ОБЩЕСТВО НЕ ЖДЕТ СЕЙЧАС АРЕСТОВ, ЗАДЕРЖАНИЙ, РАССЛЕДОВАНИЙ. ОБЩЕСТВО ЖДЕТ ПРИГОВОРОВ И СУДОВ, КОТОРЫЕ ПОКАЖУТ, ЧТО К ЛЮДЯМ, КОТОРЫЕ СОВЕРШАЮТ КОРРУПЦИОННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ, БУДЕТ ПРИМЕНЕНО СПРАВЕДЛИВОЕ НАКАЗАНИЕ
– 2016 год стал, по сути, первым годом полноценной работы вновь созданных антикоррупционных органов Украины, созданных с нуля. Удалось ли с вашей точки зрения удовлетворить огромные общественные ожидания, которые есть в отношении Вас?
– Это достаточно сложный вопрос, потому что ожидания были очень высокие. Я уже приводил пример, когда 16 апреля 2015 года я был назначен на должность, а 17-го уже начали задавать вопрос: сколько уже посадили чиновников в тюрьму? И при этом никто не учитывал, что органы еще не созданы фактически. Но это очень такой был мотивирующий вопрос для меня лично, поскольку мы понимали, что фактически нет времени на раскачку.
Мы старались как можно скорее создать этот орган. За 8 месяцев мы вышли на то, что начали первые расследования, и сейчас мы отработали, как вы сказали, год, и можно подвести определенные итоги.
Есть ряд резонансных уголовных дел, которые расследуются, некоторые из них уже расследованы, направлены в суд и по ним идет судебное разбирательство. Есть факты привлечения руководителей центральных органов исполнительной власти, других государственных органов.
То есть такие дела, которых никогда не было в практике правоохранительных органов. Последнее дело – это как раз дело по подозрению председателя ЦИК Охендовского. Поэтому с точки зрения профессионального результата, мне кажется, что мы сработали, возможно, на «четыре». Не так много сделали, как хотелось бы, но, в, то же время, результаты лично меня удовлетворяют.
Но мы видим, что общество пока не ощутило на себе изменений в той мере, чтобы сказать – да, определенный прогресс в антикоррупционной реформе достигнут. И мне кажется, что основная причина здесь в том, что общество не ждет сейчас арестов, задержаний, расследований. Общество ждет приговоров и судов, которые покажут, что к людям, которые совершают коррупционные преступления, будет применено справедливое наказание.
И соответственно те средства, которые арестованы по этим делам, которые были добыты коррупционным путем, будут возвращены в бюджет. И здесь как раз этого результата не удалось достичь. Частично из-за того, что мы только начали реформу судебной ветви власти, частично из-за того, что мы сегодня дискутируем на счет создания Антикоррупционного суда. А этот суд нужен, чтобы дать тот результат, который я сказал.
– Ладно, если вы уже начали сразу про суды, то все-таки антикоррупционные суды, как вы считаете, смогут ли через парламент провести решение? В вашу поддержку и в поддержку этих судов высказались моральные лидеры нации: Вакарчук, Жадан, патриархи церквей. Ваше ощущение: парламент и высшее руководство государства готовы запустить антикоррупционные суды?
– Антикоррупционная реформа двигалась исключительно под давлением западных партнеров, моральных авторитетов, гражданского общества. Думаю, что если это давление не ослабнет, то, в принципе, это реально сделать. Кстати, я считаю, что этот суд возможен, если, например, в феврале запустить законопроект в парламент, принять его, то соответственно до конца года можно его сформировать. Это реально, и единственное в чем может там быть проблема, это голосование в парламенте. Но с учетом того, что идею поддерживают все и неоднократно говорили…
– «Все» – кого вы имеете в виду? Все политические силы, все фракции?
– Имеются в виду те движущие силы, которые движут антикоррупционную реформу – представители гражданского общества, наши западные партнеры, представители Европейского Союза. То есть все, кто до этого активно принимал участие в проведении антикоррупционной реформы.
– Вы упомянули о западных партнерах. Гражданское общество, именно в связи с этим многие политики, в политической среде, вас воспринимают как некое силовое отделение условно «Вашингтонского обкома», так ли это? Есть ли у вас такое ощущение, что вас воспринимают как такого иностранного агента или представителя интересов Запада в Украине?
– Нет, я категорически не согласен с этим суждением. Мы представители интересов украинского народа. И мы выполняем те задания, которые написаны в законе о Национальном антикоррупционном бюро. Выявление, преодоление коррупции в высших эшелонах власти – мы пытаемся это сделать. И если наша работа приводит к определенным выводам в определенных политических кругах, если мы задерживаем людей, которые занимаются коррупцией, именно для этого нас и создавали.
– Насколько вы финансово, например, зависите от иностранных структур?
– Мы финансово не зависим от иностранных структур вообще. Мы финансово зависим от бюджета Украины, который, слава Богу, был принят.
ЕСЛИ ПОСМОТРЕТЬ СУММУ УБЫТКОВ, КОТОРУЮ СЕЙЧАС МЫ РАССЛЕДУЕМ ПО ТЕМ ДЕЛАМ, КОТОРЫЕ НАХОДЯТСЯ В ПРОИЗВОДСТВЕ, ЭТА СУММА СОСТАВЛЯЕТ 82 МИЛЛИАРДА ГРИВЕН
– Чтобы вы назвали главным антикоррупционным делом года?
– Я не хочу выделять какие-то отдельные дела. Каждое дело фактически индивидуальное… Есть более простые дела, есть более сложные дела, мне кажется, выделять какое-то конкретное дело было бы неправильно.
– А по уровню нанесенного ущерба государству?
– По уровню убытков, конечно, это уголовное дело в отношении членов преступной группировки, которую возглавлял народный депутат Онищенко. По этому делу много арестовано имущества, но и по этому делу очень большие убытки, нанесенные государству, почти 3 миллиарда гривен. Но, опять же, если посмотреть сумму убытков, которую сейчас мы расследуем по тем делам, которые находятся в производстве, эта сумма составляет 82 миллиарда гривен. То есть такая достаточно солидная сумма. И эти дела сейчас находятся на стадии расследования.
– Вы говорите «возглавлял криминальную группировку и преступную группу». Преступную группу ликвидировали и ликвидировали преступную схему?
– Да. В этой преступной схеме использовалось три совместные деятельности, они сейчас на сегодня решением судов ликвидированы. Эти решения судов вступили в силу. И тот газ, который ранее шел через эти непрозрачные схемы, сейчас идет сразу в реальный сектор экономики. Я уже приводил пример. После того как мы это сделали, за три года перед арестами от этой деятельности «Укргаздобыча» получила 25 миллионов гривен прибыли, за 4 месяца после ликвидации схемы – 162 миллиона. По-моему, цифры очень очевидны.
– Онищенко сделал ряд резонансных заявлений относительно коррупции в украинской политике. И дал показания иностранным правоохранительным структурам, в частности, американскому Минюсту и британским спецслужбам. Какие производства по его заявлениям открыты, по каким статьям, на какой они стадии расследования?
– Онищенко сделал много заявлений, но большинство этих заявлений имеют такой общий характер. Мы зарегистрировали уголовное производство по 369 статье, это дача взяток. И сейчас проводим расследование. Но мы все-таки ожидаем, что это будут не общие какие-то заявления, а какая-то конкретная информация и конкретные какие-то, если есть, записи. Они существуют сейчас со слов Онищенко, возможно, если он передаст записи, если даст конкретные показания, мы сможем дальше двигаться по этих производствам.
– Что вы имеете в виду «общие заявления», когда он говорит, что он фактически купил депутатский мандат. Это не общее заявление?
– Этот факт мы сейчас проверяем, потому что там есть конкретика в этом заявлении, есть конкретные фамилии, есть конкретные решения судов, есть конкретные решения ЦИК, мы этим занимаемся.
МЫ ПОКА ЧТО ВОСПРИНИМАЕМ ЗАЯВЛЕНИЯ ОНИЩЕНКО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО КАК НАМЕРЕНИЕ ПОЛИТИЗИРОВАТЬ СВОЕ УГОЛОВНОЕ ПРОИЗВОДСТВО, ЧТОБЫ ОТВЛЕЧЬ ВНИМАНИЕ ОБЩЕСТВА ОТ ТОГО, ЧТО НА 3 МИЛЛИАРДА ГРИВЕН НАНЕСЕН УЩЕРБ ГОСУДАРСТВУ
– Кто-то уже давал показания по этому делу?
– Скажем так, люди вызваны и готовятся допросы.
– В заявлениях Онищенко фигурируют и первые лица государства, в том числе и президент. Могут ли теоретически сложиться обстоятельства так, что и он будет давать показания в НАБУ относительно этих заявлений?
– Этого исключать нельзя. Но хотел бы обратить внимание, как менялась риторика господина Онищенко. Если в начале расследования он заявлял, что это его честный бизнес, а НАБУ отбирает у него бизнес, никаких доказательств нет, то сейчас он фактически признает то, что «да, там были какие-то определенные схемы, но мое дело политизировано, потому что я такой там герой». Поэтому мы пока что воспринимаем его заявления исключительно как намерение политизировать свое уголовное производство, чтобы отвлечь внимание общества от того, что на 3 миллиарда гривен нанесен ущерб государству. И это, мне кажется, его основной мотив.
– Безусловно, вы с Назаром Холодницким, руководителем Специализированной антикоррупционной прокуратуры синхронно заявили о том, что Онищенко политизирует дело для того, чтобы отвлечь внимание от собственных уголовных злодеяний. Но, тем не менее, такие крупные схемы…
– Я хочу обратить ваше внимание, что он как раз пытается отвлечь внимание заявлениями о совершении им других преступлений. Он же в первую очередь признает, что он совершал преступления. Это как раз и было главной причиной, почему было зарегистрировано уголовное производство. Потому что у нас громких заявлений в эфире звучит много. Но это заявление отличается от других тем, что человек фактически признает себя виноватым в определенных коррупционных преступлениях, новых, тех, что мы еще не расследовали. Здесь как раз эта специфика дала нам основания для регистрации. Я называю это его заявление, как «явку с повинной», сделанную в прямом эфире. Это и было главной причиной регистрации этого уголовного производства.
– Но, тем не менее, вы сами понимаете, что это большая коррупционная схема. А крупные коррупционные схемы не могут существовать без политической «крыши» и без политических связей в высших эшелонах власти. Есть ли в этом деле Онищенко кто-то выше, чем он сам? Кого вы подозреваете, кто фигурирует в этом деле?
– Очень трудно определить, каким критерием определять кто выше, кто ниже. У нас есть ситуация…
– Такое хищение невозможно без высокой политической «крыши», грубо говоря. Кто эта «крыша» в деле Онищенко?
– По делу мы видим, что есть ряд должностных лиц “Укргаздобычи”, которые способствовали тому, что народный депутат фактически имел возможность на этой коррупционной схеме наживаться. И как раз здесь Онищенко – это не последний обвиняемый, есть и те люди, которые вместе с ним работали по этой схеме. Также будет дана оценка в ближайшее время работникам «Укргаздобычи», только благодаря которым эта схема вообще стала возможной.
– Что есть политического такого… «Укргаздобыча» – это, все-таки, предприятие…
– Таких показаний в деле нет. То есть схема, есть доказательства этой схемы, есть видение, как эта схема работала. В принципе, то, что мы установили, это уже довольно много раз рассказывалось, сама схема была обнародована, достаточно понятная для широкой общественности.
– Как вы ожидаете, когда возможны приговоры по делу Онищенко?
– Здесь все будет зависеть от того, когда его, возможно, задержат, когда его экстрадируют, потому что я знаю, что сама процедура экстрадиции, возврата очень длительный срок занимает. Поэтому здесь трудно спрогнозировать, когда все произойдет.
– В отношении других фигурантов? Там же десятки людей.
– Есть уже приговоры, которыми утверждены соглашения с этими фигурантами. Которые не совершали в составе преступной организации тяжких преступлений, они способствовали следствию, давали признательные показания на других членов преступной группировки – эти приговоры уже есть. Те участники, которые не имеют контакта с органами досудебного расследования, по ним дело будет направляться в общем порядке.
Возможно по тем фигурантам, которые отсутствуют, будет применена заочная процедура осуждения. Или, если все же будет задержание, будет экстрадиция, будем ждать и направлять в общем порядке. То есть здесь сейчас трудно спрогнозировать, все будет зависеть от того, как будет развиваться ситуация. Вы же видите, что Интерпол очень долгое время не дает ответ…
Вот мы одновременно направляли, даже позже, материалы по Чаусу. Чауса объявил в розыск Интерпол, это решение уже принято, нам об этом уже сообщили. Что касается Онищенко, к сожалению, очень длительная процедура, это также существенно повлияет на дальнейшее развитие событий именно в части его задержания и экстрадиции. Поэтому очень трудно дать прогноз именно по нему. Возможно, там через несколько недель информация будет более конкретной, можно будет об этом говорить более конкретно, когда это будет.
– Какие последствия вы прогнозируете по тем фактам, что Онищенко дал показания иностранным спецслужбам в частности?
– Мы это знаем исключительно с его слов. У нас нет официальных подтверждений, что он кому-то давал какие-то показания. Это все сделано с его слов, поэтому мне сейчас сложно давать оценку, я не знаю, насколько это правда.
– Пленки Онищенко. Каковы ваши ожидания по этому поводу, станет ли это таким главным трендом нового года?
– Опять же, на сегодня есть только один элемент, который сделан после арестов, после задержаний. Других записей нет. И, опять же, о них известно исключительно со слов Онищенко, поэтому здесь очень трудно делать какие-то прогнозы, возможно их и нет.
СУДЕБНАЯ СИСТЕМА НЕ СОВСЕМ ГОТОВА К ТЕМ ДЕЛАМ, КОТОРЫЕ МЫ НАПРАВЛЯЕМ, ПОЭТОМУ МЫ ПОСТОЯННО ПОДЧЕРКИВАЕМ НЕОБХОДИМОСТЬ СОЗДАНИЯ АНТИКОРРУПЦИОННОГО СУДА
– Еще одно резонансное дело, которое началось раньше, чем дело Онищенко, – это дело Мартыненко. На каком этапе оно сейчас находится, все про него забыли, он уже не депутат, он сложил свой депутатский мандат.
– Не забыли о нем. Об этом постоянно спрашивают, и мы об этом постоянно говорим, периодически мы видим определенную истерию стороны защиты в этом деле, адвокатов господина Мартыненко, которые пытаются, опять же, говорить о непрофессионализме. Говорить о том, что мы любой ценой хотим это дело довести до суда. Я могу сказать только одно: дело чрезвычайно сложное и не только в части сложности следственных действий, а также в части того, что очень много международных поручений по этому делу. Схемы очень запутанные, и фактически мы направляли по этому делу международные правовые поручения в восемь стран. Не все страны добросовестно и очень быстро выполняют эти поручения. Если мы говорим о Латвии, то это достаточно быстро, и с латвийскими коллегами у нас такие хорошие отношения. Если говорить об австрийских коллегах, там намного хуже ситуация.
Сейчас мы фактически это все собрали, и, зная ожидания от этого дела, зная то, что мы взяли ответственность за это дело, я с уверенностью могу сейчас сказать, что и у меня, и у антикоррупционного прокурора Назара Холодницкого есть общее видение того, что мы наработали. И в ближайшее время будет принято окончательное решение, которое общество ждет по этому делу. И я не могу согласиться, что о нем забыли. О нем постоянно спрашивают, мы осознаем свою ответственность в этом деле. И сейчас мы готовы принять окончательное решение.
– А сама схема ликвидирована, или она продолжает действовать в государстве?
– Можно сказать, что схемы больше уже нет. Это уже постфактум мы расследуем то, что было сделано.
– То есть Мартыненко не зарабатывает на государственном бюджете Украины сейчас?
– Сейчас в деле таких данных нет, что сейчас идет такой процесс.
– Когда состоится возможное решение судов по делу Мартыненко? И есть ли он вообще в Украине сам? Он будет на суде?
– Прогнозировать решения судов, я уже об этом говорил, еще раз повторю, очень трудно. Почему? Приведу пример. Мы направили дело в суд в мае прошлого года в отношении работника прокуратуры, который пытался дать взятку членам конкурсной комиссии по трудоустройству в НАБУ. Простое дело, один эпизод, есть там определенные свидетели, имеется применение специальной техники, но до этого времени приговора по делу нет. И это как по объективным причинам, так и по субъективным, то один судья ушел в отпуск…
Судебная система, в принципе, не совсем готова к тем делам, которые мы направляем, поэтому мы постоянно подчеркиваем необходимость создания антикоррупционного суда. Тогда будет немного понятнее, тогда можно будет проанализировать какие-то результаты, именно в судебном разбирательстве.
Сейчас я скажу откровенно: сроки рассмотрения наших производств, которые мы передали в суд, меня крайне не удовлетворяют. И это реально наша проблема, поэтому я постоянно говорю о том, что судебная реформа – это тот последний вызов, если мы его достойно пройдем, то это будет точка невозврата нашей реформы. Потому что мы прекрасно понимаем, что общество ждет все-таки приговоров судов, и это самая большая проблема сейчас для нас. И мы стараемся сделать все, чтобы эту проблему решить, но наиболее такой решительный шаг в этом будет – это создание антикоррупционного суда.
– Под занавес уходящего года государство решило национализировать «Приватбанк», как огромный банк, который представляет угрозу стабильности государства, поскольку фактически половина страны является клиентами этого банка. Значительная часть получает зарплату через него. Фактически государство напрямую обвиняет эту финансовую институцию в отмывании денег и выводе средств за границу. Есть ли производство в отношении должностных лиц «Приватбанка» или акционеров владельца «Приватбанка»? НАБУ занимается этим делом?
– Осуществление действий в отношении работников банка – это не совсем наша подследственность. Но если в этих схемах, возможно, задействованы представители Национального банка Украины, то, в принципе, это наша компетенция. У нас есть уголовное производство, которое касается ряда банков, которые выводили средства рефинансирования за границу через австрийские банки и в дальнейшем на офшорные компании. Это производство мы расследуем, но оно сейчас на начальном этапе, дело весьма сложное. Говорить, когда там появятся первые подозреваемые, сейчас я не буду.
– То есть там еще даже нет подозреваемых.
– Сейчас нет подозреваемых. Это связано с тем, что мы должны отследить эти потоки. Мы видим, что деньги ушли из Украины, сейчас мы пытаемся найти, куда они дошли. Опять же, это связано с большим количеством международных правовых поручений.
– О, все же, об Игоре Коломойском. Какова судьба производства относительно другой его компании – «Международных авиалиний Украины»? Вы делали заявление об открытии такого производства, какова его судьба?
– Был составлен проект сообщения о подозрении представителям «Международных авиалиний Украины» и бывшему председателю Госавиаслужбы. Мысли детективов по этому поводу не совпали с мыслями антикоррупционных прокуроров, поэтому в таком случае процессуальное законодательство дает возможность следователю, в нашем случае детективу, обжаловать это вышестоящему прокурору. В данном случае вышестоящим прокурором является Луценко – генеральный прокурор. Была соответствующая жалоба подана туда.
– А сейчас что?
– Сейчас еще ответа на эту жалобу не получили.
ЧТО КАСАЕТСЯ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ, У НАС ТАКИЕ ОПОСРЕДОВАННЫЕ ОТНОШЕНИЯ, ОНИ ЗА НАМИ НЕ ОСУЩЕСТВЛЯЮТ НАДЗОР, И ПОЭТОМУ НАЗВАТЬ ЭТО СОТРУДНИЧЕСТВОМ ЭТО ОЧЕНЬ ТРУДНО
– Понятно. Относительно вашего сотрудничества с САП, с Генеральной прокуратурой, как в этом треугольнике вам удается сосуществовать? И можно ли говорить о системном конфликте в нем?
– Я бы не называл это треугольником… Есть два новых антикоррупционных органа – НАБУ и САП. Я неоднократно говорил, что создание специализированной Антикоррупционной прокуратуры фактически спасло нашу институцию. Если бы осталась в силе первоначальная редакция нашего закона, там где анализ просто осуществляла Генеральная прокуратура, фактически не было бы того результата, который мы имеем.
То есть если посмотреть, мы привлекли только за последнее время двух руководителей Счетной палаты, ЦИК. Очень серьезное дело в отношении Онищенко – это то, что сейчас фактически уже на стадии окончания.
Я уверен, что если бы не было Антикоррупционной прокуратуры, этого результата бы не было. Поэтому и концепция Антикоррупционной прокуратуры появилась в законодательстве Украины в феврале 2015 года. Кстати, это господин Луценко и предлагал, когда был народным депутатом. И поэтому для нас наивысшая инстанция на стадии досудебного расследования – это Антикоррупционная прокуратура.
Единственное, что мы иногда сотрудничаем лично с Генеральным прокурором, когда это касается определенных его исключительных полномочий. Как пример, антикоррупционный прокурор не может внести представление в Верховную Раду относительно народного депутата. И когда мы вышли по делу Онищенко на тот результат, то мы обратились лично к Генеральному прокурору, он нас поддержал, и вы сами знаете результат – иммунитет был снят.
То же касалось дела, например, по председателю Счетной палаты. Опять же, согласно Уголовному процессуальному кодексу лично генеральный прокурор объявляет подозрение председателю Счетной палаты, поэтому мы собрали материал, собрали доказательства и передали генеральному прокурору. Опять же, он нас поддержал, согласовал подозрение, и расследование сейчас завершается, и будем передавать дело в суд.
То есть в этой части сотрудничество, поскольку мы вынуждены сотрудничать. Но что касается Генеральной прокуратуры, у нас такие опосредованные отношения, они за нами не осуществляют надзор, и поэтому назвать это сотрудничеством это очень трудно.
Иногда мы с отдельными подразделениями сотрудничаем. Вот, например, обратился ко мне начальник Главного следственного управления Горбатюк: «Помоги провести обыски, дай своих детективов из Управления специальных операций». Это законом разрешается, письменно обратился, мы его поддержали, провели эти обыски. Сотрудничество такое есть, то есть мы всегда открыты к сотрудничеству, мы всегда находимся в позиции миролюбивой.
25 ЛЕТ ОНИ ИМЕЛИ МОНОПОЛИЮ НА ПРИВЛЕЧЕНИЕ ЛЮДЕЙ ЗА КОРРУПЦИЮ. ЭТА МОНОПОЛИЯ НАРУШЕНА, ИМЕННО В ОТНОШЕНИИ ВЫСШИХ РАБОТНИКОВ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ. ПОТОМУ, КОНЕЧНО, ЭТО ИМ НЕ НРАВИТСЯ
– Ну, у вас не на столько «миролюбивые» позиции, у вас и Генпрокуратуры, было силовое столкновение этих структур фактически.
– Силовое столкновение было из-за того, что мы просто выполняли свою работу. Если сейчас проанализировать, что сделано в направлении Генеральной прокуратуры, ну давайте будем объективными. Кто когда задерживал прокурора области? Один был пример: Давид Сакварелидзе – так называемые «бриллиантовые прокуроры», мы задержали двух. Кто когда задерживал работников Генеральной прокуратуры? Мы задержали трех. То есть, конечно, такая ситуация Генеральную прокуратуру не совсем удовлетворяет. Поэтому, конечно, есть такие инциденты…
Читайте также: Артем Сытник: Пока работает НАБУ, ни один прокурор не может себя чувствовать в безопасности
– Генпрокуратуру не удовлетворяет то, что вы открываете производство в отношении ее сотрудников по политическим причинам?
– Ну конечно, если 25 лет они имели монополию на привлечение людей за коррупцию. Эта монополия нарушена. И монополия возбуждена именно в отношении высших работников Генеральной прокуратуры. Потому, конечно, это им не нравится. Но эти инциденты уже ни в коем случае нас не остановят, и мы в дальнейшем будем проводить эту работу.
– И под конец года, опять же, Юрий Луценко для НАБУ закрыл доступ к Единому реестру досудебных расследований. Как это повлияет на работу НАБУ?
– Я хотел бы разъяснить эту ситуацию. У нас есть доступ к реестру у детективов в порядке Уголовного процессуального кодекса в ходе расследования уголовных производств. Также у нас был доступ, лично у меня, у директора, первого заместителя, у заместителя полный доступ к реестру досудебных расследований, базам данных. Это право нам предоставляется статьей 17 закона Украины «О Национальном антикоррупционном бюро».
Когда я был назначен, я обратился к генеральному прокурору, тогда еще Шокину, он дал нам этот доступ. В дальнейшем были внесены изменения в положение об этом реестре. Там было четко прописано, что директор НАБУ и его заместители имеют право полного доступа для того, чтобы видеть ситуацию, что происходит вообще в реестре.
К сожалению, Юрий Витальевич решил, что это незаконный доступ, поэтому он решил его отменить. С этой позицией мы категорически не соглашаемся, поскольку мы имеем право на доступ ко всем базам данных государственных органов, в том числе и тем базам данных, администратором которых является Генеральная прокуратура.
– Ну а с чем вы связываете такое решение Генпрокурора?
– Это решение генпрокурора, я с ним не согласен – это единственное, что могу прокомментировать.
– Он намекает на какую-то утечку информации, которая произошла из НАБУ. О чем речь?
– Я не знаю, о чем речь. Мне этот виток информации неизвестен. Свою позицию, позицию НАБУ по поводу этого решения мы написали. Надеюсь, что все-таки, что это небольшое недоразумение, и этот доступ будет восстановлен, поскольку мы имеем на это право. А если там есть какие-то данные, то я готов их прокомментировать, но никто никаких данных мне об этом не передавал.
НИКТО НЕ МОЖЕТ ИЗ ПРАВИТЕЛЬСТВА, ИЗ АДМИНИСТРАЦИИ ПРЕЗИДЕНТА, ИЗ ПАРЛАМЕНТА ПОЗВОНИТЬ И СКАЗАТЬ, ПОПРОСИТЬ ЧТО-ТО
– Вы неоднократно, и Холодницкий также, говорили о процессуальной и политической независимости новых антикоррупционных органов. Что вы в это понятие вообще вкладываете? И насколько часто осуществляются попытки влиять на вас и каким образом?
– Всегда, когда мы говорим, а мы говорим о независимости, я говорю об операционной и об институциональной независимости. То есть фактически единственным органом, который может вмешиваться в законном порядке в наши расследования, является Антикоррупционная прокуратура.
У нас есть такая операционная независимость, это имеется в виду, что мы имеем все подразделения, которые дают нам возможность самостоятельно проводить расследование и не обращаться за помощью в другие правоохранительные органы. Это очень важно для нас, поскольку мы видим, что не всегда правоохранительные органы настроены на сотрудничество и настроены помогать нам.
И это для нас критически важно, и все подразделения созданы, запущены, и мы имеем такую автономность в этом. Также никто не может ни из правительства, ни из Администрации президента, ни из парламента позвонить и сказать, попросить что-то. Потому что в самом расследовании задействовано много человек, детективов, у нас нет ни одного дела, где был бы один детектив по делу. Есть группа детективов, которая подчиняется руководителю подразделения детективов, над которыми осуществляет контроль первый заместитель директора НАБУ.
По каждому делу Холодницкий создает группу прокуроров. Фактически любое вмешательство, а вы сами знаете, какой огромный публичный интерес к тем расследованиям, которые проводит НАБУ вместе с САП, любое вмешательство будет видно вам в первую очередь, журналистам. Я намеренно создавал такую систему, пытался создать, чтобы эти все попытки воздействия, если они и были бы, были невозможны именно по тем причинам, о которых я только что говорил.
– То есть вы не можете позвонить своему детективу и сказать, дать ему какие-то прямые указания? Если вам звонит, условно говоря…
– Мне никто не звонит. Конечно, я ни в коем случае никогда детективу или прокурору не дам незаконных советов либо указаний. Мы постоянно проводим работу среди наших детективов и постоянно говорим о том, что единственный способ спасения… Поскольку много людей мечтает ликвидировать эти антикоррупционные органы, дискредитировать их, пытаются путем внесения определенных изменений в законодательство это сделать, где регистрируются постоянно проекты, направленные на уничтожение или лишение полномочий.
Мы постоянно говорим своим подчиненным, что единственный способ выжить в такой ситуации, когда тебя каждый хочет дискредитировать или уничтожить, это двигаться исключительно в рамках правового поля. Без всяких там воздействий, указаний, как закон пишет, так и расследуй. И все – это единственная гарантия выжить. Ну и соответственно не оказывать никакого выборочного подхода, то есть реагировать на все случаи коррупции по мере того, какие есть у НАБУ.
– Как часто вас зовут на встречи Порошенко, Гройсман, Луценко?
– Вообще никто никогда не зовет. Бывает, конечно, там такие рабочие встречи, ну это довольно редко. Ну, например, с Юрием Витальевичем обсуждали, когда прошло е-декларирование, мы говорили, как можно, в принципе, в каком направлении мы будем двигаться, в каком направлении может двигаться Генеральная прокуратура.
– А насчет Порошенко?
– Фактически я не помню, когда последний раз это было. Иногда мы встречаемся на заседании Антикоррупционного совета, который создан при Администрации президента. Там иногда мы собираемся для того, чтобы обсудить важнейшие вопросы. Того же самого создания антикоррупционного суда.
МЫ ПОСЧИТАЛИ, У НАС БОЛЕЕ 22 ТЫСЯЧ ЧИНОВНИКОВ, КОТОРЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИ МОГУТ БЫТЬ ПОДСЛЕДСТВЕННЫ АНТИКОРРУПЦИОННОМУ БЮРО И СООТВЕТСТВЕННО САП
– Почему антикоррупционные органы, и вы, и САП, отказались от фактически всей сферы оборонного заказа? Ведь это огромный кусок государственного бюджета, который делят между собой, в том числе компании, аффилированные с представителями власти. И определенная взаимосвязь, точнее логическая связь, привязка к вашим органам, там теоретически должна быть. Есть информация, что вы с Назаром Холодницким просто между собой договорились эту сферу вообще не трогать.
– Мне интересно, откуда получена такая информация? Она не соответствует действительности. Во-первых, я не знаю, откуда информация, что мы вообще туда… У нас есть уголовные производства.
– Есть?
– Конечно, есть, и не одно оно. Я согласен, просто очень большое хозяйство в стране, возможно, самый большой бюджет у нас – оборонный бюджет. И здесь я согласен, но…
– Минобороны сейчас самый щедрый фактически заказчик в государстве.
– Это связано с тем, что у нас война идет на территории Украины. Но что мы там о чем-то договорились, это не соответствует действительности. У нас есть производство, но вы должны учитывать, что у нас 150 детективов, сейчас их будет чуть больше – 250 максимальный штат. Прокуроров там 50. У нас не только же сектор обороны. То есть мы фактически занимаемся, мы посчитали, у нас более 22 тысяч чиновников, которые теоретически могут быть подследственны Антикоррупционному бюро и соответственно САП. У нас детективы точно не гуляют, у нас 300 уголовных производств постоянно расследуются. И поэтому здесь нельзя согласиться, что мы там… У нас есть дела по оборонному комплексу.
С САМОГО НАЧАЛА БЫЛО ПОНЯТНО, ЧТО ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРЕДПРИЯТИЯ ЯВЛЯЮТСЯ ОЧЕНЬ БОЛЬШИМ РАССАДНИКОМ КОРРУПЦИИ
– А как вы вообще распределяете приоритеты? Или вы определили какие-то ключевые приоритеты, где коррупции больше всего и вы ими занимаетесь? Я знаю, что вас «спамят» буквально представлениями относительно коррупционных правонарушений. И вы обязаны возбуждать производство, открывать производство?
– Количество обращений очень большое, это действительно так. У нас много судов, мы не вносим автоматически все, что к нам поступает, потому что это было бы тысячи дел за неделю.
Что касается приоритетов, то для себя определились с самого начала, что для меня был приоритет лично – судебная ветвь власти. И мы в этом направлении очень активно работаем. Более 10 судей привлечено к ответственности именно за коррупцию. Также мы параллельно сотрудничаем с Высшей квалификационной комиссией в этом направлении.
Также с самого начала было понятно, что государственные предприятия являются таким очень большим рассадником коррупции. И мы так достаточно плотно по ним прошлись, те же дела по ОПЗ, по титано-магниевым комбинатам и по ряду других. То есть это как раз приоритеты, и есть определенные результаты. Ну, вот я приводил результат по ГП «Укргаздобыча», когда ликвидируются схемы, соответственно в десятки раз увеличивается прибыль – такие приоритеты.
А между подразделениями детективов у нас есть такая определенная специализация, когда там, например, первое подразделение занимается судьями, оборонным комплексом. То есть идет специализация между подразделениями: кто-то занимается сферой образования и охраной здоровья, а кто-то занимается государственными предприятиями.
– Я хотела бы уточнить по военному комплексу: есть производство относительно должностных лиц, скажем, «Укроборонпрома»? Чего касаются, эти производства?
– В том числе в отношении должностных лиц «Укроборонпрома».
– Когда можно будет узнать об этом больше?
– Я думаю, что в ближайшее время по этой категории дел будут первые подозрения, возможно. Не хочу делать точный прогноз, но где-то так.
– Государственные предприятия традиционно в Украине – это главные потребители денег из бюджета, хотя они должны приносить бюджету деньги. Какие схемы удалось ликвидировать на государственных предприятиях?
– Ну, вот буквально недавно читал новость, пример работы государственных предприятий. Есть государственное предприятие, зерновая компания ГПЗКУ – Государственная продовольственная зерновая корпорация Украины – у нас там по этим предприятиям было три производства. Два из них уже закончено, и по этим производствам 88 миллионов было возмещено государственному предприятию. Возвращены те средства, которые были украдены с этого предприятия.
Сейчас я читаю, что за короткий период времени, после того как мы начали это расследование, чистый убыток предприятия уменьшился в 4 раза. Это как раз пример системной работы в направлении преодоления коррупции на государственном предприятии. То же самое государственное предприятие «Укргаздобыча» – та же ситуация. Это дает свой результат. Единственное, сейчас еще пару производств есть по ОПЗ, это было только первое производство. Я надеюсь, что эта работа положительно отразится на работе этого предприятия.
ЕСЛИ РАНЬШЕ КРИТИКА БЫЛА «ВЫ НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТЕ», СЕЙЧАС «НУ ДА, ВЫ ЧТО-ТО ТАМ ДЕЛАЕТЕ, НО У ВАС ПРИГОВОРОВ НЕТ». И ЭТИМ КАК РАЗ ПЫТАЮТСЯ СПЕКУЛИРОВАТЬ, ЭТИМ ПЫТАЮТСЯ ДИСКРЕДИТИРОВАТЬ. «ВОТ ВЫ НИЧЕГО НЕ ВЕРНУЛИ В БЮДЖЕТ»
– По Охендовскому. Мы с самого начала тоже о нем говорили. Складывается впечатление, что иногда новые антикоррупционные органы в том числе, ну и Генпрокуратура тоже этим страдает, берутся за такие объекты, которые им явно не по зубам. Охендовский, конечно, образованный в юридическом плане человек, который огромное количество времени провел на посту председателя ЦИК, и вообще в ЦИК до того работал. Насколько это дело имеет перспективы?
– Честно говоря, я не думаю, что детективам или прокурорам так сильно «не по зубам»…
– Ну, смотрите, вот Портнов, например. Генпрокуратура делает громкое заявление, тут же Портнов показывает фотографии, где он в центре Европы…
– Нет у нас такой градации «по зубам – не по зубам», все идет исключительно по тому, какие доказательства мы собрали. Я могу сказать, что касается Охендовского, например. Очень длительный срок шла экспертиза по этим подписям в тех материалах, которые называют «черной бухгалтерией».
Конечно, здесь есть определенные у меня предостережения, были, потому что сама экспертиза, по сути, проста. Почерковедческая экспертиза относится к категории простых экспертиз, по тому объему материалов, которые были предоставлены экспертам, делается за несколько дней. Но эта экспертиза длилась несколько месяцев. И буквально недавно мы получили выводы, что эти подписи действительно принадлежат ему. И в совокупности с другими доказательствами было принято решение следователем и прокурором объявить это подозрение. Поэтому мы не учитываем статус человека, а мы учитываем то, какие собраны доказательства и дают ли они основание…
– Вопрос не в статусе, а в том, что эти люди, очевидно, совершая уголовные преступления, могли это понимать и прятать следы. И делать это таким образом, чтобы…
– Еще раз повторю. Подозрение объявляется – так в законе прописано – тогда, когда есть достаточные данные полагать, что лицо совершило преступление. Эти данные были, по мнению детектива, получены, он составил это подозрение, он предъявил прокурору эти доказательства. Прокурор, изучив все доказательства, принял решение, что действительно их достаточно для того, чтобы говорить, что есть основания для объявления подозрения и согласовал это подозрение. Вот и все, очень такой простой рецепт. А кто это, мне кажется, не так существенно.
– Вы видите в этом деле определенные перспективы? «Черная бухгалтерия» заглохла или будет развиваться?
– Как заглохла, если подозрение председателю ЦИК…
– Пока только Охендовский.
– С подозрением да. Но там проведен достаточно большой объем работы по этому делу. И я уже говорил о том, что они очень тесно пересекается с делом, которое расследует подразделение Горбатюка. Ну, вот я приведу пример. Фигурируют записи там о выдаче определенных сумм денежных средств, якобы для судей Конституционного суда, которые вернули полномочия Януковичу. Дело в Генпрокуратуре относительно судей Конституционного суда.
Поэтому, я думаю, что часть этих материалов будет передана, возможно, будет создана совместная группа с подразделением Горбатюка. Поскольку самостоятельно, автономно ведем эти дела, мы видим, что сейчас мы подошли к тому, что должны вместе работать. Поскольку у них там узурпация власти расследуется, и в отношении судей Конституционного суда, относительно подкупа депутатов, относительно «титушок» тех самых. Это все очень тесно пересекается с делом так называемой «черной бухгалтерии».
Поэтому я не исключаю создания и совместной группы или частично передачи материалов в Генпрокуратуру Украины, поскольку это дело у них расследуется уже больше чем два года.
– Ваша задача-максимум на новый год? И видите ли вы возможность снижения индексов коррупции в стране или снижения самой коррупции? По каким-то объективным показателям.
– Я убежден, что на индекс коррупции повлияет на то, как мы будем проводить судебную реформу. У Украины есть амбициозный план относительно проведения конкурса судей Верховного суда. Мы там также будем принимать участие. Постоянно проводим рабочие совещания с председателем Высшей квалификационной комиссии судей. Если будет показан положительный прогресс в направлении осуществления судебной реформы, если будет осуществлен прогресс и создан антикоррупционный суд, если сейчас заработает Агентство по выявлению, поиску, управлению активами – очень важный орган, поскольку мы сейчас видим, что много имущества за рубежом.
Как раз мы очень рассчитываем на помощь этого Агентства и готовы поддержать в его создании, чтобы оно как можно быстрее заработало. То тогда этот индекс будет значительно лучше. Поэтому стратегические задачи для нас такие – добиться создания антикоррупционного суда, принять активное участие в судебной реформе, поддержка тех новых антикоррупционных органов, которые действительно желают работать, менять страну, ну и главное – расследовать те производства, которые входят в подследственность Антикоррупционного бюро, показывать по ним прогресс и достигать приговоров суда.
– Другими словами, вам для того, чтобы продемонстрировать этот прогресс, нужен хотя бы один приговор в ваших делах.
– Конечно, мы это понимаем. Понимаем, что этот год будет для нас решающим, поскольку даже те критиканы, популисты, которые постоянно с нами борются, их акцент критики сместился. Если раньше критика была «вы ничего не делаете», сейчас «ну да, вы, что-то там делаете, но у вас приговоров нет». И этим как раз пытаются спекулировать, этим пытаются дискредитировать. «Вот вы ничего не вернули в бюджет».
И мы это понимаем, и мы видим это как наш основной приоритет в работе. У нас на 3 миллиарда гривен арестованного имущества, наличных денежных средств, другого движимого, недвижимого имущества. Оно лежит без движения и не может попасть в бюджет, потому что, опять же, нет приговоров судов. Поэтому это для нас стратегически важно. Мы это осознаем, мы – это НАБУ и Антикоррупционная прокуратура.
Автор: Татьяна Даниленко
Источник: 5 канал
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.