение эффективности принятия законодательных актов и их качества.
И в чем оно заключается?
Дело в том, что, имея тематические блоки, целые группы заранее занимаются подготовкой к ним. И правительство, и профильный комитет, и эксперты, и общественная среда, имеют время для изучения вопросов, которые будут вноситься в сессионный зал.
В результате, когда мы выходим на принятие решения в парламенте, бывает, что даже нет дискуссии по тому или иному поводу. Так, например, было с экологическими вопросами. До «экологического дня» в Раде была проведена такая колоссальная работа, что почти все негативные и спорные моменты были изъяты до вынесения в сессионный зал. Кроме того, во время дискуссий, в зале находится и профильный министр, и представители министерства, и комитет, и эксперты… Тогда гораздо эффективнее идет работа.
В общем, мы только за эту осень приняли 100 законов (за год – 224 закона). И мы увеличили не столько количество, сколько качество законов. Это была одна из рекомендаций Еврокомиссии по реформе парламента, и я считаю ее очень важной.
Но все ли рекомендации следует беспрекословно выполнять? Например, рекомендация Еврокомиссии относительно работы парламента в пленарном режиме всего два дня – вторник и четверг – вызвала в обществе недовольство…
Тут немного в другом вопрос. Как я уже говорил, есть вопросы, которые не требуют утверждения в сессионном зале, а есть, которые нуждаются. Эта рекомендация, о которой вы говорите, называется «О смешанной пленарной неделе» и требует изменений в регламент.
В чем она заключается? Она предполагает – и, по моему мнению, это очень правильная инициатива, – чтобы у нас было не две пленарных недели, а три. Но чтобы они могли бы выглядеть, примерно, так: понедельник – согласительный совет и многочасовые дебаты с правительством. Не просто час вопросов, а именно дебаты по тем вопросам, которые на согласительном совете предусмотрены на рассмотрение, а также те, которые правительство предлагает для рассмотрения. Дальше – вторник – пленарный день. Среда – нет пленарных заседаний, но в комитетах работают полный день.
То есть, мы понимаем, что комитету недостаточно времени только в среду после обеда для рассмотрения всех вопросов. Уже неоднократно было так, когда уже шесть вечера, а мы не рассмотрели даже половины вопросов на комитете. Далее, на вечер среды должны были бы происходить заседания председателей комитетов, которые бы, по результатам проработки в комитетах, предлагали бы вопрос к рассмотрению. Четверг – снова пленарный. Пятница – проводились бы парламентские слушания. Сегодня мы их проводим в среду, но людям, которые приезжают из регионов, намного легче принимать участие в слушаниях в пятницу, а не среди недели.
Собственно, все это вызвало сопротивление среди некоторых народных депутатов, потому что они считают, что проводить три пленарных недели подряд будет довольно сложно.
Со стороны депутатов, желающих чаще бывать в «округах», которые потом возвращаются с тропическим загаром?
Разные мотивы. И, в любом случае, это предложение не находило поддержки.
Кроме того, много мажоритарщиков утверждают, что должны больше работать в округе. Я им объясняю, что пленарных дней в такие «смешанные недели» будет не больше, чем сейчас, просто это будет растянуто во времени. Но, к сожалению, понимания и поддержки пока нет.
Также не нашло в этом году поддержки другое предложение, которое предусматривало усложнение регистрации законопроекта.
Вы имеете в виду идею относительно того, чтобы субъектом законодательной инициативы был не один народный депутат, а группа депутатов?
Не только это, а также и то, чтобы в каждой законодательной инициативе имелось четыре комитета – бюджетный, евроинтеграции, по борьбе с коррупцией и профильный – и каждый из них давал свое заключение.
И почему такая новация пробуксовывает?
Потому что большинство парламентариев считают, что право на законодательную инициативу – это одна из главных прерогатив народного депутата. И никто не может его ограничивать.
Но, с другой стороны, если взглянуть на количество зарегистрированных проектов, складывается впечатление, что регистрируются они только для статистики, до рассмотрения большинство из них не доходит вообще…
Именно так часто и происходит. Одним из моих решений на посту спикера было изменить некоторые позиции, которые отражаются на персональных страницах народных депутатов на сайте Верховной Рады. Одна из таких позиций – количество зарегистрированных законопроектов. Я дал распоряжение снять эту норму.
Ведь, фактически, если депутат по округу печатает отчет о своей деятельности, чтобы была забита этим лента, и чтобы он мог продемонстрировать свою успешность – тогда должны быть зарегистрированы им законопроекты. Иногда это приводило к тому, что законопроекты регистрировались не по необходимости, а потому, что нужно было наполнять такой отчет.
Какие рекомендации Еврокомиссии требуют законодательного урегулирования и имеют шансы быть поддержанными Верховной Радой?
Все инициативы, которые требуют законодательного урегулирования, мы планируем проработать на рабочей группе. Я создал эту рабочую группу и возглавил ее, и мы пошли по принципу, который любят говорить европейцы, принципу двух «К» – компромисса и консенсуса.
Я предложил схему, с которой все согласились. Первое – не пытаться много инициатив вводить в законопроект. А выйти на то, что одна инициатива – один законопроект. Тогда легче, ибо каждая инициатива имеет своих противников и сторонников.
Пока мы договорились по трем инициативам – все представители фракций подтвердили готовность их поддержать, и мы можем в следующем году их рассмотреть. Среди них, например, инициатива, которая предполагает тождество министерств и комитетов. Но она сможет заработать уже в следующем созыве.
То есть, текущий состав Верховной Рады принимает правила, по которым будет работать парламент следующего созыва?
Во многих вопросах – да. Депутаты сошлись на тех реформах, которые будут реализовываться уже в следующих созывах. Но я этого не остерегаюсь. Мы об этом уже много говорили с председателями фракций и с господином Коксом: если мы определенные вещи утвердим сейчас, то уже в следующем созыве они действительно будут действовать.
Имею надежду, что мое согласованное с фракциями предложение о том, что одна реформа – один законопроект, разблокирует законодательную инициативу реформирования парламента. И по другим вопросам, утверждение которых требует голосования в сессионном зале, будет легче работать. Считаю, многое в этой области сделано. И многое сможем сделать в ближайшее время.
Вы уже говорили о публичности, и мне вспомнилось, что недавно декларации народных депутатов начали публиковать на их персональных страницах, на сайте ВР. Почему, по вашему мнению, данные, которые у них были, тогда не вызвали большого резонанса, а когда были обнародованы е-декларации, это вызвало шок у большей части общества?
Вопрос не в том, где были опубликованы те или иные данные. А в том, что электронные декларации предусматривают гораздо большую открытость, имеют гораздо больший объем данных. Я сам двое суток не мог внести свои данные (смеется).
Кроме того, хочу заметить, что электронное декларирование – один из успехов парламента в этом году. Не только потому, что эта инициатива была поддержана, а и потому, что она начала действовать.
Читайте также: Как использовать е-декларации против коррупционеров
Давайте поговорим о качестве депутатского корпуса. Восьмой созыв интересен тем, что в парламенте действительно появились новые лица. И, кстати, эти самые люди стояли с вами плечом к плечу на Майдане. Поэтому такой вопрос: чувствуете ли вы разницу между тем, когда вам приходилось координировать этих людей в качестве активистов Майдана и тем, как приходится координировать их в качестве народных депутатов?
Знаете, как на Майдане, так и в парламенте, есть много подобного. Дискуссия, которая была в начале Майдана между общественными деятелями и политиками, немного в другом измерении, сохраняется и сейчас.
Я считаю (это одно из важных дел на Майдане), что нам удалось выйти за пределы тех противостояний и стать одними из тех, кто смог сгладить такие противостояния. Когда мы формировали Самооборону Майдана, там было полное взаимопонимание, хотя были там очень разные люди. Например, была сотня, которая сформировалась исключительно из партийцев – сотня «Удара», была сотня афганцев, была сотня «Правого сектора» и др.
Все равно складывается впечатление, что сотни были более дисциплинированы, чем депутатские фракции. Хотя бы взглянуть, как вы созываете их в сессионный зал на голосование…
Поверьте, на Майдане были дни, когда найти достаточно людей на баррикады было тоже не просто. Приходилось ходить и убеждать. Просто здесь, в Верховной Раде, мы видим все это публично.
А вам приходилось чем-то угрожать депутатам или шантажировать их чем-то, чтобы они собрались на голосование?
Приходилось, в основном, собирать их путем приглашений, иногда, путем более жестких действий – как снятие заработной платы за пропущенный день, как опубликование списков прогульщиков в «Голосе Украины». Поэтому я бы не назвал это угрозами. Более того, когда такие вещи я говорил в сессионном зале, я спрашивал: «Никто не возражает?» Никто не возражал.
Вы считаете публикацию списков или довольно небольшие финансовые взыскания с депутатов действенными?
Дело в том, что я использую тот арсенал, который мне доступен. Собственно, публичность и финансовые взыскания – это то, единственное, что доступно. И эти меры сами по себе ситуации не решают. Хотя бывают действенными. Вспомнить хотя бы ситуацию с посещением пленарных заседаний по средам, когда у депутатов стало в привычку каждую среду не приходить. Но когда такие «посещения» одной среды были опубликованы в «Голосе Украины», в дальнейшем каждая среда у нас была рабочая.
Кроме того, надо признать одно – большинство депутатов в этом парламенте это действенные люди. Те, кто пришел с Майдана и АТО, настроены на работу, они меня поддерживают и готовы бороться с той небольшой частью, которая часто не посещает заседания.
В общем, считаю, что дисциплина в парламенте возросла. Хотя этот процесс будет, конечно, продолжаться. Но, когда приходится призывать депутатов, иметь трудности с тем, чтобы обеспечить необходимое количество депутатов, я обращаюсь к журналистам и к общественности за помощью в таких вопросах.
Это помогает?
Еще бы. Помню из собственного опыта. Вот, например, я не голосовал за какой-то законопроект, а у меня в округе уже спрашивают, почему не голосовал. Или не был на заседании. Спрашивают, почему не был. Поэтому считаю, что давление граждан помогает повысить уровень дисциплины. Общественное влияние вообще является ключевым.
Уже несколько раз во время нашего разговора упоминался такой факт как недостаточное количество голосов. И, когда происходят сигнальные голосования или переголосования, а потом все равно решение проваливается, потому что не хватило 2-3-10 голосов, складывается впечатление, что о коалиции уже можно говорить или только хорошее, или ничего…
Скажу несколько вещей. По моему убеждению, стратегически коалиция свою функцию выполнила – когда рекомендовала правительство и премьера, и это утвердил Кабмин.
А, если посчитать, то в БПП – 141 депутат, в НФ – 81. То есть вместе – 222. Еще, как минимум, 10 нефракционных также входят в коалицию. И, когда идут голосования, по каждому из них формируется свое большинство.
Вообще, огромным преимуществом этого парламента является то, что мы в нем имели и имеем проевропейское, проукраинское демократическое большинство. Посмотрите, когда мы голосуем по вопросу национальной безопасности, мы находим под 300 голосов. Когда евроинтеграционные законы – под 300 голосов… Мы имеем проукраинское большинство – и это самое важное.
Ведь, вспомните, раньше в Верховной Раде фактически была проукраинская и пророссийская части. То есть, было стратегическое цивилизованное противостояние. Сейчас такого нет. Это ключевое отличие от предыдущих созывов. Теперь мы стали более похожи на большинство европейских парламентов. Когда есть дискуссия между собой по поводу нюансов проведения тех или иных реформ, но в фундаментальных вопросах депутаты – едины. И если бы у меня спросили, какое самое главное достижение парламента в этом году, я бы сказал – стабилизация работы Верховной Рады. Вспомните, весной были попытки расшатать парламент. Поднимались темы досрочных выборов. Говорили, что если не осенью, то весной они точно состоятся. Подчеркиваю, эта тема на сегодня закрыта.
То есть, весной 2017-го никаких досрочных выборов?
Конечно. Вообще, считаю, что тема досрочных выборов – это внешняя тема. Так, например, было в Молдове. Когда государство дестабилизировали изнутри, потом сменили власть, а теперь есть попытки изменить внешний вектор страны. Но, подчеркну, любые попытки дестабилизировать украинский парламент, будут полностью провалены.
Когда мы говорим о внешних воздействиях, нельзя не упомянуть и внешние угрозы. Чувствуете ли вы себя в безопасности как руководитель парламента? И могут ли чувствовать себя в безопасности депутаты в стенах Верховной Рады и возле них?
Действительно, мы, прежде всего, парламент воюющей страны. И вопрос безопасности имеет большое значение. Я знаю, о чем говорю, – мне возле гостиницы Киев, где я живу, не так давно бросили под ноги боевую гранату. Поэтому вопрос безопасности парламента для меня не пустой звук. Ведь, с одной стороны, мы стараемся сделать парламентское пространство более открытым, более прозрачным, дать доступ в Комитеты для большего количества людей. С другой стороны, надо предотвращать угрозу того, что кто-то придет в парламент под видом экскурсии для совершения какого-либо опасного действия.
То есть, это сложный вопрос, ведь угроза, в любом случае, существует.
И каким вы видите выход из этой ситуации?
Стараюсь с теми, кто возле Рады, и с теми, кто в Раде, вести диалог. Ибо там, где есть коммуникация, там меньше агрессии.
Считаю, что дискуссия, общение уменьшают напряжение. Например, к Раде приходили профсоюзы. Я пригласил их представителей сюда, был также вице-премьер Кубив, был министр соцполитики Рева. Больше 2 часов мы говорили. И я уверен, когда есть такой диалог, меньше напряжения на улице. Так же было, когда к Раде приходили афганцы. Когда есть диалог, меньше агрессии, меньше предпосылок для непредвиденных ситуаций. Я верю в диалог и коммуникации.
Если говорить о коммуникации, как происходит коммуникация между ветвями власти – между президентом, Кабмином и парламентом? Как часто вам приходится вести переговоры с участием лично президента и премьера?
Могу сказать, что коммуникация очень интенсивная, и я считаю, что это тоже очень позитивно. Ибо я помню, как проходил реванш в 2005 году в большой степени из-за того, что начались конфликты в высшем руководстве государства. Так же, помню как историк – на всех этапах мы проигрывали, в основном, не от того, что была внешняя агрессия слишком большая, а от того, что внутри, между собой были противостояния, как это было между Петлюрой и Скоропадским, Коновальцем, Винниченко, Грушевским, как это было во времена Руины… И поэтому, я считаю, очень важно, чтобы происходила постоянная коммуникация на высшем уровне.
Вы считаете, что сейчас мы можем удержать ситуацию и не довести до такого противостояния, которое происходило между украинцами в 20-е годы прошлого столетия?
Я считаю, что это один из ключевых залогов для государственности.
Премьер и президент, по вашему мнению, имеют такое же понимание?
Да, я чувствую, что у них есть такое понимание. И я считаю, что сам факт нашей постоянной коммуникации очень важен.
С премьером мы общаемся каждую пятницу, когда идет час вопросов к правительству. Ко мне в кабинет заходит все правительство, я их угощаю кофе, мы готовимся к часу вопросов… Важно, что наладили большую коммуникацию и на уровне комитетов и министров. Считаю, что и там очень высокий уровень коммуникации.
С президентом разговор происходит, фактически, каждую неделю. Мы проговариваем ключевые риски, которые есть, и ключевые задачи, которые перед нами стоят. Считаю, что уровень коммуникации на уровне высших руководителей на сегодня является высоким. Считаю это положительным явлением, чтобы мы могли отвечать на все вызовы, которые стоят перед нами, а особенно на вызовы по поводу попыток дестабилизации страны изнутри.
То есть риск дестабилизации остается высоким?
Конечно, самое трудное мы прошли. Сложнейшие экономические этапы, когда страна была на грани дефолта. И уже в этом году мы приняли бюджет, в котором мы повышаем минимальные заработные платы, минимальный прожиточный минимум… Это уже бюджет развития, когда люди чувствуют поддержку, чувствуют развитие экономики. Но это, ни в коей мере не должно вводить нас в иллюзию, что опасность осталась позади.
Не могу не спросить, почему бюджет принимали целую ночь, до утра?
Поскольку рассматривали его по полной процедуре. Я хочу ответить всем критикам, что не в том дело, что принимали ночью. Важно, что мы прошли все поправки. Ведь каждый из бюджетообразующих законов имел от 200-х до 400-х поправок… Можно сказать, что это был в какой-то мере эксперимент. Мы с Гройсманом договорились: давай попробуем пройти бюджет четко по процедуре. Поэтому мы рассматривали каждую поправку.
Я напомню, бюджет был подан в парламент, согласно закону, до 15 сентября. Он был рассмотрен в первом чтении, были внесены все поправки депутатов, были потом внесены правительством предложения. То есть, мы смогли пройти бюджет от А до Я полностью, по полной процедуре.
А как вам удалось удержать депутатов в сессионном зале? Дверь запирали?
В чем есть преимущество во время голосования за бюджет, это уже даже такая традиция, что, если есть бюджет – надо его рассмотреть. Потому что если не рассмотрим во вторник, придется в четверг…
Все понимали – и здесь тоже есть высокий уровень ответственности – бюджет должен быть принят. А его неприятие – это катастрофа для страны, для нашей безопасности это катастрофа. То есть все понимали, что это тот день, когда надо.
Кстати, мы советовались, как быть. Мы же могли во вторник пройти законы, а уже в четверг – сам бюджет. Впрочем, решили: давайте лучше примем сегодня. И это было решение большинства депутатов, ведь я поставил на голосование: давайте работать до принятия бюджета. И это предложение зал поддержал.
Считаю, что мы пошли правильным путем, продемонстрировали, что можно пройти по всем процедурам бюджета.
Проголосовав за бюджет, депутаты, вроде бы, закрыли год. Но общество не очень положительно воспринимает длинные зимние каникулы депутатов…
Прежде всего, нельзя это называть каникулами, ибо это не является каникулами. У нас есть неделя работы в округах, неделя работы в комитетах. Конечно, если бы мы поставили на рождественские праздники пленарную неделю, заседание было бы трудно провести. И, кстати, так происходит каждую зиму, когда новогодние и рождественские праздники – перерывов в пленарных заседаниях больше.
Какая главная цель для вас как для человека, оказавшегося в это конкретное время в этом конкретном месте, на конкретно этой должности и, скажем так, который творит историю Украины?
Конечно – удержать государство и одержать победу. Это и является моим главным путеводителем.
Автор: Татьяна Урбанская
Источник: УНИАН
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.