Читайте также: Интервью министра экологии и природных ресурсов Украины Остапа Семерака
В Министерстве довольно сложная ситуация с управленческой вертикалью
— На что имеет влияние Министерство экологии и природных ресурсов?
— Мы координируем деятельность четырех центральных органов исполнительной власти (ЦОИВ): Государственной службы геологии и недр, Государственной экологической инспекции, Государственного агентства водного хозяйства и Государственного агентства по управлению зоной отчуждения (ГАЗО).
14 апреля 2016 года, когда меня назначили министром, была довольно сложная ситуация с управленческой вертикалью этих ЦОИВ. К сожалению, она такой остается и сейчас.
Госгеонедра до этого времени не получило ни руководителя, ни первого заместителя, ни заместителя. Николай Бояркин – больше двух лет временно исполняет обязанности руководителя.
В Государственной экологической инспекции был руководитель, но сейчас он уволен с должности, и его деятельностью занимаются правоохранительные органы.
Государственное агентство водного хозяйства только в прошлом году осенью по результатам конкурса получило руководителя.
В ГАЗО есть руководитель. Только сейчас объявлен конкурс на первого заместителя и заместителя. То есть, когда мы достраивали новую арку над 4 энергоблоком и вынули из 2-3 блоков остатки ядерного топлива, был только один руководитель, которому приходилось почти ежедневно ездить в зону отчуждения.
— Вы не довольны комплектом кадров тех органов государственной власти, которые подчинены Минприроды?
— С первых дней работы на посту министра для меня самым большим вызовом было изменить имидж Минприроды с одного из самых коррумпированных на министерство, которое работает прозрачно, по европейским стандартам.
Нам досталась сложная ситуация. Были вакансии, которые не были заполнены до вступления в силу закона «О госслужбе». Я имел две недели на то, чтобы их заполнить. Даже предложил Кабмину кого-то назначить на эти должности, пока будут продолжаться конкурсы. Это предложение не поддержали.
— Так что будет дальше с Госгеонедрами?
— В первый месяц моего пребывания на посту министра мы создали несколько рабочих групп. Например, рабочую группу по реформированию законодательства в сфере недропользования, к работе в которой привлекли профессиональных украинских и международных экспертов.
Кроме того, ЕС несколько лет назад сделал анализ нашего законодательства и системы управления недропользованием и на 100 страниц сделал отчет с четкими указаниями на недостатки и рекомендациями, что и каким образом изменить.
— Как этот документ применен к украинским реалиям?
— Мы приняли этот документ и доработали его. Кроме чиновников есть еще люди, которые работают в этом секторе экономики, и с ними надо говорить о реальных проблемах отрасли и необходимых изменениях.
Скажем, мы обратились в Ассоциацию, которая работает с добытчиками глины и песка и производителями керамической плитки, европейскую бизнес-ассоциацию, АСС, Ассоциацию добытчиков газа.
У каждого из них есть серьезные проблемы, над которыми мы сейчас совместно работаем. Но недостаточно только на уровне Министерства осуществлять реформу в недропользовании. Надо, чтобы Служба геологии и недр также принимала соответствующие решения.
А там нет легитимных руководителей с политическим мандатом. У временно исполняющих обязанности точно нет силы осуществлять демонтаж старых механизмов.
— В водном хозяйстве те же проблемы?
— Я считаю, что Госводагентство в будущем не должно быть ЦОИВ. Это должно быть что-то похожее на «УЖД». Для государственного бюджета это агентство в прошлом году обошлось в 2 млрд. гривен. Там работает около 30 тысяч человек. Количество сейчас и в 1990 году является примерно одинаковым. Только площадь полива существенно сократилась.
На самом деле Госводагентство превратилось в политический инструмент. Одна из функций водного хозяйства – регулирование воды в реках, их расчистка, упорядочение водного ресурса, мониторинг использования этого ресурса, а также эксплуатация каналов и оросительных систем.
Что такое полив для Николаевской, Херсонской, Кировоградской, Днепропетровской областей? Это красная линия, где сельское хозяйство становится рискованным из-за угрозы засухи. Из Киева поступает команда – одному фермеру включить воду, другому наполовину, а в третьем случае вообще отключить, потому, что он представляет другую политическую силу, которая, по мнению киевских политиков, не должна быть представлена в облсовете. То есть нередко это рычаг влияния и инструмент для сбора кэша. За это нужно наказывать.
Только потому что Яценюк ушел в отставку, отдельные чиновники избавились от ответственности за бездействие
— В какой сфере в министерстве существует сбор черного кэша?
— В Министерстве с моим участием не существует точно, но это явление существует в системе. Поэтому последние полгода чувствую политическое давление со стороны некоторых так называемых СМИ и определенных групп в парламенте, потому что мы ломаем работающие схемы.
Например, примерно два года — до июля 2016 года — в Украине отсутствовали лицензионные условия для предприятий, которые работают с опасными отходами. Работала замкнутая система, в которой принимали участие 300 компаний на основании ранее полученных лицензий.
В течение последних двух лет в этот «закрытый клуб» не могло попасть ни одно новое предприятие, поскольку новые лицензии не выдавались. Более того, никто не проверял качество утилизации опасных отходов — не было критериев проверки.
Хотя там, где есть опасность для жизни и здоровья людей, государство должно постоянно осуществлять жесткий контроль.
Правительство Арсения Яценюка в свое время начало расследовать ситуацию. Эти чиновники не были наказаны за свое бездействие только потому, что Яценюк ушел в отставку.
— Каковы результаты разработки и утверждения лицензионных условий?
— По нашей инициативе в июле 2016 года правительство утвердило новые лицензионные условия обращения с опасными отходами. Мы предоставили возможность компаниям в течение двух месяцев привести производство в соответствие с лицензионными условиями и работать дальше. Например, во Львове есть завод по утилизации ртутных ламп, построенный на деньги ЕС и Львовского горсовета. Два года он не мог работать только потому, что не выдавались лицензии.
С 16 сентября 2016 года Минприроды начало осуществлять проверки по выполнению лицензионных условий. До 1 января мы проверили 75 лицензиатов. Около 80% лицензиатов были лишены лицензии. Как оказалось, в большинстве случаев те, кто работал на этом рынке – ничего не утилизировали. Только «гоняли» документы и средства.
Мы понимаем: там, где такой хлам, не происходит ничего. Таких фактов, к сожалению, много.
А вот пример львовского завода: все манипуляции происходят отдельно – извлекается ртуть, специальные машины ездят и собирают эти лампы.
Другой пример. Утилизация фармацевтической промышленности. Она также подпадает под лицензирование, и Минприроды предоставляет эти лицензии. Есть много компаний, которые фасуют какие-то таблетки и отдают фармацевтические отходы туда, где дешевле, не задумываясь над последствиями.
Есть также несколько утилизаторов, которые зарегистрированы в Киеве, но декларируют, что базы их расположены в Донецке. Это же Украина? Мол, езжайте, проверяйте.
В целом экологическая ситуация в Крыму и на Донбассе – стоит отдельного разговора. У нас нет возможностей мониторить Крымский полуостров. На Донбассе мы не можем гарантировать безопасность нашим экологическим инспекторам.
— Были попытки от лицензиатов вернуть себе лицензию вне закона?
— Были попытки участников этого рынка подходить ко мне с предложениями изменить позицию Министерства. Я не иду на подобные диалоги. Тогда применяется тяжелая артиллерия: медийные атаки или перманентные запросы различных органов, чтобы они устроили проверку.
Работники правоохранительных органов вынуждены реагировать на такие обращения. Это занимает время, отвлекает от работы, вносит определенный дискомфорт, но никоим образом не влияет на мою позицию – рынок опасных отходов должен быть прозрачным, очищенным от недобросовестных предпринимателей и работать по европейским стандартам. В этом я непреклонен.
И хотя парламент принял закон, запрещающий плановые проверки субъектов хозяйственной деятельности, я настаиваю, что Министерство должно продолжить их проверять. У нас есть четкая юридическая позиция: Министерство не осуществляет проверок хозяйственной деятельности, а следит за соблюдением лицензионных условий. Нам осталось проверить еще 155 компаний. До конца года планировали завершить эту работу.
Если бывший министр имел дома 40 килограммов золота и большие суммы на счетах, то Министерство точно неслучайно имело имидж одного из самых коррумпированных. Непросто ломать все схемы, которые здесь были. Но мы это делаем.
У нас нет прогнозирования. Нужен ли нам уголь, уран, янтарь?
— Давайте поговорим об изменениях. Сломана ли старая система по «приватизации» агентств различными политическими силами? В чем заключается ваш конфликт с и.о. Госгеонедр Николаем Бояркиным?
— Конкурс на замещение должностей первого заместителя и заместителя прошел еще в октябре 2016 года. Но назначения не состоялись, потому что наша «прозрачная судебная система» их блокирует (конкурс на замещение должности главы Госгеонедр выиграл гендиректор КП «Южукргеология» Николай Фощий – БЦ).
К сожалению, у нас отсутствует взаимодействие с этой службой. На поручения Министерства она в основном никак не реагирует.
Как я уже говорил, там отсутствует постоянный руководитель. Есть временный и.о. Он может подписать платежку для получения заработной платы или выплаты коммунальных платежей. Но у него нет картбланша на внедрение реформ.
Поэтому должен быть руководитель и его должны выбрать на конкурсе. Хотя сейчас есть много нареканий на работу комиссий, которые принимают решение относительно назначения государственных секретарей, руководителей ЦОИВ. Есть какие-то грязные медиакомпании, флешмобы.
— А что у нас с экологической службой?
— Это вторая коррупционная история. Экоинспекция – это остатки коррупционного пылесоса времен Пшонки-младшего (Артем Пшонка – сын Виктора Пшонки, генпрокурора времен Виктора Януковича – БЦ).
Старожилы говорят, что это была его сфера ответственности перед «батей». Недавно руководитель этой инспекции (Андрей Заика – БЦ) уволен с должности. Мы направили собранные материалы по итогам внутреннего расследования деятельности Государственной экологической инспекции в НАБУ, СБУ, ГПУ, МВД и Нацполицию. Это десятки страниц выявленных нарушений. Не исключено, что теневой оборот средств тогдашней системы ГЭИ может исчисляться сотнями тысяч долларов. Теперь это дело правоохранительных органов и антикоррупционных структур. Рассчитываю на объективное расследование со всеми вытекающими выводами.
Согласно моему представлению, мы разработали концепцию реформирования экологической инспекции в новый природоохранный орган. Мы должны повторить тот курс реформ, который Арсен Аваков провел в полиции, когда милиция была ликвидирована и была создана новая структура с новыми людьми, новыми принципами и мотивациями. Я считаю, что мы не в состоянии оздоровить инспекцию с большинством инспекторов, которые есть.
Мы провели переговоры с представителями американского проекта предыдущего правительства, которые помогали украинской полиции отбирать и учить людей. Они готовы нас поддержать. Недавно завершены процедуры общественных публичных консультаций будущей реформы Госэкоинспекции. Нам осталось получить согласование от нескольких министерств.
— В чем будет заключаться реформа?
— Это должна быть система, которая будет работать на мониторинг и предупреждение экологических угроз и катастроф. Также она должна предоставлять объективную информацию о состоянии окружающей среды. Сегодня в Украине никто не может получить он-лайн информацию о текущем состоянии атмосферного воздуха, воды и почвы. Следующий шаг – объединение разбросанных родственных правоохранительных функций между ГЭИ, Госгеонедрами, Гослесагентством и Госрыбагентством.
Мы считаем, что это повысит эффективность работы. На самом деле проект реформирования Государственной экологической инспекции готов. Планируем его в ближайшее время предложить к одобрению. И если Кабмин скажет, что эта концепция устраивает, то это означает ликвидацию старой структуры.
После этого будет принятие решения о создании новой природоохранной службы, утверждение положения о ней и избрание руководителя, от которого будет зависеть эффективность внедренных реформ.
Личностный фактор в полиции был очень важным – это была позиция Арсена Авакова, Эки Згуладзе, Хатия Деканоидзе. Они были мотивированы. Здесь тоже важно, кто начнет работу. Надеюсь, что это будет открытый публичный процесс, и мы найдем ответственного и эффективного руководителя.
— Когда это будет?
— Все зависит от процедур, которые мы проведем в Кабмине.
— А почему относительно Госгеонедр не получается так сделать?
— По Госгеонедрам также подготовлена концепция реформирования. Она лежит у меня на столе. Но в Госэкоинспекции мы начали двигаться вперед, потому что, там было хоть какое-то руководство.
— Десять месяцев – это слишком. Премьера это не беспокоит?
— Думаю, беспокоит. В Конституции написано, что недра являются собственностью украинского народа. Но, на самом деле, государство сегодня не делает заказ: какие ископаемые недр ему нужны сейчас, а какие понадобятся через 5 лет. Потребность в угле, уране, янтаре? Сегодня Служба геологии и недр раздает ископаемые по принципу: «кто, зачем обратится».
Полностью отсутствует прогнозирование. Такая же история с нефтью и с газом. Кабмин принял решение об увеличении добычи собственного газа. Каким образом геологи реагируют на это решение? Почти никаким.
Поэтому мы подготовили концепцию, согласно которой государство должно делать заказ. Геослужба должна изучать, разведывать запасы, готовить соответствующие документы и выставлять на открытый аукцион разрешения на добычу.
У нас с Госгеонедрами, мягко говоря, затруднение коммуникаций
— Насколько сам процесс выдачи лицензий стал более прозрачным?
— Инструмент аукционов был введен полтора года назад. В прошлом году через аукционы было продано десятки лицензий. Во время поездки во Львов встречался с представителями компании, которая занимается возобновляемыми источниками энергии (ветра и солнца).
Они рассказали, что приобрели на аукционе самую дорогую лицензию на добычу газа, которая когда-либо продавалась в Украине. Сегодня есть и аукцион, и выдача по заявке. Но я смотрю на это критически и считаю, что мы должны перейти к 100-процентному механизму аукционов.
— Раньше такого не было?
— Эта система до сих пор остается закрытой. Мы не владеем информацией, по каким принципам раздаются такие лицензии. Конечно, информация о продаже лицензий не интересна всему обществу. Но участники этого рынка должны ею владеть.
Наша задача – предложить открытые прозрачные правила на конкурентных началах, с гарантией того, что инвестиция будет защищена. Если нам это удастся, мы увидим здесь много западных инвесторов, которые будут не только добывать, но и займутся переработкой.
— В отношении добычи газа. Насколько прозрачна выдача лицензий сейчас?
— Я не считаю ее совершенной и прозрачной. Она должна быть реформированной. Эта реформа заложена в ту концепцию, о которой мы сегодня говорим.
Но я считаю, что не важно, о чем речь: газ, янтарь или песок. Все должно быть на одинаковых прозрачных правилах.
— Сейчас одинаковые правила выдачи лицензий?
— Не готов дать такую статистику из-за непростой коммуникации с Государственной службой геологии недр.
— Говорят, что у вас прямой конфликт с Бояркиным, и он вам не подчиняется.
— Мягко говоря, у нас затруднение коммуникаций.
— На кого он работает?
— Трудно сказать, работает ли он на кого, или это его жизненная философия. Могу сказать, что его деятельность интересует не только меня, но и правоохранительные органы.
Следственные действия, которые в прошлом году проводились в Службе геологии, свидетельствуют о наличии многих оговорок и замечаний. Но могу точно заверить, что на меня никто не давит со стороны относительно переназначения или увольнения с занимаемой должности именно этого лица. Подбор кадров – задача конкурсной комиссии госслужбы категории «А».
— Возможно ли в этом случае, обратить внимание господина Гройсмана? Возможно, он это агентство напрямую подчинит себе по аналогу с «УЖД»? Или какое-то замечание сделает?
— Служба геологии и недр не может напрямую контактировать с Кабмином или с Премьер-министром. Любые проекты, которые они подают, все равно направляются в правительство через Минприроды. Я стараюсь поддерживать деятельность этого учреждения. Это же не отдельный человек. Там работает более 100 человек.
— Когда будет конкурс? Чтобы было понятно, хочет ли правительство реформирования или нет.
— В октябре 2016 года состоялся конкурс на должности заместителей. Различные участники конкурса, которые его проиграли, подали в различные суды. Суды блокируют конкурсы, а Кабмин не может нарушить закон и назначить победителя.
Могу говорить откровенно, что у правительства нет политической воли относительно назначения нового конкурса. Если был назначен конкурс на первого заместителя и заместителя, но не был назначен конкурс на руководителя, то, наверное, так случилось не потому, что какой-то чиновник забыл вставить два слова в проект решения Кабмина.
При этом считаю, что назначение хоть кого-нибудь, кто прошел конкурсный отбор, спецпроверку – это уже шаг вперед и возможность начать изменения.
— Например, Антона Янчука назначили председателем Нацагентства по возврату активов, несмотря на жалобы в суде.
— Антон Янчук проходил по другой процедуре. Мы говорим о государственной службе, категории «А». В ней предусмотрена очень либеральная норма. Участники конкурса могут обжаловать результаты конкурса в течение 10 дней с момента их ознакомления о результатах работы конкурсной комиссии.
Относительно Госгеонадр и других ЦОИВ прошло уже 4 месяца, а участники не ознакомлены с результатами конкурсов. Это объявление должна сделать конкурсная комиссия категории А, которая работает при Главгосслужбе.
Я задавал этот вопрос в ноябре на заседании Кабмина председателю комиссии Ващенко Константину Анатольевичу. Он пообещал сделать объявление, но наверняка этого не сделал.
В государственной службе есть определенные недоработки в связи с новым законом. Но с 1 мая до сегодня прошло более 9 месяцев. Это достаточное время, чтобы наладить работу в Нацагентстве с государственной службой.
Сегодня никакой инспектор не может войти в лес Житомирской или Ровенской области и уйти невредимым
— Вы вообще верите, что Гройсман и его Правительство хотят сделать реформу?
— Критиковать можно каждого – и меня, и Гройсмана, и других. Но есть много вещей, которые мы сделали.
— Госгеонедра – очень простой и понятный пример для людей. Если сделать прозрачной выдачу лицензий, то сюда придут инвесторы. Если этот механизм не работает, то, кажется, в этих инвестициях не заинтересовано правительство.
— Подготовительную работу мы провели, в том числе с привлечением международных инвесторов. По состоянию на сегодня отсутствуют возможности проведения реформы в Госгеонедрах, потому что нужны исполнители.
Есть проекты решений, постановлений, начали разрабатывать проекты изменений в кодекс законов о недрах, но не хватает этого последнего важного винтика. Надеюсь, что мы решим эту проблему в ближайшее время.
— Как нам создать прозрачные правила добычи полезных ископаемых? Например, янтаря.
— Решения, которые нужны инвестору, чтобы зайти на участок и начать легальную добычу янтаря – это спецразрешение на недропользование и решение органов местного самоуправления относительно пользования землей.
Украинское законодательство разделяет землю и недра. И это касается не только янтаря. Есть такие примеры, когда компании вложили средства в добычу железной руды, а органы местной власти не дают им работать через запрет использования земли.
Мы предлагаем решить этот вопрос таким образом: широко распространенные ископаемые, такие как гравий и песок, отдать органам местного самоуправления, чтобы они могли самостоятельно принимать соответствующие решения.
А стратегически важные ископаемые (железная руда, урановая руда, газ) – здесь нужно, чтобы решение принимало государство. А органы местного самоуправления их не могли блокировать.
— Что сделано и будет сделано для того, чтобы легальные добытчики янтаря могли получить спецразрешение?
— Законодательство сегодня позволяет это сделать. Я кстати, против ликвидации «Укрбурштыну» и «Янтаря Украины». Если они могут конкурировать с частными компаниями – пусть конкурируют.
«Бурштын Украины» – это государственное предприятие, которое принадлежит к сфере управления Государственной службы геологии и недр и ведет небольшую легальную добычу янтаря. У них в Ровно – единственный в Украине завод по переработке янтаря. Но они не могут расширяться, потому что Ровненский облсовет пока не выдает разрешение на пользование землей. Когда мы говорим о янтаре, центральная и местная власть могли бы найти общее видение и решить эту проблему.
— Почему это не происходит?
— Потому что проблема янтаря в криминальной составляющей этого бизнеса. На сегодня ни один инспектор не может безопасно войти в лес на Волыни или Ровенщине, проверить участки леса, которые испытывают экологическую катастрофу, остановить эту незаконную деятельность, наложить штраф на копателей и уйти оттуда невредимым.
— А что мешает инспектору взять себе охрану?
— Вы серьезно об этом спрашиваете? Охрану? За какой счет? Янтарная проблема имеет несколько составляющих. Для меня самая важная экологическая составляющая. Те кратеры, которые остаются, измененные русла рек, уничтожен лес – это катастрофа для будущего природы.
Это криминальная проблема. Никакой инспектор не остановит вооруженных автоматами Калашникова «дельцов». Целые батальоны Нацгвардии выехали на эту территорию, но даже им пока не удалось решить эту проблему.
Давайте посмотрим на похожую историю США периода золотой лихорадки. Там есть похожая история. Но выход из ситуации можно найти через определенные договоренности между копателями и государством. На самом деле нелегальные копатели тоже заинтересованы в легализации своего продукта нелегальной добычи. Потому что легальный янтарь на рынке стоит в два раза дороже, чем нелегальный.
— Почему же государство не может с этим справиться? Можно забрать все те мотопомпы, что там работают?
— Да. Но их даже раз в год нельзя забрать без кровопролития.
— Выходит, у нас отсутствует политика государства в отношении полезных ископаемых?
— Политика есть. Отсутствуют инструменты ее реализации.
— Это вопрос правительства. Оно и должно выполнять, как исполнительная власть. Что вы как министр делаете для актуализации проблемы в правительстве? Если оно с янтарем не может решить вопрос, то, что говорить про нефть и газ?
— С нефтью и газом таких проблем нет. Если скважина нелегальная – ее можно остановить. То же самое с нефтью и ильменитами.
Относительно ильменитов, в 2014 году правительство Яценюка приняло решение относительно изменения управления Вольногорского ГМК и Иршанского ГОКа, и оба предприятия вошли в структуру отдельно созданной государственной компании ОГХК, которая сосредоточила под своим контролем возвращение активов из-под влияния Group DF. Эти карьеры арендовал Дмитрий Фирташ – государство их забрало обратно, подчинив Министерству экономики.
— А не следовало ли провести аукцион и привлечь иностранных инвесторов? Потому что мы являемся основными экспортерами ильменитов в Россию. И не только в Россию.
— Правительство вернуло месторождения. Создало государственную компанию, приняло решение о ее корпоратизации. Я не знаю текущее состояние дел, но предприятие находится в процессе корпоратизации. Это шаг для дальнейшего выставления его на продажу. Мы уже сейчас понимаем, что получим большой интерес как россиян, так и американцев. В этом случае мы на правильном пути.
— Очень медленно.
— Не медленно. За полтора года были приняты все решения, были судебные процессы. Предприятие все время работало. Людям платили заработную плату. Остался последний шаг – объявление конкурса и корпоратизация.
Мы должны понимать, что правительство забрало крайне прибыльный бизнес у одного из олигархов. Я работал в составе первого правительства, которое принимало решение о возвращении в государственную собственность, и наблюдал за этим процессом – он не был прост.
Предлагался и другой вариант – оставить эти два предприятия у Фирташа. Это бы давало преимущественное право ему купить эти предприятия. Не исключено, что государство заставили бы продать их по заниженным ценам. Мы этого не допустили.
— В январе НАБУ арестовало руководителя ОГХК – Руслана Журило.
— Я не берусь комментировать эту историю.
— По урану какова ситуация сейчас?
— Мы урановыми предприятиями не занимаемся, это компетенция НАЭК «Энергоатом». На самом деле, этот бизнес контролирует Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ). Добывать простой песок и урановый – это две разные вещи.
Кстати, это еще одно подтверждение того, что стратегический перечень полезных ископаемых влияет не только на развитие экономики, но и на развитие политической ситуации. Например, взять Казахстан, который имеет урановую руду. Благодаря этому ископаемому, страна имеет совершенно иное поведение в отношении РФ. Украина также имеет шанс воспользоваться этим билетом.
— В каких сферах добычи полезных ископаемых присутствует российский бизнес, или пророссийский?
— Анализ таких вещей не относится к нашим функциям. Но мы обращаемся к СБУ, когда возникают сомнения относительно целесообразности применения или не применения закона о санкциях.
Добыча полезных ископаемых как раз ограничена именно этим законом.
Своим решением мы не можем остановить предприятие, которое наносит вред. Мы должны пойти в суд
— Как можно помешать тому, что добытчики песка разрушают экосистемы Днепра, других водоемов?
— Это — добыча, которая происходит без специальных разрешений. На такие явления стараемся реагировать очень быстро. Нашим инструментом является Госэкоинспекция. Я не могу сказать, что экоинспекция — кристально честная. Однако дело бриллиантовых прокуроров говорит о том, что таких копателей «крышуют» не только экоинспекторы, но и работники прокуратуры и других правоохранительных органов.
— Можем констатировать, что в государстве сплошной хаос.
— Это — очень опасная оценка. Государство медленное в институциональных возможностях. Но мы осуществляем это наступление.
— Мы сегодня про мусор не говорили. Что интересно с львовской историей?
— Предприятие, которое занималось свалкой, три года не пускало экоинспекторов Львовской области на территорию для проверки условий работы и функционирования этой свалки.
Я не идеализирую экоинспекцию. Возможно, это был «договорнячок» между экоинспекторами и менеджерами свалки, чтобы избежать ответственности.
То же самое происходило в прошлом году. Реки Хмельницкой и Житомирской областей находились в существенном загрязнении. При этом гибла рыба. Там стоят по течению реки несколько производств.
Экоинспекторы не могли попасть на территорию этих предприятий, потому что украинское законодательство является слишком либеральным. Мы увлеклись децентрализацией, дерегуляцией и говорим, что надо упрощать условия для бизнеса.
Я тоже либеральный человек, но работая министром экологии, понимаю, что Министерство экологии и природных ресурсов должно быть одним из крупнейших регуляторов бизнеса.
— Что нужно предпринять для проверки утилизации опасных отходов предприятием?
— Мы должны взять разрешение в министерстве экономики на плановые проверки и пойти на проверку соблюдения предприятием норм, которые прописаны в лицензионных условиях. А затем защищать свою позицию в судах. Исключительно своим решением мы не можем остановить такое предприятие. Известна история с полтавскими свинофермами, где инспекторы обнаружили нарушения. Но закрыть эти свинофермы без решения суда мы не можем. Они работают, продолжая наносить вред окружающей среде.
Так это свиноферма, а если бы речь шла о химическом производстве? Скажем, сегодня мы ведем работу с загрязнителями реки Ингулец.
Там есть 6-7 предприятий горно-обогатительного комплекса, которые не осуществляют никаких мер очистки вод, которые они с шахты сбрасывают в реку Ингулец.
Это — Днепропетровская область, Кривой Рог (там размещены крупнейшие карьеры по добыче железной руды, принадлежащие Ринату Ахметову, Игорю Коломойскому, «Арселорметалл Кривой Рог» – БЦ).
Это уничтожает Ингулец. Вода течет до забора воды, который осуществляет Кривой Рог. Каждый год эти предприятия консолидировано обращались в Кабмин, чтобы им давали разрешение на аварийный сброс воды.
В прошлом году они сбросили 8 млн. кубических метров воды. Правительство создало рабочую группу, которую я возглавляю. Я пригласил в Министерство представителей всех этих предприятий. Выяснилось, что есть технологии, которые могут помочь решить эту проблему. Но они требуют инвестиций.
Мы движемся в направлении, чтобы заставить производителей поставить современное очистное оборудование. С реками вообще катастрофическая ситуация. На работы по защите населенных пунктов и сельскохозяйственных угодий от вредного действия вод в прошлом году было заложено 200 тыс. гривен. В этом году так же заложено 200 тыс. гривен.
— Давайте дадим общую оценку.
— Государство в последние годы вообще не финансирует улучшение состояния рек, озер и водных объектов. Мы в министерстве приняли решение, что часть экологического налога, который формирует природоохранную программу, мы будем направлять на работу с водой.
Это меры по расчистке, укреплению берегов и строительству очистных сооружений на малых реках.
— А почему падает уровень воды?
— По нескольким причинам. Первая – изменение климата. Вторая – загромождение источников, которые наполняют реки. Третья – неэффективный забор воды.
Другая история – загрязнение промышленностью воды и воздуха. Мы работаем над серьезной реформой относительно изменения системы мониторинга и контроля выбросов в атмосферу и сбросов в воду.
Мы предложили бизнесу партнерские отношения. Говорим о том, что каждая точка загрязнения воды и воздуха должна быть оборудована за их счет счетчиками, которые будут сертифицированы, стандартизированы и будут считать количество выбросов. Это будет стимулировать у предприятий потребность уменьшать выбросы.
Мы можем говорить, что если вы установите оборудование, уменьшающее выбросы, то мы вам предложим качественный стимул.
Конечно, бизнес стонет и говорит, что «кризис». Мы нашли выход для этой истории. Подписали меморандум с «Укргазбанком» и Международной финансовой корпорацией (IFC) о поддержке кредитования за счет средств западных финансовых институтов для проектов по модернизации украинского производства по уменьшению загрязнения.
Сейчас 16 предприятий готовы взять такие кредиты для уменьшения своих выбросов в атмосферу и сбросов в воду. Первый кредит на покупку и установку фильтров на доменную печь, который даст минус 20% выбросов в атмосферу, взял меткомбинат «Запорожсталь» (входит в «Метинвест» Рината Ахметова и Вадима Новинского – БЦ).
— Какие крупнейшие загрязнители?
— На первом месте теплогенерация (более 70% контролирует компания ДТЭК Рината Ахметова – БЦ). На втором месте – металлурги и химики. В этой ситуации мне безразлично, кто является собственником предприятия – государство или частный инвестор. Уменьшение вредных выбросов – это реальное улучшение окружающей среды, в котором мы живем.
А Украина, по данным Всемирной организации здравоохранения, лидирует по количеству смертей от загрязнения воздуха.
Мы должны понять, что продолжительность жизни человека на 20% зависит от качества медицины, а на 80% от других факторов: от того, что мы пьем, чем дышим, что едим, какой образ жизни ведем.
Автор: Юрий Бутусов
Источник: «БизнесЦензор»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.