Президент Петр Порошенко обещает, что новый Верховный Суд заработает уже в этом году. Правда, сам пока не спешит принимать решение относительно тех 111 кандидатов в судьи ВС, которых после конкурса утвердил Высший совет правосудия и направил ему на подпись. Среди них – Валентина Данишевская. Она – директор Центра коммерческого права, а в прошлом – судья. «Цензор.НЕТ» расспросил Валентину Ивановну про ее видение ситуации и будущего.
Читайте также: You pay peanuts, you get monkeys, или почему дешевые судьи – это слишком дорого
«ВЗЯТОЧНИКОВ ВЫСОКОЙ ЗАРПЛАТОЙ НЕ ВЫЛЕЧИШЬ»
— О вас не так много информации в интернете. В основном пишут, что вы работали судьей Арбитражного суда Запорожской области, но в 2001 году ушли на должность директора Центра коммерческого права. Почему? Это, достаточно серьезное решение, ведь оно требовало не только смены работы, но и сферы деятельности и места проживания.
— Для меня это решение было неожиданным. На то время я уже около 10 лет проработала судьей (арбитром), перед тем – в ведомственном арбитраже. Чувствовала себя достаточно комфортно. Работы было много, но мне там нравилось. Кроме обычных судейских дел я имела удовольствие быть приглашенной к работе над проработкой проектов законов, разъяснений для судей по применению законодательства. Эта работа проводилась под эгидой Высшего хозяйственного суда при поддержке Агентства Соединенных Штатов Америки по международному развитию. Это позволило мне познакомиться со многими экспертами, в том числе международными.
Поэтому когда был объявлен конкурс на должность директора Центра коммерческого права, мне посоветовали принять в нем участие. Отмечу, что в то время происходила судебная реформа – создавались апелляционные суды, кассационный суд. Я имела основания надеяться, что мне поступит предложение перейти в высшую инстанцию.
Но переезд, в другой город, тем более в столицу, требовал немалых денег. На то время мой муж тяжело травмировался и не работал. У меня заработки были небольшие, а сбережений у нас еще не было, чтобы иметь возможность снимать квартиру и некоторое время (пока государство не обеспечит жильем) проживать в ней всей семьей. Поэтому я все же согласилась попробовать себя в конкурсе в Центре коммерческого права, ведь за этим стояла не только интересная работа, но и увеличение доходов.
— Значит, такие изменения не связаны с тем, что вам стало некомфортно работать в суде?
— Нет. Конечно, были некоторые моменты – у нас сменилось руководство, которое не было в восторге от моих поездок на конференции и семинары. А мне было там интересно, потому что заниматься только рассмотрением дел стало тесновато. Но это ограничение не было основной причиной, почему я сменила работу. Это, скорее, условия, в которых я принимала это важное решение. В конце концов, я поехала на конкурс. Для меня это было очень волнительно, ведь конкурсная комиссия почти в основном состояла из американцев, среди которых, кстати, были и бывшие судьи. А дальше было увольнение по собственному желанию, которым я удивила почти всех своих коллег и знакомых.
— До того, во время работы судьей, были ли случаи, когда вам предлагали взятку?
— Знаете, я начала работать во времена, когда такого явления вообще не существовало. Особенно в хозяйственных судах, где почти не было частных интересов. Там никто никому ничего не предлагал. Только когда проходила приватизация, и начал развиваться частный бизнес, а также появилась возможность обжаловать решение государственных органов, к хозяйственным судам начал возникать тот интерес, о котором вы спрашиваете.
Не помню, чтобы мне когда-то приходилось бороться с искушением, мало кто решался об этом говорить, но один случай все же запомнился. Как-то один мужчина прямо в кабинете пытался дать мне сто долларов. Я сейчас не вспомню, что это было за дело, но стресс от этого помню до сих пор. Он еще и обиделся: «Я не понимаю, почему не берешь?! Я же тебя просто так даю!».
— Одним из предохранителей коррупции считают достойную зарплату. У судей Верховного Суда она будет высокой. В нынешней экономической и социальной ситуации в стране, по вашему мнению, какой должна быть справедливая заработная плата судьи, чтобы не было соблазна брать взятки?
— С одной стороны, каждой семье нужны средства, потому что есть обычные человеческие потребности. Обычно люди ищут, где и как можно больше зарабатывать. Судья ограничен в возможностях зарабатывать где-либо, поэтому вызовы судьбы могут ставить его перед непростым выбором.
Между тем согласиться на взятку (не только для судьи, но и для человека другой профессии) мешает самоуважение. Есть люди, которые, несмотря на то, какими бы бедными они не были, не способны обменять свое честное имя и авторитет на деньги. Вот это и есть, на мой взгляд, сдерживающий фактор. Когда мы говорим, сколько нужно денег, чтобы не было соблазна, я не знаю. Государство должно давать столько, сколько сможет, для того, чтобы как можно меньше судей стояли перед таким выбором в трудные для себя времена. Взяточников высокой зарплатой не вылечишь, но нужно заботиться о том, чтобы честных тем временем не потерять, ведь «лиха беда начало».
— Сейчас, когда вы идете работать в Верховный Суд, это для вас — определяющий фактор?
— Для меня ничего в материальном плане не меняется. Я и здесь имею приличную заработную плату.
«ОТСУТСТВИЕ ОПЫТА РАССМОТРЕНИЯ ДЕЛ У АДВОКАТОВ И УЧЕНЫХ, КОТОРЫЕ ПРОШЛИ В ВС, НЕ СПОСОБНО НАВРЕДИТЬ»
— Как повлияет на работу суда то, что в его состав попали адвокаты и ученые? Это же люди без опыта принятия судебных решений.
— Их участие будет полезным. Если нас много, а большинство – это судьи, то отсутствие опыта рассмотрения дел у адвокатов и ученых просто не способно навредить. Наоборот, это поможет пересмотреть некоторые позиции, преодолеть, возможно, какие-то стереотипы, и, в конце концов, осовременить практику. Судьи, кстати, всегда, тяготели к научной мысли, и этому подтверждение – Научно-консультативные советы при судах.
— Как вы восприняли то, что Общественный совет добропорядочности забраковал каждого четвертого кандидата на должность судьи Верховного Суда?
— По сути этой работы мне сказать нечего, ибо я не знаю большинства тех людей, относительно которых возражал Общественный совет добропорядочности. Однако то, что ОСД участвует в этом процессе – это позитив. Ведь это был набор в высшую судебную инстанцию, да еще и в условиях колоссального снижения доверия населения к судам. Не думаю, что без его участия удалось бы достичь таких результатов. Знаете, есть такие вещи, которые всем неприятно делать. Например, сказать: «Мы тебе не доверяем». А общественность это сделала.
Я осознаю, что не на сто процентов они попали, ведь одному Господу известно, кто достойнее. Возможно, кто-то менее достойный прошел, а достойного несправедливо лишили возможности войти в состав Верховного Суда. Но в историческом измерении это был, как, по-моему, важный шаг для Украины. Возможно, в обычной жизни это не лучшая практика, когда общественность так уже влияет на отбор судей, потому что все должно быть процедурно – у кого полномочия, тот и принимает решение. Однако в нашем случае эта «одноразовая акция перезагрузки» имеет право быть не совсем совершенной, но результативной.
— Участники говорят, что конкурс был изнурительным. Кое-кто жаловался именно на практическое задание – написание судебного решения. Вам, наверное, здесь было легче, потому что вы имеете такой опыт. Или все же были сложности?
— Мне было проще, чем адвокатам и ученым, ибо я в свое время написала тысячи решений. Преимущество для меня было также в том, что корпоративное законодательство – это моя специализация. Если бы было задание, скажем, интеллектуальной собственности, то и мне было бы труднее. Я не могу сказать, что не знакома с этой сферой, потому что рассматривала такие дела. Но она очень многовекторная, каждый вид интеллектуальной собственности имеет свои особенности. Поэтому здесь сложнее. Еще условия были таковы, что ты должен был принести с собой нормативные материалы. Но все, же взять было просто физически невозможно…
— А в памяти нереально все удержать.
— Да, это нереально. Но я вам скажу, что вообще опасно для судьи все запоминать. Если будешь полагаться на память, будешь иметь много шансов, ошибиться, ведь законодательство постоянно меняется. Важно осознать и помнить основополагающие принципы, которые должны стать частью твоей сути, и правовое чутье.
Так вот, возвращаясь к экзамену: кажется, что большинство конкурсантов страдали не от недостатка опыта, а, скорее, из-за нехватки времени. На все было пять часов. Два из них я потратила на прочтение материала, который выдали. Делала это внимательно и придирчиво. Затем нужно было время, чтобы разобраться, где находится баланс интересов между участниками спора и найти нужные нормы права. Я еще, кстати, накануне, думая, как подготовиться, пересмотрела руководство по написанию судебных решений. Во время экзамена мне это очень мешало, ведь я поставила цель написать совершенное решение.
В задании было сказано: нужно написать постановление и, если вы можете, то и правовую позицию. Думаю: «Конечно, могу!» Она у меня в голове сложилась. Я все набросала на черновик. Начала переписывать на чистовик. И тут сказалось то, что мы уже много лет не пишем от руки. Начала излагать обстоятельства дела, смотрю — прошел еще час. Начала уже волноваться, потому что поняла, что не имею времени написать все, что я себе планировала. Поэтому решила выкладывать главные аргументы, чтобы те, кто будут проверять работу, поняли, почему я принимаю именно такое решение.
Далее – резолютивная часть, на которую мне нужны были чисто физические силы, чтобы успеть написать (для конкурсантов, которые не были судьями, это, наверное, требовало больше времени). Я еле дописала то постановление. Когда все закончилось, не могла еще долгое время отойти. После экзамена мне нужно было ехать в командировку, то я оттуда прямо на поезд. Даже уезжая, все время думала о своей работе. Очень волновалась из-за того, что не успела продемонстрировать все, что хотела. Такой стресс, я думаю, получили большинство участников. И не потому, что не хватало знаний или опыта, а именно из-за нехватки времени.
В жизни судья над делом работает порой очень долго: пока прочитает все тома, осознает суть дела, изобретет главный аргумент, который обоснует, почему он склоняется именно к этому решению.
«90 ПРОЦЕНТОВ СПОРОВ ДОЛЖНЫ ЗАКАНЧИВАТЬСЯ В ПЕРВОЙ ИНСТАНЦИИ»
— Вы как судья Верховного Суда, какие ставите себе задачи?
— Себе лично я никаких задач не ставлю. Это коллективная работа. Здесь не должно быть каких-то персональных амбиций. Мы соберемся, сначала будем заниматься развитием суда – изберем председателя, поделимся на коллегии и прочее. Есть много организационных моментов, которые не является высокой целью, но очень важны для нормального функционирования будущего суда.
В зависимости от того, какие полномочия мне поручат, буду стараться выполнять их как можно лучше. Очень большим будет психологическая нагрузка. Много людей друг друга не знают. Распределиться по коллегиям – это тоже будет не простое дело. Думаю, было бы разумно в каждой иметь, кроме судей, ученого или адвоката, это значит смешать потенциал. Конечно, нужно будет учитывать пожелания самих судей, ибо комфортная работа внутри коллегии – это очень важно.
Какими мы должны быть все вместе как Верховный Суд? Самое главное – профессионалами и способными к развитию и обучению, чтобы мы могли соответствовать этому высокому доверию. Кроме того, мы должны будем ежедневно и ежечасно заботиться о возвращении доверия людей к суду.
— Верховный Суд – самая высокая в Украине судебная инстанция. На вас возложена большая ответственность.
— Знаете, я имела счастье ощущать, когда даже та сторона, которая, условно говоря, дело проиграла, благодарила суд за принятое решение. В свое время мне пришлось работать с судьей, на решения которой в течение длительного времени не поступало жалоб. И это не потому, что только она принимала законные решения. Просто она умела говорить с людьми.
Основная часть правосудия происходит в судах первой инстанции. Итак, про авторитет их решений нужно заботиться, прежде всего. Это, конечно, зависит как от самих судей, которые там работают, так и от многих других факторов. На авторитет первой инстанции должны работать и Верховный Суд, и Национальная школа судей, и все государственные органы. Именно в первой инстанции должно заканчиваться 90 процентов споров, чтобы ни у кого не было необходимости обжаловать решение.
Еще некоторая часть – в апелляционной инстанции, и лишь в сложных правовых делах, где нужно не только исправлять неправильное судебное решение, но и нарабатывать видение правовой позиции, — в Верховном Суде. Эту работу нельзя сделать быстро. Придется потратить годы. Но главное – понимать, куда мы идем, и на чем должны концентрироваться.
Еще раз повторяю: в судах первой инстанции. Конечно, нет такого инструмента, который в одну секунду может все изменить. Поэтому мы и не можем ожидать мгновенных результатов. Однако все равно уважение людей нужно возвращать. Потому что есть те, кто посетил суд, и теперь не доверяют и не уважают его. Но имеют такие, же чувства и те, кто никогда там не были. Это означает, что на них есть влияние – друзья рассказывают, другие ветви власти не жалеют слов. Нам в такой ситуации нужно сосредоточиться на лучшем. Потому что мы все время концентрируемся на том, как не допустить кого-то одного плохого. И то, что в этом процессе потеряем пятерых хороших, нас не интересует.
Мы подчеркиваем, что некоторые судьи берут взятки. А почему нет информации о том, как судьи становятся на защиту нарушенных прав?! Нам нужно сосредоточиться на честных судьях различных инстанций и делать ставку на них. Конечно, по ходу должны «отсеивать» тех, кто не отвечает требованиям общества к судье. Но мы этого не сделаем, если не будем питать здоровую часть судейского корпуса. Без самоочищения судебной системы не может ничего произойти.
Я лично надеюсь, что большинство людей, которые попали в состав Верховного Суда, осознают свою ответственность. Думаю, что это авторитетные специалисты из числа тех, кто согласился принять участие в конкурсе. Никто не хочет потерять приобретенный в течение всей жизни авторитет. Если бы у меня не было надежды на то, что можно что-то изменить к лучшему, я бы своей репутацией не рискнула.
— А вы готовы жить, так сказать, «под лупой»? Потому нужно постоянно подавать декларации, а внимание прессы будет повышенным и придирчивым.
— Если бы я сказала, что мне безразлично, вы бы мне не поверили. Но я понимаю, что когда ты имеешь бизнес или просто хорошую работу, которая не связана с государственной службой, ты являешься человеком свободным, и тебе все можно. Как только ты переступаешь порог какой-то государственной институции, все меняется и тебе уже много чего нельзя. От природы я человек скромный. У меня нет потребности, иметь то, чего не подобает иметь судье, и делать то, от чего должен воздерживаться судья. Поэтому я буду продолжать жить так, как сейчас. Все, что мне необходимо для жизни, я имею. Поэтому, надеюсь, что моя личная жизнь не будет так уж интересовать прессу.
Что же касается профессиональной деятельности, то я и сейчас публичный человек. Единственное, что пугает, это когда журналисты начинают нарушать этические нормы и пересекать границу. Причем не только они, а иногда и активисты. Я помню, как во время революционных событий какие-то люди ворвались в стены Верховного Суда и начали таскать за шкирки и тех лучших, на которых только и держится надежда. Они же не разбирались, кто есть кто. Забежали и всех подряд начали толкать, пихать в спину, унижать. Перенести такое мне, пожалуй, было бы очень сложно. Я бы не хотела иметь такой стресс.
Я способна рассказать, почему приняла то или иное решение. Хотелось бы, когда задают такой вопрос, чтобы и ответ послушали. Потому что иногда журналисты ищут какую-то сенсацию и, замечая, что ее нет, даже не слушают, что ты отвечаешь.
Смотрите, мы говорим об открытости суда, понимая, что процесс будет публичным, двери суда открыты (в том числе для прессы), решения будут обнародованы и все такое. Но это вовсе не означает, что судье можно задавать любые вопросы, в том числе не совсем этического плана. Поэтому еще одной нашей задачей, я думаю, будет наработки или обновление правил обращения с прессой. Мне бы не хотелось, чтобы меня встретили где-то в магазине или в другом месте, где я простой человек, и начали снимать. Есть некоторое пространство, где я должна иметь возможность быть без прессы. Должна быть какая-то граница.
Да, мы, как судьи, должны понимать, что являемся служащими, и все, что касается нашей работы, мы должны освещать. Есть только определенные исключения, например, относительно тайны совещательной комнаты. У нас есть определенные правила. Думаю, так же они существуют и у журналистов. Нам нужно уважать друг друга. Пресса делает свое дело, а суд – свое.
Еще один момент: мне кажется, что унижение суда – не в интересах общества. Я не совсем понимаю, когда другие ветви власти поливают суд грязью. Мы же не видим, чтобы председатель Верховного Суда в своем выступлении «пропесочивал» Верховную Раду. Хотя к ней у нас тоже есть требования и претензии. Я считаю, нужно не только бороться с негативными явлениями, но и поддерживать авторитет друг друга. Тогда нам удастся добиться того, чтобы люди уважали власть.
Автор: Ольга Москалюк
Источник: «Цензор.НЕТ»
Перевод: BusinessForecast.by
При использовании любых материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт BusinessForecast.by обязательна.